The Souls cannot Die: Before the End

      Течение дня нельзя было назвать привычным, подчинённым строгому укладу идеального дворецкого. Ранее этот порядок сопровождал его мысли изо дня в день. Всё раскладывалось по полочкам и не казалось чем-то из ряда вон выходящим.       Теперь же недавние эмоции утихли, и на смену им пришло привычное хладнокровие, способствующее рассмотреть произошедшее со стороны.       Пока господин был занят с лучшими преподавателями Британии, Себастьян быстро передвигался по поместью, выполняя свои обязанности. Слуги были отосланы в город за необходимыми припасами, поэтому никто не мог видеть стремительно перемещающуюся тень по коридорам огромного особняка: та перебегала из комнаты в комнату неслышно и неприметно. После её ухода каждое помещение блестело чистотой и приобретало первозданный вид, коего нельзя добиться человеческими усилиями.       Однако, в одном из коридоров этот неясный фантом приостановил свой бег. Размытые очертания приобретали чёткость линий, складывающиеся в мужской силуэт, по мере того, как он приближался к одной из дверей. Когда остановился рядом, на деревянное полотно упала ясная тень "человека", от которой, казалось, в воздухе, пропитанном тишиной и напряжением, начнут сверкать искры.       Себастьян положил руку на массивную блестящую ручку и замер: за дверью находились покои девушки. Его взгляд стал пронзительнее, будто перед ним не было никаких преград, и ему было видно сокрытое.       Накануне Михаэлис долго не мог принять тот факт, что Мари сотворила нечто, отчего граф даже не помнил напряжённых ночных часов, когда верный дворецкий не отходил от него. После пережитого неотвратимо приближающегося отчаяния, что юноша может просто не выдержать захватившей его хвори, видеть Сиэля, не тронутого никакими последствиями болезни, было весьма странным. Небывалое для демона робкое облегчение захватывало его, когда господин раздавал свои приказы с привычной холодностью и уверенностью.       Слуга весь день внимательно присматривался к милорду, получая настороженные и весьма злые в ответ взгляды. Фантомхайв, не выдержав подобной "слежки", отправил дворецкого восвояси из поместья и велел возвращаться не раньше времени своего отхода ко сну.       Несмотря на приказ, граничащий по сути с унизительной пощёчиной, Себастьян беспрекословно выполнил его. Причём он не был хоть как-то задет — Михаэлис велел Мейлин помочь милорду вечером и отправился в никуда.       Ему казалось всё нереальным, как будто некто загипнотизировал его, создавая чуждую иллюзию, которая вроде и похожа на правду, и одновременно вызывает яркое чувство, что все вокруг — лишь искаженное отражение реальности.       Думая об этом, демон не мог не пойти на поводу у своего желания увидеть жницу и расспросить обо всём. И сделать это настойчиво, не давая девушке шанса увильнуть или хоть что-то скрыть — он готов был применить разные методы, любые... Однако, приказ не давал ему возможности вернуться в поместье раньше положенного срока.       Себастьян был и растерян, и в нём разгорался невиданный доселе азарт хищника, который учуял запах и вкус крови своей жертвы, уже раненной им. Она сама дала ему ощущение этого кровавого возбуждения, граничащего с яростностью. Раньше были домыслы, сейчас — данность, которая не позволяла спокойно принять ново открывшееся способности Мари.       Девушка не подходила под его немалые знания многих существ, населяющих миры. Ни одного. Чувство, когда не можешь добраться до разгадки неизведанного и хочешь просто-напросто разнести всё щепки, чтобы понять содержимое, было настолько ярким и необузданным, что земля сотрясалась там, где проходил демон.       Невыносимо!...       Картины вчерашнего дня быстро пронеслись потоком воспоминаний. Себастьян усмехнулся и всё же надавил на ручку, открывая дверь.       Та покорно, вопреки обыкновению своей новой хозяйки, раскрылась, впуская гостя. Вместе с тем, как мужчина ступил за порог, новая лавина памяти объяла своим безжалостным напором.       ...Невыносимо!       Именно в этом настроении Михаэлис вернулся в особняк, когда плотные сумерки окончательно упали на землю, заволакивая темнотой. Несясь в сторону поместья, у него обрисовался в голове чёткий план того, как нужно поступить с девушкой после того, как он убедится, что с господином всё в порядке и тот уже спокойно спит в своих покоях.       И в очередной раз, словно само проведение защищало строптивицу от любого вмешательства, ему не удалось совершить задуманное.       Увидев ту, мечущуюся на простынях, хрипло стонущую в беспокойном сне, который больше напоминал пытку, демон застыл — наблюдал этот вид и не верил тому, что предстало его взору.       После его ухода комната мало изменилась. Вещи, сложенные неровной стопкой, исчезли, как и оружие, которое жница оставляла прислонённым к подлокотникам изысканной банкетки. Оглядев комнату, взгляд Михаэлиса остановился на кровати. Снисходительно мотнув головой на наспех неаккуратно застеленную постель, Себастьян шагнул к ней с намерением привести всё в надлежащий вид.       Медленно приблизившись к кровати, в дворецком просыпался недовольный и невероятно страждущий демон — Мари была самим воплощением агонии: огненные волосы разметались по кровати, одеяло периодически спадало с плеч, которое девушка бесчисленное количество раз возвращала обратно неуверенной рукой; её знобило, она дышала часто и неровно.       Пронесшаяся шёпотом и в то же время громогласная в своей правдивости догадка, что с той происходит, неимоверно заводила и распаляла. Мари — единственное существо, исключительное. И не важно, что та будет делать, говорить или думать: она — его!       Михаэлис сел на край постели и безумным взглядом смотрел на девушку, обагряя ту неровным красным светом. Теперь ему было понятно, что сегодня ночью сделало это существо — приняло на себя мучения графа. Мари не могла видеть, как черты лица мужчины резко заострились, придавая его виду враждебность и обещание смерти. Губы растянулись в улыбку, которую нельзя было заметить ни у одного человека в этом мире: потусторонняя, угрожающая, коварная. Глаза отражали саму бездну, полыхающую необузданными языками негаснущего пламени.       Упершись руками по обе стороны от неспокойной жницы, Себастьяна затопило желание подчинить, поглотить, взять всё! Комнату объяла тьма, чернилами расползаясь по всему пространству. Своими дьявольскими руками она забирала всё на своём пути, не давая свету и шанса отстоять хоть пядь. Девушка, будто почувствовав эту неясную угрозу даже через болезнь, раскрыла глаза, осматривая чёрную от демонического мрака комнату. Она попыталась встать, но Михаэлис резко обхватил её предплечья руками и не позволил ей сбежать от себя. От тьмы, которой стал он сам.       — Не вставай, — голос, в котором сквозил металл и предупреждение, сопроводил темноту, куда погружались покои Мари.       От того, что жница, ничего толком не понимая, всё же продолжает неосознанно противиться, Себастьян злился. И эта злоба подпитывалась ещё одним — тем, что вообще испытывает подобное.       И без того неровное дыхание Мари стало еле слышным. Взгляд мужчины приобрёл ещё большую колкость, когда та стала задыхаться, стараясь заглотнуть хоть каплю спасительного воздуха. Девушка откинула голову на подушку. Вены на шее вздулись. Она боролась с удушьем и с тем, что его вызывало, будучи вне своего сознания. Отталкивала от себя опасность, которая была рядом с ней на кровати и голодно пожирала глазами.       Сила, покидавшая Михаэлиса, могла легко убить жницу: его ярость равномерно выходила из под контроля, давя на Мари. Сейчас она была беззащитна перед его напором. Демона это пьянило, вводило в кровавый экстаз. Давало почувствовать себя тем, кем он являлся на самом деле. Последние годы он не мог дать себе в волю насладиться этим в полной мере из-за контракта...       Однако, при взгляде на задыхающуюся девушку, Себастьян дрогнул и взял себя в руки, с бессилием понимая, что подобное вряд ли было под его неусыпным контролем — "нечто" в нём воспротивилось страданиям жницы. Пальцы, облачённые в белую ткань и стискивающие влажную простынь, неуверенно разжались. Михаэлис видел, как она боролась, показывала, что не сдастся ему. Ни под влиянием уговоров, ни умелых манипуляций, ни физического воздействия. Не позволит кому-то ею руководить. Скорее умрёт, но не станет марионеткой...       Чернила мрака неуверенно стали рассеиваться, открывая взору обстановку комнаты. Руки тьмы на дальней стене разомкнулись и постепенно освобождали то, что захватили ранее. Медленно проступали очертания стен, мебели, зашторенного окна.       Белое пятно на прикроватном столике-тумбе попало в поле зрения демона. Он перевёл взгляд туда и широким шагом преодолел расстояние. Медленно взял лист бумаги, испещрённый витиеватым знакомым почерком.       Моё почтение Его Светлости.       До вечера.       Мари       Мужчина усмехнулся осторожной лаконичности короткой записки: девушка могла несколькими словами обозначить свои намерения. Михаэлис сложил листок и убрал в карман фрака.       — До вечера... — прошептал он в никуда.       Снова взглянув на кровать, дворецкий смелым жестом, как и вчера, откинул покрывало вместе с одеялом. Мятые простыни, следы от когтей, красные капли, кровавые разводы — стоило откинуть полог, как открывались события этой ночи.       Михаэлис не мог предполагать, что может выпасть из реальности. И не мог представить, что его выведет обратно мягкое прикосновение — ласковое, внимательное и такое изумительное в своей щедрости. В том поцелуе был целый шторм эмоций...       Испуг в зелёных глазах, когда он встретился с ними взглядом, лишь подтолкнул к продолжению. Вчера Себастьян был пьян от её беззащитности, сейчас на него накатывала эйфория, что вот она... сама потянулась к нему, одаривая твоим теплом и благодарностью. Восторг от окончания его борьбы. Добровольное согласие, оправдавшееся ожидание и триумф победителя.       Поглотить без остатка, вобрать в себя эту открытость, получить отданное в его распоряжение само желание девушки, быть частью её тайны — эти желания сплелись в безумный комок, разрастающийся и подчиняющий даже демона, который усилился и стал неуёмным. Похотливое сумасшествие, окатившее его, когда Себастьян ощутил, что она затронула в нём то самое "нечто" своим жадным поцелуем: Мари ласкала его зверя, и тот из безжалостного убийцы становился урчащим питомцем в её руках. Михаэлис не давал отстраниться и не упускал этот момент, который вгрызался в его память, становился его плотью и кровью.       Они стали не просто близки — переплелись своими душами. Невероятное стремление друг к другу, поглотившее обоих, было откровенным в своём желании и восхитительным в буре чувственности, но не могло сравниться с тем ощущением, когда Мари проникла ему под кожу. Он чувствовал её внутри! Не смел препятствовать, лишь брать ещё больше и не отпускать это мгновение, ставшее для него сакральной вечностью.       Не останавливаться, вбиваться в неё, достать саму суть, чтобы та стала его без остатка, не утаивая ни единой капли. То, как она отвечала, давала ему путь к себе и в себя, становилось удушающим в своём восхищении ею. Все мысли, направленные только на это желание, воплотились в алчные слова, призывающие к себе, отмечающие, что у девушки нет пути назад...       Вопреки словам Мари, охотник не добился того, чего безудержно страждал всё время с тех пор, как встретил её — девушка не стала принадлежать ему. Она сохранила неподвластность его воле. Себастьян рассматривал отсутствующим взглядом следы их совместной ночи, и к нему невольно приходили воспоминания наступившего утра.       — Продолжаешь сопротивление?       — Если тебе удобнее думать так, не смею мешать. Ты сам когда-то сказал, что я не могу ответить на вопрос, кто я. Я не знаю, понимаешь? ... Не нужно лезть в то, что даже для нет меня нет хода.       Неопределённость и желание узнать порой по силе доходили до жизненно необходимых — фундаментом для дальнейшего существования.       Мужчина сел на край постели и теперь тщательно обдумывал их разговор. Озвученные фразы и испытанные ощущения вновь проходили сквозь него и подвергались тщательному анализу. Выходило именно так, как обозначила ему жница: Мари не сможет сказать, кто она... "Кроме Легендарного, разумеется, — отчётливо сформировался вывод".       Чернильные брови нахмурились. Взгляд стал острее и пронзительнее. Догадка маячила на краю сознания, но не находила своего пути. А обращаться к жнецу означает бросить тому вызов: Себастьян видел, как тот оберегает девушку. Несомненно, он знает о ней если не всё, то почти всё. И если пойти именно таким путём, то неизвестно, как отреагирует сама Мари...       Мысль застопорилась именно на этом моменте рассуждений, который ясно обозначил его отношение к реакции девушки: опасение. Голова скорбно опустилась. Рука накрыла горестно прикрытые глаза. Через несколько мгновений лицо озарилось коварной ухмылкой, которую закрывала широкая ладонь.       Мужчина медленно поднялся и выпрямился. Руки опустились по швам. По щелчку пальцев кровать за спиной преобразилась. Ничего не указывало на то, что происходило здесь. Обернувшись к постели через плечо, Себастьян оглядел свои "труды" и мягко усмехнулся.       — Верно, Мари. До вечера, — тоном заправского искусителя тихо произнёс он.       С последним звуком глубокого бархатного голоса комната опустела.