Никогда

      Валентин поднял голову с колен Ричарда и попросил: — Пожалуйста, Ричард, поехали к детям! Я ужасно хочу их увидеть! Через полчаса они уже тряслись в телеге по проселочной дороге. Мартин, отец Ричарда, сидел на облучке с таким видом, будто бы его вынудили проведать внуков. Однако, было видно, что он возбужден предстоящей встречей. Когда они вошли в номер, в котором остановились омеги с детьми, одиннадцатимесячный альфа, Алан, игравший на полу, неловко встал на четвереньки, а затем, опираясь на стену, и на ноги. — Папа! Папа! — пролепетал он и, сделав несколько нетвердых шагов, вцепился в штанины Валентина. Омега опустился на корточки, мягко обнимая сына. Теперь он чувствовал, что все хорошо. Он там, где должен быть. С теми людьми, с которыми должен и хочет быть. Он наконец-то дома! Тем же вечером отец Ричарда принялся расспрашивать Валентина о его планах. Выслушав, он похмыкал и сказал: — Еще одни отшельники. — Не совсем, — улыбнулся Валентин. — Мы не запремся на планете, не будем отрицать важность прогресса. Наоборот, уже сейчас ясно, что Нетинебудет обязан стать одним из центров культуры и науки! Мартин ответил: — Согласитесь, Валентин. Это возможно только благодаря ему, — он кивнул в сторону малыша, игравшего со своими братьями. — Без него ваша затея создать идеальное общество обречена на провал. Валентин с нежностью посмотрел на своего старшего сына. — Вы совершенно правы, господин Мартин. Без него я ничего бы не достиг. — Вы много говорите о свободе воли, о том, что не будете управлять чужими жизнями. Однако, чем, как не контролем, назвать всю деятельность Питера? Он ведь управляет всем: от погоды до мыслей жителей. Ни одного преступления не произошло на Нетинебудет за все это время, верно? Валентин согласно склонил голову, — Можно долго спорить о том, является ли право совершать преступление частью свободы, но вот право не быть убитым, ограбленным, и изнасилованным уж точно является правом каждого! — И все же, — добавил Мартин. — Человечество не способно жить в мире с самим собой, если нет сверху давящей силы. — Сейчас не способно, — кивнул Валентин. — Нет даже смысла спорить об этом. Но у меня есть уникальная возможность построить мир, используя весь накопленный опыт разных режимов правления, не повторяя их ошибок. Разве это не прекрасно? — Прекрасно до тех пор, пока не иссякнет сила вашей чудо-машины. А если это произойдет, вся ваша утопия развалиться, как карточный домик! Валентин все также вежливо улыбался. Это была не первая пикировка на подобную тему и, не сомневался, не последняя. — Может быть и рассыплется, — ответил он, внутренне содрогаясь от подобной перспективы — что может быть страшнее потери ребенка? — А может быть человечество сможет найти в себе силы намертво склеить свой карточный домик. В тот вечер ни один из них-таки не убедил другого. *** «Александр Великий» — одиннадцать километров в диаметре, смотрелся рядом с основным телом Малыша, как арбузная семечка рядом с арбузом. Малыш занял место на периферии системы, в которой находилась планета Нетинебудет — иначе его сила гравитации влияла бы на всю систему, нарушая ход планет. Завтра, максимум послезавтра, они уже спустятся на твердую землю. Малыш, его человеческая ипостась, казалось, был чем-то взволнован и напряжен. Он не играл, как обычно с детьми, и не общался с людьми на корабле, в попытках постичь человеческую природу. — Что с тобой? — спросил Валентин, опасаясь того, к чему могут привести эти страхи. — А если тебе не понравится? Все, что я сделал? — неуверенно спросил он. Валентин улыбнулся. Откуда эта неуверенность у существа, почти всемогущего. Совершенно детское, такое непосредственное и наивное желание сделать так, чтобы папе было приятно. Вот только обычно дети волнуются, показывая новый рисунок, а не измененную планету. — Я уверен, что ты все сделал наилучшим образом! — уверил его Валентин. *** И вот, они ступили на землю волшебного острова для мальчика, который никогда не станет взрослым. Пахло свежескошенной травой, заливались щебетом птицы, за прозрачным куполом космопорта паслись олени, косившие взглядом на людей, вышедших из дверей. Малыш протянул руку, и один из оленят неуверенно подошел и ткнулся в подставленные детские ладошки. — Это самый обычный олень, — произнес Малыш, и Валентин заметил, что он не разжимает губ. Но его голос слышал каждый, в своей голове. — Он ест траву, его могут съесть волки… Единственное — ни он, ни хищники, никогда не причинят вреда человеку. Если только человек не причинит им вред первым. Вот главный закон Нетинебудет — не причиняйте никому вреда! В столовых и кафе есть прекрасное мясо, если вы любите охоту — для этого есть отдельные зоны. В остальном вы свободны — до той границы, за которой начинается чужая свобода. — Что ты такое? — крикнул кто-то из толпы. Малыш склонил голову набок и произнес, копируя интонации Валентина: — Я — комплекс свойств, способных изменять привычный вам мир. Я всеведение, всемогущество, вездесущность. Или нет — почти всемогущество, почти вездесущность и почти всеведение. Я существую для того, чтобы помогать вам, людям становится лучше. Делать лучше вашу жизнь. Малыш помолчал, покачался с пятки на носок и добавил, хитро улыбаясь: — А еще я человек. Мальчик по имени Питер Эркарт. И этим я особенно горжусь. *** Город, пока что единственный на Нетинебудет, казался частью пейзажа. Он был построен на морском побережье, и стены его домов, облицованные камнем сливались со скалами, а огромные окна — с высоким, прозрачным небом. Здесь легко дышалось. Валентин поселился в небольшом домике на отшибе, на самой границе между городом и огромным безлюдным пространством. Из окон было видно море. Ричард поселился вместе с ними, и они уже не таились от общественности, подтверждая, что свадьба уже не за горами. У них у обоих было много свободного времени, несмотря на то, что Ричард исполнял обязанности шефа полиции, а Валентин курировал город в целом, разговаривал с поселенцами. Все равно у них оставалось достаточно времени, чтобы насладиться друг другом. Иногда малыш вылавливал шпионов содружества или просто людей с криминальными наклонностями, исправить которые, не прибегая к коррекции личности возможности не было. Их приходилось депортировать. Правителям планет, входивших в Содружество не нравилась растущая мощь Валентиновой вотчины, но им приходилось мириться с его существованием, особенно после того, как малыш свел с ума команду корвета, пытавшегося войти в систему звезды, вокруг которой вращалась его планета. Большая часть команды являлась сбродом со всего обитаемого космоса, но несколько человек — землянами, и всего несколько месяцев назад они носили форму Военно — Космического флота. В остальном жизнь была прекрасна. Они медленно, но верно двигались вперед. Менялись сами и меняли мир. К лучшему, Валентин надеялся, что к лучшему. В этом новом мире, возникновение которого происходило на глазах, не было места боли, болезням и преступлениям. Только труд, не иссушающий, лишающий сил, а труд, приносящий радость и удовлетворение. Место было любви — чистой, как вода в горном ручье, потому что она не несла в себе ревности и неуверенности. Это было главным. Люди, жившие здесь, не опускали голов, и не сутулились. Они жили так, как подобает жить людям. Никто не знает, каким будет будущее, нечего и гадать. Единственное, что может сделать каждый человек — жить в ладу с самим собой и своей совестью, и тогда мир вынужден будет становиться лучше. В таком деле лучше не спешить. Однажды вечером Малыш сказал: — С тобой хочет поговорить один… человек. Давно такого не случалось, кажется, все, кто застрял в Малыше в виде информационных копий, уже передали свой последний привет. Валентин кивнул и ушел в спальню, лег, закрыл глаза, позволяя Малышу перенести свое сознание туда, куда требовалось. Валентин все еще не мог облечь свое знание о сыне в словесную форму, хотя теперь, кажется понимал его суть лучше, чем самого себя. Он очнулся в саду, который горел осенней листвой. Небо над ним было бездонным и черным, а из-под шуршащего ковра листьев пробивался яркий солнечный свет. Валентин встал, чувствуя небывалую, забытую легкость здорового тела, от которой давно отвык и которую всегда обретал здесь. Он подкинул ярко-алый лист, похожий на кленовый, и долго наблюдал, как он медленно парит вверх, к кронам деревьев, а потом возвращается назад. — Здесь живет художник, проспавший курс физики в школе, — негромко сказал Валентин. — И снились ему очень необычные сны. — Вы почти угадали, — произнес чей-то голос. Существо, выступившее из-под тени деревьев не было человеком. У него были большие, грустные глаза на узком лице, светло-голубого цвета. Тело, высокое и тонкое, приспособленное для полета покрыто было огромными крыльями, мягкими даже на вид. Существо щелкнуло клювом и произнесло: — Я твой предшественник, Валентин. Валентин присел на пенек. — Это ваш настоящий облик? — спросил он, разглядывая одного из создателей малыша. Существо щелкнуло клювом. Валентин понял — он так смеется. — Нет, — ответило существо, опускаясь на листья. — Мне давно надоело мое тело. Оно тебя смущает? Я могу принять более антропоморфную внешность. Валентин покачал головой. — Я хочу тебя поблагодарить, Валентин. Я уже было начинал отчаиваться, что моя миссия закончится провалом. — Что с вами случилось? — То, что рано или поздно случается со всеми. Наша Вселенная умерла. А потом родилась новая — ваша вселенная. Жалеть здесь не о чем. Это красиво и грустно, подумалось Валентину. — Наша история была не менее кровавой, чем ваша. Должно быть, желание разумных причинять друг другу вред тяжело искоренить. Но, в конце концов, наш разум победил, и мы научились жить в мире. Потом мы создали его. Ты называешь его Малышом, мы называли его — Дитя, он действительно был нашим общим ребенком, нашим продолжением… Вот собственно и все. Теперь я вижу, что он в надежных руках. Спасибо тебе, и прощай. Удачи тебе, Валентин! Уверен, у тебя и твоей расы все получится. Валентин очнулся и, не открывая глаз, почувствовал рядом присутствие Ричарда. Тот спал, по своему обыкновению, на боку, так, чтобы видеть лицо своего омеги, едва открыв глаза. Валентин поднялся, подошел к окну, отдернул штору. Море горело. Переливалось разными цветами, гораздо ярче, чем на Земле. Валентин вышел на улицу, закутавшись в рубашку Ричарда. Он неторопливо шел по кромке воды, уткнувшись носом в ворот рубашки, и вдыхая запах любимого, моча босые ноги в сияющем великолепии, и вздрогнул, когда услышал голос позади: — Валентин! Любовь моя! Омега обернулся и засмеявшись, неловко взмахнул руками. Рубашка упала в воду. Ричард подбежал к Валентину, поднял его на руки, закружил, поднимая тучи брызг. Они долго веселились, и плескались на побережье. Валентин и раньше плавал, как собака, а теперь и подавно пошел бы ко дну. Потом, устроившись на песке, они долго смотрели на звездное небо. Потом Валентин сказал: — Почему бы нам не пожениться? — Действительно, — откликнулся Ричард. — Почему? Свадьба их, спонтанная и шумная, состоялась через два дня. Оба жениха, одетые в простые рубашки и брюки, сияли гораздо ярче самых праздничных нарядов. «Красивый конец невероятной истории» — называли ее журналисты со всего обитаемого космоса. — Глупости, — сказал Валентин, пролистывая статьи. — Какой же это конец, если это начало!