Никогда

У Валентина был посетитель — капеллан «Александра Великого», отец Себастиан. Поэтому Рассел не стал им мешать, а остался за дверью. Через полуоткрытую дверь ему неплохо было видно и слышно то, о чем говорят святой отец и его супруг. Он что-то тихо говорил, поглаживая полулежащего омегу по руке. Валентин улыбался из-под кислородной маски. Священник достал из кармана странные четки, состоявшие из бусин разной величины и цвета. — Это лютеранские четки, сын мой, "Жемчужины жизни", я католик, сын мой, но их идея показалась мне забавной…. У каждой бусины свое значение. Капеллан вложил четки в руку больного и осторожно сжал непослушные пальцы. — Вот эти две красные бусины - символ любви, к примеру. Но я хотел бы, чтобы ты сам создал свои четки, привязал каждое воспоминание, важное для тебя, к оригинальной бусине…. Вот у меня с собой и набор имеется. Может, мы что-нибудь подберем? Валентину говорили – что-то перебирать в руках полезно для мелкой моторики. Так почему бы не четки? — Вот, например, супруг твой, Рассел. Какой камень ты для него выберешь? Может быть бирюзу? Это символ вечной любви, или розовый турмалин? А вот еще гранат…. Нет? Валентин пока не мог толком говорить, только кивал или издавал хриплые звуки. Священнику пришлось перебрать весь свой запас бусин, пока они наконец не остановились на пирите. — Хороший выбор! — обрадовался отец Себастиан, нанизывая бусину пирита на толстую нитку. — Говорят, пирит помогает сохранять семейные отношения…. И увеличивает силу альфы. «Нет, — подумал Рассел. — Просто пирит — золото дураков. Не все то золото, что блестит» Священник начал собирать свои самоцветы, когда Валентин задержал его, жестом и мимикой попросив оставить несколько бусин: обсидиановую и малахитовую. — Обсидиан это — Враг? — тихо спросил священник, наклоняясь самому лицу омеги. Тот кивнул. — А малахит? Это защитный камень. В древнем Риме его вешали над колыбелью. Валентин помотал головой, показывая, что не хочет об этом говорить. Отец Себастиан принялся собираться — полковник был не единственным на корабле, кто жаждал утешения. Рассел решился наконец зайти в палату. Это была не первая их встреча, но до этого их окружало слишком много людей. Рассел присел рядом с кроватью, не поднимая глаз, и разглядывая узор на одеяле, которым был укрыт его муж. Валентин пошевелил пальцами, привлекая внимание. — Что? — спросил Рассел. — Ты хочешь что-то написать? Омега бледно улыбнулся. Альфа подложил под руку планшет. Какое-то время они оба молчали. Валентин сосредоточено набирал текст, а Расселу просто нечего было говорить. Сегодня утром его вызвал к себе адмирал Корсини, ставший главнокомандующим после смерти деда. Он озадачил Моргана, предложив ему осуществлять слежку за собственным мужем. Якобы, у контрразведки есть к нему вопросы, которые не стоит задавать в лоб. У какого-то параноика возникла мысль, что во время переговоров с Врагом Валентин сумел заключить с ним некое соглашение, и кто знает, чем это обернется для землян? Расселу стало смешно — Валентин, само благородство, вступил в сговор с противником? Легче поверить в то, что луна сделана из сыра! Потом он долго об этом думал. Сознательно его муж никогда бы не совершил предательства, но что если его обманули. Кто знает, на что способна изощренная логика Врага? Никто не знает. Расселу дали карт-бланш на любые действия, лишь бы они принесли результат и не всколыхнули общественность. Полковник Валентин Дитер Морган был сейчас всеобщим любимцем, обходиться с ним следовало как можно бережнее. Бережнее — значит никаких допросов и прочих нелюбезных действий. Валентин наконец дописал свое послание. Это далось ему нелегко — пальцы не слушались. Надо развестись. Счета оплачивать буду, не беспокойся — Надо развестись. Счета оплачивать буду. Не беспокойся. — Прочитал Рассел вслух и рассердился. Ему легко говорить! Его теперь на руках носить будут. А где останется Рассел? Бывший муж героя…. Это просто отвратительно! Нет уж, дорогуша! Никуда мы друг от друга не денемся, подумал Рассел, а вслух очень мягко сказал: — Ну что ты, милый. Раньше у нас не все было гладко, это правда – тут уж я виноват. Но мы ведь можем начать все сначала. Валентин снова попросил планшет: Зачем тебе калека. Деньги нужны? Отдам - Зачем мне калека? — переспросил Рассел. — Милый мой, ну что ты! Когда я узнал о том, что могу потерять тебя, действительно потерять… Я так испугался. Он поцеловал тонкую дрожащую руку – это помогло спрятать глаза. Валентин смотрел на супруга молча. Глаза его подозрительно блестели. — Я люблю тебя. Мы ведь столько лет вместе. Прости, если я заставлял тебя думать, будто женился на тебе только из-за денег. Прости меня, чурбана бесчувственного. Затылка альфы коснулась невесомая рука омеги. Через некоторое время Рассел поднял голову и обнаружил, что Валентин уснул. Он тихо вышел из палаты. Два часа требуется для того, чтобы спуститься на шлюпке с дредноута на землю, потом Рассел отправляется в один из любимых баров и знакомится там с очаровательно безмозглым бетой. Тот за новостями явно не следит, по крайней мере, Рассела он не узнал. Секс без обязательств. Что может быть лучше? ~•~•~ Валентин идет, нелепо размахивая руками, время от времени впечатывая ноги в землю с такой силой, будто та под ним качается. Ему тяжело ходить. Ему вообще много чего делать тяжело — дотронуться до носа, или оценить расстояние до предмета. При стопроцентном зрении он вынужден двигаться, словно слепой, ощупывая землю под ногами и прикасаясь к предметам. Валентин подходит к садовой скамейке и, предварительно дотронувшись до нее рукой, садится. У этого всего есть мудреное название на латыни, но Расселу от этого не легче. Куда делась его грациозность? Рассела раздражают все эти мелочи. Наверно, если бы он любил Валентина, все эти мелочи казались бы ему несущественными. Подумаешь, всего лишь странная походка, да руки не могут удержать мелкие предметы…. Но альфа злится, ему стыдно за свою злость, но она от стыда никуда не девается, а становится только сильнее. Валентин сидит, уставившись в одну точку. Лицо его безмятежно, а взгляд обращен внутрь себя — такой взгляд бывает у беременных омег, общающихся со своим малышом. — Валентин… — мягко зовет Рассел, кладя руку на колено супруга. Омега встрепенулся, и мягкое, одухотворенное выражение исчезло с его лица. — О чем ты думаешь? — Как… мы будем… жить? — выталкивает он слова из горла. — Отдельно? Это было бы прекрасно, думает Рассел. Жить отдельно — это то, что надо. Но адмирал Корсини будет против. Он желает, чтобы слежка не прекращалась ни на минуту. Да и Рассел взял неудачный старт: его образ за эти полгода, что Валентин провел в госпитале, растиражирован в СМИ как идеал альфы и супруга. В конце концов, Валентин не единственный, кто вернулся с войны инвалидом. И многих бросили супруги, поэтому положительный образ их семьи был невероятно важен. Неплохо было бы еще завести ребенка, тогда у дедовых миллионов появится наследник, а Валентин станет менее ценным. Рано или поздно его популярность сойдет на нет, он ведь не актер и не политик, и можно будет думать о… О том, чтобы наконец разорвать этот Гордиев узел. Возвращение домой обставляется с большой помпой — вокруг фамильного особняка Морганов, расположенного в зеленом районе Нового Лондона, не протолкнуться было от журналистов. Валентина вывели из машины, аккуратно поддерживая под руки Алекс, папа Рассела и сам Рассел. Адмирал Корсини и мэр Нового Лондона не поленились лично поздравить героя с началом личной жизни и даже остались на обед. А после обеда адмирал в который раз принялся расспрашивать Валентина о контакте с Врагом. При этом и Рассела, и Алекса, и даже мэра бесцеремонно выставили из комнаты. Алекс поманил Рассела к вентиляционному отверстию, едва им удалось избавиться от мэра, намекавшего, что он не против распить что-нибудь из коллекции старого Моргана. — Я… уже рассказал. Все, что знал. Мне больше нечего… добавить. Он больше не причинит нам беспокойства… будьте уверены. — Услышали они тихий, прерывающийся голос Валентина. — Но ты можешь с ним связаться, верно? — спросил адмирал. — Зачем? Что бы вы… использовали его… в своих целях? Вы понимаете, на что он… способен? — Судя по твоим рассказам, он способен на все! — Именно! Представляю… куда вы направите… его мощь…. Вряд ли в мирных… целях. — Пять миллиардов людей, полковник! Пять миллиардов людей погибло во время этой свистопляски! Разве он не должен за это отплатить?! — Я… ведь … уже объяснял вам… что он… что он как ребенок. Как всемогущий ребенок… по мощности сопоставимый… с взрывом сверхновой…. Уничтожить его… не удастся, поставить себе на… службу… тоже. — Но ты уговорил его уйти, полковник. — Потому что он сам… понял. Что это правильно. Он… мне поверил…. Потому что… я сам верю в это. — Он оставил тебя калекой, полковник. Неужели ты не чувствуешь к нему ненависти? — Нет. Человеческое тело слишком слабо для… контакта… с таким существом… — Тебе повезло, что ты теперь что-то вроде священного быка. Но рано или поздно о тебе забудут, полковник, и тогда… — Глупо мне... угрожать. Я ведь могу натравить его на вас. Что-то с грохотом упало, и Валентин протестующе и испуганно вскрикнул. А затем раздраженный и раскрасневшийся адмирал Корсини вылетел из комнаты. Подслушивающих Морганов он, кажется, не заметил и почти бегом покинул дом. Папа и сын удивленно переглянулись. Они заглянули в комнату и увидели сидящего на полу Валентина. Стул, на котором он сидел, валялся рядом, опрокинутый. Омега запрокинул голову и засмеялся, словно безумный.