Никогда

Пирит – это определенно то, что символизирует неудачный брак Валентина. Золото дураков… они оба дураки. Валентин, поверивший в то, что Рассел, Рассел-красавчик как его называли в Академии, мажор из всех мажоров, может полюбить его, ничем не примечательного омегу…. «Хорошие омеги любят плохих альф» - очень верно сказано. Но как он ухаживал. Как он ухаживал! Никто и никогда так не вел себя с Валентином. А он так отчаянно жаждал, чтобы его любили… Рассел тоже дурак: он так боялся потерять свои деньги, что предпочел жениться на омеге, который не вызывал у него ничего, кроме злости. Он еще и пытался переделать своего омегу под себя, но на это Валентин даже при полностью затуманенных мозгах не согласился бы. Ведь у него никогда ничего не было, кроме самого себя. Нашла коса на камень. Эта затея была обречена на провал с самого начала. На Валентине модельные джинсы из прошлогодней коллекции одного из виднейших модельеров и толстовка, купленная десять лет назад на распродаже. Обычное для него сочетание, и это тоже Рассела раздражает. Волосы его острижены настолько коротко, насколько позволяют приличия, почему-то считается, будто волосы омеги — его гордость. Теперь они едва достигают плеч. В руках у него бутылка красного полусухого и пакет с логотипом круглосуточного супермаркета. Рассел зевает и прикрывает рот. — Ты откуда здесь? Разве ты не должен был прибыть завтра? Валентин качает головой. — Я прибыл на курьерском корабле, и уже успел побывать у деда. Он скоро умрет. Дедом он называет адмирала Моргана, тот сам об этом попросил сразу после свадьбы. — Я знаю, — говорит Рассел. — Ну, так сходил бы к нему. Попрощаться. — А ты? Собираешься торчать в больнице? — Да. — Валентин проходит в холл холостяцкой берлоги Рассела, принюхивается. Рассел предусмотрителен: он не водит сюда никого. Для этого у него есть еще одна квартира неподалеку. На кухне Валентин разгружает пакет. В нем несколько готовых салатов, банка кофе и жаркое в вакуумной упаковке. — Будешь меня кормить? — хмыкает Рассел. — Как порядочный супруг? Валентин дергает плечом. — В сущности, я примитивно устроен. И мечты у меня вполне обывательские, знаешь: дом на берегу моря, пара детишек, любимый альфа… Я хочу простого счастья. Но возможность его все откладывается, да откладывается. Валентин оборачивается к Расселу, опирающемуся о дверной косяк. — Я бы с удовольствием кормил тебя завтраками по утрам. Но меня учили убивать, а готовить мужу завтраки как-то не сочли нужным. Рассел затыкает омеге рот поцелуем. Он не любитель разговаривать, тем более на тему работы. Прохладные руки омеги на горячем члене альфы — чарующее сочетание. Они опускаются на кровать, долго, до изнеможения целуют друг друга. Валентин отстраняется первым и цепочкой поцелуев отмечает дорогу от губ к пупку. Расселу хочется зажмуриться и наслаждаться этими прикосновениями языка вокруг пупка, но нужно придать этому хотя бы видимость совместного удовольствия. — Раздевайся, — шепчет он. Манера раздеваться у Валентина — отдельное представление. Если он в военной форме - то педантично складывает вещи на стул, если в гражданской - то расшвыривает вещи по комнате. И то, и другое Рассела раздражает. Оседлав бедра альфы, Валентин скидывает свою идиотскую толстовку. Из джинсов вместе с бельем он выпрыгнул уже давно: у него потрясающая способность выскальзывать из одежды, как змея из старой шкуры. Во всем этом нет ни показной страсти, ни оттенка театральности. Валентин не пытается казаться сексуальным и раскрепощенным — он такой, какой есть. Тело его почти совершенно — это признает даже Рассел. Ничего лишнего: ни грамма жира, ни бугрящихся мышц. На бедре — шрам, появившийся еще в приютские времена. Тело гладкое, белое, никаких волос — от них омега давно избавился из соображений гигиены. Он потрясающе сексуален, этот чертов Валентин. Днем он прячется под одеждой, под военным мундиром, как прятали раньше омег под ворохом тряпок. Днем его можно считать тупым солдафоном, синим чулком, но ночью, ночью Рассел ненавидит его еще сильнее. В постели Валентин совершенно бесстыден, и того же ожидает от партнера. Красота тела для него ничего не значит - ни своя, ни чужая. Тело - лишь сосуд, а его интересует то, что внутри. Иногда Расселу кажется, что с Валентином легко стать чище, лучше. Вознестись наверх, к звездам. Но вот незадача — Рассел боится звезд. И Валентин тоже его пугает, особенно такой: беззащитный, обнаженный, ласкающий себя и Рассела. Он умеет отдавать легко и без сожалений: деньги, любовь, свою жизнь, а Рассел умеет только брать. Они, наверное, могли бы быть счастливой парой, если бы не чертовы звезды в его глазах. Если бы только Валентин был как все другие омеги! Если бы ему нужны были тряпки, машины и бриллианты — это Рассел мог дать. Но он не может дать того, чего этот омега заслуживает — любви, поддержки, заинтересованности и уважения. Рассел — эгоист и трус, и смелость, и благородство, и альтруизм Валентина его злят. Ведь рядом с мужем Рассел выглядит ничтожеством, по крайней мере, в собственных глазах. Он бы с удовольствием лишил Валентина всех его преимуществ. О, тогда бы он наслаждался их браком. Пока Рассел предавался рефлексии и самоуничижению, Валентин приступил к делу, и вскоре альфа почувствовал, будто в груди у него кто-то разматывает тонкий шелковый кокон, нить тянется, доставляя невыразимое удовольствие. Рассел шипит, дергается, стонет. Кажется, еще рывок и произойдет что-то невероятное, сокровенное. Узел набухает и пульсирует нестерпимо, а Валентин — нежный садист, знает: что и когда. Даже здесь он все делает идеально. — Черт! Черт! — шипит Рассел и кончает. Ни один из его любовников не был способен на такое! — Ну как? — спрашивает Валентин, ложась набок. — Хорошо было? Рассел только ухмыляется, как сытый кот, гладя омегу по обнаженному бедру. — Неплохо. — Хрипит он. — Уже лучше. Валентин ложится на спину. Он выглядит уязвленным. -До тебя никто не жаловался, знаешь ли. — Это ты про своих корабельных дружков? Им не из чего выбирать в общем-то. Сколько вас там омег на корабле? По штуке на тысячу альф? Валентин хмыкает. — Почему ты пытаешься выглядеть хуже, чем ты есть? — А ты пытаешься выглядеть лучше. Господин Совершенство. Полковник в двадцать восемь. Нехило, да? И это при твоем-то происхождении. Валентин отворачивается. — Я не намерен с тобой ругаться - это бессмысленно, что бы я не говорил – ты переворачиваешь на свой лад. Если я тебя раздражаю, может быть нам лучше развестись? В ответ Рассел обнимает его и целует шею. — Не дуйся, детка. Рядом с тобой кто угодно выглядит засранцем, Господин Совершенство. — Поедем завтра к деду вместе? — спрашивает Валентин сквозь сон. Рассел вздыхает: он на деда обижен. И из-за наследства, и вообще. Валентин, святая душа, не замечает, что происходит у него под носом. — Ты собираешься спать голым? — спрашивает Рассел. Одеяло у него одно, и он не намерен им делиться. — Ага, — сонно отвечает Валентин. — Я три месяца спал в летном комбинезоне. И вообще снимал его только в душе. — Все так плохо? — Все еще хуже. Тебе ли, штабисту, не знать? Но Рассела мало интересовала война. Он знал, что вроде еще два — три года покоя есть впереди, пока Враг не подошел к Солнечной системе близко. А там, может быть, получится уйти из армии. Пользу обществу можно и в качестве простого гражданина приносить, не обязательно для этого носиться в железном корыте под носом у злобных инопланетян. ~•~•~ В больницу они приехали к девяти утра, но уже было поздно. Алистер Морган, адмирал, герой и просто старый человек, скончался на рассвете. На Валентина жалко было смотреть: он впервые в сознательной жизни потерял дорогого человека. Разумеется, он как всегда держался прямо и немного отчужденно, но по побелевшим костяшкам и сомкнутым губам Рассел видел его состояние. Потом были похороны, чтение завещания, и тут-то до Валентина дошла подоплека его брака. Он взглянул на Рассела в упор и тихо сказал: — Вот оно что. Теперь понимаю. Рассел вздрогнул, натыкаясь на его взгляд, как на остро заточенную пику. Валентин лишь моргнул, и снова его взгляд стал обычным, спокойным. Он принялся расспрашивать адвоката семьи, как ему можно передать наследство Расселу. Не получив внятного ответа, он попрощался и вышел. Жизнь, казалось, не претерпела никаких изменений, разве что из их отношений окончательно ушла страсть. Они все так же встречались два — три раза в год, проводили время в постели, но это был просто супружеский долг. Валентин все искал возможность отказаться от наследства. Немаленького наследства, надо сказать.