Никогда

Валентин двигается по дому почти неслышно. Он не хочет привлекать к себе лишнее внимание. Особенно после того, как обзавелся ошейником. Когда лекарства практически перестали помогать, врачи предложили Валентину наружный нейростимулятор. Это была довольно удобная, действенная и дорогая штука, стилизованная ради омеги под бархотку, но, по сути, оставалась ошейником. Носить его постоянно не было возможности - иначе, лишенная львиной доли работы нервная система могла бы совсем "разлениться", атрофироваться, да и прибор требовалось заряжать не меньше десяти часов. Лекарства, впрочем, Валентин пить не перестал, хотя ему и начало казаться, что все дело именно в них... некрасиво было подозревать в чем-то Рассела, так трогательно ухаживающего за омегой даже во время приступов оцепенения, которые начинали случаться все чаще и чаще, но иного выхода не было... Рассел ни разу, ни словом, ни делом, после той злополучной истории не обидел Валентина. Но омега понимал, что верить ему уже нельзя. Единожды войдя во вкус, он вернется к насилию снова, слишком уж блестели у него глаза в тот день, когда Валентин показал свою слабость. Во взгляде мужа омега легко прочел свою дальнейшую судьбу. Валентин двигался очень медленно и очень тихо. Он вошел в кухню, остановился пред кухонным столом-островом, принялся разминать пальцы - предстояла работа с мелкими предметами. Лишь бы не "застыть" в процессе... Из-за обострившейся паранойи Валентин боялся принимать лекарства из рук Рассела. Ему казалось, что его приступы связаны именно с лекарствами, иных объяснений не было... Теперь, ранним утром, пока Рассел спал, Валентин решил проверить свои догадки. Омега достал свои лекарства из ящика стола и принялся вскрывать упаковки одну за другой. Внимание привлекли капсулы, лежавшие в коробке не в идеальном порядке. Возможно, конечно, Рассел их просто рассыпал и неаккуратно запихнул внутрь, но доверять очевидному Валентин давно разучился. Он раскрыл одну из капсул и, взяв щепотку серого вещества, которым та была наполнена, положил ее на язык. Ничего странного. Открыл вторую, третью четвертую... На пятой Валентину повезло - он нашел то, что искал - капсула оказалась наполнена сахаром! Валентин снял содержимое капсулы на камеру наручного комма, собрал лекарства в коробку, поднялся на второй этаж, чуть не упав на лестнице, проверил заряд нейростимулятора - полон, значит впереди шесть часов свободы. Бросил взгляд на часы - половина шестого утра. Рань, конечно, несусветная, но адвокаты и служащие банка как-нибудь переживут выдергивание из теплой постельки ради такого клиента, как Валентин Морган. Валентин собрал самые необходимые вещи и документы и спустился вниз. Он вышел из дома, прошелся немного - ходить по неровной земле без поддержки оказалось гораздо сложнее, чем по теплым полам. Отойдя от дома на приличное расстояние, Валентин набрал номер комма адвоката семьи Морган и договорился о встрече через час. Затем вызвал такси и отправился в банк. Впервые Валентин воспользовался своим правом ВИП-клиента решать вопросы с финансами в любое время дня и ночи. Снял крупную сумму денег наличными, основной счет поделил на два - совершенно честно. Чужого ему не требовалось, да и была надежда, что получив свои денежки, Рассел не станет искать пропавшего супруга. Вторую часть (мысленно присвистнув - денег хватило бы купить и терраформировать небольшую планетку - одну из тех, что в шутку называют "адмиральскими дачами"). Затем направился в одну из лучших независимых лабораторий и сдал свою коробку с лекарствами на экспертизу. Результат обещали через два дня. К семейному адвокату омега, конечно, не поехал - это было бы верхом глупости. Был уже девятый час утра, Валентин чувствовал себя невероятно усталым. Столько всего еще требовалось сделать! Валентин присел на скамейку у дороги и с интересом оглянулся. Он давно не был в городе один, отвык от шума и суеты. В центре наземное автомобильное движение было полностью спрятано под землю, а воздушному транспорту было запрещено спускаться ниже пятисот метров, исключая зоны над парковками. Благополучные же районы Нового Лондона представляли собой очень большую парковую зону. С небоскрёбами и парными особняками посреди. Забавно, но Валентин представить себе не мог, что когда-нибудь будет жить здесь. В приюте он считал, что его удел - рабочие окраины, работа, тяжёлая и выматывающая, затем замужество, двое или трое детей, долги, постоянное недовольство жизнью. Всеми силами Валентин бежал прочь от этого сценария, наблюдая, как его воплощают старшие выпускники приюта. Затем он попал в Академию и тут же создал новый план - с домиком в более приличном районе, одним ребёнком (возможно, без альфы), с военной карьерой. Планы, разумеется, находились в состоянии постоянной корректировки и нигде, кроме головы Валентина, не хранились. Говорят, хочешь рассмешить богов - расскажи им о своих планах. Омега надеялся, что те здорово посмеялись, расстраивая их! Рассел, несмотря на проснувшиеся у него замашки абьюзера, был, как бы это самонадеянно не звучало, не главной проблемой Валентина. Он был скорее следствием опалы, инициатором которой являлся, разумеется, адмирал Корсини, обуреваемый желанием заполучить власть над миром. Именно по этой причине Валентин не стал обращаться за помощью к своим сослуживцам - Корсини мог им здорово подгадить. Чтобы все получилось так, как задумано и без лишних жертв, то этот путь придется пройти одному. Такова жизнь - человек рождается в одиночестве, страдает в одиночестве и уходит таким же одиноким. Хотя, Валентин-то больше не один... Размышления пришлось прервать совершенно неожиданно - ошейник-нейростимулятор начал бить током. Валентин схватился за горло, пытаясь снять его, и тихо вскрикнул, услышав торжествующий голос супруга: - Думал, сбежишь от меня, детка? Валентин только усмехнулся, поднимаясь со скамейки. Он никогда не демонстрировал мужу, насколько далеко продвинулся в управлении собственным телом, не собирался этого делать и впредь. Поэтому омега шел к Расселу подчеркнуто медленно, едва заметно дергаясь от ударов тока. Они были почти одного роста, но Рассел чуть-чуть выше. Так что ни Валентину не приходилось задирать голову, чтоб взглянуть в глаза, ни Расселу опускать. В глазах Рассела было столько торжества, похоти и предвкушения, что Валентин содрогнулся от мысли о том, что ему предстоит. "Я совершенно сломлен, Рассел. Подавлен, напуган... мне больно, я устал. Тебе не надо меня бояться. Я не тот, кем был раньше". Валентин добился своего - заставил мужа перестать притворяться. Они вместе спустились под землю, сели в машину Рассела и уже там он сказал: - Во вторник ты пройдёшь медицинское освидетельствование, детка. Тебя признают нуждающимся в опекуне. Можешь не напрягаться. Хоть "Илиаду" читай им в оригинале, хоть трехзначные числа умножай. Я все равно получу право опекунства! - По крайней мере, ты перестал притворяться, - ответил Валентин. - Значит ты не такой трус, как я думал. Ты ведь не думаешь, что я смирюсь? Рассел с интересом взглянул на него. - А ты все такой же рыцарь без страха и упрека. И без мозгов, детка. Кодекс мешает молчать в тряпочку и нападать без объявления войны? - Мне до тебя далеко, милый. - Очень мягко ответил Валентин. Рассел со свистом втянул воздух в лёгкие. - Ты нарываешься... - порычал он. - Но это ненадолго. Я тебя сломаю, детка. - Не сомневаюсь. - Ответил Валентин и посмотрел в окно. Стены подземной трассы были испещрены различной рекламой, в том числе и социальной. С одного из плакатов (их машина как раз попала в пробку, так что Валентин сумел хорошо его разглядеть), смотрел альфа в полицейской форме с очень располагающей внешностью. За его спиной бета-психолог утешал заплаканного омегу. Надпись на плакате гласила "Домашнее насилие - одна из уродливых опухолей нашего общества. Не скрывайте его! Не дайте опухоли разрастаться!" Мелким шрифтом внизу плаката шла приписка "Ричард Кроули, капитан полиции и автор книг "Немного о домашнем насилии" и "Ударит слабого только трус". По губам Валентина скользнула улыбка. Этот Кроули чертовски прав. Рассел, увидев, куда смотрит Валентин, ехидно спросил: - Ты ведь не думаешь, детка, что тебя кто-то станет спасать? Поразительно, как Рассел изменился, уверовав в свою безнаказанность! - Нет, конечно. Все равны... перед законом. Но некоторые ровнее. Ты... и Корсини. К примеру. Рассел очень ненатурально удивился. - При чем здесь Корсини? Детка, ты все-таки с ума сошел и не заметил. Ты что, думаешь, мне на что-то сдался твой долбаный инопланетянин? В ответ Валентин так нежно улыбнулся, как неразумному ребенку, что Расселу нетерпимо захотелось стереть улыбку с его лица, но альфа сидел за рулем. В молчании они достигли дома, в молчании вошли в него. Впервые Рассел не помогал омеге подниматься по ступенькам, ведущим из подземного гаража в холл дома. ▪~▪~▪~ Комиссия признала Валентина ограниченно дееспособным, не задав тому ни одного вопроса. Затем Рассел дал интервью нескольким изданиям и сетевым каналам - самым представительным. Бледный омега сидел все время рядом с ним, пристально разглядывая руки. Для всех вокруг их маленькая семья была образцом. Время от времени в журналах и сети появлялись фото, на которых за Валентином трогательно ухаживали свекор и муж. Особенной популярностью пользовалось фото, на котором Рассел укутывает ноги сидящего в кресле на веранде Валентина пледом... Никто и предположить не мог, что творилось в их спальне за час до этого. Какое-то время эта полная безнаказанность даже нравилась Расселу. Получив то, что хотел, альфа упивался своей властью, планомерно и не без фантазии уничтожая личность мужа. Постепенно ему это стало удаваться, и вспышки былой непокорности становились все реже и реже. Какое-то время омега еще пытался противостоять напору, даже сбегал из дому, писал заявления в полицию, но общее его самочувствие оставляло желать лучшего, и ясность ума покинула его. Он часто сидел, часами глядя в никуда, механически перебирая четки. Деньги на счетах, которыми наконец смогли пользоваться отец и сын Морганы, стремительно таяли, усилиями Алекса. Он даже пытался запустить руку в средства благотворительного фонда, но Корсини намекнул ему о приличиях. Но когда окончательно погасли звезды в глазах Валентина, Рассел почувствовал горечь и сожаление. Все было так, как он мечтал: покорное, прекрасное тело омеги подчинялось ему. Не было больше такой раздражавшей его силы, не было больше стержня, нечего было больше бояться, не на что было злиться. Покорное, но не покорившееся. И тогда Рассел понял, что натворил. Он убил своего мужа. Убил человека, превратил его в послушную куклу. Альфа чувствовал, что сам сходит с ума. И то бросался целовать худые, с ослабевшими, как в первые недели после выхода из комы, пальцами руки, мучаясь чувством вины и страхом, то из страха же и вины принимался избивать его. Но и на ласку, и на побои у Валентина был один ответ - молчание. И брезгливая складка у рта. Рассел сам почти растворился в самолично созданном аду. Он никуда не выходил - в те три раза, что он рискнул оставить мужа дома, под присмотром папы, тот умудрялся сбегать. Он ушел со службы, исполнив, наконец, свою давнишнюю мечту. Время от времени о себе напоминал Корсини, требуя результата, которого не было. Я покрываю тебя не для того, чтобы ты развлекался с муженьком. Ты знаешь, чего я жду. Рассел же сам не знал, чего хочет. Он боялся того дня, когда Валентин сломается окончательно, расскажет все о Враге, когда потеряет важность. Вряд ли Корсини оставит его в живых... Рассел снова отчаянно трусил в моменты, когда начинал понимать, что натворил... и вернуть назад тоже уже ничего не мог. Было уже слишком поздно. Тем вечером, когда все закончилось, альфа напился. Валентин в тот день чувствовал себя совсем худо, не имея сил даже подняться с постели и поесть. Алекс уехал в какой-то клуб, и во всем доме они были только вдвоем. Рассел поднялся в полутемную спальню, включил свет и присел на край постели. Он принялся разглядывать омегу пристально, с небывалым интересом. Валентин лежал с раскрытыми глазами, безучастно глядя в пустоту. Где блуждал его дух? Должно быть там, среди звезд, там, куда Расселу не было хода. Альфа провел рукой по отросшим волосам, затем по щеке, спустился к чуть приоткрытым губам и прошептал: - Мы могли бы быть счастливы, Валентин? Если бы ты был другим, и я тоже. Если бы ты только не взваливал на себя все проблемы мира, не был бы столь... безупречен. Я думал - мне нужно было твое тело. Но теперь понимаю - мне нужен был ты. И я ненавидел тебя, как ненавидят зеркало уроды, только за то, что оно обнажает их уродства. Но зеркало не виновато. Зеркало только отражает то, что есть. Ответа он не ждал, что бы он здесь не лепетал, какие бы не придумывал сам себе оправдания, Валентин всегда молчал. Но сегодня совершенно неожиданно он ответил. - Ты... сошел с ума, Рассел. Пытался свести с ума... меня. Но не сумел. Из тебя... вышел плохой... палач. Что поделать... трус. Как долго Валентин ждал этого дня. Ждал, когда Рассел откроет свою душу, чтобы ударить в ответ. Раны от слов заживают медленно, а некоторые не затягиваются никогда. И вот, Валентин дождался, когда его силы были на исходе. Но и Рассел был уже слаб и подчинен их общему безумию. Палач и жертва - они поменялись местами. Валентин бил словами наотмашь, и они легко достигали цели. - Ты говоришь о нашем возможном счастье, Рассел? Ты - ничтожество. Ты - трус. Ты настолько ниже меня, детка, что мне было бы стыдно тебя ненавидеть. И в угоду тебе я должен был отказаться от себя? Жить всю жизнь с трусом? Мне... проще умереть! Рассел не выдержал и со всей силы приложил омегу головой о стену. Тот в ответ только расхохотался, вытирая слезы неловкими слабыми пальцами. Голову повело, заложило уши. - Что? - спросил он хрипло. - Нечем ответить на правду? Алкоголь и гнев окончательно сорвали всякие оковы с его разума: он приподнял Валентина с постели и принялся трясти его как тряпичную куклу. - Зачем ты мучаешь меня? - ревел Рассел. - Зачем? Зачем?! Валентин не отвечал. Его глаза закатились, из носа капала кровь. В этот момент дверь в спальню распахнулась: - Полиция Нового Лондона, капитан Кроули! Осторожно опустите вашего супруга на постель и отойдите на три шага! Рассел, казалось, мгновенно протрезвел и с ужасом вспомнил, что в последнее время не удалял сообщения адмирала Корсини и свои ответы на них, ведь все его мысли были заняты Валентином. - Это ты все подстроил, верно, детка? - процедил он. - Ты ведь обещал не сдаваться... А затем отпустил руки. Валентин рухнул на постель, захрипел, забился. На губах выступила кровавая пена. - Медиков сюда, живо! - крикнул Кроули, не сводя взгляда и дула полицейского нейробластера с Рассела. - Руки за голову и не двигаться, полковник Рассел Морган! Краем глаза Рассел наблюдал, как примчавшаяся медицинская бригада откачивает его мужа. Но его уже вывели за дверь, когда, наконец, один из парамедиков не сказал оставшимся полицейским: - Состояние стабилизировано. Но перевозить сейчас куда-либо опасно. Можно ли организовать охрану здесь?