To Stop

      — Значит, они будут постоянно лететь рядом с нами? — Астрид вгляделась в облака, которые к вечеру начали сгущаться. — Ничего не видно и не слышно.       — Точнее, за нами. Остановятся на одной из скал в качестве подмоги, если что-нибудь пойдёт не так, — Иккинг передёрнул плечом, выдавая свою нервозность. — За облаками легко спрятаться, а волны отлично глушат свист ветра и хлопанье крыльев, тем более если они с такой высоты раздаются.       Словно в подтверждение своей важности прогремел один залп, подсвечивая белое закатное облако более насыщенным багряным цветом.       В такие моменты Астрид понимала, почему Кривоклык мог терпеть Сморкалу в качестве своего всадника — просто потому что сам отчасти такой же показушник.       Море не бушевало, Эгир и Ньёрд были благосклонны к ним. Пусть это судно было всё же торговым, не таким быстрым и менее манёвренным, но на нём Астрид ощущала себя в большей безопасности, чем когда плыла на Олух в своей маленькой лодочке. Возможно, потому что на торговом судне сразу не утонешь после небольшой выбоины. Возможно, потому что рядом с ней есть те, кто могли прикрыть её спину.       А ещё Астрид ехидно подметила, что, хоть именно Иккинг и пытался подколоть её по поводу морской болезни, но как раз его сейчас и штормило.       — Кстати, а что по поводу Беззубика? У него же протез и... — Астрид махнула рукой, обозначив жестом ещё многие важные факторы. Не то чтобы никто не мог совладать с особым механическим седлом Ночной фурии, но это было действительно довольно сложно; начинающая всадница пробовала, поэтому знала. Хотя отсутствие главной боевой мощи слегка напрягало, было не смертельно.       Иккинг мотнул головой, прогоняя отголоски ментальной связи. На слишком большом расстоянии эхо в голове лишь мешало.       — Я же говорил, у нас довольно мало всадников, — голос Иккинга был тихим на фоне шума воды. Астрид это, вот странное дело, завораживало. — Беззубик вполне может сам лететь некоторое расстояние под присмотром, но он, в конце концов, уже вступил в права вождя нашей другой половины деревни. Вождь должен быть с народом, — будущий вождь с усталым видом облокотился на мачту.       Астрид попыталась оценить по внешнему виду, насколько Иккингу было плохо: бледный цвет кожи, усталые глаза и опущенные плечи говорили не о многом.       — Твои слова пропитаны грустью, — девушка сказала это на полном серьёзе, облокачиваясь на мачту с другой стороны и с сожалением отрывая взгляд от неба. Где-то там, под облаками, летела её Громгильда. И то ли мешала эта мягкость закатного неба, то ли эмоции, то ли связь не до конца толком установилась, но постоянно щебечущего дракона не было слышно абсолютно. Хотя в груди по-прежнему тепло, и нить тянется на самый верх от сердца.       Нить древняя, древнее магии предков, но такая родная, дарующая покой и уют, пусть не осязаемая.       Астрид попыталась до неё дотронуться — мираж тотчас исчез.       — А ты не боишься, что я тут же побегу отцу рассказывать всю информацию, чертить план вашей деревни и сдавать всю команду? — девушка, словно стесняясь, шаркнула ножкой и сцепила руки в замок за спиной, прикусив губу.       — Глупее вопроса я не слышал от тебя, — Иккинг зевнул и потянулся. — Я, пожалуй, пойду спать. Твоя каюта правее моей.       Астрид кивнула и только тогда, когда дверь внутрь палубы закрылась, захотела спросить, где эта самая загадочная каюта Иккинга и какого Тора у него тут есть вообще каюта, ведь этот корабль грузовой и кают тут минимум.       Они так и провели несколько дней, просто восстанавливая силы во сне после таких больших стрессов в деревне. Один раз подлетали близнецы поближе к палубе, чтобы отпроситься у Иккинга до какого-то острова с любимой травкой, но лидер их просто прогнал куда подальше, лишь бы не приближались слишком близко и возвращались в срок.       — Йохан? — Астрид постучала о косяк костяшкой пальца, спрашивая разрешения.       — Мисс Астрид? — торговец встрепенулся, словно почуял запах серебряных монет, тут же отошёл от своего стола с картой, расплываясь в вежливой улыбке. — Вам что-то нужно?       — Да, хотела бы приобрести у тебя амулет на удачу, — девушка улыбалась слегка озорно, будто нарушая свои какие-то правила и устои.       Йохан чуть нахмурился, почесал свою бороду, а затем разочаровано покачал головой.       — У меня есть украшения из слоновой кости, есть замагиченные камни, есть восточные амулеты богов, но то, что подошло бы вам и совместимо со здешними богами... — он снова покачал головой, коря себя за оплошность. — Но разве вы бы не хотели сделать его самостоятельно? Уверен, мисс Астрид, ваши руки способны сделать что-то, куда здешние боги вольют своё благословение.       Хофферсон с удивлением смотрела на человека, который был готов заплыть в лапы чудовищ ради даже одной серебряной монеты.       Люди умели удивлять.       — Лучший подарок будет такой, который я сделаю своими руками?.. — пробормотала Астрид себе под нос, прикасаясь кончиками пальцев к своему обручу.       У неё сердце билось мелкой пташкой лишь от мысли, что скоро они будут на её родине. Что они увидят её родителей. Что они будут в логове драконоубийц. И Иккинг, во сколько бы раз человечнее её соплеменников не был, всё равно тварь. Всё равно змий. Всё равно убьют, если узнают.       Поэтому хотя бы частичку божьего благословения, пожалуйста, Тор, Один!       — Именно так, мисс Астрид! — Йохан по-отечески просиял, желая то ли завести разговор о своей молодости и первой любви, то ли впервые понимая, когда надо молчать и радоваться за других.       Последние часы Астрид лишь нарушала запрет Иккинга, заставляя своего дракона подлетать к ней и по искре выплавлять металл о дерево. Чтобы надёжнее было. Под присмотром Йохана выделывала маленький тотемчик ножом из стали против драконов.       Её мать защитил свод их законов, припрятанный возле груди, от отравленного болта арбалета. С тех пор она всегда чтила законы. И любила рассказывать историю, как избежала смерти от руки врага благодаря куче бумажек.       Крыло дракона вполне могло защитить сердце дракона от отравленного наконечника стрелы. Пусть тотемчик был немного кривоват, немного неказист, неровный на поверхности и даже слегка косоглазый, словно Беззубик, пытавшийся поймать последние снежинки возле своего носа, но в него вложены настоящие чувства, достойные уважения, и настоящие руны, магические руны.       В полутьме Астрид показалось, что глаза безымянного дракона полыхнули светом.       На последнем часу её нашёл Иккинг, решивший обсудить план действий.       — Серьёзно, почему только сейчас? — Астрид недовольно нахмурилась и попыталась закрепить свою маску на лице, которая так похожа на милую мордашку её Змеевика. Где-то в отголосках ментальной связи Громгильда гортанно смеялась. Когда Иккинг отобрал у неё маску и завязал кожаные шнурки сзади сам, запрятав под обруч и волосы, она продолжила: — Что ты вообще делал всё это время?       Иккинг лишь неловко пожал плечами, но не пытаясь извиниться.       — Ну, знаешь, я... спал? — он почему-то спросил, при этом почёсывая затылок. Астрид фыркнула. — Смысл обсуждать план разведки? Это же будет праздник, так что действуем по обстоятельствам. Представляемся шаманами-охотниками из дальнего племени, о котором они не слыхали, нас не трогают, смотрим праздник, по пути пытаемся пробраться в твой дом и найти важные бумаги. Или следить за странным поведением твоего отца, — на последних словах голос парня заглох под маской, — подслушать что-нибудь.       — Ты там вообще как дышишь? — Астрид усмотрела две маленькие дырочки для пропуска воздуха возле носа, но, по её скромному мнению, всё равно дышать было невозможно.       — Драконам не нужно много воздуха. Мы можем не дышать около получаса, находясь под водой, точно. Но дышится нормально, не волнуйся, не умру у тебя на руках, — он улыбнулся, Астрид улыбнулась в ответ.       Какой-то жалкий архипелаг спал с плеч.       — И всё же мне это не нравится, — Астрид посмотрела на плащи из драконьей кожи маленьких Жутких жутей. Шкура у них из совсем мелких чешуек, очень мягкая, словно человеческая кожа. — Плохое ощущение.       — Слушай, они всё равно есть. От факта, что ты не захочешь это носить, меньше убитых драконов не станет, — Иккинг с недовольным видом посмотрел на Астрид сквозь прорези своей маски.       — У тебя глаза полыхают. По-моему, тебе с маской даже опаснее, чем без неё, — девушка ткнула пальцем по лбу своего жениха; от маски раздался глухой стук. — Сразу глаза видно. Они у тебя красивые.       — Это из-за того, что тут темно, — он отвернулся, раздумывая, что ответить. — Спасибо. У меня самые типичные глаза для нашего народа. Вот у тебя красивые.       Теперь уже вспыхнула Астрид, становясь цветом со шкуру Кривоклыка. Она прикусила губу, поудобнее расположила маску на лице и накинула плащ на плечи.       — Я знаю, что меньше убитых драконов не станет, но я не понимаю, как ты об этом спокойно говоришь.       — Ты не найдёшь у Йохана что-то, что можно было бы использовать как повод для войны с полулюдьми. Он же торгует с нами, в конце концов, — Иккинг снова передёрнул руками, Астрид заметила, что во время разговора он довольно часто так делал. Пытался передать свои эмоции лучше, возможно? — А драконы имеют свойство линять. Кожа кусками отпадает иногда. А ещё эти драконы не были разумны и наверняка были больны.       — А ещё, возможно, Йохан просто выменял эти плащи у кого-то другого, кто убил этих драконов, а потом съел их мясо, веря, что сможет познать их секреты и тайны, — Астрид понимала логичность доводов Хэддока, но не смогла не вставить свою монету.       Иккинг, кстати, не стал это отрицать.       Это понижало настроение и так ниже некуда.       — Может, хочешь мне что-нибудь рассказать? — Иккинг произнёс фразу медленно и аккуратно, прощупывая почву. Астрид продолжала молчать. — Чего стоит бояться, никогда не произносить?       Девушка облокотилась всем туловищем на фальшборт, держа вес в основном на животе. Одежда на ней сейчас другая, голос заглушён маской, но ей, наверное, следует молчать побольше и говорить поменьше.       — Не говори ничего лишнего. Я буду молчать ещё больше по возможности. Пусть викинги и кажутся немного тупыми... но не выживут, если не будут замечать мелкие детали. Не сверкай глазами, — она хмыкнула, — ну, это естественно. Не зли отца. А ещё даже неблизко племён с такими шаманами, как мы, нет, — Астрид потянулась, позвоночник хрустнул. Последние часы, когда она сидела, сгорбившись в три погибели, не прошли бесследно.       — Рядом с нами живёт племя, которое передвигается бесшумно; даже наш драконий слух не мог уловить их движения. Они носят чёрную кожу, которая полностью обтягивает их тела и лица, а дерутся так, что наше зрение не может уследить за их движениями. Раз! и противники уже лежат на земле. Мы не знали об их существовании более трёх столетий, — Иккинг всмотрелся в приближающиеся огни праздника, вслушался в радостные выкрики имени их торговца и немного печально улыбнулся. — Только их вождь, Мала, и её избранник не носят масок. И, знаешь, они ведь люди. Люди! Только представь. Эти люди могли уничтожить нас, носящих внутри себя древнюю магию, меньше, чем за время, пока садится солнце со своей наивысшей точки. Да что там. Им бы хватило времени от заката до появления последней звезды, — Иккинг выдержал драматическую паузу. — Если бы они не почитали нас, то ты бы со мной не разговаривала. Вы бы даже с нами не воевали.       Астрид уставилась в ту точку, где, предположительно, стоял дом вождя, дом Мордоворота Остолопа и его жены.       Как в голову стрелой — не её дом.       Хофферсон начала ковырять ногтем мизинца одну из черепушек на своей юбке.       — Занимательная история. Тебе повезло.       — Почему мне?       — Ну, это же ты их обнаружил, да? — Астрид улыбнулась под маской.       Улыбку под маской не видно. А вот чужой смех — это вполне, пусть и глухо, нечётко.       — Да, это был я. Знаешь, что самое странное? Йохан торгует и с ними. Всегда торговал.       — Только представь, сколько всего на самом деле знает Йохан... — Астрид мечтательно улыбнулась, прикрыв глаза. Далёкие миры, неведомые им. Вещи, предметы. Возможно, в каких-нибудь далёких странах, дальше Рима, знали, как, не прикладывая настоящей силы, убивать врага на огромных расстояниях. Возможно, в их домах было больше двух этажей и они умели хранить рыбу, не засаливая. Или как летать без драконов по небу. Самому летать.       — Когда-нибудь мы его скрутим, привяжем к стулу, поставим напротив наших рычащих драконов, те облизнутся, и он нам всё-всё расскажет.       Раздался громкий смех, который сливался с пьяным весельем деревни.       Астрид зашла за спину Иккинга, тот заинтересовано повернул голову в её сторону. Но позволил, практически не видя, прикоснуться чужим рукам к своей шее, быть так близко к артерии. Астрид завязала кожаный шнурок.       — Что это?       — Не видно, что ли? — девушка чуть надулась. Иккинг поднёс фигурку поближе.       — Это... смеющийся дракон в пламени? Рыдающий? Ревущий? Или в чьей-то пасти?       Астрид с фырканьем несильно ударила своего жениха в плечо.       — Я просто завершила образ и убедилась, что ты не захочешь выбросить свой подарок во время празднования своего дня рождения.       — Спасибо за защиту, Астрид.       Астрид под кожей у себя ощутила родную улыбку.       — Рыбьеног, Сморкала и остальные остановились на противоположном конце острова, в лесу. Так что, если попадёмся, кричим изо всех сил и бежим именно туда, — Иккинг представил, как пытался найти дракона в лесу викингов. Стало смешно.       — Надеюсь, они не попадутся в одну из тех ловушек, — викинг махнула рукой, мол, это не так уж важно.       — Там есть ловушки? Сколько раз летал, ни на одну не наткнулся.       — Ты сюда летал? — в тон ему ответила Хофферсон, упираясь руками в бока. — Ловушки там пусть и редки, но опасны.       — Зато у вас есть такие редкие виды диких драконов, что удержаться просто грех. Как часто у вас пропадают мелкие металлические изделия, а?       Астрид охнула.       О Хель.       Неужели на острове Остолопов действительно есть такая гадость?       Это же остров викингов!       Она-то думала, что все давно вывелись.       — Почему мне теперь стыдно? — пробормотала Астрид вслух. — Знаешь, некоторые из ловушек ставила лично я, так что тебе действительно стоило бы быть более осторожным, — девушка попыталась взять себя в руки, но смятение выдавал голос.       — А ещё есть один такой вид, которые плюётся снарядами, которые взрываются похлеще газа Престиголова, — Иккинг с важным видом (пусть лицо не было видно, но Астрид была уверена, что он прикрыл глаза от гордости и самодовольно улыбался) поднял палец вверх, словно поучая. — Они любят притворяться ранеными, тем самым заводя в ловушку, затем нападать группой, чтобы у человека не было и шанса выжить...       — Всё-всё, я поняла! — в голосе викинга проскользнули истеричные нотки. — На острове охотников на драконов полно драконов. Спасибо, уяснила. Хорошо хоть, что они дикие, — услышав, как Иккинг набрал в грудь побольше воздуха, она добавила: — Пожалуйста, не продолжай. Я не хочу знать, что у нас есть какие-то дикие племена, которые в любой момент могли нас прикончить.       — Нет, если тебя это устроит, — Иккинг фыркнул. Астрид усмехнулась.       — Мастер Иккинг, мы скоро причалим! — выкрикнул Йохан с радостной улыбкой, стоя возле штурвала.       На сердце Астрид было неспокойно. Громгильда и остальные вот уже как сто ударов сердца улетели от них, скрывшись в лесах. Викинг не волновалась по поводу ловушек, которые ставила лично — её дракон сможет учуять запах своей наездницы, — а из остальных сможет выпутать Рыбьеног. Просто сам остров.       Дикий остров Остолопов, не ведающий слова "пощада" и знающий свою собственную "честь". Не добил тварь, не имеешь голову какого-нибудь Громмеля в своей собственной маленькой комнатушке, не можешь поднять топор на живое существо — ты свою честь потерял.       Иккинг рядом стоял спокойно. Даже когда Корабль причалил. Даже когда слышал немного сбитые объяснения Йохана.       А вот у Астрид кровь в ушах шумела так, что никакие барабаны из кожи драконов не могли сравниться с её сердцебиением. Особенно, когда увидела собственного отца вблизи.       — Они шаманы, путешествующие с другого архипелага вместе со мной. Их остров был моим хорошим партнёром, а их силу уважали даже на соседних островах, поэтому никто не был в праве держать их в неволе. Они просто смотрят мир, чтобы получить благословения других духов и стать ещё более... — Йохан сбился, забыв заранее заученную речь под натиском праздничных огней и туши вождя над ним.       — Могущественными, — подсказал Иккинг, тем самым обратив взгляд Мордоворота на себя.       Хоть что-то не менялось. На отце не прибавилось шрамов, его лицо было всё таким же приплюснутым и, как бы говоря мягче, тупым. Маленькие глаза, один из которых подчёркивал шрам, сверкали в блеске праздника. Спутанная борода больше не вызывала такого же интереса в Астрид, как в детстве, когда хотелось забраться в эти дебри, достать все кусочки еды и причесать жёсткие волосы. Но огромные мышцы и эта ухмылка, пробирающая дрожью до костей, до сих пор вызывали отнюдь не иррациональный страх того, что её жизнь могла оборваться в любую секунду.       Действительно могла. Она видела, как на посвящении в викинги отец лично отрубал головы слишком хилым детям. Неподходящим, которые могли бы стать оружейниками или хотя бы чистильщиками, но были наказаны за свои детские желания.       Пальцы Астрид вцепились в складку плаща Иккинга.       — Но Йохан весьма преувеличивает, — Иккинг продолжил говорить, совершенно не стесняясь отвратного смрада из выпивки и тухлого мяса. Пока перед глазами Астрид вновь и вновь воскресали детские страхи. Пока она видела, как меч отца застрял в позвоночнике мальчишки, потому что вождь не рассчитал удар и решил не вкладывать много сил, как он вытаскивал окровавленный меч, как голова уже трупа накренилась, открывая кровавое месиво и отнюдь не белый позвоночник. Тогда ещё девочка впервые узнала, что в костях тоже что-то есть. Она рассматривала внимательно. Отец заставлял. А потом он с одного удара дорубил, и кровь хлынула на пол их арены. — На самом деле мы просто хотим посмотреть мир, слышали, что на других архипелагах в это время череда праздников. Какой момент может быть лучше, чтобы узнать чужие культуры? — Иккинг под маской улыбнулся довольно приветливо.       Мордоворот Остолоп явно не оценил, судя по искривившейся нижней губе.       В этот момент Астрид вспомнила, что они себе даже имена не придумали.       О Тор!       Девушка ткнула пальцем в спину юноши, давая понять, что тот упустил.       — Я Иккинг Хэддок, шаман в третьем поколении. Рядом со мной... — Астрид тоже поклонилась, повторив действие за своим спутником, ожидая в напряжении, как её представят, — Камикадзе, шаманка в пятом поколении и моя жена, — на этих словах сердце Астрид опустилось куда-то в пятки, а сама она нагнулась ещё ниже.       Как и положено женщине.       Но она не могла не восхититься тем, как лишь двумя словами Иккинг поставил её статус выше своего или хотя бы приравнял.       Когда Астрид разогнулась, то была удостоена удовлетворённой улыбки своего отца. У него в зубах застрял кусок курицы.       — Что же, я вождь племени Остолопов, Мордоворот Остолоп, буду рад показать двум шаманам в поиске наше небольшое поселение и нашу культуру! — он произнёс это торжественно и достаточно самодовольно, чтобы викинг поняла, что её поклон был достаточно уважительным. Голос отца был басистым, грубым и словно надломанным калёным железом, от него то ли закладывало уши, то ли звенело в голове.       Когда они втроём спускались с трапа, то колени девушки дрожали, а спиной она чувствовала взгляд Йохана, который заставлял натягиваться нервы до предела в один ус кита, который звенел при малейшем касании.       Иккинг дёрнул её за плащ, затем совсем невесомо касаясь своими пальцами её ладони и словно передавая частичку своей жизненной силы — успокаивая одним прикосновением.       Астрид подняла голову и оглянулась.       Люди, всё такие же люди. Обычные люди. С шлемами на головах, которые в грозовые дни притягивали гнев Тора, с выбитыми зубами, немытыми телами, отрубленными разными конечностями. Мужчины в лучших одеждах из шкур драконов и женщины в самых красивых платьях. С украшениями из костей, когтей и чешуи. С замелёнными глазами и недоверчивостью ко всему. В красивых праздничных огнях, в свете большого костра и среди запахов вкуснейших яств и гари.       А деревня, такая же деревня из дерева, дома из прогнивших досок, пыльная затоптанная дорога под ногами, но сейчас — просто грязь из-за выпавшего и тут же растаявшего снега. На самом большом доме, разукрашенном лично самой девочкой-Астрид, на верхнем этаже по-прежнему была решётка.       — Радуйся, мой народ! Вместе с Йоханом, который привёз диковинные вещи, к нам приплыли заморские шаманы, чтобы познать силу благословения наших Богов! Мы же им покажем, да? — под громогласные вопли вождя народ засмеялся.       Смеялся так же, как когда Астрид в первый раз вышла на свой бой.       Такой же глупый народ, такой же неверящий вождь. Только в этот раз рядом с ней тот, кто мог заставить замолчать их всех за один удар сердца дракона.       Никто не знает магии драконов.       Никто не ведает о том, что может творить древнейшая связь между всадником и его драконом с землёй, с небом, с ветром и огнём. Особенно когда магия нестабильна, а сам дракон лишь познаёт себя.       Астрид легонько толкнула Иккинга, мол, давай, сверши какое-нибудь чудо своей драконьей магией.       Иккинг посмотрел через щели маски на Астрид (она была готова поклясться) как на дуру, потому что он ей не маг, не шаман, и фокусы по заказу выдавать не умел. У него вообще рука чесалась у виска покрутить. Но потом взгляд метнулся куда-то в толпу, а Астрид тут же всё поняла. Почуяла опасность.       Стрела просвистела совсем рядом, практически задевая один из шипов маски, но ушла чуть вверх. Под действием магии. Руны на обруче, которые не были видны сбоку и сзади, угасли. Иккинг поднял стрелу с прикрытыми глазами — глаза светились зелёным драконьим светом от гнева.       Послышалось восхищённое охание всей толпы.       — Мы знаем, на что способны наши Боги и их благословения. Мы не знали, на что способны ваши Боги, но только что узнали, на что способны ваши люди. Мы пришли к вам с миром, но теперь...       — Постой, шаман, — вождь прервал вдохновлённую речь Иккинга немного стушевавшимся голосом, но по-прежнему громким. — Наверняка мои воины просто захотели узнать, насколько красиво лицо твоей женщины, которое ты прячешь под маской.       Хофферсон буквально увидела, как Хэддок закатил глаза от всего идиотизма происходящего. Ага, как же, не целились они в её голову. Женщина... Нет, конечно, Астрид вполне гордилась тем, что она девушка, вот только несколько кинжалов у неё на поясе могли бы надоумить отца не говорить это слово в настолько унизительном тоне. Девушка аккуратно забрала стрелу из рук своего "мужа" и вгляделась в зелёный наконечник. Ещё и отравленная.       Так враждебно племя Остолопов ещё никогда не встречало гостей. Наверняка, если бы они сейчас убили Астрид, то наставили бы лук на Иккинга, пригрозив, что с ним сделают то же самое. Затем, во время боёв, пустили бы шамана на арену и смотрели, как он пытается справиться с драконом.       Но ведь они представились шаманами. На них магические руны, которые даже без знания их значения должны были вызвать подозрение. Неужели настолько разум отказал?       — Путешественник счастливее всего, когда отправляется в путь, дракон страшнее всего, когда скалится, женщина же красивее всего, когда на нее смотришь со спины. Если я покажу лицо на людях, это погубит их прекрасные мечты – я не могу такого допустить, — девушка склонила голову так, чтобы руны на обруче отливали в свете огня, а затем поклонилась более низко. Иккинг буквально всеми фибрами души ощущал умиротворённую улыбку Астрид.       — А твоя жена не промах! — Хэддок удостоился несколько сильных хлопков по плечу, которые были призваны заколотить тощего по отношению к вождю парня в землю.       — В отличие от ваших лучников, — Иккинг метнул взгляд в сторону неудавшихся стрельцов, которые попытались раствориться в толпе. Хотелось смеяться; укрыться от драконьего взора не получится никому.       — Опасно думать, что мой муж мне лишь ровня, — Астрид пропела тонким голосом, прикасаясь к ножнам на бёдрах под плащом. Какая жалость, что любимую секиру пришлось оставить на корабле.       Мордоворот Остолоп слишком нервным движением отнял руку от плеча шамана, что смотрелось совсем нелепо со стороны — как будто глыба камня пыталась двигаться с помощью связующих нитей.       — Ещё один такой любопытный удар... — Иккинг замолчал, глядя на стрелу в руках Астрид, — и мы оставим после себя хорошее благословение.       Как-то всем сразу стало ясно, что такое благословение хорошим быть не могло.       — Мы не пытаемся порвать вашу связь с вашими богами, тогда как вы пытаетесь порвать нашу. По-моему, вы нам совершенно не рады... лучше уж быть незнакомым с чьими-то богами, чем быть мёртвым, — резюмировала Астрид, стараясь делать голос более хриплым и тихим.       Вождь за спиной делал какие-то знаки руками — "шаманка" отлично знала, какие именно: двое, трое, стрелы, на них, — но люди лишь качали головами и клали незаметно своё оружие на землю, чтобы не злить столь могущественных людей ещё больше. Да и людей-то? Боги не давали свои силы жалким смертным, вроде викингов.       — Нет-нет, что вы! Обещаю, что это больше не повторится! Мы с удобством расположим вас в своём собственном доме и обезопасим вас от столь... — вождь окончательно замялся, понимая, что никто ничего не будет делать, — назойливого любопытства. Жена, подготовь комнату!       Астрид попыталась взглядом уловить хотя бы образ матери — платье настолько ниже щиколоток, что женщина чуть ли не запиналась об него, длинная тугая солнечная коса до колена, как снега на острых пиках гор кожа и всевозможные блестящие украшения, которые на неё вешал отец, — но не услышала даже звука шагов.       — Думаю, мы всё же предпочтём остаться на корабле у друга, нежели среди тех, у кого любопытство столь опасно, — упрямился Иккинг настолько естественно, что Астрид хотела уже толкнуть его в плечо, мол, что ты вытворяешь, потому что вождь начинал беситься, словно один из приспешников Хель.       — Но мы будем рады показать вам наше настоящее боевое искусство на арене, тем более будем рады обменяться опытом. Какая будет для нас честь, что мы примем у себя настолько сильных шаманов!       Иккинга и Астрид ухватили за плечи и чуть ли не насильно повели к самому главному дому. Они сделали вид, что сдались, попытавшись разжать чужие пальцы на их плечах, но хватка ослабла лишь после небольшого рыка.       На улице пахло весной — талым снегом, водой, грозовым небом и потухающим морозом.       Хофферсон даже не рассматривала свой дом и абсолютно не удивилась, когда их поселили в её комнату. В комнату с решёткой на окне. Дочь попыталась поймать хоть раз взгляд матери, которая излучала усталость и печаль, однако потом замерла на месте от страха; что можно было увидеть в глазах той, которая отдала дочь на растерзание? Которая пыталась уберечь родную кровь от всего ужаса, на который отправили девушку? Считала ли родная мать, что дочери уже нет среди живых и она удостоилась места среди таких же валькирий, коими себя в детстве называла ради гордости и самолюбия?       Астрид с печалью посмотрела не на мать, которая не отрывала взгляд от трещин на полу, а на пыльную прялку в углу комнаты. И вот это могло бы её спасти от всех интриг, заговоров и угрозы смерти?       (от правды, от настоящего признания, от нити магии)       Иккинг с любопытством прямо при вожде попробовал выдернуть решётку, которая от таких усилий даже пошатнулась. Такого представления Мордоворот Остолоп не выдержал и удалился на первый этаж, чтобы выместить злость на чём-либо. Судя по звукам, это оказался, как всегда, стол.       — И кто же здесь до нас жил? — Иккинг с интересом стукнул по решётке пальцем, будто до этого не проверил её на прочность.       — Моя дочь, — впервые подала голос женщина, почтительно поклонилась и спустилась вслед за мужем.       Астрид вздрогнула от звука голоса.       Тряхнула головой.       И заплакала.       Она всегда считала мать кем-то вроде отсталой от времени женщиной, которая не давала делать дочери то, что та хотела. Но каково маме жилось при таком муже, при такой дочери, при каждодневных попытках спасти ещё совсем маленькую девочку от той судьбы, которую ей уготовил родной отец. Может, и не родной вовсе — не "наша дочь", а "моя". И вот эта пыльная прялка в углу, и эти лучше иглы из костей драконов, и золотой бисер, и кухонные тупые ножи — всё ради глупой дочери.       Иккинг прикрыл глаза, трогая самыми кончиками пальцев, как совсем недавно прикасался к Астрид посреди огромной толпы народа, незаметно и еле-еле к узорам, к витиеватым рисункам маленькой девочки, к дыркам на стене, оставленным секирой, к смешным рожицам драконов, к большому дереву, к ярким краскам неба. По дереву, кстати, получилось совсем не к месту и неумело — краска не могла проявиться в полной мере, а коричневый цвет съедал яркость. Но кусочками, маленькими, среди узоров и смешных рож, были клочки неба.       Губы Астрид шевелились еле-еле, повторяя несколько слов раз за разом.       Она не понимала, надо ли говорить спасибо Иккингу за то, что не лез, или ей нужны были хоть чьи-нибудь тёплые руки на своих плечах. Это её дом. Это её родители. Это её боль и печаль.       Но нести одной всё это — так неправильно, что хотелось заключить договор с одним из миров. Чтобы её забрали куда подальше от всего этого.       Астрид попробовала позвать Громгильду по связи — и ожидаемо не дозвалась.       Иккинг снял с лица маску, вытер пот со лба и выдохнул вверх, пытаясь поднять прилипшую чёлку. Ремешок с одной из косичек слетел, и она, и так совсем короткая, расплелась окончательно. Астрид приподняла свою маску, протиснула лишь несколько пальцев, вытерла начавшие засыхать на щеках слёзы и подсела к Иккингу на кровать, которой раньше тут не было.       Молчание было необходимым и приятным.       Девушка взяла в руки пряди, расчесала их пальцами и начала заплетать по новой. Волосы были чуть влажными, но мягкими, пусть и постоянно порывались вырваться из ловких пальцев. Парень без вопросов повернулся боком и чуть наклонил голову, словно подставляя шею. Астрид бы при всём желании не смогла понять — то ли для удара, то ли в знак доверия, — настолько у него был потерянный взгляд.       Шкуры были мягкими. Ветер по полу — тёплый.       — О Тор всемогущий, простите! Я не знала!.. — женщина буквально кинула несколько мехов на пустующую кровать, поклонилась слишком быстро и побежала вниз. Астрид хихикнула.       На самом деле её мать была любопытней, чем даже детёныш Жуткой жути. Они не отвертятся от вопросов, почему же Иккинг так легко снял свою маску, а его жена нет, про их веру и про их дом.       Астрид завязала полученное чудо и отодвинулась, пока пальцы не полезли заплетать ещё одну маленькую косичку.       — Камикадзе? — спросила она, пытаясь привлечь к себе внимание. Иккинг даже не повернулся.       — Чем-то не нравится имя? — он спросил, поднимая голову вверх и ища взглядом там нечто, что ещё больше бы рассказало о его пока ещё не жене. До потолков Астрид не добралась, маленькая ещё была, когда украшала свою комнату. А потом не до этого стало.       — Просто спрашиваю, — девушка фыркнула. Она тоже хотела бы снять маску. Вот только ей действительно было нельзя.       — Хотел так назвать свою дочь, если родится, конечно, — Иккинг просто пожал плечами, продолжая всматриваться в каждую мелочь, будто его слова были обычным делом.       В конце концов, ему со дня на день восемнадцать зим, он дожил до этого времени. Это было победой среди всех войн и сурового климата. Он имел право на такие мысли.       — Даже со мной не посоветовался?       — С чего это я должен с тобой советоваться? — Иккинг наконец взглянул на Астрид. В её глазах плясали искорки радости.       — Как это так? Я твоя жена! Я тоже имею право голоса, между прочим! Может быть, я всегда мечтала назвать свою дочь Гердой или Хильдой! — "жена" всплеснула руками, выражая недовольство. — Или Гуннхильдой, а!       Иккинг посмотрел на свою невесту тепло-тепло, а потом не выдержал и рассмеялся, прикрывая рот рукой.       — Я не дам... — юноша выдохнул, пытаясь успокоиться, — назвать нашу дочь Гуннхильдой. Не обрекай её на страдания, прошу, — Иккинг шмыгнул носом и отвёл взгляд в сторону, потому что смех то и дело приступами подкатывал.       — А что по поводу мальчика? Нет, серьёзно, а если будет мальчик? — девушка попыталась казаться серьёзной.       — Возможно, Ульви? — предположил Иккинг, потирая подбородок.       — Это, конечно, мило... но волк? Может, что-то более воинственное?       — У нас имена либо передаются по наследству, либо должны отпугивать злых и коварных троллей, которых не существует. Но, знаешь, главное, чтобы не наподобие Сморчка или какого-то обидного прозвища, — парень забавно сморщил нос, прекрасно зная, что этим показывал своё отношение к половине населения своего племени.       — Я согласна на Ульвара или Харальда. Слушай, а если их будет несколько...       — Не паникуй, фантазия к тому времени у тебя будет получше работать.       Иккинг удостоился тычка в плечо и заливистого смеха.       Астрид было и так грустно, и так тепло, и ужасно горько на душе, что от всего этого смешения не заметила, насколько часто она смеялась за последние часы.       Они ещё побесились пару минут, но потом признали, что есть вещи важнее, чем сбросить напряжение с плеч.       Астрид повесила несколько мехов на дверь с целью хоть как-нибудь заглушить их голоса. Но всё равно пришлось переговариваться шёпотом.       — Ты дежуришь первая. Разбудишь, как только захочешь спать. И никаких пререканий, лучше ты поспишь побольше, чем мы оба останемся без головы, — единолично решил Иккинг. Впрочем, Астрид только и могла согласиться. — А почему они в нас стреляли? Я сперва подумал, что нас слишком быстро раскрыли или тебя узнали, но потом... — он замялся, не зная, как намекнуть на явную неадекватность вождя.       — Стрелы с ядом были. Драконьим, на людей так убойно не действует, но на нас... не знаю. Мне с детства запрещали его брать и даже стрелы обрабатывать. Тебя бы точно сразу скосило. Если бы меня не прибили, то тебя бы шантажировали противоядием и заставили бы выйти на арену для сражений. Если бы меня убили, то на тебя бы просто наставили стрелы тоже и сказали, вроде, если не хочешь закончить так же, как твоя спутница, то иди и сражайся, — Астрид замолкла и обняла колени, положила голову на них же и продолжила: — Раньше так очень редко делали, только с теми, кто казался слишком подозрительными. Но мы представились шаманами, а на высшие силы... Возможно, народ просто боится всех в свете подступающей войны.       Иккинг задумался:       — А если бы я так очумел от горя, что захотел бы прибить самого себя?       — Люди любят кровь, — Астрид просто развела руками в стороны. — Никто бы не стал препятствовать. Хотя так и не весело.       — У тебя есть хотя бы примерная карта деревни? Где они прячут продовольствие и прочее? — Иккинг решил перевести тему, но перевёл только на ещё больший уровень боли.       Астрид под маской закусила губу сильно-сильно, практически до крови.       — Это всё ещё мой народ, Иккинг. Ты должен меня понять. Я их наследная Принцесса, я их будущий Вождь, я их возможное будущее. Понимаешь? Несмотря ни на что. Я так не могу.       Астрид смотрела в зелёные глаза и понимала.       Что её не понимали совершенно.       Не слова не доходили до разума, а именно суть.       — Тебе бы не стоило ходить на разведывательные операции, Иккинг, — на этих словах на неё вопросительно посмотрели. — Ты же как открытая книга.       — Я совершенно не понимаю тебя, — Иккинг покачал головой.       У них был различный уровень непонимания, но Астрид вполне могла сказать то же самое. Пусть этот народ такой, пусть устои очень сложно перебороть, но почему же ты не чувствуешь за них ответственность, почему ты не ощущаешь себя дома, почему не хочешь признания? Ведь это твоя плоть, твоя кровь, твоё настоящее призвание — всё это вертелось выше мыслей, выше эмоций, образовывая тугой комок где-то внизу живота, такой неприятный и тянущий, который призывал строить стену между ними. "Он какой-то неправильный, неживой, у него эмоции другие, он же не такой", — шептали эти ощущения.       Астрид повидала за свои года совсем немного племён и тем более не больше двух рас. Но она понимала, что все живые существа страдали, любили и радовались абсолютно одинаково — независимо от цвета кожи, волос или наличия хвоста с крыльями.       Иккинга она не понимала на совсем другом уровне.       Они ещё долго разговаривали полушёпотом о родителях, и племенах, о праздниках и даже общей вере. Это напоминало Астрид времена ночёвок у Хедер, когда родители последней приказывали им спать, но они всё равно переговаривались тихонечко, потому что так было надо. Не хотелось, а именно надо — они так чувствовали.       Астрид отпустила Иккинга поспать лишь через несколько часов, когда осознала, сколько времени они проговорили и насколько сильно забылись. Храп снизу её убедил, что всё вполне безопасно — её отец, к сожалению, не настолько умён, чтобы ещё оставить людей подслушивать разговоры двух шаманов. Может, подумал, что всё равно не понял бы.       Она старалась не думать о матери, о её сухих и мутных глазах, о её сгорбленной спине, о нервных жителях. Она старалась думать о завтрашнем дне, о планах, которые продумывала вместе с Иккингом, о ждущей её целой и невредимой Громгильде, о вроде бы друзьях, которые сейчас наверняка ловили ловушки и проверяли задницы на прочность. Вообще... иногда думать вредно.       Астрид растолкала Иккинга и погрузилась в сон без сновидений.       Она практически попыталась воткнуть кинжал в страшную маску, когда Иккинг разбудил её, но, слава Богам, всё обошлось.       — Вождь зовёт осматривать окрестности и приобщать к культуре, — парень ещё немного потряс девушку за плечо, убеждаясь, что она проснулась окончательно, и отошёл подальше. — Больше никогда не буду тебя будить.       Астрид вздохнула с облегчением, потянулась до хруста позвонков и надела маску снова, которая, кажется, скоро станет её второй кожей. Дышать уже стало легче.       Внизу суетилась мать, постоянно слишком сильно топая ногами по полу, гремя браслетами и посудой. Впервые в жизни девушка захотела помочь по дому этой женщине так, что руки хватались за всё подряд от переполняющих чувств — не тогда, так хотя бы сейчас. Иккинг лишь покачал головой и дёрнул Астрид за плащ, чтобы тот отлип от её кожи — шкурки Жутких жутей имели свойство слишком сильно впиваться в тело. Зато от жары защищали, это да.       Астрид уселась за своё привычное место за столом, только потом сообразив, что здесь сидеть нельзя никому. Но отца в доме не было, пусть за окном были только первые петухи. Мало ли какие дела могли возникнуть в такую рань.       Иккинг красноречиво уставился на карту деревни, гобеленом висевшую во всю стену, со всеми пометками о складе с продовольствием, оружием и прочим. Дочь вождя только дёрнула плечом — а что, и так узнал бы, так что нечего смотреть на неё настолько красноречиво.       — Значит, Иккинг и Камикадзе, — тепло улыбнулась женщина, поставив перед гостями пышущие жаром блюда. — А я Александра. Не расскажете несведущей женщине, в каких же богов веруют заморские шаманы?       Астрид всмотрелась в паутинку морщинок вокруг глаз, нить которых словно становилась толще при искренней улыбке. У мамы среди золота волос уже серебряные ниточки становились прядями, а руки, слишком сильно обласканные солнцем и видавшие огонь, кипяток и тяжесть больше, чем булавы, выдавали возраст с лихвой.       Но улыбка. Искренняя.       — Было бы ошибкой считать, что Боги не едины, — Иккинг сказал странную вещь, за которую его могли бы вздёрнуть на первом встречном суку, и принялся с аппетитом поглощать пищу. Мать готовила хорошо, этого не отнять.       Взгляд Александры пробежался вдоль всей фигуры шамана, особо задержавшись на глазах. Астрид была готова поспорить, что глаза Иккинга даже не сверкнули на свету, и что там углядела её мама, осталось загадкой, но женщина лишь слегка кивнула. Будто удостоверилась в чём-то.       — Вы говорите до ужаса странные вещи, молодой человек.       Но ей они нравились.       Иккинг лишь пожал плечами и доел свою порцию. Наверное, если бы их хотели отравить, то его обоняние это уловило? Ну, или Александра не стала бы есть с ними из одного котла.       Было бы ошибкой считать, что родная мать не признает голос родной дочери. Астрид старалась подальше спрятать свои руки и все открытые участки лица, закутаться в плащ поплотнее, чтобы скрыть очертания фигуры.       — Каждый лишь верит в то, во что хочет верить. Человеческая природа, — спустя некоторое время дополнил Иккинг, рассматривая дом. Возможно, здесь не было так же безопасно, как в домах Олуха, но здесь было тепло и уютно. Не то чтобы возле очага среди полудраконов было по-другому.       — Оу, а что же по поводу нелюдей? Неужели они ближе к истине, чем мы, простые смертные?       Астрид поперхнулась водой, Иккинг сочувственно похлопал её по спине. Не помогало, если честно.       — Не берусь судить того, чего не знаю, — голос из-под маски раздавался глухо, словно из глубин пещеры, но был ровным и даже немного самоиронии передавал.       — Ну а вы, неужели вам так холодно? Дом хорошо протапливается, — Александра повернула голову в сторону собственной дочери. Ни мига, чтобы встретиться взглядом, ни единого пересечения. — Да и вашего мужа я видела без маски, неужели нельзя увидеть заморскую красоту? Боги пока ещё не разгневались, — женщина вернула взгляд Иккингу.       Астрид помотала головой в разные стороны, прижавшись поближе к "мужу". Иккинг, поддерживая игру, приобнял её за плечи, прижав к себе поближе. А у самого сердце билось как у Жуткой жути — часто и неровно.       — Может, Камикадзе и сильная, но не готова доверять всем подряд, — на этих словах Астрид уткнулась в чужое плечо; маска больно прижалась к носу. Лишь бы подальше от пронизывающего взгляда матери. — Она предпочла бы, чтобы никто не видел её лица и не слышал её голос вблизи.       — Почему же? Наверняка, вы очень красивая девушка, — в этот раз женщина обратилась уже к самой Астрид, на что та ничего не ответила. Действительно, почему?       — Я бы мог сказать нечто высокопарное, вроде того, что она может потерять связь с духами и богами, но всё дело в шрамах, которые оставили драконы на её лице, — сообщил Иккинг с печальным видом, покачивая головой в разные стороны, словно выражая сожаление. Астрид долбанула его под столом по ногам.       Александра искренне засмеялась.       — Сразу видно, что недавно соединились священными узами, да? Ох, юная любовь такая невинная и яркая, что может ослепить мои старые глаза, — женщина хихикнула, вставая из-за стола. — Любить, несмотря на внешность.       Астрид никогда в жизни не краснела так сильно.       — Разве это не естественно? — прошептала себе под нос девушка, снова стукая куда-то в плечо смеющегося жениха.       Верно, не муж. Жених. Навязанный и такой же нужный, как секире вторая рукоятка. Пока ещё не муж.       Астрид посмотрела на Иккинга словно в один момент под другим углом. Семья. Дети. С кем она могла бы их создать? Семья строится на взаимоуважении и взаимопонимании. В семье любовь совершенно другого рода, выше всех этих масляных взглядов и возвышенных слов.       — Вождь убежал на совет, так что город и нашу арену, нашу гордость покажу вам я. Не волнуйтесь, больше никаких случайных болтов и стрел не будет.       — Надеюсь, неслучайных тоже.       — Я тоже надеюсь, — Александра покорно согласилась с подобной позицией.       — А по поводу чего совет?       — Ох... — она вздохнула, подперев ладонью щёку и покачав головой. — Вы наделали много шума, да. Но у нас тут и так растревоженный улей. К тому же не местные... У нас намечается большой и, как думает мой муж, самый последний поход на тварей.       Они вместе вышли на улицу, где их встретил холодный северный ветер и запах грязи — словно весна боролась с остатками сил зимы.       — Тварей? — словно задеревенело переспросил Иккинг, повторяя действия своей невесты и кутаясь в плащ.       — Драконов, — безразлично произнесла женщина, копируя состояние своего собеседника. — Выступаем после нескольких дней праздника, так что, думаю, вам придётся покинуть нас до этого события.       Их поводили по практически безлюдному острову, показали святыни, главный зал, где сейчас заседала большая часть жителей племени Остолопов. В память въедался уродливый герб пронизанной мечом уродливой ящерицы, его серость, трещины и облупленность. Затем их отвели на арену, предоставив право выбрать место получше.       — Пахнет кровью, — Иккинг втянул воздух в лёгкие, рассматривая кровавую арену. Арену, обтянутую цепями куполом не для манёвров, а для удерживания в клетке его соплеменников. В своё время почва здесь впитала слишком много железа, перестала восстанавливаться, затем и вовсе побагровела.       Астрид могла отметить, что не только кровью полудраконов. Как много здесь погибло тех, кто мог бы быть сейчас пекарем или обычным кузнецом, целителем — не сосчитать.       Дочь вождя присела на серую каменную ступеньку, ожидая продолжения. Дочь вождя. Теперь это звучало как ругательство.       — Я пойду, попробую подслушать. Тебе это слишком опасно делать, — Иккинг приподнял маску, чтобы лучше прочувствовать аромат, витающий в воздухе. — К тебе ведь всё равно не подойдут.       — Я надеюсь, — Астрид хмыкнула. — Вдвоём будет слишком подозрительно, да?       — Можешь думать, что я даю тебе время вспомнить дом, — после этих вполне спокойных интонаций парень издал звук, больше похожий на рычание, и вздохнул. — Ты знаешь это место лучше меня. Может, найдёшь что получше или подцепишь такую информацию, на которую я не обращу внимания. Да и... — Иккинг не договорил, махнув рукой, мол, неважно, и спустился вниз по ступенькам.       Здесь, на этой арене, она прожила большую часть времени, пока не сбегала с Хедер к порту или делать пакости в главном зале. Снизу, на первом ряду, под каменной скамейкой было её имя, которое она выбивала специально ночью. Ведь камень прочнее дерева — думала тогда она. А возле входа на арену была зазубрина от её секиры. О, ещё наверху была привязана её расшитая бисером лента для волос — на цепи, в самом низу, но всё же на куполе. Поближе к небу. Пусть место в целом казалось серым, железным, слишком даже безжизненным, но для Астрид оно было пропитано воспоминаниями.       Люди обустраивались вокруг арены, постоянно пялясь на Хофферсон, чем заставляли ещё плотнее закутываться в плащ. Никто не подойдёт к чужой жене. Не должен. Астрид убеждала себя словами Иккинга, своими собственными убеждениями — но это не работало. Жители продолжали сверлить её взглядом, нахохлившись, будто она слишком чужая и странная для них, какая-то заморская зараза.       Шлемы с рогами на головах, оружия за спинами, одежда из кожи и мехов — они ведь все так были похожи. Так почему между ними война?       Астрид лишь уставилась себе под ноги, постоянно дёргаясь при каждом близком звуке.       Всего однажды викинг убила дракона — тогда тварь, гадину, змия, — отрубив сначала крылья, а затем лишь голову. Она помнила его кровь, его крик, переходящий в надрывный писк, не вопль, ведь Жуткие жути на это не способны. Был ли этот дракон из стаи разумных? Или оборот вообще не происходит в столь мелкий вид? Мог ли он просто думать, осознавать ужас, понимать, что у тогда ещё маленькой девочки тряслись руки, как в лихорадке, а улыбка тучного мужчины была вызвана первой кровью жертвы?       Сбитый дракон — мёртвый дракон.       Это было не на бурой земле арены, а в чистом лесу, среди зелёных вековых деревьев и рядом с поляной цветов. Это было летом, но отнюдь не зной не давал сделать хотя бы маленьких вдох. Просто огромные глаза маленькой ящерицы, похожие на глаза дохлой рыбёшки, появлялись ярким образом в голове каждый раз.       Поэтому в теории — лучший драконоубийца, а на практике — страх отнять жизнь у любого существа, которое больше котёнка. И это в их-то время, когда скоро будет война.       На сцене уже стояли её сверстники — один толстый, который постоянно пытался придавить девушку к стене; второй чернявый, его кожа была будто потемневшая медь; трое братьев, совершенно не похожих друг на друга; а также ещё один дрыщ, который имел все шансы умереть. Все они пытались задрать Астрид, словно она была какой-то дичью в лесу, изничтожить морально, только потому что она была девушкой, женщиной, потому что она должна была родить от кого-то из них детей и закрепить статус вождя за кем-то из них.       Они пытались отравлять её жизнь, но, видит Тор, Астрид даже не помнила их имён.       Толпа собралась — яблоку негде упасть, чуть ли не всё племя попыталось уместиться на ступеньках арены в предвкушении шоу.       — За право сразиться с драконом они должны сначала доказать своё право силой перед другими страждущими этой судьбы! — провозгласил крик вождя с почётной ложи. Астрид хмыкнула, ведь отец точь-в-точь повторил ритуальную фразу, которая вертелась в мыслях. Девушка недовольно подёргала ножи в ножнах. — Давайте же узрим достижение одного из этих будущих мужей! Станем свидетелями триумфа того, кто достоин убить чешуйчатую тварь!       Толпа заревела, загудела, засвистела, жаждущая крови. Неважно, чьей. Мальчишки, ещё жалкие мальчишки, не набравшиеся ума, купались в этой жажде, извращая для себя это в лучи славы, и гордо двинулись выбирать оружие.       Астрид застучала пальцами по камню. Несмотря на всю малость места, никто к ней так и не осмелился подсесть.       Удар четырёх судей по цепям с разных сторон арены означал начало боя. Астрид прикусила губу от нетерпения.       В самом начале «взрослые» захотели повеселиться и поставили в пару сражающихся двух братьев. Смотря, как древко топора со всей силы опустилось на шлем мальчишки благодаря руке брата, Хофферсон задавалась вопросом, неужели она мечтала об этом? О жажде крови, направленной на своих подданных, о славе и почитании благодаря насилию в столь тупой, неизящной форме?       Когда Иккинг появился, один брат запинывал другого ногами под малую стену арены, улыбаясь очень широко, словно получил любимую игрушку. Не надо большого ума, чтобы догадаться, что один поддался другому, более тупому и жестокому. Астрид могла бы подумать, почему один из них так поступил.       — Прости за опоздание, — довольно громко произнёс Иккинг под громкие аплодисменты Остолопов, но в ответ получил действительно сильный удар по ноге и молчание.       — Слишком долго, — всё же сказала Астрид, всматриваясь в бой смуглого и толстого, желая победы первому. Ну, он хотя бы красивым был и не пытался её изнасиловать.       — Бежал изо всех сил,— сказал Иккинг, потирая ушибленную ногу, — но, смотря на это представление, ощущаю себя идиотом; мог и не торопиться.       Бывшая наследница вождя с обидой фыркнула, но из-за маски звук получился даже страшным. Впрочем, она не применяла насилие, что уже говорило о её согласии.       — Раньше они были более... собранными и сдержанными, умели включать разум в некоторых моментах, — воительница проследила путь летящего меча от толстого к смуглому, хотя у первого была пара ножей. — Но сейчас у меня ощущение, словно они то ли отупели, то ли развратились чем-то.       — Азарт, ощущение крови, разум бурлит от того, что они будут участвовать в войне, — даже под маской недобрая ухмылка полудракона будоражила инстинкты самосохранения. — Они уже собирают провизию, чтобы двинуться к нам, представляешь? А этот Громмель, он у них последний. Слишком затратное удовольствие это, кормить "тварей" перед началом войны. Поэтому они несколько дней назад устроили часовое представление и праздник вашему молодняку, пустив их в клетки и давая шанс лично перебить их. Это же... — Астрид заметила, как у Иккинга начали трястись руки. Да что руки, его трясло всего, а глаза блестели, отражая все источники света разом.       Девушка сглотнула и несмело взяла слово себе:       — А потом они тащили их шкуры на собственном горбу до выгребной ямы. Такое и раньше случалось. Дураки радовались счастью, но любому разумному человеку было понятно, что такая победа ничего не стоила. Наверняка в клетках не было изначально много драконов.       Ты убивала?       Ты убивала разумных существ, мне подобных?       Нет, ты правда когда-то настолько цинично думала о происходящем?       Ты понимаешь, насколько ущербно звучали твои утешения?       Астрид отвернулась от лица Иккинга, кутаясь в плащ — читать в глазах мысли она стала слишком хорошо после всего происходящего.       Хэддок попытался успокоить бушующее сердце и магию внутри, втянуть обратно чешую на лице и горле, перестать сверкать глазами — не получалось. Ему, конечно же, не хватало только приступа оборота посреди праздника драконоборцев. Но спустя полчаса, по истечении всего первого тура избиения, начавшая ломаться под драконью пасть челюсть стала сращиваться обратно, клыки сразу раскрошились до нормального размера; полудракон полез под маску руками, чтобы хорошенько расчесать кожу после чешуи.       — Твой отец не умеет писать, да? — спросил он на ухо Астрид, отчего девушка вздрогнула. Слишком горячо и неожиданно.       — Читать умеет, писать, может, тоже, но не делает этого, — она обернулась к нему с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, находясь в процессе осознания.       — Твой отец хочет заявить, что мы подделали соглашение, опорочили и украли единственную наследницу, поэтому он начинает войну.       О Тор.       О Великие Боги, духи, высшие силы.       Да смилуется Хель над их душами.       — Бред какой-то, как с вами можно начать открыто, если половина людей не знает, что вы можете думать... — Астрид сжала несколько кожаных полосок своей юбки так, что швы по краям слишком больно впечатались в ладони.       — Решил объявить нас народом, который поклоняется тварям и проклят магией. Прости, но вешать людям лапшу на уши, как только дело касается хоть чего-то необыденного, вроде магии, довольно легко, — Иккинг сделал небольшую паузу, чтобы дать немного времени, и продолжил дальше шёпотом: — Они собираются пройти через единственный открытый залив, каким ходят торговые суда, потому что их количество кораблей не пройдёт другими путями.       — А у вас будет время, чтобы хоть что-нибудь предпринять, точно. Куда там фрегатам до драконов, — Астрид, словно копируя Иккинга в смятении, прошлась рукой по волосам на затылке, то ли пытаясь почесать, то ли убрать мусор.       Как-то не так всё.       — У вас? — недоумённо спросил Иккинг, тут же приглушив голос до шипения, когда какой-то викинг недоумённо на них уставился с опаской. — У нас, Астрид. Ты всадница, Астрид. Умей брать на себя ответственность.       — Вы же их просто перебьёте, — она усмехнулась сквозь зубы.       — Что именно заставило тебя так думать?       Гомон толпы, не утихающие вопли. Хофферсон краем глаза смотрела на то, как третий брат проткнул второго, выигравшего в первом туре, мечом насквозь. И если первый раз она была готова списать на братскую любовь то, что мальчишка поддался, но теперь она осознала — первый просто хотел жить.       — Посмотри, как тебя трясёт только от знания, что они убивали вам подобных, хотя ты даже слишком пацифист, расчётлив, умён и не имеешь дракона внутри. А что будет с твоим отцом? С остальными? Ненависть порождает ненависть, Иккинг, это ведь замкнутый круг.       — Во время наших ограблений практически никто из ваших не погибал. А если и погибал, то только из-за необразованности ваших целителей. Мы попытаемся решить дело мирным путём. Даже мой отец понимает, что война ни к чему, особенно после неурожайного года и в самое начало весны, когда запасы не успели пополниться.       — Иккинг Хэддок?       Астрид обернулась на пробирающий голос и увидела рыжего мужчину с множеством шрамов на лице и широченной улыбкой. Воин. Переминался с ноги на ногу, пару раз хихикнул, пока дожидался реакции со стороны Иккинга. Похоже, один из тех, кого битвы свели с ума.       — Да?       — Вам послание от вождя, сказали срочно передать, — мужчина уставился своими зелёными глазами на Иккинга, постоянно тыкая в него свёрнутой запиской.       — О, спасибо... — Иккинг, нисколько не боясь, принял записку и даже ответно улыбнулся.       — Всегда рад послужить, бр... — Хэддок, цыкнув на викинга, прервал слишком уж восхищённую речь. — Кхм, вождь сейчас удалился на перекус, так что я могу сопроводить вас.       "Неужели один он стоил целого конвоя из пятерых?" — промелькнуло у Астрид в голове. Где-то между сознанием и подсознанием билась мысль, которая всё никак не могла уложиться в нечто связное.       — Мы будем рады, Дагур, — Иккинг подавил улыбку на своём лице, которая чувствовалась в голосе, и встал, протягивая руку для Астрид. Дагур, посмотрев на их руки, то ли всхлипнул, то ли хрюкнул, состроил странное лицо, но потом стал серьёзным, настолько, что ужасал не только своими рваными шрамами, но и выражением лица, а толпа почтенно расступалась перед ними.       Дагур?       Дагур Остервенелый?       — О, я рад, что ты меня ещё помнишь, малышка, — ещё шире улыбнулся Дагур, давая понять, что Астрид не умела держать мысли в голове. — Передавай моей сестрёнке привет. И вы такая милая пара, просто дух захватывает, — воин снова всхлипнул, изобразив, судя по словам, умиление, на что Иккинг лишь закатил глаза и устало вздохнул.       — Я потом тебе всё объясню, хорошо? — Астрид в ответ кивнула и вырвала свою руку из руки Иккинга. — Что случилось?       — Рыбик послал меня за тобой, только сказав, что один из близнецов попал в серьёзную ловушку и им нужна твоя помощь, — Дагур вмиг стал серьёзным, а его шаг более чётким и даже военным. — Он кричал и даже чуть ли не плакал, поэтому я спешил, как мог, братишка. Пусть никто ничего не объяснил, но это показалось довольно серьёзным.       Астрид закатила глаза, приговаривая, что она говорила стеречься ловушек, говорила же, а что в итоге? Хель в итоге.       — Иккинг, ты узнал достаточно или?.. — Хофферсон спросила жениха, почёсывая подбородок.       — Даже слишком, пожалуй.       — Вещи. У нас сильная видящая в племени, я не хочу, чтобы хоть одна вещь осталась в моём доме. Место я найду, вы идите вперёд, а я забегу домой.       Собеседники кивнули и побежали к границе леса, не подозревая, чем кончится разделение. Астрид же знала, что слишком серьёзных ловушек, с которыми бы не мог справиться умный Рыбьеног, в лесу банально нет, поэтому её пугала эта неопределённость. Скрываясь от отца и матери на первом этаже на кухне, она проскользнула через чёрный вход за лестницу, поднялась на второй этаж, забрала ремешки для волос. Осмотрела, кажется, в последний раз все рисунки, которые выводила на дереве, и спустилась вниз. Удачно они разделили комнату шкурами, это да.       — Я насиловал нашу дочь? Бил её? Издевался над ней? Она была голодна, не одета и не обучена? Не получало то, что хотела?       — Дочь для тебя вещь, она у тебя даже "получало"!       — Не заговаривай! И не дерзи мне, женщина!       Астрид вышла из дома и побежала к лесу. Отец действительно был неплох, в какой-то мере. Астрид ещё помнила, как одна из девочек, с которыми её заставляли играть, пришла к ним в дом в разорванном платье, с растрёпанными волосами, босая и вся в слезах, говоря, что отец пытался сделать с ней что-то странное, зачем-то раздвигал ей ноги и... дальше Мордоворот не дослушал, оставив успокоение ребёнка на женщин, а сам пошёл и отрубил пьяному воину мужское достоинство, оставив окончательный суд на всё племя. Достоин — прижгут и остановят кровь, не достоин — так подыхай.       Подох ведь.       Может, отец тогда и пытался воспитывать дочь с особой жестокостью лишь поэтому, чтобы не пришлось спасать от чего-то такого противного.       В наивных размышлениях Астрид не заметила, как пересекла половину леса, обходя ловушки автоматически, поэтому только у самого лагеря услышала крики Иккинга:       — Чем вы думали, идиоты! Крысоеды! У вас вода вместо мозгов! Забияка, не стой, собирай его! Хель, святая Хель, почему вы такое недалёкие и немощные!       В его голосе было столько отчаяния и зла на всех, что Астрид споткнулась о корягу под ногами и упала на руки, содрав кожу.       "Громгильда? Громгильда? Что случилось?" — она обратилась к своему дракону, вызывая ноющее чувство связи между ними и улавливая в отблесках света нить магии.       — Но если бы мы отправили сразу, то нам могло не хватить драконов, к тому же, вдруг ты знаешь, что это такое?.. — пробормотал Рыбьеног, просто закапывая лавой собственную палатку с помощью Сардельки. Не до сборов было.       — Все вы прекрасно знаете, что драконы могут одновременно унести двух на спине, а Ужасное чудовище и вовсе трёх! И откуда мне знать подобные вещи?! Его надо к Готти или хотя бы к книгам! — Иккинг продолжал орать.       — Помоги, Иккинг, — всхлипнула Забияка, встряхивая дрожащие руки.       Иккинг рыкнул, отшвырнул девушку от какого-то мешка, сам его поднял и стал привязывать к шее Барса. Или Вепря.       "Ас-с-стрид? Дор-р-рогая?" — словно проверяя на вкус, переспросила Громгильда.       "О Тор!" — девушка усмотрела вывалившуюся из кокона одеял слишком бледную руку, не в силах сдвинуться с места.       "Забирайся на спину, ну же. Задирака отравился чем-то нехорошим, нам нужно действовать быстро, ему всё хуже и хуже", — Змеевик подошла к своей наезднице и ощутимо толкнула её в спину.       Астрид вспомнила, что местом, где она впервые убила дракона, была полянка с росшими красивыми на ней цветами, которые использовали для смертельного яда.