Не пиши "The End", Я придумаю Happy End. Поверну все так, Чтоб два сердца вновь бились в такт. Все ведь как в кино, Разреши лишь доснять его.
Пара Нормальных
Всё. Можно было бы написать, что это конец. Такой неординарный, когда всё могло бы быть, но нет ... The End. Можно было бы написать, но это не так. Она всё ещё помнила его, она всё ещё любила его. Как будто невзначай вспоминала его лицо, его улыбку, его наглый взгляд перед сном и понимала, что всё ещё любит. Умеет ли он любить? Наверное, нет. Умеет ли она прощать? Наверное, тоже нет. Свой внутренний монолог она подкрепляла тихими всхлипами. Её слёзы были горячими, кожа горела от их тонких капель. Кэрол прятала лицо в подушку, сдерживала подступающий крик и в мгновение успокаивалась. Умеет ли он любить? Да, да, чёрт возьми, да! Она верит ему. Но, тут же второй вопрос. Простит ли она его? Нет, нет, никогда! Её сердце больше не глотнёт столько боли, оно не выдержит. Её спасательный круг сдувается, она больше не чувствует Люка рядом, хотя каждый день видит его, каждый день держит его руку, каждый день чувствует тёплые, любящие поцелуи. Что? Что нужно сделать, чтобы этот кошмар закончился? ЧТО? Она вспомнила про ад в душе. Про свой холодный, личный ад. Она снова стала замерзать. Иначе я умру А умрёт ли она? Станет блестящей пылью уходящего в пропасть своего мира? Станет только дырой в памяти близких, превращаясь постепенно в оттеночный цвет собственной тени? Чем она станет, когда он умрет? Пустой скобкой в предложении, без слов, без запятых и точек! Не умрёшь, я же не умерла Враньё! Грубое, наглое враньё! Каждый день она погибала без него, и не могла насладится этой смертью - она была избавлением. А потом приходил вновь ад, открывал ворота, запускал её к трёхголовой собаке на тоненьком поводке и ждал, когда она сорвётся. И Кэрол ждала своей участи - когда тело станет лишь частями, отдельно существующими на холодном, мокром, грязном снеге. И собака рвалась, она хотела накинуться на глупую, маленькую Кэрол, рычала, выпуская пену. Но ничего дальше. Лишь это мерзкое чувство приближающийся опасности - тяжесть внизу живота, будто все бабочки стали статуями, окаменели от одиночества и тоски. Кэрол проснулась. Звонил телефон. Он кричал, рвал свою электронную глотку, в надежде на то, что его услышать. А меня кто-нибудь слышит? - Алло, - сонным голосом произнесла Кэрол и села на кровать. Подушка до сих пор не высохла. - Малыш, доброе утро, - Люк был в хорошем настроении. Она чувствовала его позитивную энергию, но груз был слишком тяжёл. Кэрол не улыбалась. - Ты ещё спала? - Да, - тихо произнесла она, - читала допоздна. Ты что-то хотел, а то меня мама зовёт? - она солгала. - Слушай, в моём университете устраивают что-то типа бала, и я хотел бы, чтобы ты пошла со мной, - Люк хохотнул в трубку. - Ну, хорошо, - легко согласилась она. Это же всё-таки Новый Год, праздник, когда свершаются все мечты. Может, и её свершится. - Спасибо, - тихо проговорил в трубку Люк, а потом добавил, - Я люблю тебя. - И я тебя, - она уже готова была расплакаться, - Пока. - Он отключился. Как же подло она поступала. Она лгала ему, лгала ему только потому, что не могла иначе. Она верила, что новогодний бал что-то изменит, но что-то тяжёлое, эти мёртвые бабочки, они не оживали, они не давали ей никакой надежды на это. Иногда одной веры мало.