Сволочь

Приснись мне этой ночью. Приснись обязательно! Посмотри в мои глаза, скажи, как тогда, что любишь, повтори это снова и снова, чтобы я обрёл мысли, обрёл самого себя. Я не хочу слышать чужие голоса, видеть чужие лица. Я хочу твоё дыхание на шеи. Хочу, чтобы Наша вечность длилась, как длятся века – бесконечно… Б.

Она опаздывала на пару, хватая с прилавка только что купленные пончики. Чесалось ухо из-за мелкой пряди волос. Она пыталась убрать её худым плечом, но это выглядело нелепо и бесполезно. Кто-то стал за ней, пока короткие пальцы искали мелочь в кошельке и складывали пончики в объёмный рюкзак. Прядь начинала раздражать, выводить из себя, но внешне она держалась стойко, несмело улыбаясь молодому продавцу. Что-то медленно убрало непослушный локон за ухо, и она испуганно обернулась. - Я видел, она вам мешала, - заметил высокий парень, ухмыляясь повседневностью своего образа. - Спасибо, - тихо ответила она, закрывая и открывая карие глаза. Они были похожи – его и её глаза. Карие шарики с чёрной серединкой, всегда, почему-то блестящей, влажной. Только взгляд был разным: её – робким, еле подвижным, всегда виноватым и осторожным; его – наглым, острым, вызывающим и бесстыдным. Ей хотелась понаблюдать за ним ещё, но пара начиналась через пятнадцать минут. Она улыбнулась – оголяя дёсны и белые, маленькие зубки, выбежала из пекарни, легко закрыв за собой дверь. - Она часто здесь бывает? – отстранёно спросил Билл, показывая продавцу худым, длинным пальцем на капучино и щурясь от утреннего солнца. Оно проникало чуть ли не через каждую щель этого помещения, преследуя его посетителей и прохожих с другой стороны. - Почти каждое утро, - начал парень, отсчитывая сдачу. – У неё тут не далеко университет находится. Она понравилась вам? – он спросил смело, а потом осел под тяжёлым взглядом Билла. - Тебя это не касается, - он забрал свой заказ, вышел из душного помещения, сел в машину. Пора было ехать. Его ждал Том в студии, как всегда весёлый со всеми, но не с ним. Холодность их отношений была ясна всем - брат пытался уберечь брата от ошибок. Но кто его об этом просил? Она прибежала за пять минут до преподавателя. Ребекка уже давно сидела за длинным столом, слушая в поломанных наушниках музыку и рисуя в тетради по истории маленьких, тонких человечков. - Ребекка, - она села тихо, примерно так же, как и ходила – её движения нельзя было уловить, она плавала по полу своими ножками, цепляясь только за пороги и ухабы. - Ты купила мне пончик? – просто спросила однокурсница. Она кивнула, доставая из рюкзака бумажный пакетик и тетрадь с ручкой. – Спасибо, Кэрол. Я так хочу есть. - Но ты ведь не будешь это делать на паре, верно? – спросила Кэрол, приглаживая волосы. Трогая ту прядь, что так настойчиво выбивалась в пекарне, она вспомнила его глаза и его лёгкое, почти не уловимое движение рукой – прядь послушно легла за ухо, как будто ждала только его приказа. - Конечно, буду, - Ребекка закатила глаза и откусила от пончика ровно половину. - Приятного аппетита, - пожелала Кэрол знакомой, легко пожимая плечами. Она сняла чёрную кофту, повесила её на спинку неудобного, но привычного стула, надела на слегка горбатый нос большие, квадратные очки и стала что-то активно читать в тетради. Её широко распахнутые, но короткие глазки бегали по странице с ровным почерком, а маленькие губки, отдалённо напоминающие сердце, невпопад двигались от каждого нового слова. Тушь немного осыпалась на кожу, придавая вид веснушек или маленьких родинок под глазами, где активно были замазаны синяки. В ней не было красоты, какой-то азартной привлекательности, скорее наоборот: глаза, разумно оценивающие ситуацию, наблюдательно следили за каждым движением рассказчика, а густые брови сводились к горбинке на носу. Лёгкость высокого тела была, отчасти, из-за гибкости и плавности, хотя несуразность всегда выходила на первый план. Всем нравилась её исключительная простота: она помогала, не смотря на то, что ей этого не хотелось делать. Просто её так воспитали. Она умела ненавидеть, умела злиться, повышать голос и громко, заливисто смеяться, но никто никогда в это не верил. Отчасти, она была замкнутой и не разговорчивой, хотя всегда рассказывала Ребекке забавные случаи. Просто, её не замечали, старались не замечать. Некоторых она даже раздражала своими ответами на парах, своими движениями и непонятным любопытством ко всему. - Итак, кто знает, что послужило началом Первой Мировой Войны? – рука тянется выше всех. Кэрол попискивала, когда тянула вверх и так длинную руку. Ей хотелось опередить время и посмотреть, как она ответит, но преподаватель, слегка склонив голову набок, спросила Пита, напрочь не заметив её. Обида взъелась на Кэрол – она в пролёте. И так целый день – преподавателем надоело слушать одну Кэрол, а её это мало волновало. Она тянула руку, старалась дополнять, но было бесполезным такое старание. Вечер прошёл ещё скучнее – мама приготовила вишнёвый пирог, папа прочитал новый анекдот, а младший брат давно ушёл к себе в комнату, громко разговаривая по микрофону. Ей хотелось разнообразия, как в школе, чтобы снова пришла та пора, когда она умела ещё смело оценивать каждую ситуацию, совершать неправильные, а порой, и глупые поступки и всё время улыбаться. Это было время последнего этапа взросления; это было время Люка и его бешеной компании; это было время первой любви; это было её золотое время, которое стёрли беспощадными движениями поступления и первый курс. Сейчас стало легче, намного легче, но что-то продолжает давить в груди, заставляет просыпаться каждую ночь и вспоминать самое важное – она осталась прежней, это остальные поменялись. Люк, Мэри, Вивьен, Роб и Чарльз. Они все стали для неё просто чужими людьми. А как ведь раньше было хорошо … Утром она снова была в пекарне. Покупать пончики стало действительно утренней привычкой, без которой было бы не так интересно сокращать путь в университет. Она уже расплачивалась, когда на прилавок легка его аристократическая рука с кольцами и кучей браслетов. Он постукивал пальцами по деревянной дощечке, выбивая ритм. Стало страшно даже дышать. - Простите, но мы вчера не успели с вами познакомиться, - начал приятный, мужской голос и Кэрол повернулась на него. – Меня зовут Билл! - он улыбнулся, протягивая руку. Аккуратно, боясь разрушить вот такое внезапное и не до конца понятное, она пожала её, цепляясь подушечками пальцев за ладонь. - Кэрол, - прошептала она, потирая горбинку носа. Он громко усмехнулся. - Кэрол, - повторил он, как-то странно рассматривая её. Шестерёнки мозга быстро шевелились, а наглый нрав и азарт пробуждался. Он не хотел её спугнуть, наблюдая из-за кустов, как хищник, за её неловкими, плавными движениями и короткими взмахами накрашенных ресниц. – Чем вы заняты сегодня вечером, Кэрол? - Пока ещё не решила, - неловко ответила она, надевая рюкзак на плечи. – Мне пора, простите, у меня скора начнётся пара. - Мог бы я попросить ваш номер? – она замялась. О нём знала только то, что его зовут Билл. Она стала мять бумажный пакетик от страха и стыда. – Впрочем, это не так уж и важно. Давайте так, - он понял, что она боится его, а нужно, чтобы она смогла доверять ему. В свою очередь он начнёт действовать. – Сегодня в шесть вы придёте сюда, сядете за вон тот столик возле окна и закажите себе горячий шоколад. А я к этому времени уже буду здесь. Так вам не страшно? - Хорошо, - снова тихо ответила она и быстро ушла из пекарни, оставляя после себя только аромат духов и молодой кожи.