Сволочь

Я без тебя, словно ангел без крыльев …

Ей не терпелось сбежать с пар, чтобы быстрее попасть в пекарню, сесть за столик возле окна и терпеливо ждать. Вены змейками непослушного течения, напрягались, чтобы выгнать не нужные мысли из головы, но его глаза, точь-в-точь такие же, как у неё, тяжело въелись в память, и ничто не могло их выманить оттуда. - Кэрол, - негромко позвала Ребекка, указывая длинным пальцем с обгрызенными ногтями на вибрирующий телефон. Дисплей светился голубыми тонами, а номер, неопределённо, кричал о себе большими цифрами. Её сердце едва дрогнуло, впалые щёки покрылись пятнами румянца, а губ коснулась лёгкая улыбка. Вдруг он! Её мысли окончательно спутались, когда бессильный телефон погас, так и не крикнув по-настоящему. - Всё хорошо? – Ребекка глупо уставилась на Кэрол, подозревая её в чём-то необычном, что её совершенно не волновало, но ей, почему-то, хотелось это знать. - Да, сколько осталось до конца пары? – она слабо улыбнулась, наблюдая, как однокурсница медленно смотрит на наручные часы, отодвигая в сторону серый рукав пайты, щурит глаза и поправляет рукав обратно. - Пятнадцать минут, - оставалось только молиться, чтобы преподаватель сжалился над ними и отпустил раньше. Чтобы не случилось, она должна оставаться спокойной, набрав его номер, отдышаться, выдохнуть и привычно для неё сказать – Привет! Она ломала колпачок ручки, выворачивая пластмассовую синюю ленточку от прозрачного конуса, и нетерпеливо кусала нижнюю губу. - На сегодня всё, - громко закончил преподаватель, - можете быть свободны. Её глаза заблестели, наполнились приятно влагой, смягчая нижнее веко и ресницы. Небрежно закидывала вещи в рюкзак, быстро застёгивала его и смотрела на выход. Всё хотелось делать быстрее, чем получалось. Ладони вспотели, скользили по кожаным ремешкам, а пряди начали свисать на лицо. Она смахнула их рукой, закинула рюкзак на плечо и выбежала из аудитории. Что ему говорить? Каким голосом с ним разговаривать? Пальцы нервно нажимали на зелёное пятно потому, что всё вокруг расплывалось в непонятной дымке, съедаемой страхом. Слышались гудки: долгие, настойчивые, они медленно разрушали нервную систему, бросаясь в неё секундами, минутами. - Алло, - восторженный голос почему-то был другим: знакомые нотки мужественности заменили такие же знакомы нотки веселья и безупречности давно забытого голоса. – Кэрол, наконец-то ты взяла трубку! Надеюсь, ты узнала меня. - Люк? – огорчённо, но, в то же время, с облегчением переспросила Кэрол, присаживаясь на низкий подоконник. – Не ожидала тебя … услышать. - Прости, что раньше не звонил. Я скучал по тебе, - ей этого не хватало целых полгода. Она мучилась, терзала сама себя, потому что начинала забывать Люка, мечтала навсегда покинуть навязчивую мысль о его существовании. – Я хочу встретиться. У тебя сегодня получится? Она уже готова была сказать да, но вспомнила про окно и горячий шоколад. Давайте так, - … - Нет, прости Люк, но у меня сегодня планы на вечер, - она быстро протараторила фразу, закрывая и открывая глаза от давления лампочки над ней. Мимо проходила студенты, мельком замечая её фигуру и острый, непринуждённый взгляд мокрых глаз. – Прости, - тихо добавила она, думая только о том, чтобы разговор быстрее прекратился. - Хорошо, - удручённо произнёс он, и она слышала его тяжёлое, громкое дыхание в трубку. – Можно я позвоню тебе завтра? - Конечно, - как-то робко согласилась она. – Пока! - Пока, - она знала, что он улыбнулся – Люк так делал всегда, прощаясь с кем-то по телефону. - Зачем нужна эта улыбка, Люк? Чарльз же всегда тебя раздражал! – она надевала тёплую кофту на замёрзшее, от открытого окна, тело и поправляя растрёпанные, каштановые волосы. - Но мы же с ним общаемся, - он медленно подошёл к ней, дотрагиваясь к гусиной коже талии, проводя под кофтой от рёбер к тазовой кости и обратно, слегка приподнимая уголки губ. - Я хочу быть рядом с тобой всегда, - неожиданно для себя произнесла Кэрол, не решаясь смотреть ему в глаза. - Обещаю, никогда … Она не хотела вспоминать их общее прошлое, потому что у них не было общего настоящего. Горький смешок сорвался с губ, и она встала с подоконника. Последняя пара – она знала, что будет нудить в голове скучный голос преподавателя и не менее скучные мысли. Он не томился, занимаясь студийными записями, слегка улыбаясь Тому на его пошлые шуточки. Георг вышел в курилку, прихватив с собой Пумбу, а Густав закрылся у себя в коморке вместе с барабанами. - Мне Вероника звонила, - спокойно начал Том, но Билл прекрасно понимал, что это спокойствие фальшивое, что с каждым словом старший будет заводиться, злиться, и, в конце концов, перейдёт на грубый шёпот. Он никогда, практически, не кричал, больше шипел, как гремучая змея, постукивая пальцами по чему-нибудь твёрдому, пока его глаза остаются мёртвенно-спокойными. – Жаловалась на тебя. - Что я ей такого сделал? – монотонно спросил Билл, наклоняя голову набок. - Ты трахнул её, а потом выбросил за дверь, - проговорил Том, кинув на маленький диванчик листики с нотами. - Зато как я это сделал! – язвительно, самодовольно произнёс Билл и привычно ухмыльнулся. Ему нравился этот диалог – раздражать брата было одной из немногих причин, почему он всё ещё в студии. - Когда ты успел стать такой сволочью? – Том зло глянул на младшего, его борода шевелилась так же медленно, как и губы. - Я таким родился, - начал Билл, вяло вставая со стула, и мрачно смотря на близнеца. - Ты такой же! Ты пускаешь шутки про член и женщин, ты изменяешь Рие, когда я никому ничем не обязан, не имея длительных отношений, и живу спокойно. Я – игрок, я вырабатываю азарт, когда заигрываю с девушками, а ты просто затаскиваешь их в постель. Так кто из нас ещё сволочь? – он видел, как Том сжал кулаки, он наблюдал за его тёмно-карими глазами, метающими молнии в родного брата. Они желали сжечь его до сухого, рассыпчатого пепла, чтобы потом Том растоптал его, превратил в пыль. - Я не изменял Рие, - Том начинал шипеть. Выровнял спину, но всё равно остался ниже Билла. – Ты мне мерзок, Билл! Я не верю, что ты мой брат. Я ведь не такой! - И хорошо, что мы не похожи, - грубо заявил Билл, сузив глаза. Что-то горящее, пламенеющее поднималось к глотке, жгло гладкие, мокрые ткани и он больше не мог себя сдерживать. – Ты жалок, Том. Ты учишь меня жить? Ты учишь меня любить? Человек, которые сам был таким, учит меня! – он грубо, громко засмеялся. - Но я изменился! – Тома жгло не меньше. Он начинал повышать голос. Билл понимал, что дошёл до пика самого большого пучка нервов брата, а дорогу назад завалило начало диалога. - Я пытался измениться, и у меня получилось! А ты только больше загоняешь себя в общественную яму. Ты становишься посредственностью! - Да что ты говоришь? – страх всё-таки пролез в маленькую лазейку души Билла, и голос предательски дрогнул. Опомнился тогда, когда улыбка взлетела на губах Тома, взяла его в свои цепкие объятия. Он прекрасно понимал, что, если не возьмёт себя в руки, то проиграет. – Ты слабак, Том! Ты сдался! – как он не старался, у него ничего не получалось – улыбка на похабном лице не исчезала. Обессиленные, натянутые нити обозлённой души вот-вот могли лопнуть, больно задев и Билла, и Тома. Злобные глаза, смешанные с сарказмом улыбки нельзя было узнать – два года назад они были роднее всех, а теперь смотрели отрешенно, холодно и язвительно. - Нет, Билл, это ты слабак! – Том выбросил эти слова под ноги младшему, удовлетворённо растянув губы до невозможного, восхищаясь своим видом. – Ты не смог справится, ты не смог выбраться из этой дыры. Ты застрял, - а потом его взгляд смягчился, стал прежним, братским. – И не даёшь себе помочь. Ты всё время меня отталкиваешь. - Мне не нужна твоя помощь, - тихо ответил Билл. Он ненавидел его за эту поддержку, считая, что не нуждается в ней. – Давай закончим эту перепалку, оставим её на потом. Том обречённо кивнул, в который раз понимая, что проиграл.