***
С горем пополам силки были расставлены. За те два дня, что спутники добирались до выбранного Торином места, запасы еды существенно истощились, и охоту уже нельзя было назвать ни развлечением, ни тренировкой. К счастью, в этой части леса дичи было хоть отбавляй, в чем гномы убедились, едва углубившись в чащу. Спрятавшись за поваленным деревом, они наблюдали за молодым оленем, беспечно общипывающим листву с нижних ветвей и не подозревающим, какая опасность ему угрожает. Тут нужен был один точный выстрел. Торин всегда считал, что есть вещи, на которые нельзя жалеть сил, времени и денег, и одной из них было оружие. Поэтому он предпочел не заметить того, что Кили при взгляде на его лук испытал всю гамму чувств: от восхищения до зависти. Лук в самом деле был примечателен: короткий, мощный и очень тугой, он был изготовлен только для одного хозяина. Мастер, выполнивший заказ, сказал тогда: «Вы, гномы, неважные стрелки, но ни один эльф такой лук даже в руки не возьмет. Ну не сможет он его натянуть!» Торин скользнул пальцами по оперению стрелы, затаил дыхание и… Олень испуганно дернулся, потоптался на месте и устремился в чащу — прочь оттуда, где едва не стал добычей. — Что за?.. Торин высунулся из-за дерева и недоуменно взглянул на стрелу, по-прежнему лежащую на тетиве и так и не отправленную в полет. Нет, олень скрылся не из-за него. — Кили! Молодой гном стоял, выпрямившись в полный рост, и виновато теребил свой лук. Услышав грозный оклик, он вздрогнул и смутился еще сильнее, хоть это и казалось невозможным. — Скажи мне, — сухо проговорил Торин, устремив на него пронзительный взгляд, — как можно было промахнуться с пяти шагов? Кили потупился, ничего не сказав. — Ты вообще целился? — Оставь его в покое, — вмешался Фили. — Он же не специально. — Поторопившись, ты лишил ужина не только себя, но и нас, — продолжал эреборец, не обратив на старшего племянника никакого внимания. — О чем ты думал, когда стрелял? — Я сказал, оставь его в покое, — повысил голос Фили. Прервавшись на полуслове, Торин выгнул бровь. Юнец не желал отступать — это одновременно и раздражало, и делало ему честь. Но все же больше раздражало. — Я разве с тобой разговариваю? Так и не дождавшись ответа, эреборец вновь повернулся к устыженному стрелку и тут же перехватил его испуганный взгляд, быстро брошенный поверх его плеча. В следующий миг гладь воздуха прорезал скрежет металла. — Ты серьезно? — негромко осведомился сын Траина, обнаружив у своей шеи холодный клинок. — Более чем. Ты же хотел узнать, чего я стою, — криво ухмыльнулся Фили. — Сейчас самое время. Торин не шевелился, испытующе наблюдая за племянником. Мальчишка был настойчив и упрямо отвечал на взгляд, гордо вздернув подбородок. Атмосфера накалялась. — Фили, не надо, — взмолился Кили. — Я ведь правда виноват. — Ничего, братишка. Даже если бы ты не был виноват, он бы нашел, к чему придраться. Вооружайся, — рыкнул он дяде. Постояв немного, эреборец кивнул: — Ладно, — и направился в заросли. — Куда это он? — опешил Фили. Но Торин не заставил себя долго ждать и вскоре появился на поляне с толстой веткой наперевес. Сунув удивленному Кили лук и колчан со стрелами, он встал напротив Фили и раскинул руки, приглашая его атаковать. — Ты издеваешься надо мной?! — вспыхнул молодой гном. — Мать не рассказывала тебе, отчего меня называют Дубощитом? — без тени улыбки спросил Торин. — Да будет вам! — предпринял последнюю попытку Кили, но родичи уже бросились друг на друга. Схватка была жаркой, но короткой. Казалось, в каждый удар Фили вкладывал всю злость, копившуюся в нем долгие годы и внезапно вырвавшуюся наружу. Он настойчиво наседал на Торина, обрушивая на него меч с той силой, которая обычно свойственна юности. Но к силе примешивалась горячность и неосмотрительность, и ни один удар так и не достиг цели. От большинства Торин просто уклонился, а когда Фили вдруг оказывался быстрее, отводил его клинок в сторону взмахом ветви. Терпение принесло плоды. В какой-то момент выведенный из себя юнец устремился в яростную, но необдуманную атаку, и его смятения было достаточно, чтоб Торин им воспользовался. Неожиданно очутившись за спиной племянника, он изо всех сил ударил его ветвью чуть пониже поясницы, а затем, не дав опомниться, схватил его за шею и швырнул на землю. Кили вскрикнул и бросился было к брату, но предупреждающий взгляд исподлобья заставил его отступить. — Да как вам только удалось уйти от людей Догена живыми! — язвительно прошипел Торин, наклонившись к самому уху Фили и не позволяя ему вырваться. — Дис вас жалела, а я не буду! — Только тронь его! — прорычал из-под локтя молодой гном. — Хочешь защитить брата? Фили не ответил, яростно пыхтя в землю. — Хочешь?! — Да! — Тогда, — Торин наклонился еще ниже, чтоб его слышал лишь Фили, — будешь тренироваться со мной. Каждый день! Он быстро встал и рывком поставил племянника на ноги. Тяжело дыша, Фили нахмурился, но ничего не сказал. — Теперь ты! — рявкнул Торин, ткнув ветвью в сторону Кили и тут же отбросив ее за ненадобностью. Парень лишь крепче вцепился в лук, словно готовясь защищаться. — Ты так и не ответил мне, о чем думал, когда стрелял? — О чем думал? — смутился Кили. — Что вообще подвигло тебя стать лучником? Кили промолчал. Весь его вид говорил, что вопрос дяди застал его врасплох, и он не знает, что сказать. Торин повернулся к Фили, но старший, все еще переживающий поражение, смотрел в землю. — Да-а, — протянул эреборец, — не с того я начал, — он потер шею, с некоторой растерянностью поглядывая на притихших племянников, и принял решение: — Возвращаемся на стоянку. Нам надо кое о чем поговорить.***
Неудача с оленем была сглажена успешно сработавшими силками. Отправив Фили за дровами, а Кили — за водой, Торин принялся разделывать пойманных кроликов. На троих гномов пары тушек, конечно, не хватит, но в изгнании довольствуются и меньшим, а для Кили это станет уроком: в следующий раз будет целиться лучше. Травы, которые они собрали, пока искали растения для Лорна, разнообразят пресный навар, и в целом ужин можно будет считать состоявшимся. С этой мыслью Торин вымыл руки в ручье и с тяжелым вздохом занялся готовкой. Он как раз пробовал получившееся варево, проверяя, не научился ли случаем стряпать, когда Фили, молча сидевший у костра, неожиданно подал голос: — Ты хотел поговорить с нами о чем-то. Торин оторвал взор от котелка и, внимательно посмотрев на племянника, нахмурил брови. — Я передумал. — Отчего это? — удивился Кили. — Сомневаюсь, что вы готовы слушать, — Торин резко распрямился. — К тому, что я хотел обсудить, нужно относиться очень серьезно, а у вас в головах только ветер гуляет. — Мы можем быть серьезны, если это требуется! — возмутился Фили. — Не смеши меня, — Торин фыркнул и, разлив по мискам бульон с редкими кусочками мяса, подал их племянникам. — Ешьте. Потупившись, братья взялись за ложки и некоторое время послушно жевали, но все же уязвленное самолюбие и любопытство взяли верх. В какой-то момент Торин почувствовал на себе пристальные взгляды и обнаружил, что племянники нетерпеливо ерзают, хотя явно не желают ни просить, ни признаваться. Но он этого и ждал, понимая, что уже достаточно сильно задел их за живое. Торин опустился на землю, привалился спиной к замшелому дереву и уставился на огонь, размышляя, с чего начать. — Вам уже приходилось убивать? — спросил он, так и не придумав ничего лучше. Кили поперхнулся и, сдавленно откашлявшись, покосился на брата. Поколебавшись, Фили молча помотал головой. — Вот как, — протянул Торин. — Это хорошо. — Хорошо? — неуверенно переспросил старший. — Да. Потому что, когда отнимаешь чью-то жизнь, нужно четко понимать, во имя чего ты это делаешь. Кили и Фили обменялись быстрыми взглядами. Эреборец видел, что его племянники, неожиданно решившиеся на разговор, чувствуют себя скованно, и не стал дожидаться ответа. — Как становятся воинами? — продолжил он, вертя в пальцах трубку. — По воле отца, из желания стать сильнее, чтоб угнетать или защищать других, из жажды мести или по необходимости — причин может быть много, но именно этот выбор делает нас теми, кем мы являемся. Что, по-вашему, отличает лучника-гнома от лучника-эльфа? — Помимо острого глаза? — неуклюже пошутил Кили и тут же притих, получив под ребра от брата. — Быть лучником удобно. Ты спускаешь тетиву и, когда стрела настигает цель, не чувствуешь, как жизнь покидает поверженного врага. Ты отделяешь себя от противника и можешь позволить себе быть безразличным. Этим гномы отличаются от эльфов. Мы не боимся встретиться с врагом лицом к лицу и принимаем ответственность за свои поступки. — Но ведь среди нас есть лучники, — возразил сконфуженный Кили. — Зачем же тогда… Ну… тренировки и все такое… — Все зависит от того, за что ты сражаешься, — перебил Торин, пока парень окончательно не запутался в том, что хочет сказать. — Бесчестно стрелять в того, с кем должен схлестнуться в поединке. Но когда на твоих плечах лежит ответственность не только за свою жизнь, времени на раздумья нет. Для этого и нужно знать, во имя чего ты поднимаешь меч, — он внимательно посмотрел на Кили, — или натягиваешь лук. Торин замолчал и, набив трубку табаком, потянулся к костру, чтобы взять горящий прут. Братья сидели тихо и, как он надеялся, обдумывали услышанное. Они могли не согласиться с ним или пропустить половину мимо ушей, но разговор состоялся, и это было победой по сравнению с тем, что творилось три дня назад. Торин затянулся и выпустил в воздух облако дыма, немедленно растворившееся в порыве прохладного ветерка. — Твои еноты какие-то странные на вкус, — произнес вдруг Фили. — Потому что это кролики, — не моргнув глазом, отозвался Торин. — Странные кролики. — Да что ты мелешь? Торин отложил трубку в сторону и, налив варева в пустую миску, отправил в рот кусок мяса. — О чем я и говорил, — буркнул он, зачерпывая еще. — Ветер в головах.