Сказка об увядании листьев

Знаю я - смерть найдёт всех нас, Пусть возьмёт эту жизнь, Но возьмёт не сейчас. Кипелов, "Не сейчас"

Если бы три дня назад кто-то сказал Луи, что он будет бродить по лесу в то время, как его отец, вероятно, лежит на смертном одре, он бы приказал бросить в тюрьму этого человека. Солнце светило вовсю. Яркие лучи пробивались сквозь листву, пронизывали траву, заставляя её светиться, грели исцарапанную кожу, и чёрные мысли мало-помалу покидали принца. Он всё больше отвлекался от них на окружающий мир, на то, что он делал своими руками, на короткие фразы, которыми они перебрасывались с Хранителем. Они работали вместе так, словно занимались этим всю жизнь. После грозы всё ещё оставалось много раненых животных, и они вдвоём лечили их, как могли. Луи помогал придерживать, завязывать, успокаивать, подавал то и это. Он с восхищением и замиранием сердца смотрел на то, как Хранитель затягивает раны одним прикосновением ладони, как олени и белки, синицы и сороки сами идут в его руки, и ему просто не верилось, что предки этого чуткого и доброго существа могли безжалостно убивать людей. Животные доверяли Луи так же, как доверяли Гарри: безропотно замирали под его руками, позволяя делать с собой всё, и, видя это, Хранитель стал чаще отвлекаться на деревья, растения, разбирать завалы на тропинках, пока принц чистил и забинтовывал порезы и ушибы. Хранитель молчал. Иногда давал короткие указания, просил достать из сумки бинты или травы, но разговора не завязывал, а Луи не приставал к нему с вопросами, хотя ему нетерпелось, и незаметно разглядывал его, с каждым разом задерживая свой взгляд на нём всё дольше и дольше. Гарри был красив. Волчьи хвост и уши, большие ладони, стройное, гибкое тело… губы, которые он закусывал, когда делал что-то особенно трудное. Изумрудные глаза. А ещё он пах так, что сначала, пока Луи не привык, у него кружилась голова. Теперь он реагировал не так остро, но аромат был невероятным. Никогда, никогда в мире он не чувствовал такого. Хранитель тоже поглядывал на него. Иногда принц ловил на себе его короткие взгляды, и тогда тот смущался и прятал глаза, словно уличённый в чём-то неприличном. Это был очень, очень странный день. У Луи больше не было страха перед Хранителем. Наоборот, он проникся безграничным уважением к нему и его работе. Удивительно: всю жизнь книги твердили ему о том, что это племя – самое подлое и кровожадное на свете, что оно не щадит никого и ничего, а сейчас он своими собственными глазами видел обратное. Этот мальчишка спас ему жизнь, вытащив его из реки, не дал змее укусить его, вылечил ногу и ничего не требовал взамен. Может быть, Луи был наивен и глуп, но те, кому так безоговорочно верят дикие твари, не могут быть плохими. Нет, не могут. Отец бы прибил его за такие мысли. Переходя от норы к норе, от рощи к роще, к вечеру Гарри и Луи оказались далеко от круглой поляны. Луи совсем выбился из сил, хотя старался не показывать этого, но Хранитель почувствовал всё равно. - Думаю, тебе пора устраиваться на ночлег, - сказал он, выпрямляясь. Ожившее от прикосновения его рук растение тянулось вверх, льнуло к коленям, и жёлтые цветки-колокольчики едва звенели в такт его движениям. - Ты снова оставишь меня одного? – спросил Луи. Гарри легко погладил доверчивые листья и повернулся к нему. - Сегодня мы сделали много, спасибо тебе. Этой ночью я могу остаться. Разводя костёр, принц размышлял и никак не мог понять, почему же в этих словах ему слышится такая боль. *** - Ты хотел спросить меня. Они сидели по сторонам от догорающего костра. Во время ужина ни один не проронил ни слова, но теперь всё было съедено, и больше не было причин тянуть. Гарри настроился на разговор. Он готов был рассказать Луи всё. Это был трудный шаг, решение, которое далось ему тяжело. Хранители никому и никогда ничего не рассказывали, тая все секреты и все знания глубоко в сердцах и умах. Но Гарри - единственный из своего племени, и когда он уйдёт, настоящую правду о его народе рассказать будет некому: их книги сожжены, а храмы и святыни поглотят тьма и разрушение, едва последний вздох слетит с его замерших губ. Так пускай же этот принц выслушает его и донесёт слово о Хранителях своей стране. Может быть, потом, спустя годы и века люди поймут, что были неправы. Никогда не были правы в отношении Лесного народа. Луи поднял голову, и Гарри, сбитый с толку, перевёл дыхание: синева в глазах была оттенка чистого неба, отражающегося в капле росы. Хранитель не знал, что может быть красивее этого. - На мой вопрос ты отвечал целый день, - проговорил юноша негромко, и по тону голоса Гарри почувствовал, какая бездна вопросов ещё таится в его голове, и почувствовал решимость, которую принц по крупицам собирал в кулак прежде, чем быстро выдохнуть: – Зачем ты здесь, я уже понял. Скажи мне, где твои сородичи? Тебе ничего не будет за то, что ты приютил меня? Зачем ты делаешь это? Улыбка бы тронула губы Хранителя, но Луи смотрел на него выжидающе, и в его мыслях не было ни намёка на подлость или злость. Лишь любопытство и искреннее желание знать. А ещё в воздухе вокруг него витало что-то тёмное, но это была не та темнота, которая клубится бездонно между камнями старых храмов, страшная и ледяная. Эта темнота была дымкой, флёром тепла и смущения, симпатии, заинтересованности и с блеском чего-то прозрачного, невесомого, чего Гарри ещё никогда не приходилось встречать. - Я делаю это потому, что никто и никогда не заслуживает случайной смерти. Этге сказала, что ты попал в кораблекрушение и едва не утонул, - сказал он наконец, когда пауза слишком затянулась, а юноша под его взглядом занервничал и опустил взгляд. – И мне ничего не будет за это – я последний из своего племени. Чужеземец вскинулся резко, словно от окрика. Между тонких бровей залегла сосредоточенная складка. - Как это – последний из своего племени? - Ты же принц, верно? – сказал Гарри, устало вытягивая ноги к огню. – Тебя наверняка учили истории. Луи насупился. - Я знаю, что люди перебили племя Хранителей, что они истребили их, и… - И после этого ты спрашиваешь, где мои родичи. Уместнее было бы спросить, почему я остался жив. Повисла неловкая тишина. Принц пристыженно и смущённо молчал, теребя новый бинт на ноге. Молчал и Хранитель, удивлённо заглядывая в свою растревоженную душу. Он не думал, что будет так сложно говорить об этом вслух. Он смотрел на юношу перед собой и невольно замечал, как красив он, даже больной, растерянный, немного рассерженный. Наверняка в королевских одеждах и на троне он будет выглядеть ослепительно, достойно настоящего принца, но и эта, по-лесному растрёпанная, истинная, честная красота притягивала взгляд. Гарри любовался принцем против всяких доводов разума… …и слишком поздно очнулся, очарованный видом и тонким ароматом своего нового знакомого. Слишком поздно понял, что что-то не так. Тишина углубилась, как и тогда, когда на Луи напала змея. Замолкли ночные птицы, даже светлячки, маленькими фонариками освещающие полянку, спрятались и погасли. Гарри вскочил, прислушиваясь и пытаясь понять, что случилось, или случится, как вдруг ответ нашёлся сам: Луи, вскочивший вместе с ним, схватился за грудь и упал как подкошенный. Одна рука его попала прямо в горящие угли, но он не издал даже звука и не попытался отдёрнуть её. Мир померк в глазах Хранителя. Долю мгновения он стоял, обмерший, испуганный до смерти, а потом бросился к принцу, сгрёб его к себе на колени. Тот едва дышал; сердце под ухом Гарри билось заполошно, словно в него кололи раскалёнными спицами, пытаясь убить. Синие глаза закатились, пальцы холодели… - Что же ты делаешь, - прошептал Хранитель, пряча свои мокрые глаза в тёмных волосах, - что же ты делаешь?! Лес вокруг величественно молчал, не снисходя до ответа. У Гарри не было даже лишней секунды, чтобы уговорить его, попытаться объяснить, что от этого человека Лесу не стоит ждать зла. Он снова, как и тогда, подхватил на руки безвольное тело и стремительно помчался по лесным тропам. *** Когда Святилище оттолкнуло его с безжизненным принцем на руках, Хранитель готов был разрыдаться. Он опустился на траву, уложил голову Луи к себе на колени, роняя слёзы на его щёки, прижал сложенные ладони к его груди. Сияние окутало руки, влилось внутрь, под рёбра, возвращая дыхание и вырывая из слабого горла тихий стон. Этого хватит совсем ненадолго, но больше он не может ничего. - Терпи, терпи, - шептал Гарри, дрожащими пальцами перебирая его волосы, - терпи, я что-нибудь придумаю. Наверное, другой на его месте спросил бы себя: зачем всё это? Человек смертен, как и олень, и заяц, и мандрагора. Всё уйдёт, станет частью Этге в конце концов, зачем же так убиваться? Наверное, этот другой был бы прав, оставив попытки спасти. Но в Гарри бушевало упрямство, бушевала боль, отчаяние, страх снова остаться одному, один на один с тем, что даже он сам не понимает до конца, с тем, что в конце концов восстанет и растопчет его, как бесполезную пыль. Бушевала Этге, своими мутными водами тянулась к нему, толкала, не давала сесть и опустить руки. Она не зря принесла сюда этого человека. Не зря. Гарри чувствовал: сдаваться нельзя. У него оставалось ещё только одно средство, которое могло помочь принцу. Единственное, что здесь не подчинялось Лесу и его богам, что не подчинялось вообще никому. Но сумеет ли он уговорить? Древняя река грохотала в ушах сердитыми волнами, и он решился. - Давай, потерпи ещё немного, Лу, потерпи, - имя на его языке отдалось сладостью, сердце не ко времени замерло и пропустило удар, но Хранитель почти не обратил на это внимания. – Пойдём, у нас совсем мало времени. Деревья словно расступались перед ним, пока он бежал по тропинкам со своей скорбной ношей на руках. Тонкие стебли лунной травы, выбивавшиеся из-под хвойной подушки на земле, невесомо волновались, вспыхивали то синим, то золотым, тянулись за ним вслед. Когда половина пути осталась позади, руки Гарри начали уставать, ноги дрожали и подгибались. Лес не делился с ним своей силой, застыл, гордый и словно обиженный. Помоги мне, Этге, - взмолился Хранитель, споткнувшись и едва не выронив принца. Больше ему некого было просить. - Пожалуйста, помоги. Лёгкий звон донёсся до него сзади, тёплое облако дыхания тронуло плечо: большой старый единорог, тот, которого ещё маленьким жеребёнком ласкали древние Хранители, поравнялся с ним, заглядывая в лицо умными карими глазами, а когда тот остановился, переводя дух, подставил спину. Гарри взобрался на него, прижал к себе выскальзывающее из рук тело Луи и, закрывая глаза, припал щекой к вихрастой макушке. Он ещё никогда так не хотел, чтобы всё получилось. Озеро открылось взгляду резко, словно стена деревьев отпрыгнула в сторону в единый миг. Гладкое и прозрачное, едва светящееся нежной бирюзой в свете полной луны; папоротники и лианы полоскали в нём свои ветки, ракиты, склоняясь, невесомыми шатрами нависали над водой. Единорог замер у самого берега. Хранитель, соскользнув с его спины, быстро погладил его шею, тихо шепча слова благодарности и посылая ему из сердца всё то, что чувствовал. Тот тихонько всхрапнул и, развернувшись, исчез в тени под вековыми елями. Гарри остался один с умирающим Луи на руках. Он был здесь всего однажды, в далёком детстве, когда Старец ещё искал ответы на свои вопросы и пришёл сюда в надежде получить их. Он не знал, к чему обращается, и как к нему отнесутся неведомые боги или могущественные существа, и был осторожен. Маленький Хранитель, свернувшийся калачиком в ожидании на берегу, смотрел во все глаза, как статная фигура удаляется прочь по воде, ступая по ней так же легко, как и по тропинке, и больше не помнил ничего. Не помнил и Старец, вернувшийся оттуда поседевшим ещё сильнее и совсем молчаливым. И сколько бы сомнений и страхов ни плескалось в душе у Гарри, как бы он ни хотел остаться здесь подольше, поговорить с древними богами, с деревьями, что растут здесь на берегу, и, может быть, выведать хоть что-то полезное, медлить было нельзя. Он уложил голову Луи к себе на плечо и, глубоко вздохнув, коснулся воды босыми пальцами ног. Он ожидал твёрдости, способной выдержать его вес, или, если видение хождения по воде было всего лишь детской фантазией, ощущения каменных плит, которыми было вымощено дно озера, под ногой… но ступня провалилась словно в бездну, и он, потеряв равновесие, забился в ней, камнем уходя вниз и пуская пузыри в мгновенно ставшей чёрной воде. Я не враг вам, - мысленно кричал он, не зная, кому кричит. - Я не враг, я пришёл за советом и с просьбой, пожалуйста, выслушайте меня, помогите мне, я не знаю, что делать, я остался совсем один. Темнота вокруг жадно глотала его отчаяние, и он, повинуясь душевному порыву, открыл своё сердце, давая всему вокруг почувствовать всё то, что творилось в его голове, на душе. Надежду и страх, боль и ужас уносили чёрные волны, лёгкие жгло от недостатка воздуха, и в какое-то шальное мгновение он уже был готов попрощаться с жизнью… как вдруг вода вытолкнула его на поверхность. Иди вперёд, - услышал он в своей голове чужие мысли, - иди вперёд и ищи остров. Волны успокоились и стали твердыми, гладкими, как первый лёд. Глубина под ногами, зеленоватая и громадная, холодком отдавалась где-то в позвоночнике, но Хранитель, обеими руками прижимая к себе почти бездыханного Луи, которого не отпустил несмотря ни на что, не позволял себе отвлекаться на это и шёл вперёд, только вперёд, щуря глаза от кипящих слёз и яркого сияния луны. Страх сковывал колени Гарри и дрожал ледяными иглами в груди, но он упрямо шёл вперёд, шмыгая носом как самый обыкновенный мальчишка. Сначала его ноги ступали по замершей бирюзовой воде, но с каждым шагом слева и справа от него полупрозрачными призраками поднимались будто из ниоткуда листья гигантских папоротников, ветви ив, прозрачные цветы и растения, которые он никогда не встречал. Вода перестала быть водой, превратившись в тонкую тропинку белого песка, петляющую между скал и стволов деревьев, которые уходили так высоко в небо, что терялись в тумане, и озеро просто исчезло, лишь иногда вспыхивая в тени под листьями зелёными искрами. Казалось, сильнее нервничать уже невозможно, но у Гарри получалось: как же он найдёт остров на суше? Как поймёт, куда ему нужно идти? Луи в его руках тяжелел с каждой секундой, отчаяние переполняло стиснутую молчаливыми рыданиями грудь… но мальчишка не сдавался. Никогда не сдавался. Не сдастся и сейчас. Остров оказался высокой ажурной беседкой, окружённой запрудой. Тропинка привела прямо к маленькому мостику, и Гарри, быстро-быстро смаргивая слёзы с ресниц, решительно ступил на него. Под резными сводами было пусто; древние каменные плиты, истёртые многими шагами, в самом центре беседки образовывали маленький бассейн. Сюда, - снова раздались в голове чужие мысли, и Гарри послушался, опуская Луи рядом с тихой и бездонно синей водой. Совсем такой, как глаза принца. Что-то безразмерное и, несомненно, великое замерло совсем рядом с ним, наблюдало, слушало стук его сердца и мысли. Это было похоже на проверку, будто кто-то, не доверяя ему, хотел узнать о нём всё. Гарри прикрыл глаза, заставляя себя выдохнуть и успокоиться, так и не выпуская запястья Луи из своей ладони, и осторожно убрал все страхи, мысли, сомнения, которые мешали этому нечту читать его душу. Юноша не выживет, - уронил бесплотный голос, разом разрушая всю сосредоточенность и спокойствие, и умолк. Неживая тишина билась в ушах назойливым шумом крови и диким ужасом. Жилка под большим пальцем на холодеющем запястье прощупывалась едва-едва… Пожалуйста, помогите ему, - взмолился Гарри, отчаянно зажмурившись и приказывая себе не плакать. Слезами он не разжалобит никого. - Пожалуйста, спасите его, боги несправедливы к нему, он не должен умереть вот так. Я сделаю всё, что угодно, только помогите ему. Он ни в чём не виновен. Почему ты не просишь помочь тебе, юный Хранитель? – голос был всё так же бесстрастен, словно руны, высеченные на скалах. – Твоя ноша тяжелей, и дорога твоя терниста и полна слёз и тягот. Многие беды ждут тебя впереди, так почему же ты просишь за него? Гарри растерялся. Любые слова, какие бы ни шли ему на ум, казались детскими глупостями. Луи хороший человек, и если погибнет, то погибнет напрасно и глупо, и ему, Гарри, хочется, чтобы он жил… кто будет слушать это, кто воспримет всерьёз желания и чаяния мальчика, пусть даже и Хранителя, оставшегося в одиночестве? Слёзы снова побежали по его щекам, больно обжигая исцарапанную кожу, и, сцепив зубы, он снова раскрыл своё сердце, направляя весь поток своих смутных, неясных, спутанных чувств узким лучом прямо вверх. Ему показалось, будто нечто рядом с ним усмехнулось, зашевелилось и словно отползло в сторону: стало легче дышать. У тебя есть выбор, Хранитель, но нет времени на раздумья, - сказало оно наконец. – Выбирай же и не жалей о том, что выбрал: принц умрёт, но ты проживёшь свою жизнь без тоски по нему. Или же принц исцелится и навсегда покинет Лес, но вы оба узнаете тайну, которая будет сжигать вас изнутри день за днём, год за годом до самой смерти, и ничто не способно будет потушить это пламя. Гарри не позволил себе раздумывать ни секунды. Моё решение не изменится, - мысленно сказал он. – Исцелите его, я готов на всё. Но ты решаешь за него, юный Хранитель, - голос в голове словно обретал плоть, и мальчишка почти различал мысленным взором фигуру человека, произносящего это. – Ты обрекаешь его на жизнь в мучениях, на страдания, которые могут сломить его и растоптать. Исцелите его, - твердил Гарри. Он больше не слышал биения сердца Луи, и всё внутри из-за этого превращалось в единый ледяной ком. – Исцелите, я уверен, он справится. Белая вспышка пронзила его словно насквозь; эхом отдались в голове слова: Опусти его в бассейн, Хранитель, и пусть будет так, как ты выбрал. - Спасибо, спасибо, спасибо, - шептал Гарри, опускаясь на колени и прижимаясь губами к теплу каменных плит. – Спасибо… И, не мешкая, осторожно поднял Луи, а затем опустил его в синеву воды. Вода принимала его тело неохотно, медленно, но неумолимо, будто зыбучий песок. Она была густая и холодом обожгла пальцы Хранителя, который, убрав руки и закусив губу, неотрывно следил заплаканными глазами, как принц погружается в глубину. Он опускался вниз, и вниз, и вниз, но ничего не происходило, только жадная тьма скрадывала постепенно очертания хрупкого тела, тонких запястий… потом не стало видно даже лица, и Гарри вдруг понял, что смотрит в пустой бассейн, а из него прямо ему в глаза глядит его собственное отражение. Только с небесно-синими глазами. Он отпрянул, поражённый, а в следующий миг был готов прыгнуть вниз, туда, где только что растворилось тело Луи, но тут всё его существо снова пронзила белая вспышка, и он, дрожа и хрипя, провалился в небытие. *** В Лесу шёл дождь. Бесконечные и неслышные капли медленно стекали по листьям и веткам, ручейками бежали по стволам, и всё вокруг было пропитано этой водой - безмолвное, замершее в оцепенении и словно в ожидании чего-то. Луи очнулся и, оглядевшись, понял, что не знает, где находится. Эта часть Леса не была похожа ни на одну из тех, где он успел побывать вместе с Хранителем. Они бродили по светлым рощам и перелескам, среди красавцев-ясеней и могучих, светлых дубов, и под ногами их стелились шёлком изумрудные травы; здесь же по корявым стволам вились тёмные лианы, ступни ныряли в жадный коричневый мох по щиколотку. Запах гнили, тяжёлый и сладкий, не изгнанный даже свежестью ливня, кружил голову, клонил в сон, словно нашёптывая прямо в уши одному ему ведомые мрачные колыбельные. Принц не знал, как оказался здесь, и не помнил, что было вчера вечером. Образ вскочившего на ноги Хранителя, его тревожно дёрнувшийся хвост и насторожившиеся уши - вот всё, что осталось в памяти прежде, чем он... уснул или что-то вроде того. А теперь мальчишки не было рядом, и спросить было некого. Луи поднялся на ноги, схватившись за скользкую кору дерева, и закричал. Потом ещё и ещё, но только эхо отвечало ему – глухо и коротко. Идти было тяжело. Сплетённые корни хватали за ноги, колючие плети лиан норовили вцепиться в волосы и плечи, безжалостно хлестали по рукам и обнажённой груди, но Луи упрямился, шагая медленно, но только вперёд, отбрасывая с лица мокрую чёлку и капли воды. Мысли о том, что Хранитель перенёс его сюда сам, желая наконец-то избавиться от него, даже не возникали у него в голове. Он верил, что мальчишка не способен на такое – а значит, что-то случилось, и нужно идти, выяснять, вдруг нужна помощь? Это время одиночества можно было бы использовать с пользой - подумать хорошенько над тем, что же он творит и что позволяет творить с собой этому зеленоглазому Хранителю, что-то решить для себя, может быть, что-то лучше понять, но в голову ничего не шло. Мысли лениво перескакивали с одного на другое - не болит грудь и колено, это здорово, лес вокруг всё мрачнее и мрачнее, где-то там, далеко, за морем и скалами лежит на смертном одре отец... или, может быть, его уже похоронили?.. - но словно по ведьминому кругу возвращались к мальчишке. Луи не знал, как сойдутся звёзды дальше, сегодня или завтра, но уверен был в одном: Гарри ему нравится. Так сильно, что он готов отдать очень и очень многое, чтобы кудрявая макушка и задумчивый взгляд всегда мелькали поблизости... Это была такая заманчивая идея - увезти его в столицу, обрядить в дорогие одежды, вплести в кудри хрусталь и жемчуг, усадить рядом с собой на трон и любоваться румянцем и серьёзностью его прекрасного лица. А после трудного дня, приёмов и визитов, в общих покоях, пронизанных лунным светом, медленно снимать невесомые ткани, возвращаясь к первозданному, идеальному. Или смотреть, как он с интересом роется в библиотеке, как тихонько ходит между стеллажей, заворожённый величием этого места и громадой знаний, которая невидимым столпом возвышается, кажется, над самой душой... пусть он не истинный - это было бы понятно с первого вздоха, с первого слова, что-то должно было проявиться между ними, - Луи всё равно хотел, чтобы было так. Невозможность всего этого ранила очень больно. Принц желал всем сердцем, чтобы сбылись эти безумные мечты, но умом понимал: Хранитель никогда не бросит свой Лес. А если вдруг случится так, что и бросит, то умрёт от тоски на чужбине, зачахнет и сгинет, как тронутый заморозком колокольчик. О том, как примет мальчишку со звериным хвостом и ушами простой народ, можно было не сомневаться вообще… Печаль серым туманом клубилась в груди. Луи брёл, еле-еле передвигая уставшие ноги, в пелене дождя и сырости, в шелестящей тишине. Всё чаще на его пути попадались булыжники и целые каменные глыбы, грубо обтёсанные, стёртые временем и поросшие мхом, потом лес раздвинулся, открывая вид на развалины - груды обломков и блоков из жёлтого песчаника, испещрённого трещинами и выбоинами. Принц вышел на открытое место, оглядываясь в надежде найти укрытие от дождя и холода, который начал пробираться под его ставшие ветхими штаны. Молочно-белый пар из оврага справа наплывал мягкими волнами, укутывая собой край поляны. Луи двинулся в сторону, вдоль развалин, высматривая удобную щель в камнях... и вдруг холод единым ударом пронизал всё его существо, выбил из груди дыхание и заморозил ёкнувшее сердце. Мягкий песчаник был изрезан когтями так, как острый нож взрезает тесто - словно почти не встречая сопротивления. Отметины и борозды глубиной в добрый дюйм желтели свежими ранами на прямых гранях, а внизу, под каменным кубом, бездонно чернела узкая щель. Не в силах пошевелиться, Луи огромными глазами смотрел, как из расселины сочится тёмный дым, сгущающийся, обращающийся в тонкую кривую лапу, как эта лапа, скрежеща когтями по камню всё быстрее и быстрее, пытается дотянуться к нему, как там, в чёрном провале, алчно блестят горящие алым глаза. Не было страха сильнее в его недолгой и счастливой жизни. Даже страх, который он испытал на "Блохе", или когда он впервые увидел Хранителя, был ничем по сравнению с этим - древним ужасом, заключённом там, в казематах под остатками дворца или храма. Гарри словно материализовался рядом секунду спустя. Оттолкнул в сторону - Луи отшатнулся послушно, как тряпичная кукла, - и, подняв руки, своей магией обрушил на щель груды камней. Дикий вой ледяными мурашками промчался по позвоночнику и затих, а мальчишка повернулся к принцу. Принц впал в оцепенение - медленно, очень медленно он окинул взглядом всю тонкую фигуру, рассерженно мечущийся хвост и нервно прижатые к голове уши, раздувающиеся ноздри и широко распахнутые глаза, затуманенные усталостью и болью. - Как тебя сюда занесло? Ты мог погибнуть!!! Луи вздрогнул и поднял голову: в глазах мальчишки плескался страх и облегчение, и что-то ещё, тяжёлое и мутное, непостижимое простым умом. - Я… я очнулся в незнакомом месте и нечаянно пришёл сюда. Что это было? Хранитель лишь скользнул взглядом по его лицу, будто что-то ища, потом опустил голову, всматриваясь себе под ноги. - Ты должен уйти. Принц пропустил это мимо ушей. - Я знаю, ты уже говорил, я уйду, но скажи мне, что произошло вчера, как я оказался здесь и что это за тварь, что ты засыпал камнями? Боль в зелёных глазах, кажется, можно было почувствовать каждой клеткой кожи, на которой встали дыбом все волоски. На мгновение Луи показалось, что она ранит его самого - водит словно тупым ножом по груди и животу, но он отбросил от себя эту мысль. Дождь усиливался, застилая всё вокруг пеленой, сужая мир до зрачков напротив. Капли стучали по листьям, по плечам, их однообразный шорох навевал грусть. Наконец Хранитель отмер, медленно шагнул к принцу, не поднимая на него глаз. - Хорошо. Пойдём.