Исполнить обещанное

На собрании у Повелителя опять шла речь о том, как поймать Гарри Поттера. Министерство магии полностью перешло под контроль Темного Лорда, но сам он, казалось, не придавал этому особого значения — для него по-прежнему оставалось главным его противостояние с мальчишкой, которому, как теперь стало ясно, снова удалось ускользнуть. И где искать его, никто не мог с уверенностью сказать — хотя самым вероятным представлялось, что Поттер спрячется в доме Блэков. Старый дом на площади Гриммо Сириус Блэк завещал своему крестнику, и до смерти Дамблдора там находился штаб Ордена Феникса. Дом был защищен многочисленными и разнообразными заклятиями, наложенными еще покойным Орионом Блэком, а потом и Дамблдором, и постороннему человеку нельзя было не только попасть в дом, но даже и увидеть его. Для Снейпа после убийства Дамблдора дом также был закрыт. Поэтому за площадью Гриммо установили круглосуточное наблюдение. Там постоянно находились два-три человека и не спускали глаз с двух рядом стоящих домов — одиннадцатого и тринадцатого — но пока никому не удалось заметить ни Поттера, ни кого-либо из членов Ордена, и дом по-прежнему оставался невидимым. На всякий случай следили также и за домами Уизли, Тонксов, Кингсли Шеклболта, и даже старой Мюриэль Прюэтт — Поттера нигде не было. Однажды чуть не поймали Люпина, но оборотень сумел уйти. Все же Темный Лорд не терял надежды, что мальчишка или Орден когда-то да оплошают, потеряв бдительность. Все текущие дела, в том числе по Министерству, Темный Лорд переложил на Яксли. Новоиспеченный глава Департамента магического правопорядка, сияя, как только что отчеканенный золотой галлеон, отрапортовал, что учреждена Комиссия по учету маггловских выродков, которая будет лишать палочек тех, кто не сможет доказать свое родство с волшебниками, и что председателем Комиссии назначена Долорес Амбридж. Яксли охарактеризовал мадам Амбридж как ответственного, активного и исполнительного работника, и с похвалой отозвался о сотрудниках Отдела тайн. — Их недавние исследования в области чистоты волшебной крови позволили создать научно-теоретическую базу для практических мероприятий по оздоровлению магического сообщества, — сказал он. Яксли говорил долго и нудно, и в конце, похоже, сам потерял нить своих рассуждений, чем воспользовался Джагсон, подняв излюбленную тему, что происхождение не так важно, как преданность. — Дело не в крови, как таковой, — поддержал Джагсона Руквуд. — Важнее всего — не допустить разглашения тайны существования волшебного мира, не позволить магглам подчинить нас себе. В этой связи требуется проверить и полукровок, да и некоторых чистокровных, которые замечены в неформальных контактах с магглами. — По данному направлению Департаментом также ведется работа, — заверил Яксли. — Однако наиболее опасны в этом плане именно магглокровки. Темный Лорд кивал, слушая их спор, и вдруг негромко произнес: — Грегорович… Надо найти… Беллатрикс повернулась к Повелителю, лицо ее выражало готовность сейчас же найти этого Грегоровича и доставить сюда, но его фамилия была ей явно незнакома, а переспросить она не решилась, тем более что Лорд, как будто очнувшись от своих мыслей, вновь перевел взгляд на Яксли. Долохов нахмурился, еще несколько человек с беспокойством переглянулись — имя мастера волшебных палочек вообще-то было хорошо известно в магическом мире, особенно выпускникам Дурмстранга. Похоже, Повелитель снова во власти своей навязчивой идеи о самой сильной палочке, а все остальное — кроме Поттера, конечно — его мало интересует. Впрочем, едва речь зашла о школе, Темный Лорд снова проявил живой интерес к происходящему и распорядился, чтобы Яксли донес до министра его указание о том, что отныне учеба в Хогвартсе обязательна для всех юных волшебников Магической Британии. Больше никакого домашнего обучения, и никакой отправки детей за границу. А новым директором Хогвартса будет Северус Снейп — с него официально сняты обвинения в убийстве Дамблдора, главным подозреваемым по этому делу объявлен Гарри Поттер, так что ничто не мешает министру подготовить соответствующий приказ. На этом собрание закончилось. Рабастан и Долохов, сидевшие рядом, поднялись, и поспешили в комнату Рудольфуса. Там домовики укладывали его вещи. Через некоторое время туда же явился Снейп, в руке он держал пергаментный свиток в три фута — на нем для немецкого целителя были изложены все обстоятельства ранения Рудольфуса. Пожав руку братьям и Антонину, Северус удалился. В дверях он столкнулся с Беллой, пришедшей проститься с мужем, и посторонился, пропуская ее. Когда сборы были закончены, Рабастан заклинанием уменьшил сундук Рудольфуса до размеров небольшой коробки. Долохов велел эльфу принести бутылку вина, сам открыл ее и разлил по бокалам. Белла — она сидела на подлокотнике кресла Рудольфуса, обняв его — выпила полбокала, потом задумчиво посмотрела на Рабастана, и вдруг сказала, снова повернувшись к мужу: — Руди, а помнишь, как мы с тобой целовались в вашем саду, на каникулах? Басти тогда нас увидел, и стал дразниться, говорил, что всем расскажет? Она засмеялась — невеселым, низким, хрипловатым смехом. Рабастан едва не поперхнулся вином — с чего Белле вдруг вспомнились те дни? Да неужели это и вправду когда-то было? Но Рудольфус ностальгически улыбнулся, и Басти тоже неудержимо захотелось вернуться в прошлое — когда Руди и Белла считались самой красивой парой в Слизерине, когда все они были юными, глупыми и счастливыми, и им казалось, что они никогда не умрут и всегда будут молоды… Он смущенно кивнул брату и усмехнулся, вспомнив ту историю — ему тогда было лет девять, а брату с Беллой — по четырнадцать, они как раз перешли на четвертый курс. Кажется, это был единственный раз, когда Руди всерьез злился на младшего брата. Белла продолжала, обращаясь к Долохову: — Представляешь, Тони, он потом нас шантажировал, я ему конфеты покупала, а Руди отдал свой ножик, который любые двери открывает… И всю свою коллекцию солдатиков. И на метле его постоянно катал — ему одному летать не разрешали. — Да, потому что он как-то упал и головой сильно ударился, — подтвердил Рудольфус и улыбнулся. — А в солдатики я тогда уже не играл, так что… Сейчас старшему брату все это казалось только смешным, а Басти до сих пор со стыдом вспоминал свое упоение, с которым он за спинами взрослых показывал юным Руди и Белле язык или доводил парочку до белого каления, делая вид, что собирается выдать их секрет. — Все равно Басти противный мальчишка был, — Белла снова засмеялась и повернулась к Рабастану: — А этот ножик у тебя до сих пор? Я помню, ты все время с ним ходил… Да и вещь-то полезная. — Нет, — со вздохом ответил Басти. — Отобрали при обыске, еще тогда, в восемьдесят втором… Повисло молчание, потом Басти снова заговорил: — А в то время я им кладовку открывал, чтобы таскать оттуда конфеты. И марципан… Мама думала, что это мыши едят, велела эльфам мышеловки ставить… Бонни, по-моему, знала, но меня не выдала. — И мама ни разу тебя не поймала? — недоверчиво спросил Руди, смеясь сквозь подступившие слезы. — Ни разу, — подтвердил Рабастан. Он тоже почувствовал комок в горле. И мама давно умерла, и отец… Да и многих уже нет. А иные друзья детства — теперь смертельные враги. Антонин, который все это время молча слушал и улыбался, спросил: — А когда вы были уже официально помолвлены, вы Басти уши не надрали? За все? — Нет, — засмеялся Рудольфус, — забыли… — Мне повезло, — усмехнулся Басти, радуясь, что брат весел и больше не напоминает выходца с того света. Белла склонила голову на плечо Рудольфуса, он погладил ее по волосам. Сейчас, с порозовевшими щеками и блестящими глазами, она казалась совсем молодой. — Басти, а как твоя жена? — спросил старший брат. — С ней все хорошо, она сейчас у своих родителей, — ответил Басти, — правда, я давно у нее не был из-за всего этого… — Она, кажется, славная девочка, — задумчиво произнесла Белла. Басти взглянул на невестку и ничего не ответил. Антонин посмотрел на часы: — Пора бы отправляться… В Германии ведь уже вечер. — Да, неприлично заявляться в гости на ночь глядя, да еще без предупреждения, — поддержал его Басти. — А где именно живет твоя дочь, я не помню? — В замке под Дрезденом. Не бойся, не заблудимся, — улыбнулся Антонин. — Я ведь там был. Правда, давно… Все встали. Белла обняла мужа и поцеловала в губы. — Ну вот и все… Прощай, Руди — может, и навсегда, кто знает… Прости, я была тебе плохой женой… — тихо сказала она. Рудольфус провел рукой по ее лицу, медленно и нежно, словно желая запомнить ее черты, потом поцеловал в лоб и щеки. — Прощай, Трикси… — он назвал жену ее детским именем. Так маленькую Беллатрикс называли ее родители, ей это имя никогда не нравилось, но сейчас Белла растроганно улыбнулась и еще раз поцеловала Рудольфуса. Они вышли во двор, куда вскоре спустились хозяева замка и Темный Лорд. Рудольфус обнял Нарциссу, племянника, попрощался за руку с Люциусом и поклонился Темному Лорду, который выразил надежду, что вскоре снова увидит старшего Лестрейнджа в добром здравии и добавил, что бойцы, которыми руководил Рудольфус, временно перейдут под начало его брата. Затем все трое путешественников одновременно дотронулись до жемчужной булавки — Басти при этом поддерживал Рудольфуса под локоть, — и Антонин привел порт-ключ в действие. Через несколько секунд они мягко приземлились на лужайке замка, не похожего на Малфой-мэнор или на Лестрейндж-холл — легкого и воздушного, устремленного ввысь, как все готические строения. От дверей замка к ним неторопливой походкой приближался кто-то, кого путешественники поначалу приняли за огромного попугая. При ближайшем рассмотрении он оказался маленьким человечком, очень важным и солидным, с крючковатым носом, в очках, одетым в ярко-зеленый фрак. Каркающим голосом он спросил, как о них доложить хозяевам, и выслушав Долохова, все так же неторопливо пошел обратно в замок. Гости двинулись за ним, по пути обращая внимание на диковинные цветы, каких они никогда и нигде не видели, на множество пестрых птиц и насекомых, кружащих над ними. Иногда в птичьем щебете как будто слышались немецкие слова. Басти это позабавило, он хотел было остановиться и прислушаться, но человечек в зеленом фраке настоятельно попросил уважаемых господ не задерживаться. Рабастан, наклонившись к уху Антонина, вполголоса спросил, кто это такой. Долохов ответил: — Здешний привратник, а что это за создание, я, право, даже не знаю. Тут вообще много удивительного. Надо сказать, что Фридрих, муж Ирэн, происходит из очень старинной и известной семьи — известной даже у магглов, которые, правда, считают, что это все выдумки писателя. Великий Гофман, писатель и маг, тоже из старинного, но ныне угасшего рода, поведал о некоторых предках Фридриха. О Теодоре Линдгорсте, потомке саламандров — занятной личностью он был, служил в магистрате архивариусом, и сажал магглов в стеклянные банки за непочтение к магии. Жена его была анимагом, как и три их дочери, они любили являться людям в образе золотисто-зеленых змей. Гофман почти правдиво рассказал историю младшей из них, Серпентины, и ее супруга Ансельма. От саламандров у членов этой семьи сохранилась способность высекать огонь, щелкая пальцами. (1) Братья слушали с большим интересом, но тут двери замка распахнулись, и из них выбежала женщина с каштановыми волосами, которая бросилась в объятия Антонина с восклицаниями: «Папа… папа!». Потом несколько смущенно поздоровалась с братьями и повела их в замок. В большой комнате, куда они пришли, минуя несколько коридоров и комнат поменьше, навстречу гостям поднялся из кресла у камина мужчина, по виду лет на двадцать старше Ирэн — высокий, весьма представительный, в темной мантии, с седеющими висками и пронизывающим взглядом светлых глаз. Сама Ирэн была круглолицей и очень миловидной женщиной с румяными щеками и серыми глазами. Басти смутно припоминал, как Антонин рассказывал, что Ирэн, еще учась в Дурмстранге, влюбилась в своего учителя и впоследствии стала его ассистенткой, а потом и женой. Когда все были представлены друг другу и Долохов вкратце пояснил, что случилось с Рудольфусом и дал хозяину замка прочитать послание Снейпа, тот сказал: — Если все так, как пишет мой английский коллега, то он совершенно прав, герра Лестранга, — профессор фон Миллер произнес фамилию Рудольфуса на немецкий манер, — можно вылечить, правда, это займет много времени. Ему потребуется провести у нас в замке несколько месяцев. Вас это устраивает? Басти кивнул и добавил, что все расходы будут оплачены переводом из банка Гринготтс. — Очень хорошо. А теперь прошу вас к столу. Мы как раз собирались ужинать. Все прошли в столовую, где вскоре появились и трое детей Ирэн и Фридриха: Эрнст двенадцати лет, очень похожий на мать, кудрявая и хорошенькая шестнадцатилетняя Гретхен, и высокий темноволосый юноша лет двадцати. При взгляде на него у Рабастана замерло сердце — вот он, Сэм, сын Рудольфуса. Он посмотрел на брата, который заметно волновался, потом повернулся к Антонину, и понял, что тот взволнован и смущен еще больше, чем Рудольфус. «Он же говорил, что никогда еще не видел детей Ирэн…» Но неловкость быстро прошла, внуки проявили к деду неподдельное почтение и благожелательное любопытство, а Долохов от природы был человеком общительным, и вскоре застольная беседа стала веселой и непринужденной. Рудольфус, услышав, как Сэм поздоровался, когда его представили гостям — весь превратился в слух, словно боясь пропустить и не услышать хоть одно слово, произнесенное тем. Впрочем, юноша говорил мало, а вскоре после ужина попросил разрешения покинуть общество, так как он должен идти заниматься. Ирэн рассказала, что Сэм, вернее, Самуэль — так его имя звучало на немецкий лад — работает помощником адвоката в местном магическом суде, он и в аспирантуре еще учится, на кафедре магического права, и специализируется на наследственных делах. Когда после ужина хозяйка отвела братьев в отведенную им комнату, Рудольфус взволнованно спросил Басти: — Ну, ты видел Сэма? Какой он? — Он очень похож на нашего отца в молодости. Помнишь его на старых фотографиях? Такие же глаза, и волосы темные и так же вьются, тоже высокий и худощавый, и улыбается так же. Рудольфус вздохнул: — А я даже не могу на него посмотреть… — Сможешь, — твердо сказал Басти. У него, как только они здесь оказались, наконец-то появилась уверенность, что с братом все будет хорошо. Переночевав в замке, Рабастан вместе с Антонином отправились в обратный путь. Порт-ключ, с которым они сюда прибыли, снова превратился в обычную булавку. Но у Фридриха фон Миллера, как и у многих зельеваров, имелись знакомства с контрабандистами, браконьерами, фермерами, выращивающими запрещенные ингредиенты для зелий. Хотя в Германии запретов было пока куда меньше, чем в Англии, но все шло к тому, что сторонники идей Дамблдора скоро совсем загонят некоторые отрасли магии в подполье. Так что Долохов с Лестрейнджем пробирались из Германии в Англию тайными тропами, и их путешествие заняло почти сутки.