Исполнить обещанное

Рудольфус и Рабастан поселились в небольшой гостинице под названием «Черный принц». Впрочем, с Принцем Уэльским это не было связано, скорее, имелся в виду принц из какой-то восточной сказки — на светящейся рекламе смеялся и подмигивал черноусый красавец в чалме, наклонившийся над сундуком. Время от времени он доставал оттуда полными горстями блестящие камешки — надо полагать, алмазы, — и разбрасывал их вокруг себя. Никаких проблем при заселении у братьев не возникло, им отвели номер на двоих с окном, выходящим во двор. Здесь было грязновато и шумно: сквозь тонкие стены было слышно, как по соседству все время кто-нибудь то ругается, то дерется, то занимается любовью — а накладывать заглушающие чары не стоило, чтобы не пропустить сигнал об опасности. Однако еда в ресторанчике на первом этаже оказалась вполне сносной. Поздним вечером Рудольфус вышел из гостиницы. Обернувшись собакой, он добежал до «Дырявого котла» и там вернул себе человеческий облик. Проходить через бар он не стал, а вошел в большой маггловский книжный магазин, располагавшийся по соседству, который был еще открыт. Там, в самом дальнем зале возле книжных полок он дождался, когда останется один, и проскользнул в подсобные помещения. Выбравшись через черный ход, он тенью метнулся в глухой угол — за высоким забором находился вход в «Дырявый котел» и замурованная арка, через которую можно было попасть в волшебный квартал. Он обернулся овчаркой, зажал палочку в зубах и прислушался — слух собаки гораздо тоньше и острее человеческого. Но вокруг было очень тихо. Рудольфус принюхался. Пахло мусором, пылью, травой — и никаких настораживающих запахов. Похоже, охрану здесь пока не поставили — что, впрочем, не исключало применения сигнальных чар, поэтому к магии Рудольфус решил прибегнуть разве что в самом крайнем случае. Он снова превратился в человека и с необыкновенным для его большого и немного тяжеловатого тела проворством, почти бесшумно вскарабкался на крышу здания, в стене которого и была проделана арка. Прополз несколько ярдов, плотно прижимаясь к поверхности, как будто стараясь слиться с ней, и наконец, достиг противоположного края. Свесив голову вниз, он попытался что-нибудь разглядеть, но ничего не было видно — Диагон-аллея погрузилась в кромешную тьму, даже фонари не горели. Снова прислушался — но ничто не нарушало тишину. И спрыгнул вниз. Мягко приземлившись — когда-то он специально учился падать так, чтобы ничего себе не сломать и сразу же вскочить на ноги в полной боевой готовности — Рудольфус откатился к стене и замер. Нет, кажется, вокруг никого, и никто его не заметил. Он опять обернулся собакой и побежал по Диагон-аллее. Ни один фонарь не горел, но темнота была Рудольфусу на руку. Возле дома МакДугаллов он резко остановился и снова прислушался и принюхался. «Путь свободен», — решил он и перемахнул через невысокий забор, ограждающий сад. Дом родителей Изабеллы был похож на жилище сельского сквайра, перенесенное волшебством в центр Лондона — а впрочем, может быть, так оно и было в свое время, ведь здание стояло на этом месте уже лет триста… Пес негромко залаял — и тут же на втором этаже распахнулось окно, оттуда выглянула Изабелла со свечой в руке. Потом окно захлопнулось, и через некоторое время он услышал легкие шаги по садовой дорожке, учуял запах молока и нежной младенческой кожи, и исходящее от молодой женщины сонное, разнеженное тепло. — Люмос, — прошептала Изабелла, и Рудольфус увидел ее — она была в пеньюаре поверх ночной рубашки, длинные светлые волосы заплетены в косу. — Руди, это ты? Рудольфус обернулся человеком и подошел к ней. — Руди, все в порядке? У вас все получилось? Как там Басти? — Да, все в порядке, Басти тоже. А здесь как? — Квартал накрыли антиаппарационным куполом, и аврорский патруль через каждый час ходит — вот как раз недавно прошли. А еще у нас сов опять забрали и ловушку для чужих птиц на крыше поставили… Ох, да ты же не знаешь… папу арестовали. — Твоего отца?! — шепотом переспросил он. — Его-то за что? — Мама ходила в Министерство — там сейчас всех, кто видные должности занимал при Тикнессе, снимают, многих тоже арестовали… Но отца ведь действительно ни в чем обвинить нельзя — он просто делал свою работу, ту же, что и всегда… И к этой комиссии Амбридж он никакого отношения не имел. Так что мы надеемся, что папу выпустят. Правда, меня тоже могут забрать, поэтому ты адрес лучше скажи не мне, а Мораг… чтобы я не знала. Или напиши, а она спрячет. А то вдруг будут допрашивать под веритасерумом… или с легилименцией… Сейчас Мораг выйдет, я ее разбудила. Кстати, Руди… — шепотом добавила Изабелла, — возьми с меня Непреложный обет. Чтобы я о Дельфи не проговорилась. — А кто свидетелем будет? — невесело усмехнулся Рудольф. — Мораг? Чтобы ей потом тоже обет приносить? Да и опасно это. Нет, я лучше заберу у тебя воспоминания. Потом отдам. Мне только нужен пустой флакон. — И я забуду про Дельфи? — недоверчиво взглянула на него Изабелла. — Не забудешь. Но не будешь вспоминать. И легилимент тогда эти воспоминания у тебя не увидит. А к веритасеруму антидот есть, правда, достать его можно разве что в Лютном… — Я попробую, — кивнула Изабелла. — Можно и сопротивляться, как Империусу… Но не у всех получается. К ним подошла заспанная Мораг. Изабелла обратилась к ней: — Принеси, пожалуйста, какой-нибудь пустой флакон — есть у тебя? И листочек бумаги с пером. Потом спрячешь его где-нибудь. Рудольфус записал на клочке бумаги адрес и отдал его Мораг, затем, когда девушка ушла, он, прижав палочку к виску Изабеллы, вытянул несколько серебристых нитей-воспоминаний и поместил их во флакон. Изабелла некоторое время стояла, закрыв глаза и будто прислушиваясь к чему-то, потом сказала: — Так странно. Как будто я про это когда-то давным-давно читала в какой-то книге… — Вот именно так это и действует. Можно было бы и Обливиэйт наложить — но я думаю, нет необходимости. К тому же, Обливиэйт можно вскрыть — если они увидят в сознании блок, то так и поступят. Но вообще-то не должны тебя про Дельфи спрашивать, вроде бы мы все сделали вовремя и аккуратно, — успокаивающим тоном произнес Рудольфус и, немного помолчав, добавил: — Однако мне пора, Изабел. Сейчас я превращусь, а ты флакон с воспоминаниями прикрепи к ошейнику. Изабелла так и сделала, потом, обняв мощную шею пса, шепнула: «Беги, Руди, милый…» и погладила его по ушам. Тот, лизнув ей руку, снова перепрыгнул через забор и пустился в обратный путь. Она некоторое время постояла, глядя в ту сторону, куда он убежал, и вернулась в дом. * * * Братья уже почти неделю жили в «Черном принце». Изабелла не приходила. Вокруг были одни магглы, и Лестрейнджам даже неоткуда было узнать, что делается в волшебном мире. Рудольфус пытался снова проникнуть на Диагон-аллею, но едва не нарвался на аврорский патруль, и пришлось скорее уносить оттуда ноги. Рабастан все больше тревожился — брат сообщил ему об аресте МакДугалла и не стал скрывать, что Изабелла опасается, что вскоре придут и за ней. — Еще три дня ждем — и, если по-прежнему не будет никаких вестей, я пойду в Аврорат с повинной, — мрачно сказал Рабастан. Рудольфус вздохнул. — Уж лучше тогда я, а не ты… Тебе надо остаться на свободе, у тебя Изабелла и сын. Не сходи с ума, Басти. Не убьют же ее. И сажать Изабеллу абсолютно не за что. — Тебе легко говорить! — вскинулся брат и тут же, побледнев, прошептал: — Прости, Руди… Я сам не знаю, что говорю… Тебе ничуть не легче… — Да я понимаю, — Рудольфус на выпад Рабастана и бровью не повел, только глаза на миг заволокло тоскливой мутью. Он положил руку брату на плечо. — Нет, ты прав, Басти. Только с повинной, если Изабелла через три дня не появится, пойду я. Скажу, что ты умер — ты ведь ранен был, когда я тебя унес оттуда. И, ты говорил, Лонгботтом тебя видел? Так что мне поверят. И Изабеллу отпустят. — И куда ты дел мой труп? — усмехнулся Рабастан. — Сжег, — пожал плечами Рудольфус. — На фамильном кладбище я тебя похоронить не мог, в Лестрейндж-холл нам теперь ходу нет. Так что еще с тобой делать? Не хоронить же тебя на маггловском, да и не так-то это просто… Или в Темзу тело бросить? А погребальный костер — это даже почетно, так наши предки своих погибших воинов хоронили… — Подождем еще, — немного успокоившись, угрюмо произнес Басти. * * * Время тянулось медленно, изводя обоих напрасным ожиданием, но на четвертый день, утром, наконец пришла Изабелла — с домашними пирожками, бутылкой огденского и стопкой «Ежедневного пророка» за несколько дней. — Изабел! — выдохнул Басти, заключая ее в объятия. — Мерлин… Я чуть с ума не сошел. Еще немного, и… я хотел в Аврорат идти, сдаваться. А Руди говорил, что сам пойдет… — О нет! — вскрикнула Изабелла. — Если бы вы пошли сдаваться, я бы никогда себе не простила… Меня ведь еще вчера вечером выпустили, но я так устала, так соскучилась по Рэйни… И он, бедняжка, тоже без меня скучал… маленькое мое солнышко… Я в дом зашла — и к нему, а он не спит. Мораг играет с ним — погремушку над ним держит — а он ее ручками пытается схватить… Меня увидел — «агу» сказал и улыбнулся! Я так хотела его сразу на руки взять, да мама не дала — иди, говорит, сначала вымойся да переоденься в чистое, после тюрьмы-то… — Тебя все-таки арестовали? — спросил потрясенный Рабастан. — Ну да, — она кивнула и показала на стопку газет. — Потом почитаете, а сейчас я вам вкратце расскажу, что делается. Значит, через два дня после того, как Руди был у нас, за мной и пришли. Сначала в камере держали, наверное, дня три… Народу много, но все воровки из Лютного… и проститутки, которые клиентов грабят… Правда, меня там никто не обижал, наоборот, жалели, когда я сказала, что у меня ребенок маленький дома остался. Я же там молоко сцеживала, чтобы не пропало… Потом меня вызвали на допрос. Следователь спрашивал про вас, я сказала, что видела вас после битвы за Хогвартс, что вы ко мне приходили, а где вы теперь, я не знаю. Потом он меня напоил веритасерумом… И, знаете, я ничего не почувствовала — никакого желания говорить правду и ничего не утаить. Странно, да? Очень похоже, что в Министерстве кто-то нам помогает — как вы думаете? Рудольфус и Рабастан одновременно кивнули и переглянулись. — Ну, следователь меня обратно в камеру отправил, — продолжала Изабелла. — А на следующий день снова вызвал — на очную ставку со старой миссис Лонгботтом. Я снова говорила, что не знаю, где вы — а она меня стыдить принялась, говорит, что мой муж такое чудовище, что я должна все рассказать… И опять меня обратно увели. А на третьем допросе было странное — меня стали расспрашивать про Дэнниса Долохова, знала ли я его деда, и его самого, и что мне известно об участии Дэнниса в войне… Я так поняла, он тоже арестован. Ну, я ответила, что он Малфой-мэнор охранял, и что я там жила какое-то время, в гостях у Нарциссы. А следователь и говорит — там был еще один младенец, кроме вашего. У нас, говорит, есть предположение, что у Сами-Знаете-Кого остался ребенок (1)! И опять дал мне веритасерум — но он снова не подействовал. Я отвечаю, что нет, не было там никакого другого ребенка. И говорю о Рэйни, какой он у меня хорошенький, как я по нему скучаю, как боюсь, что у меня молоко пропадет… Ну, чтобы следователь думал, что веритасерум мне язык развязал. Потом в кабинет зашел, я так поняла, его начальник, а следователь ему говорит: похоже, эта дура и правда ничего не знает… — Драккл меня побери! — выругался Рудольфус. — Это что же, Нарцисса или Люциус проболтались? Или им развязали языки? Хотя нет, они бы тогда все рассказали про Дельфи, как есть. Но откуда же это выплыло? И как же хорошо, что веритасерум фальшивый… Мерлин! — Если я что-нибудь узнаю, я вам скажу, — пообещала Изабелла, — но Малфои не виноваты, это точно. Так... о чем я говорила? В общем, меня отвели обратно в камеру, а через день выпустили. Правда, перед этим я должна была провести их в Лестрейндж-холл, они там все перерыли, я так и не поняла, что искали. Но, похоже, ничего особенного не нашли. — Наверняка они что-то прикарманили, да и Мордред с ними — все самое ценное еще отец перенес в Гринготтс. А туда они не доберутся. Ну ладно, рассказывай дальше, Изабел. — Я уже дома узнала, что Фоули и Монтегю в Визенгамоте подняли вопрос о необоснованных арестах… И многие их поддержали. Знаете, хотели ведь отменить старый закон, который разрешает не свидетельствовать против мужа, жены, родителей и детей… Хотели, чтобы теперь все были обязаны доносить друг на друга. Но не прошло у них. Ой, они даже к Кэтрин Роули с обыском явились — хотя ее муж погиб, и об этом всем известно. А она только пять дней как родила… В доме ничего не нашли, и что искали, непонятно. Миссис Дорн у нее роды принимала — она как раз в день обыска приходила ее и ребенка осмотреть — и сказала, что в Визенгамот пожалуется. К ней прислушаются, она с миссис Фоули дружит, и с семьей Монтегю, и со многими уважаемыми людьми… — Изабел! А с отцом что? — спросил Рабастан. — Папа пока сидит, — грустно пожала плечами Изабелла. — Суд будет. Маму вызывали, она говорит, обвинения совершенно нелепые выдвигают… будто он к гоблинам какие-то незаконные репрессии применял — с чего они это взяли? У папы и полномочий нет для репрессий. А еще… помните дело об убийстве Дилмора? Басти, ты тогда папе помог разобраться, и убийцу изобличили и в Азкабан посадили… Только я фамилию его забываю все время… Так вот, его же выпустили, он теперь ходит по Министерству и везде кричит, что он — жертва режима Сами-Знаете-Кого… — Изабелла усмехнулась и добавила: — Многие по-прежнему боятся Темного Лорда по имени назвать. А этот… говорит, что МакДугалл с подачи своего зятя Лестрейнджа с ним расправился из-за его политических убеждений. Но это такая вопиющая клевета, что я не знаю, как можно поверить… А еще отец своих магглорожденных сотрудников заранее предупредил насчет комиссии и посоветовал уехать. Сейчас они вернулись и готовятся выступить на суде в его защиту. Так что мы надеемся, с папой все обойдется. Она помолчала, потом, вздохнув, продолжала: — Что еще? Малфои в тюрьме, оба — я имею в виду, Люциус и Драко. Нарцисса дома. Я была у нее как раз перед тем, как меня забрали — она сказала, что Белла взяла с нее и с Люциуса Непреложный обет, а Драко воспоминание о Дельфи стерла. Так что это не Малфои проговорились, это что-то другое… Кстати, Малфои были в Хогвартсе до самого конца, там же Люциуса с Драко и арестовали. Они видели, как их всех сожгли на одном костре. Нарцисса просила, чтобы ей хотя бы тело сестры отдали для похорон, но Шеклболт отказал… Она вздохнула, заметив, как окаменело лицо Рудольфуса. — Изабел, — заговорил Рабастан, — Кэтрин Роули же твоя подруга? Я ее помню, она к тебе приходила. — Да, мы со школы дружим. — Ее мужа убили на моих глазах. Кентавр пустил стрелу, она Торфинну в шею сзади вонзилась, он умер мгновенно. Я потом этой скотине горло перерезал. Можешь ей сказать. Правда, это слабое утешение… У нее кто родился, сын или дочь? Уже после смерти отца, получается… — Да, — кивнула Изабелла, — у нее мальчик, она его назвала Ланселот. Они оба так хотели, в честь славного предка… Восьмимесячным родился, недоношенным, но, слава Мерлину — и благодаря миссис Дорн, конечно, — выжил. Теперь Китти вся в заботах, но это и к лучшему… У них еще мальчик и девочка, двойняшки — на будущий год уже в Хогвартс поедут. Да, Руди… — повернулась она к деверю, — сейчас в газетах такие гадости пишут про Темного Лорда и Беллу… Тебе неприятно будет это читать. Извини. — Да и драккл с ними, — махнул рукой Рудольфус. — Всем им рот не заткнешь, что теперь поделать… Но вот откуда о ребенке стало известно? Это меня куда больше беспокоит. — Кажется, толком никто ничего не знает, просто кто-то где-то что-то такое слышал, — развела руками Изабелла. — Однако давайте наконец поговорим о деле. Как вам покинуть Британию? — Сначала мы хотим выждать какое-то время, чтобы быть уверенными, что от тебя отстали. А там, может быть, и запрет на полеты снимут. Еще можно уплыть морем. Где-нибудь в глухой прибрежной деревушке украдем лодку, наложим чары невидимости и доплывем до голландского берега. — А если вас заметят? — перебила его Изабелла. — Чары невидимости снимаются легко. Думаете, им в голову не придет, что из Британии можно выбраться по морю? — Изабел, — мягко улыбнулся Рудольфус, — риск есть в любом случае. Но на море легче уйти от погони. Потом, можно навести и чары для плавания под водой, пока не покинем территориальные воды Британии. В Голландии же, — продолжал он, — у меня и у профессора фон Миллера есть общий знакомый. Мы найдем его, и он нам поможет перебраться в Германию. Этот человек часто оказывает профессору подобные услуги. А там решим, куда податься. — Хорошо, — подумав, согласилась Изабелла. — Действительно, без риска никак не обойтись. А потом и я приеду туда, вместе с Рэйни. Правда, не уверена, что меня выпустят — или подумают, что я еду к тебе, Басти, и отправят за мной своего шпиона. — Шпионов не бойся, — усмехнулся Рабастан. — Замок Миллеров хорошо защищен, чужака внутрь не пропустит. А выслеживать шпионов мы с Руди умеем, так что в Британию он не вернется. Изабелла, бросив взгляд на часы, стала собираться домой. Когда она ушла, Рудольфус и Рабастан принялись за чтение принесенных ею газет. Они не имели возможности узнать новости волшебного мира с самого дня битвы за Хогвартс. Их внимание сразу привлекло написанное крупным шрифтом имя Гарри Поттера, под которым весь разворот занимало интервью с Мальчиком-Который-Выжил. И речь шла, как это ни странно, не о подвигах самого Поттера, а о Снейпе. Рабастан сам слышал разговор Поттера с Темным Лордом во время их последнего поединка, а Рудольфус знал об этом со слов брата. И сейчас оба склонились над одной газетой и в полном молчании дочитали до конца. — Значит, все правда… Не понимаю, — вздохнул Рабастан. — Он же нас лечил после Азкабана… зелья нам варил, помнишь, Руди? И после той погони за семью Поттерами — они с Руквудом вместе старались тебя вылечить. Что, лечил и думал про себя — чтоб мы сдохли? Но Рэя он с того света вытащил… Кстати, Рэй ведь тоже сбежал — тут написано, что Мальсибера ищут, — он ткнул пальцем в газетную страницу. — И ради чего? Из-за бабы, да еще чужой, с которой никогда ничего… И Дамблдор ведь его обвел вокруг пальца — Лили Поттер он и не думал спасать… Пропал ни за ломаный кнат… Но как же он Повелителя сумел обмануть? Рудольфус молча отложил газету в сторону и взял другую, тоже с фотографией Гарри Поттера на первой полосе. Сообщалось, что юному герою предложили без экзаменов поступить на курсы авроров и даже разрешили не заканчивать школу. Эти подробности Лестрейнджа не заинтересовали. — Конечно, Поттеру сейчас оказывают почести, но все равно он ничего не решает, — сказал он. — Решать будут другие. Так, а вот это уже любопытно… — Что именно? — поднял голову Рабастан. — Заседание Визенгамота, посвященное новому закону — то, о чем говорила Изабелла. Большинством голосов закон отклонен. И вот еще… — Рудольфус начал читать вслух: — «Заместитель председателя Визенгамота Гектор Фоули исчерпывающе высказался по вопросу о распространении прецедента Сириуса Блэка на аналогичные преступления. Поскольку до Блэка из Азкабана никто не бежал, это считалось невозможным, то законодательство Магической Британии и не предусматривало наказания за подобное преступление. Однако после побега Блэка Визенгамот приговорил его к поцелую дементора. Вместе с тем, следует принять во внимание, что в июне 1997 года из Азкабана бежали не только Упивающиеся смертью, но и совершившие менее тяжкие преступления, а также осужденные необоснованно. Совершенно очевидно, что распространение на них прецедента Блэка будет вопиющей несправедливостью. В то же время наш незыблемый принцип — закон един для всех — не позволяет избирательно подходить к наказанию за одно и то же преступление на основании данных о личности преступника. Другими словами, наказание за побег из Азкабана следует назначать в пределах минимального срока заключения…» — И что? К нам это не относится, — пожал плечами Рабастан. — Мы с тобой и до побега были приговорены к пожизненному. И дементоры нас не поцеловали после Отдела тайн только потому, что в Азкабане тогда ни одного не осталось. — А я и не про нас, — Рудольфус перевернул страницу и поднял голову. — Я про Малфоя подумал. На нем как раз ничего, кроме побега, нет. После первой войны его оправдали, а за одно и то же дважды не судят. За Отдел тайн его тоже уже судили. — Им всем, — заметил Рабастан, — кто прежде не сидел в Азкабане — Малфою, МакНейру, Эйвери, Нотту — дали смешные сроки. — Это Фадж подсуетился, — кивнул Рудольфус. — Рассчитывал, что ему это зачтется, в случае победы Повелителя. Может, даже надеялся, что пост министра за ним сохранят… — Барти Милорд бы ему не простил, — возразил Рабастан. — Фадж тогда от страха ничего не соображал, судя по тому, что рассказывал Снейп, — ответил Рудольфус. — А потом, видимо, поразмыслил, что к чему, и решил сыграть и нашим, и вашим. Но, как бы то ни было, за Отдел тайн второй раз судить никого не будут. А после побега Повелитель сразу же забрал у Люциуса палочку, и он почти безвылазно сидел в мэноре, и в Хогвартс без палочки явился. — Повезло Малфою, — усмехнулся Рабастан. — Хотя… вряд ли его теперь в покое оставят. Сейф ополовинят, это точно. Если вообще выпустят живым, — он помрачнел. — И сын его у них в руках… — Вот и я ему не слишком завидую, — согласился Рудольфус и снова углубился в чтение. — А тут еще интересное есть… «Позицию Гектора Фоули всецело поддержал старейший член Визенгамота Эрнест Монтегю, уважаемый всеми за глубокие познания и беспристрастность суждений. К слову, правнук Монтегю, Грэхем, до сих пор находится в больнице святого Мунго, куда попал после того, как его в Хогвартсе втолкнули в неисправный Исчезательный шкаф. Юноша страдает провалами в памяти, он так и не смог закончить свое образование. Правда, недавно он вспомнил, что своим увечьем обязан близнецам Уизли. Возникла весьма неудобная ситуация, ведь братья-близнецы Фред и Джордж Уизли отличились в битве за Хогвартс, оба награждены орденами Мерлина, Фред — посмертно. Конечно, о том, чтобы привлечь героя, которого к тому же постигло тяжкое горе, к ответственности, речи не идет…» — прочел он и с иронией добавил: — Очень своевременное напоминание… А вот интервью с Фаджем… Ну, этот, как и следовало ожидать, теперь уверяет, что всегда поддерживал Дамблдора и Поттера. — Тьфу! — скривился Рабастан. — Слышишь, Басти? — продолжал Рудольфус. — «Когда Гарри надул свою тетушку, я способствовал тому, чтобы инцидент остался без последствий…» Поттер надул свою тетку, надо же! — Это ту самую, возле дома которой мы его караулили? Да и драккл с ним, — махнул рукой Басти. — Знаешь, Руди… Мне очень хочется, прежде чем мы покинем Британию, сделать одно дело… — Какое именно? — Барти, — Рабастан, прищурив глаза, неподвижно смотрел перед собой. — Повелитель говорил, что Фадж должен поплатиться за Барти. Но он не успел. — Хочешь убить Фаджа? — Нет. То есть, я об этом думал. Но потом пришло в голову вот что… Когда я еще жил в Малфой-мэноре — ты тогда был в Германии, — забрел я однажды от нечего делать в тамошнюю библиотеку и нашел любопытный трактат под названием… — Басти нахмурил лоб, припоминая, — «О вызволении человеческих душ, проглоченных демонами Преисподней, обитающими на Северных островах». Ты же помнишь, что Бертрам Лестрейндж и Люциус Малфой — не наш, а тот, который к королеве сватался, — когда-то вывели дементоров в бой против Непобедимой Армады? У испанцев были свои монстры, но наши оказались более внушительными. Причем, оказывается, Экриздис сначала испанской короне служил, потом Малфой его перекупил. Я этого не знал. — А я знал, — кивнул внимательно слушавший брата Рудольфус. — Кстати, там ничего не было сказано о том, как умер Экриздис? — Нет, — Рабастан заинтересованно взглянул на Рудольфуса. — Кристофер, младший сын Бертрама, уже после смерти и отца, и Люциуса Малфоя посетил Азкабан. Королева к тому времени тоже умерла. Вернулся он оттуда весь седой — в тридцать лет — и сказал только, что Экриздис мертв и что на острове живым людям нечего делать… — Откуда ты это знаешь? — В нашей семейной хронике записано, — усмехнулся Рудольфус и добавил: — Я тоже не все хроники прочитал, но помню, как отец однажды принес из библиотеки и показал Повелителю записки Бертрама и Кристофера. Повелитель ведь изучал дементоров и, надо полагать, с трактатом Малфоя тоже был знаком… Отец сказал, что тогда еще ходили слухи, будто Экриздис не умер, а сам превратился в дементора… Потом это забылось, и остров оказался сокрыт на долгие годы. Но и после того, как он стал тюрьмой, историей Экриздиса и дементоров мало кто интересовался. Даже мы толком ничего о них не знали… Но продолжай. — Да… — Рабастан ненадолго задумался, потом вновь заговорил: — Люциус много времени провел в беседах с Экриздисом и многому у него научился. Экриздис ведь изобрел Адское пламя, а Люциус потом это заклятие усовершенствовал. В своем трактате он утверждает, будто Экриздис нашел вход в царство Аида и принес с собой воды из всех тамошних рек (2)… И как уничтожить дементора, Люциус знал — то ли от Экриздиса, то ли сам дошел… Так вот, если в ночь полнолуния соберутся три волшебника против одного дементора, и каждый направит на него Адское пламя — плоть дементора распадется, и томящиеся в ее недрах проглоченные им души освободятся. При этом должен присутствовать католический священник и на протяжении всего действа с пламенной верой читать «De Profundis…» (3). Люциус был истовым католиком, и неудивительно, что он обратился к католической молитве. И еще одно условие — чтобы у каждого волшебника палочка содержала сердечную жилу дракона. С такой огненные заклятия получаются сильнее. У тебя и у меня палочки соответствуют. А полнолуние завтра. — Хорошо. Допустим, католического священника сыскать в Лондоне — не большая проблема. А где мы третьего волшебника возьмем? Чтобы еще и палочка с драконьей сердцевиной? — Фадж. У него палочка подходит — каштан и сердечная жила дракона, я у Олливандера спросил. Адрес я узнал еще тогда — мне сразу в голову пришло, когда на эту рукопись наткнулся. К тому же он должен помнить, какой именно дементор проглотил душу Барти. И сможет нужного дементора призвать — он ведь был министром, значит, знает, как это делается. — И ты Фаджа после этого хочешь оставить в живых? — Не хочу. Но оставлю. Непреложный обет возьму. Страху он натерпится — на всю жизнь хватит. Пусть потом до самой смерти ходит и оглядывается. И сказать никому ничего не сможет. — А ты стал изощреннее в своих методах, — усмехнулся Рудольфус. — Конечно, старая добрая Авада — это хорошо, — рассмеялся Рабастан, потом, оборвав смех, серьезным тоном пояснил: — Но убийство наделает много шуму. И вдруг Изабеллу снова начнут таскать на допросы? Если ее опять арестуют, я пойду и сдамся, больше я этого не выдержу… — Нет, я сдамся, а не ты, — возразил Рудольфус. — Ладно, давай этот вопрос решим после, — устало махнул рукой Басти. — А завтра навестим старину Фаджа. Думаю, он будет нам очень рад.