Our storyline.

Она открыла глаза, боль в голове вызвала лишь недовольный стон. Чужие губы мягко коснулись виска, синяки под серыми глазами говорили сами за себя. — Ты совсем не спал? — блондин вместо ответа лишь покачал головой. Молчание затянулось, — Тебе пора на работу… — Я взял отгул. Сегодня нужно только явиться к Скитер. — Я не пойду. На стене уныло тикали часы, они завтракали молча. Девушка задумчиво смотрела в пол. Резко выдохнула, встала и отправилась в спальню. На пол полетели бесчисленные мантии и снаряжение мракоборцев, Малфой внимательно смотрел за ее действиями. — Я приняла решение. Я ухожу. Мне не вынести больше этого дерьма ни единой секунды, — где-то в глубине души он чувствовал укол совести, но все же он был слишком рад, чтобы придать этому значение. Мужчина подошел к ней сзади, обнял и уткнулся носом в лохматую макушку. Она вцепилась пальцами в его руку, заставляя обхватить себя еще крепче. Он ждал обыкновенной злобной лекции на тему того, что ему бы в такие дни лучше держаться от нее подальше, но ее не последовало. Она шмыгнула носом, попыталась спрятать от него лицо, — Драко… Ты ведь никогда меня не оставишь? — Ни за что на свете… — Прости, со мной так тяжело… Я… — Ты не виновата. Все в порядке. Я ведь не фарфоровый, выдержу, — она усмехнулась сквозь слезы. — Хочу попросить тебя кое о чем. Знаю, что не имею на это никакого права. Знаю, что это эгоистично и несправедливо по отношению к тебе, но… — Говори… — Я хочу попробовать снова… Если ты, конечно, согласишься… Он развернул ее к себе, провел кончиками пальцев по старому шраму, по мягкой щеке. Девушка зажмурилась, ожидая его ответ, словно вердикт всему, что между ними происходит. Их губы мягко соприкоснулись, сердце бешено заколотилось в груди. Они стояли вцепившись друг в друга, будто не виделись сотни лет. — Ты уверена? В этот раз я тебя уже не отпущу, даже если ты захочешь уйти. — Хорошо. И снова его теплые руки затягивают ее в удушающие объятья. Губы Драко мягкие, а поцелуи легкие. Одежда летит к чертям, она ощущает его кожу под пальцами, ласка заставляет голову идти кругом. Секс никогда не был полноценным решением проблем, но иногда он помогал. Помогал Драко почувствовать необходимую ему власть, вернуть себе ощущение контроля. Когда это было нужно, она была покорной и податливой, подчинялась ему безоговорочно и делала все так, как ему хотелось. Но сейчас он был слишком бережен, аккуратен и нежен, слишком ласков. Потому что сейчас ей было нужно чувствовать себя любимой, быть за ним, как за каменной стеной. Хотелось отпустить себя, быть слабой, быть той, кто не должен вытягивать на себе все и сразу. Он это понимал и вел себя соответственно. Ее тело — его храм. С покусанных губ срываются стоны, она выгибается и просит его быть с ней всегда. Он молчит, его ответ — томительная ласка, теплые поцелуи и деликатные касания. Малфой хотел, чтобы каждое его движение давало ей ощущение любви, она это чувствовала. За окном пели первые, вернувшиеся в Лондон птицы, тучи покинули чистое голубое небо, но он видел небо лишь в ее глазах. Ее шепот заменял звуки любой музыки, она вытесняла собой все и вся. Девичье имя стоном сорвалось с губ, дыхание сбилось, а желание не уходило, нарастая снежным комом, который вот-вот похоронит их заживо. Она сверху, он прижимает ее к своей груди, волосы липнут к телу, поцелуи слишком медленные, слишком сладкие, им так хорошо, как не было уже, пожалуй, очень давно. Часы все так же тикают, но они этого не слышат. Слишком поглощены друг другом. Для них не существует больше времени. Есть только он, она и то, что между ними. Драко хочется сказать, что он лишь ее и никогда не будет способен даже пожелать иного. Сказать хочется, но он не может проронить ни слова, с губ срываются лишь хриплые стоны, сливаются с ее собственными. Их жаркая пленительная связь длится так долго, что сводит с ума. К концу этого своеобразного танца любви у них не остается сил ни на что, только на жалкие попытки восстановить дыхание. Приятная усталость и блаженная нега расползается по телу, они засыпают в объятьях друг друга, оставляя беды и проблемы за порогом. Еще будет время, чтобы со всем разобраться. Но точно не сегодня. После того случая, когда по ложной наводке в стычке с небольшим отрядом Пожирателей смерти погибли трое маглов, прошло две недели. Срок ее отстранения был закончен, но вместо выхода на работу с новыми силами, Сойер действительно уволилась. Гарри был немного расстроен тем, что теперь придется уживаться с новым напарником, но при этом и радовался за подругу. Ее все эти приключения действительно убивали. К тому же, все вокруг знали, что она не останется мракоборцем навечно. После того, что случилось во время Битвы за Хогвартс, ее судьба навсегда была связана с этим старинным замком и покинуть его слишком надолго она не могла. Даже будучи мракоборцем, Розарии приходилось раз в какое-то время возвращаться на территорию замка. Минерва Макгонагалл, что стала новым директором школы чародейства и волшебства, давно придерживала для Розарии местечко в преподавательском составе. Оставалась лишь сущая мелочь — покончить с чертовыми интервью Скитер. Розария продала свою квартиру в Лондоне и сделала еще один шаг на пути к своему новому настоящему. Шаг этот был действительно тяжелым, но девушка знала, что рано или поздно у нее хватит решимости его совершить. Покосившийся маленький заборчик, заросший до безобразия сад, замшелые камни, что некогда были цвета песка и облупившаяся зеленая дверь, едва висящая на одной петле. Она в течение долгого времени приходила сюда каждый день, но не решалась ступить за порог. Не решалась даже калитку отпереть. Просто стояла там, как вкопанная и смотрела на символ собственных детских страхов, что переросли и трансформировались в уже осознанные взрослые кошмары. Драко хотел быть рядом, чтобы помочь ей, но девушка решительно отмела его настоятельные просьбы взять его с собой. Все деньги, что она выручила с продажи жилья в Лондоне ушли на то, чтобы привести жилье ее родителей в нормальное состояние. А до того, как это произошло, девушка жила у Малфоя. И вот настал тот день, когда она, наконец, с концами въезжала в свой старый новый дом. Теодор Нотт задумчиво оглядывался по сторонам, Драко стоял рядом и недовольно хмурился. Вот уж никогда он не думал, что будет жить в такой глуши. Розария суетилась с размещением остатков своих пожитков. — В целом, все не так уж и плохо, я думаю, — выдал, наконец, блондин, его кислая мина, однако, говорила сама за себя. — Не Малфой-мэнор, конечно, но ты уж рожу то попроще сделай, а то расстроишь ее, — Нотт пихнул друга в бок и тот слегка опустил голову, иронично ухмыляясь. Отголоски старых привычек нередко находили свой путь на свободу. Когда-нибудь, он избавится и от них, как до этого от многих вещей и черт, что передались ему от отца. Лицо Тео, однако, тоже было мрачным и задумчивым, — Она пожалеет… — Да, — такой простой ответ. Они оба об этом знали. Знала об этом и Розария. Но вслух это как-то не обсуждалось. В этом будто бы не было смысла. — Натерпишься еще. — Это точно. — Она попробует сбежать. — Попробует, — Нотт недовольно поджал губы и покосился на друга. То, с каким спокойствием он отвечал на его предостережения, раздражало. Однако, Драко надеялся, что он готов. Что в этот раз он действительно готов и жить со сломленным человеком окажется хоть чуточку проще. Что у них получится хоть немного поправить ситуацию. Что в этот раз, когда ей будет совсем паршиво, у него получится ей помочь. Что в этот раз, когда его любимая попытается его оттолкнуть и сбежать, ему удасться до нее достучаться и донести одну простую истину: как бы сильно она ни была сломлена, он никогда не оставит ее одну. Чтобы доказать ей это, Драко Малфой готов был даже дать ей Непреложный Обет.

7.5.1.

— Мы с головой нырнули в разработку плана по проникновению в Министерство. Первое время, Розария помогала нам с этим, но потом ее все больше уводило в сторону поисков того мужчины из воспоминаний ее бабушки. Мы понимали, что это очень важно, что ее древняя магия может стать неплохим джокером в нашем рукаве, но я злился. Честно говоря, я вел себя, как идиот. Я срывался на друзей, старался чаще быть один. Мне казалось, что они рано или поздно станут мне обузой, хотя позднее я понял, что без них ничего бы не получилось вовсе. Мы с Рори ругались страшно, она захотела отколоться от нас во время операции в министерстве, чтобы найти записи по этому Сэллоу в архивах. Из-за этого все пришлось переделывать, перекраивать. Кикимер перестал вести себя как засранец и даже помогал по дому и не только. Рори с ним даже поладила, в какой-то момент времени. Я даже думал отдать ей его с концами, но она только попросила разрешения отправлять его на некоторые задания. Кикимер притащил ей несколько сводок и старых газет, свитки мракоборцев, которые он наверняка спер отсюда же. Ничего сверхъестественного, какие-то отчеты о происшествии с инферналами, о смерти какого-то мужика непонятного. Я уже плохо помню, что там было, не вчитывался особо. У меня в мыслях были только крестражи.

7.5.2.

— Честно говоря, было тяжело. Очень многое нужно было предусмотреть и продумать, а Гарри только рвался на амбразуру, никакие планы ему и не нужны были! Рон мне больше помогал, продумывать стратегию у него всегда хорошо получалось, не даром он прекрасный шахматист. Рори помогала, как могла, но если честно она больше была занята собственным расследованием. Я не обижалась, это было тоже важно, помощи нашей она не просила, так что мы всецело сосредоточились на наших планах. Гарри был очень нервным… Рон тоже себе места не находил, очень уж за семью переживал. Всем было нелегко, но постоянные перепалки Гарри и Рори легче совершенно не делали.

7.5.3.

— Рори хотя бы не вела себя, как фанатичка поехавшая. Гарри то вообще кукухой ехал, помяните мое слово, если бы не мы — он бы точно с ума сошел. Знаете… Вот я так думаю про тот наш период в жизни, вспоминаю его. Мы же сами-то мало что могли бы сделать… Если бы не Добби и Кикимер, хрен бы мы вообще первый крестраж добыли. Помяните мое слово, если маги будут и дальше относиться к домовикам, как к рабам, они рано или поздно взбунтуются и нам мало не покажется!

7.5.4.

— Хогвартс я никогда особо не любил, но в тот год там было еще паршивее, чем обычно. На пятом курсе я был в Инспекционной дружине и после того, как Уизли свалили, школа превратилась в адский котел и мне пришлось взвалить на себя кучу дерьма. В тот год было примерно так же, но гораздо хуже. Мне не за нюхлерами приходилось гоняться, а младшекурсников по гостиным разгонять, чтобы Кэрроу, не приведи Мерлин, их в коридорах не застали. Прятаться приходилось ото всех и сразу. На уроках, в гостиной Слизерина, да и в целом при толпе я вел себя как Пожиратель смерти. А когда я был один или с Ноттом, я мог быть собой. Быть собой тогда означало не оскотиниться и сделать так, чтобы как можно больше детей пережили этот чертов год. Потому что Круциатус в коридорах звучали теперь чаще, чем бесполезная болтовня. Потому что замок превратился в большое подобие Малфой-мэнор, с тем только исключением, что после пыток люди там не становились змеиным обедом. Недоумки из Отряда Дамблдора вели себя как бессмертные! Я понимаю, Viva la revolución и все такое, но они будто все еще надеялись, что смогут выйти сухими из воды после всех своих фортелей. Как бы не так! Долгопупс ходил хлеще боксерской груши, я его лица в нормальных оттенках вообще не наблюдал. Дошло до того, что даже в гриффиндорских спальнях они были не в безопасности. Многие не рисковали появляться ни в коридорах, ни в Большом зале. Они посещали занятия, а после испарялись как утренний туман. Кэрроу на драконье дерьмо исходили, в попытках их найти. А я сразу понял, что они оккупировали Выручай-комнату. Я должен был что-то с этим сделать, понимаете? Даже если мне была глубоко безразлична их судьба, они были друзьями Розарии. Я делал так, как считал правильным. И я, честно говоря, вообще не думал, как это мне аукнется. От Сойер не было никаких новостей, да и откуда бы мне их взять? Я каждое утро брался за Ежедневный Пророк, читал сводки по пойманным «преступникам», как их тогда называли. Слушал в крипте по радио списки пропавших без вести и погибших… Знаете, странное чувство было. Ждешь вещания с нетерпением, как подарка на рождество, только без радости. Пока слушаешь, с каждым именем все тяжелее и страшнее. Не слышишь нужного и, вроде, отпускает, а потом снова становится страшно. И так день ото дня, неделя за неделей. Сначала притворяешься кем-то одним, потом — совершенно другим. И вот смотришь в зеркало и не понимаешь, кто ты вообще такой. Я много думал о том, кем хочу видеть себя в будущем. Много думал о том, каким именно я хочу быть. Раньше я всегда пытался переложить обязанность по выбору стороны на Розарию. Думал, что она должна выбрать, быть на моей стороне или на противоположной. А в тот год я понял, что она уже давно сделала выбор и это я, как истукан, мечусь где-то посередине и не понимаю, куда прибиться. И когда я это осознал, то, наконец, сделал свой выбор.

7.5.5.

— Отчеты о смерти некоего Соломона Сэллоу, в которых не фигурировали имена моих дедушки и бабушки или самого Себастьяна. Медицинские карты Анны Сэллоу, где в графе родственников стоял прочерк. Статьи о смерти некоего Руквуда обозначенные не иначе как несчастным случаем. Вырезки из газет о беспорядках в близких к Хогвартсу деревнях. Информации было просто море, но нихрена о гоблинском восстании. Нихрена о древней магии. И нихрена о Себастьяне Сэллоу. Будто такого никогда не было. Стиратели памяти свое дело знают. Хотя, зачем я это говорю, вам и самим в этом предстоит убедиться. — Что, простите? — Скитер опешила, лицо секретаря министра побледнело, а глазки забегали. Сойер подняла на журналистку удивленный взгляд. — Неужели вы думали, мисс Скитер, что вам позволят сохранить вашу память о наших развеселых посиделках? Сам факт существования древней магии берегли как зеницу ока, лишь единицы знают о ней и все потому, что ребята парой этажей ниже очень хорошо владеют Обливиэйт. Помяните мое слово, как только ваше перышко допишет последнюю буковку, эти ребята шарахнут по вам и вы будете уверены, что все это время вязали спицами шапочки для домовиков у себя в гостиной, — кажется, девицу это нехило забавляло. По-крайней мере, язвительного сарказма в ее голосе было куда больше, чем обычно, а ухмылка ее растянулась на губах слишком уж широко, — А если попытаетесь сделать копии свитков, сохранить память в банке или еще что-то типа того, вас вообще бросят в Азкабан. И это если повезет! Могут и с ума свести, подселят вас к Локонсу в Мунго, будете там друг другу байки травить! Ее громкий грубый смех неприятно ударил по ушам. Обеспокоенная Скитер поджала губы и внимательно осмотрела свитки пергамента, которые лежали перед ее глазами. В словах Сойер был смысл. И как только Скитер раньше об этом не подумала. После того, как она завершит свою работу, ей сотрут память. И ее свитки станут единственным документом, который сможет рассказать правдивую историю этой войны. Все остальные будут помнить эти события совершенно иначе. Вероятнее всего, такого человека, как Розария Сойер, вообще сотрут из памяти людей. О ней будут помнить лишь те, кто к ней ближе всего. Для остальных же она будет ничем не выделяющейся волшебницей, преподавателем школы чародейства и волшебства, не более. И судя по лицу сидящей напротив, девушка с такой участью давно уже смирилась. Ей слава и рукоплескания были ни к чему. Ее имя в истории будет описано лишь для малого круга лиц, а остальные будут в благом неведении. Гарри Поттер станет символом нового мира, а про ее жертвы все забудут. И тут до Риты дошло. Скорее всего… Уже забыли. Розария криво усмехнулась, достала из кармана мятую пачку сигарет и затянулась. Глупо было жаловаться на такой исход. В этом вопросе она совершенно ничего не могла изменить. — В какой-то момент до меня дошло, что есть только одно логичное объяснение такой странности. Человека нет ни в одной сводке, потому что его оттуда буквально стерли. Нигде вы не найдете ни единого упоминания о Себастьяне Сэллоу, об Оминисе Мраксе, об Амали Сойер. Нигде. Потому что министерство позаботилось об этом. И когда я поняла, что такие поиски ни к чему не приведут, я переключила свое внимание на Анну Сэллоу, сестру Себастьяна. Вот тогда дело и пошло бодрее. Я раскопала, что некая Анна Сэллоу проживала в деревне Фелдкрофт. Это очень близко к Хогвартсу. Максимально близко и совершенно точно опасно. Лезть туда было абсолютным безрассудством! А потому мы решили сделать это после того, как добудем первый крестраж. Наш визит в Министерство прошел совершенно не по плану. По итогу мы лишились крыши над головой, потому что Гриммо рассекретили. Рона расщепило и латать его приходилось в полевых условиях. Даже со всей подготовкой Гермионы и моими навыками по части колдомедицины, мы не могли поставить его на ноги моментально. Для нас настали тяжелые времена.