I will be your temporary fix

Дорис загружает Гарри по самое «не могу»: ухудшение ее самочувствия говорит женщине только об одном — времени все меньше, надо торопиться. Естественно, последующую неделю она заставляет своего крестника штудировать «классические дерьмовые дела», с которыми она сталкивалась, и где может забуксовать Гарри. Парень находит это одновременно и увлекательным, и трудным. Потому что каждое дело надо просмотреть, понять, как Дорис обошла подводные камни, сделать записи, рассказать ей, что надо делать, чтобы больше компания с таким не сталкивалась. Любой урок Дорис, в конечном итоге, сводился к тому, что компания не должна понести убытков. Также вторым пунктом стояла репутация, а третьим… на этом Стайлс начинал хотеть домой. Он хотел захлопнуть за собой дверь, пройти в зал и упасть на диван рядом с Луи. Томлинсон имел привычку, как выяснилось, есть перед телевизором. И было забавно смотреть, как он, забыв прожевать кусок, торопится поприветствовать Гарри. Луи держался хорошо: пара вещей уже успела показаться — паническая атака, несколько вечеров со ступором и самое первое утро, когда истерика чуть не поставила всё это предприятие под угрозу. Стайлсу до сих пор было стыдно, что он разревелся перед Луи и вообще повел себя как ребенок. Но он не владел своим телом в такие моменты. И Томмо вроде как справился. — Дорогой? — позвала его крестная мать. — Ох, прости! Я слушаю тебя! — спохватился шатен. — А мне показалось, что ты витаешь где-то в облаках, — сказала Дорис с улыбкой. — Как дела с Луи? — понизила она голос. — Ох, — повторил Стайлс, прикрывая глаза. На самом деле, он не знал, с чего начать и как лучше охарактеризовать их отношения сейчас. Всё было замечательно? Никогда не было лучше? Или стоит оговориться, что Томлинсон был послан ему небом? — Неплохо. — Энн упоминала в разговоре, что ты переживал из-за переезда. Теперь все хорошо? — Дорис знала, как ее кудрявый мальчик отважно сражается. И хотела, чтобы он не останавливался. Да и Луи она знала как надежного молодого человека. Женщина надеялась, что Томмо подставит Гарри плечо, когда тот будет в этом нуждаться. — Да. Он… ну, умеет сглаживать углы. Луи обладал не только этим талантом. К началу второй недели совместного проживания оказалось, что Томлинсон мягкий и обязательный. На удивление пунктики со сценариями не убили настроение Луи на выходных. Наоборот он вызвался поучаствовать в процессе. Правда, у Гарри закралось подозрение, что нарушал он ритуалы намеренно. Но кто знает. Может, у Стайлса паранойя. А совместное копошение в земле успокоило Гарри. - Так ты любишь зелень? — начал Лу. Чертыхнувшись про себя, он понял, какую очевидную хрень сморозил. — В смысле, чем это обусловлено? — Просто приятно заниматься чем-то отличным от рутины. Ну, знаешь, я увлекся садоводством в университете. Когда нас погребали под тонной семинаров и докладов, теплицы становились моим спасением, — вспоминал Гарри. — Забавно, что многое ты умеешь делать руками. У меня только разрушать получается, — при этом оба засмеялись, вспомнив кошмарную пасту Томлинсона. Гарри еще какое-то время в своей привычной неторопливой манере рассказывает о том, как он и его университетские друзья едва не угробили саженцы редкого дерева, что высадил их преподаватель по ботанике. Когда Стайлс совсем перестает контролировать, он больше жестикулирует, смеется, останавливается и показывает всего себя для Луи. И Томмо ценит это, правда. У него ускоряется сердцебиение, когда он видит такого Гарри — не нервного, не напряженного, а простого, домашнего, наслаждающегося жизнью. Томлинсон решает, что они движутся в правильном направлении. Однако четверг показывает, как он заблуждался. Луи как обычно подбрасывает Найла до дома, заезжает за продуктами (потому что кое-кто привереда, и ему нужны свежие овощи), паркуется у своего дома и не успевает закрыть за собой дверь, как над ним пролетает тарелка. «Какого черта?» — он прижимается к стене и смотрит на источник шума. Гарри на кухне. Точнее не так — Гарри крушит кухню. Вот, теперь всё верно. Стоп. Зачем Стайлс делает это? — Милый? — он все еще с пакетами в руках, все еще не понимает, что происходит. Но Гарри словно не слышит его, у него гримаса боли на лице, руки напряжены, дрожат, его всего колотит, а вокруг невообразимый хаос. И Гарри кричит, пинается и разбрасывает все (что еще есть целого). Продукты, посуда, его утренний недопитый чай — все на полу, мойка забита какими-то… ладно, это вроде как макароны с чем-то там. — Гарри! Посмотри на меня немедленно! — Луи понимает, что это должно быть тем случаем, о котором ему говорил Стайлс: тот рубеж, тот край, до которого он доходит и больше не может контролировать себя. У него в принципе с контролем не очень. Но такого Гарри Луи еще не видел. Он кидает пакеты на пол (благо, там только пластик или бумага), пытается выхватить нож из рук Стайлса и обратить его внимание на себя. «Давай же! Ты же читал об этом! Помоги ему!» Но Гарри словно в забытьи — он расслабляет пальцы, нож падает между ними, Лу отпихивает его ботинком куда подальше, но привести в чувства парня не удается. Тогда он начинает хлопать его по щекам, зовет его, пытается докричаться. Но все не так просто, как в видеоуроках. Теория всегда теория. Практика загоняет в угол. Гарри плохо, у него текут слезы по щекам и, кажется, он вот-вот сорвет голос. Что ж, Луи не хотел прибегать к этому, но что делать. Он выкручивает кран в мойке на максимум и сует сопротивляющегося Стайлса под ледяной поток воды. Когда парень начинает захлебываться и кричать имя Луи, Томлинсон благодарит бога. Гарри хнычет, пихается и едва не вспарывает себе босую ногу об осколок. — А ну иди сюда, — Томлинсон из последних сил волочет своего парня к гостиной. Стайлс не помогает: его ноги словно специально заплетаются, парня сильнее прежнего потряхивает, и он все еще плачет. — Садись. Вместо кучи свободного места Гарри выбирает колени Луи. Что ж, Томлинсон с готовностью принимает большого ребенка, осторожно обнимая. — Возьми плед и накинь его на себя, — говорит он так спокойно, как только может. Хотя внутри него леденящий страх перед неизвестностью. Что это было? Что сейчас делать? Приступ прошел или он только затих? — Лу-у-у, — тянет Гарри, вновь начиная реветь. Он утыкается в его плечо и так жалобно стонет. — Лу, прости. Боже, прости. Это был… это тот момент, когда я… прости меня. Я ужасный. Я все уберу, клянусь тебе! — Тш-ш-ш, Хазз. успокойся. Посмотри на меня? — Луи гладит его по намокшей спине, плед пропитывается влагой, что капает с длинных волос Гарри. — Сейчас ты никуда не пойдешь. Мы посидим так. Ты успокоишься. Я не злюсь на тебя, детка. Просто слегка удивлен. Ложь. Луи ошарашен и сбит с толку. Когда Гарри рассказывал об ОКР, Томлинсон просто не мог понять всего масштаба пиздеца. И, очевидно, что Стайлс не шутил, когда говорил, что это не лечится. Как ты вылечишь такое? — Лу, я просто хотел приготовить нам ужин. Чтобы ты пришел с работы и мог расслабиться. Я не хотел так, — Гарри сжимает его бока сильнее, чем нужно. Но у Томмо есть план. — Ты все еще можешь помочь мне расслабиться, — выдыхает он в его ухо. Гарри каменеет. Он неторопливо ведет кончиком языка по самому краю ушной раковины, намекая. Его понимают. Заправленную в брюки рубашку вытягивают и залезают под нее. Большие руки Гарри липкие, холодные и посылают мурашки по спине. Они смотрят друг другу в глаза перед тем, как начать целоваться: жадно, сопя и прижимаясь. Луи придерживает Гарри, чтобы тот не навернулся с его колен, и это отличный повод полапать задницу Стайлса. Им еще не приходилось обсуждать предпочтения в сексе, но, кто знает, возможно через какое-то время Луи удастся побывать в этой попке. Она вполне себе аппетитно выглядит. Стайлс нетерпеливо расстегивает пуговицы рубашки Луи, скользит губами по коже на груди, оглаживает бока и двигается на коленках Томмо. — Всё нормально? — решает удостовериться Луи. — Замечательно, — горящие зеленые глаза. — Ляг. Гарри пихает его, не так как до этого, в приступе. Легко. Это как предложение, которое ты можешь принять или отклонить. Но Луи не такой идиот, чтобы противится хорошенькому парню, нависающему над ним. Стайлс склоняется над его телом, прикосновения к коже запускают фейерверки перед глазами Томлинсона. Длинные волосы щекочут Луи, и он смеется. — Принцесса, ты не боишься их испачкать? — издевается он. — Предлагаешь? — на самом деле мокрые пряди все еще холодят и вызывают необычные ощущения внизу живота. Когда Гарри высвобождает полувставший член Луи из штанов, Томлинсон задерживает дыхание в предвкушении. Он невольно вспоминает Люка. Глупо, конечно. Ведь там не было ничего подобного — только желание удовлетворить потребность. Луи помнит, как сильно хотел прижать австралийца к стене и выебать. Пьяный минет, смешки, перешептывания и слишком быстрый финал. Хотя при таком долгом воздержании на долгий процесс глупо было рассчитывать. С Гарри же хотелось играть, переговариваться, дразнить и долго чувственно заниматься любовью. Он хотел его рот на своем члене, и когда язык Стайлса прошелся от основания до головки, Луи даже не попытался быть тише. — Оу, — только и выдал Гарри, усмехнувшись. Удача была на его стороне — честная реакция на всем пути следования до кульминации. Оказалось, что у Луи еще один скрытый талант: его и без того высокий голос был просто невероятно возбуждающим. В какой-то момент Гарри хотел выбежать в прихожую, найти в кармане куртки свой сотовый и записать эти звуки: Луи стонал так беззастенчиво и сладко, что у шатена рот исходил слюной. Стайлса бросало в жар, и он ощущал себя снова подростком: когда для того, чтобы кончить, достаточно просто помечтать. Он мог поклясться, что его член пульсирует в застегнутых джинсах лишь от того, как Луи трахает его рот. — Детка, я так близко из-за тебя. Так хорошо отсасываешь, — грязные словечки то и дело слетали с губ Луи. И Гарри собирался выжать всё из этого засранца. Он боролся с подступающей тошнотой, послушно заглатывал и перекатывал яички в ладони, смаргивая слезинки. — Кончи мне на лицо, — прошептал Хазз сиплым голосом. — Конечно, принцесса, — Луи быстро двигал рукой по твердому члену, направляя его прямо на раскрасневшееся личико Гарри. — Хочу увидеть тебя в моей сперме, как она стекает по твоим прелестным волосам и подбородку. Черт! Стайлс успел зажмуриться и высунуть язык до того, как теплая сперма попала на него.

***

Ужин отменен по причине того, что парни логично рассудили продолжить «терапию Стайлса» наверху. — Нам нужно очистить это прелестное лицо. Давай я вытру тебя, — Луи намочил полотенце, усмехаясь. — Лу? — это растягивание его имени уже входило в привычку. — Да, детка? — Лу, он тоже касался тебя языком? — внезапно заговорил Гарри. — Ты о Люке? — Да. Я просто подумал, что он же трогал тебя везде и, наверное, тоже делал тебе минет, и я… — в Стайлсе просыпался собственник. «Ну что за проблемный ребенок?» — Хазз, эй? Успокойся, ладно? Да, Люк касался меня, и, вроде как, брал в рот. Я не помню, если честно, ту ночь так уж хорошо. И я поторопился, дав этому зеленый свет, ладно? — Гарри на это только кивнул, закусив губу. — Но прямо сейчас я встречаюсь с тобой. И твой славный ротик еще пару минут назад обработал меня. Так что любые следы Люка смыты. — Слизаны, — пошутил Гарри, на что Луи закатил глаза. — Ты ужасен в этом, Гарольд! — Да ну брось! Ну смешно же вышло! Это каламбур! Лу? Вместо ответа в него бросили полотенцем. — Приведи себя в порядок и возвращайся. Оставшуюся часть вечера они пролежали, прижавшись друг к другу. Кудрявая голова покоилась на груди Луи, и он неторопливо перебирал пряди. Что-то шло хорошо, вроде их процесса знакомства с прошлым каждого, что-то не было так идеально, как показывают в фильмах. Но Томлинсон знал одно наверняка: проблемы нельзя замалчивать. — Хочешь поговорить? — осторожно начал Луи. — Следовало бы, — прохрипел Гарри. — Как часто это случается с тобой? Что ты чувствуешь? Или нет — что пошло не так, милый? — он хочет понять. Ведь каждый человек срывается, никто не железный. Но так же что-то служит спусковым крючком для тех, у кого навязчивые идеи. — Самое редкое — раз в месяц. Это… это словно накапливается во мне, понимаешь? Мне уже советовали отвлекаться, менять обстановку, найти хобби, влюбиться…, но вот я влюбился, — на этом Стайлс осекся, подбирая слова, очевидно, — и у меня есть хобби, работа, я переехал к тебе. Но ничего не улучшается. Я так виноват перед тобой, Лу! Ты хотел сделать лучше, помочь мне..! — Эй, эй! Гарри! Стой! Прекрати! Первое — не загоняй себя. Ты накручиваешь себя, — Луи наблюдал это множество раз: мягкий Гарри хотел быть везде хорошим и нужным. Всё время, для всех. Даже здорового человека это вымотает. Надо было менять привычки. — Прости. Привык, что всё на мне, — потупил глаза он. — Приветы из детства, а, маменькин сынок? — поддел его Томмо. А потом, уже ночью, когда Стайлс все так же лежал на нем, до Томлинсона дошла простая истина — семья Гарри. Ведь это же основы психотерапии. О чем всегда говорят на первых сеансах? О семье, о родителях. Любой фильм начинается с этого, если он про маньяков, если он мелодраматический или что-то такое. На следующее утро он порылся в интернете, ища подтверждение. И Луи нашел его: «страх — наш внутренний ребенок». В статье (ого, кто-то в институте Джеферсона потрудился накатать целую простыню) говорилось о том, что многим детям, лишенным детства, диагностируют ОКР. Кому-то пришлось поменять роль и быть за отца, кому-то за мать, если та ушла или умерла, а младших сестер и братьев осталась куча. Автор в итоге пришел к выводу, что сознание человека — как шланг, подключенный к трубе с открученным вентилем: если где-то пережало, в другом месте прорвет. И Луи теперь намеревался собрать своего парня по кусочкам. Оставалось дело за малым: запастись терпением и пониманием.