I will be your temporary fix

Это уже какая-то ненормальная традиция — приходить на работу помятыми либо с перепития. И Лиам страдает от угрызения совести: какой пример он подает своим подчиненным? Найл при этом благоразумно молчит, приносит ему таблетку аспирина, кофе и завтрак. Он немногословен — видимо, сам не выспался — и чем-то озадачен. Хотя работы еще не так много, как обычно бывает в начале недели, поэтому Пейн думает, что это что-то личное. И, конечно же, ему любопытно, что такое могло случиться. — Проблемы с семьей? — Лиам наблюдает за тем, как Найл застыл у окна во всю стену. Хоран не раз говорил, как этот вид нравится ему, как захватывает дух — смотреть через него. — Нет. С ними все хорошо, — Хоран опускает глаза вниз, видит до боли знакомую машину, вот только не может вспомнить, где видел ее. А потом оттуда выскакивает Майкл и машет, оу, Люк подвозит своего друга? Правда, через пару секунд становится понятно, что друзья не целуются. Что ж, хорошая из Найла сваха. Он мог бы зарабатывать на этом. — Тогда что? Обычно ты сыплешь шутками направо и налево. — Я что, шут, по-твоему? — Что на тебя нашло, твою мать?! — не выдержал директор. — Я просто пытаюсь выяснить, почему ты как в воду опущенный! А ты брыкаешься. — Какое тебе блять дело до моего состояния? — Хоран оттолкнулся от стекла, чтобы злобно зыркнуть на Пейна. — Такое. Я, может, пекусь о тебе, знаешь ли. — Ого, какая честь, — Найл плюхнулся на хозяйский диван, демонстративно взяв в руки газету и начав листать ее. — Не зли меня, ирландец, — прошипели над его головой. Блондин подавил желание ухмыльнуться: вывести из себя Пейна — сорок баллов Гриффиндору. — А то что? — от былого хмурого настроения не осталось и следа. Парень с вызовом уставился на Лиама, ожидая, когда тот сдрейфит, уйдет на попятную, плюнет на их размолвку. — А то твоей маленькой заднице придется не сладко, — низко прорычал директор, склоняясь к губам подчиненного. Найл только и успел, что выдохнуть, как все его возможные колкости потонули в утреннем поцелуе с привкусом яичницы и кофе. В этом не было ничего романтичного, ничего нового. Именно поэтому ощущалось так хорошо: Хоран знал, как именно любил его целовать Лиам, как тот обожал касаться его, и что нужно сделать, чтобы Пейн слетел с катушек. И от этого по спине бежали мурашки: он же не влюбился в него, нет? «Абсолютно точно нет!» — уверял себя блондин, называя это приятным времяпрепровождением. Всего-то секс, всего лишь поцелуи, горячие или мягкие, настойчивые или невесомые. Просто Найл не отказывал себе ни в чем, пока это оставалось доступным. Они просто, хм, друзья с преимуществами? И, ладно, Найл не тупой: он прекрасно понимал, что их отношения странные, давно не такие, какими он бы хотел их видеть: слишком много личного времени они проводили вдвоем или с общими друзьями, а секс все чаще переносился в спальню Пейна, нежели происходил где-то в кабинете. Делалось это из соображений безопасности (конечно же), но от одной мысли, что Лиам заполучил его с потрохами, становилось не по себе. — Да что ты знаешь о моей заднице? — Найл подначивал руководителя. Он уже лежал под ним, газета давно валялась на полу, а его губы немилостиво атаковали. — Смею надеяться, что почти всё, — Пейн позволил себе вытащить рубашку подчиненного из брюк и шарить руками по бледной коже. — Во всяком случае, я неплохо справляюсь с тем, чтобы заставить тебя кричать. Лиам самодовольно улыбнулся, прикусил кожу на шее Хорана, помечая его. Он собственник, причем даже не скрывал этого. Ему было уже наплевать, что о них ходили сумасбродные сплетни. Плевать! Пусть все знают, что Найл принадлежит ему. Пейн задыхался от того, как сильно хотел бы этого в реальности. Мужчина хотел бы привязать к себе Найла сильнее, крепко-накрепко, чтобы тот нуждался в нем, любил так же отчаянно. — Знаешь, люди часто кричат от боли, — подразнил его секретарь, смеясь и нехотя пихаясь. Слишком слабое сопротивление, которое Лиам интерпретировал, как «да-да-да!». — Повтори-ка, я не совсем расслышал, что ты там промямлил. Кажется, ты просишь поставить тебя на четвереньки и выебать? — Пейн сжал член партнера через ткань брюк. Блондин откровенно застонал. — О, милый, ты, кажется, не расслышал? — он вцепился рукой в бицепс директора, притянув ближе, — Я просил лишить меня возможности ходить по-человечески. Хоран блеснул глазами, и Пейну показалось, что только что пропели ангелы. — Ах да, всё становится сложнее из-за твоего неразборчивого акцента, — Лиам дразнил ирландца, пока разбирался с пуговицами на его рубашке. Кажется, ближайшее время им будет не до работы. — Не ври мне. Ты становишься твердым, стоит мне «включить» его, — он дернул Пейна за галстук, намотав его на кулак. — Пошевеливайся. Хочу хорошенько пропотеть под тобой, раз я пропустил тренировку вчера. — Мелкий засранец, — только и смог вымолвить Лиам, быстро расправляясь с молнией на брюках Хорана и запуская внутрь руки. Любимая задница как всегда идеально соответствовала ладоням Ли. Он с чувством сжал половинки, заставляя Найла поднять ноги. — Ты озабоченный, — Найл выгнулся, закатив глаза от привычного тепла. Он чувствовал странное умиротворение, когда Пейн прикасался к нему. А эти карие глаза, примечающие любую мелочь, всякое движение или новую эмоцию, сводили с ума. — Но тебе нравится это? — больше звучало, как утверждение. И, да, так оно и было в каком-то роде: Найлу нравилось, что они понимали друг друга всё лучше, что их тела были совместимы, что Пейн был настоящим марафонцем. А прибавьте к этому смазливую мордашку, хорошо развитое тело, тогда вы поймете, почему Хорану с каждым разом всё тяжелее было отказаться от еще одного раза. Главное было не заиграться. К тому времени, как с подготовкой было покончено, Найл кусал губы и с готовностью держался за спинку дивана. По разведенным напряженным ногам Пейн не переставал водить руками, вынуждая умолять. Хоран не был самым терпеливым человеком в мире, поэтому сломить его и заставить просить о большем не составляло труда. Картинка представлялась аппетитной: Найл в расстегнутой рубашке с голой оттопыренной попой. Если бы кто видел это, как свет падал на эту кожу! Всего этого хотелось касаться бесконечно, постоянно, смять, раздвинуть, заполнить. Лиам провел по загривку Найла всей пятерней, чувствуя мягкие прядки, похожие на пух без лака. Он сжал волосы, оттянув назад, от чего блондин выгнулся следом, промычав. И это было их негласным сигналом. Пейн проник плавно, едва способный дышать. Мужчина уперся свободной рукой в обивку дивана, недалеко от руки Найла, и медленно задвигался. — Черт, — шикнул Хоран, жмурясь. — Сильнее. Хочу почувствовать тебя всего. Он бы ни за что в жизни не признался, что ему больше нравилось, когда Лиам налегал на него всей своей массой; когда он ощущал спиной тепло тела Пейна, когда тот крепко держал его за бедра. Найл использовал обходные пути, чтобы сообщить любовнику о нехватке контакта. — Ох, малыш Ни хочет, чтобы я хорошенько о нем позаботился? — Лиам знал, как разговоры действуют на партнера во время секса. — Тебе недостаточно, что тебя трахают в рабочее время? Тебе плевать, что сюда могут постучаться в любую секунду? — Блять, ты не закрыл дверь?! — Найл попытался обернуться, но слишком поздно. Его уже вжали в диванную подушку всей массой, а бедра подняли так, чтобы было проще проникать. И он почувствовал всё так, будто нервы стали оголенными проводами. Хоран уткнулся в собственное плечо, издав не те звуки, которые должны были бы звучать на работе с утра. — Дай-ка подумать. Не помню. Так что, почему бы тебе не проверить это? Дай мне и людям услышать твой славный голосок? — Лиам специально сказал это, Найл уверен. Но сама вероятность того, что директор забыл запереть дверь на ключ, заставляет его чувствовать странную эйфорию. И он хочет одновременно и ударить Лиама, и отсосать ему. — Ну же, детка, твои стоны заставляют меня хотеть тебя еще сильнее. Ты так сладко выкрикиваешь мое имя, когда уже готов кончить. Ну же… Найл знал, что Лиам обожал дразнить его, играть. Но правда такова, что Пейн в постели и на работе — два разных человека. Он грубоватый, порывистый и обожал доводить любовника до ручки любыми путями. И это нравилось Найлу, особенно тот факт, что только он знал об этой темной стороне Лиама. Они целуются, пытаясь этим хоть как-то заглушить друг друга, кусаются, пихаются и ведут себя, не как подобает двум взрослым мужчинам. И Хоран не чувствует своего тела, когда приближается к грани. Он знает только, что ему слишком хорошо, чертовски хорошо! Найл, к своему стыду, лепечет невероятно смущающие вещи, не может привести дыхание в норму, и изливается в руку Лиама. Он чувствует, как его кусают в шею, как презерватив наполняется спермой Пейна, и как тот медленно выходит из него. Работники месяца лежат какое-то время, отходя от всего, что недавно произошло. Пока Пейн не начинает приводить Найла в порядок. И рабочий день снова становится нормальным. Они успевают на встречи, как всегда умирают с голоду и слишком поздно обедают в какой-то забегаловке. Про ужин вообще лучше не вспоминать: день выдается дико загруженным, и отец Лиама зачем-то скидывает на него нетипичные поручения. Может, хочет перевести в компанию покрупнее? — Ты так и не сказал, что тебя беспокоит, — Лиам мечтает о том дне, когда они могли бы говорить по душам, и это не превращалось бы в скандал каждый раз. — Да так. Глупости. Луи сказал, что хотел бы детей, — Найл знает, что это плохая мысль — обсуждать их друзей за спиной. Но почему-то это не дает покоя. То есть, он хочет детей с Гарри? Так быстро? А что, если Гарри не вылечится? Или что, если им надоест жить вместе через год? — Это же хорошо. — Знаешь, я понимаю, что Гарри твой друг и что сплетничать плохо. Но он же болен, — осторожно начинает Хоран, теребя край ремня безопасности. — Но он работает над этим. И не думаю, что Луи говорил прямо о сиюминутном деле. Им не дадут малыша, пока они не расписаны, не предоставят кипу бумаг, разрешающих то и сё. Кроме того, я уверен, что Луи осознает лучше нашего, насколько Гарри хрупкий. Ведь, знаешь, мне Хазз никогда не показывал свою… ну, ту сторону. Он просто мог не появляться какое-то время на уроках или убегать. Думаю, он просто боялся показать свою слабость. — Луи рассказывал, как это бывает с ним. И мне жаль Гарри. Но что, если ребенок пострадает от этого? Хазз не перенесет такого, — Найл знал, что Томмо обожает своих сестер и детей вообще. И Гарри с Луи были бы классической сладкой гейской парочкой. Если бы не Катрин. — Тогда они повременят с детьми. Ни, ты какой-то нервный. Луи уже сделал многое: обращается с Гарри, как с нормальным, здоровым человеком. Я-то вижу, как Стайлс светится, — Лиам дотронулся до его руки, улыбаясь. Он выглядел, как плюшевый медвежонок.