***
Ао благодарил случай. Хоть его немного и печалило то, что совершенно не понимает что на уме у Узумаки, все же то, что певец решил вернуться в Киото, добровольно разойтись со своим таким неудобным менеджером, не могло не радовать. Удача. Невероятная удача. И совершенно неважно, почему контратенор принял такое решение и что у него пока и в мыслях не было расторгать договор с Мамочи. Все это вопрос времени и только. Тедзиро не выглядел счастливым, когда он звонил Хаку и приглашал его на разговор. Племяннику не хотелось связываться с Узумаки. Он даже набрался смелости и прямо об этом сказал. Сказал, что не хочет забирать у Мамочи подопечного. Это могло стать проблемой. Но и здесь все разрешилось довольно легко и безболезненно. Тедзиро согласился временно присмотреть за певцом. Ровно месяц, до лондонского концерта. Говорят «стерпится – слюбится». Им нужно присмотреться друг другу, поговорить, поработать вместе. Опять-таки нужно время. Они непременно сработаются. Ао в этом не сомневался. И все-таки это большое везение. И то, что Узумаки уехал в Киото и то, что именно там живет хороший друг Тедзиро. Вроде бы он приглашал племянника в гости. И это просто замечательно. Значит, там есть «антидот» контратенору. Есть «убежище», где Тедзиро сможет немного расслабиться и отдохнуть. Да и встреча со своим ухажером наверняка пойдет ему на пользу. Немного оживет, взбодриться. Говорить с Хаку, как всегда, непросто. Омега больше не кажется дружелюбным, готовым услужить. Он, как и прежде, внимателен и предельно собран. Как всегда сдержанно улыбается, смеется шуткам, поддерживает любой разговор, но… Ао слишком хорошо знал этого парня, чтобы понять: что-то изменилось. И дело не в личной жизни омеги и даже не в Узумаки. Не совсем в нем. Изменилось отношение Хаку к нему. Ао отчетливо почувствовал недоверие и настороженность. И едва ли это могло стать хорошей новостью. И здесь уже тоже надо было быть настороже…***
Желание поехать в Киото было велико, но Саске безжалостно подавил его. Альфа тщательно обдумал сложившуюся ситуацию, взвесил все «за» и «против» и пришел к неутешительному выводу. Не зная адреса, нет никакого смысла ехать в такой большой город как Киото. Нет, он не будет искать иголку в стоге сена. Наруто – публичный человек, артист. Они встретятся на его следующем концерте. Хаку сообщит ему о нем. Об этом Учиха лишний раз договорился с омегой. А пока нет никаких новостей, стоит подумать и понять, что двигало Узумаки, когда он уезжал из Токио. Ведь не просто же так он сорвался с места… Ко всему прочему, Саске слабо верилось в то, что Хаку не знал, где живет Узумаки. Но здесь омегу, в целом, понять можно. Это не та информация, которая так легко поддается огласке. И все же... А если допустить, что это так, что Хаку говорит правду, то поверить в то, что Наруто не отвечает и на его звонки, никак не получалось. Они ведь поддерживают связь! И это далеко не всегда дружеское общение. Как-то же Наруто сообщают о том, где и когда ему выступать. Даже если Хаку и что-то не договорил, он честно сообщал чуть ли не о всех рабочих планах Узумаки. О всех его концертах, если быть точным. Ближайший, как ни прискорбно, был двадцать восьмого октября. В Лондоне. До него был еще месяц. Целый месяц. Саске искренне надеялся, что в ближайшее время Хаку сообщит ему о новом концерте Узумаки, однако шли дни, а телефон молчал. Наруто не выступал. И Учиха буквально сходил с ума. Он не находил себе места. Бездумно приходил в «Амаретсу», запирался на полчаса в своем кабинете, смотрел в окно пустым взглядом, просматривал документы, не понимая ни слова, написанного на бумаге, методично складывал их в папки. Он неохотно говорил по телефону и отказывался практически ото всех встреч. – Тебя, что, отшили? Только Суйгетсу мог так нагло врываться как в мысли, так и в личное пространство. И омега, даже будучи женатым, не считал чем-то предосудительным проследить за старым университетским другом. Хозуки подкараулил его во дворе, возле дома. Вместо того чтобы идти к себе, пришлось остановиться и выяснять что стряслось… по всей видимости, у него самого. – С чего ты взял? – удивиться и невольно подумать, что да, действительно. Отшили. Как все оказывается просто… Он ведь никогда с подобным не сталкивался. Вот, значит, как это называется. Хотя… – Да тебя как будто подменили! – Суйгетсу всплеснул руками и оттащил альфу к качелям, чтобы не мешать прохожим. – Что случилось? – в его голосе отчетливо слышалось волнение, а глаза горели любопытством. – Мне-то расскажи! Мы ведь друзья, да? – Да. Коротко и бесцветно. Не «Да», а «Отстань». Как будто Суйгетсу это остановит. Он никогда не умел вовремя заткнуться. Его самая большая удача в жизни то, что он – омега. Его не ударишь. А порой так хочется… – Давай, рассказывай! Кто он? Кто смог покорить твое каменное сердце? Хозуки невыносим. Он задает вопросы, но уже придумал на них ответы. Так всегда было. И самое ужасное, что этот омега жутко проницателен. У него невероятная интуиция. Да, она совершенно не работала на экзаменах, зато в жизненных вопросах Суйгетсу практически никогда не ошибался. Он раньше него понял, что он, Саске, влюбился. И сейчас с такой же легкостью объясняет, что в сущности-то произошло. В одном только Хозуки ошибся. Его не так уж и отшили. Нет. Это он оттолкнул. Вопрос только как? Чем? И… как быть теперь? Холодный ветер продувает пиджак. С неба нет-нет да срываются холодные капли дождя, визжат шины автомобилей, мигают вывески на магазинах. Сплошная суета. И сейчас это раздражает. Темнеет. По-хорошему нужно идти домой. И ему, и этому неугомонному Хозуки. Напомнить ему что ли о том, что он женат, что его наверняка муж уже ждет? Хм, как будто он позволит слово сказать… – Ну же, не томи! Я помню, как ты был влюблен. И, – Суйгетсу оббежал качели на спинке которой сидел альфа и попытался заглянуть ему в лицо. – А ну посмотри на меня! – и когда Саске нехотя повернул голову в его сторону, довольно хмыкнул: – И сейчас влюблен. Это же все он? – Он. С Хозуки всегда проще соглашаться. Так он быстрее отстанет. И тогда… А что тогда? Снова тишина и пустота. О Наруто даже поговорить не с кем. Да и не хочется о нем говорить. Разговаривать надо с ним. Нужно слышать его голос, чувствовать его взгляд, пусть он будет холодным, отстраненным, недовольным. Пусть он одернет руку, но к этой руке можно будет прикоснуться. Только бы оказаться с ним лицом к лицу. Только бы у него был самый призрачный шанс с ним поговорить… – Здорово! Радость Суйгетсу совершенно непонятна. Не ждет же он, в самом деле, что с ним сейчас будут откровенничать. Да и чему вообще сейчас можно радоваться? – Хотя стоп, – Хозуки спохватился. Веселье исчезло из его голоса. Осталась лишь тревога и искреннее недоумение. – Он тебя отшил? – повторил омега свой вопрос. У него, что, проблемы с памятью? Почему он вообще к нему привязался? – Хм. – Не уходи от ответа! – рассердился Суйгетсу. – Говори нормально. Что между вами случилось? Нет, Хозуки определенно издевается. Да если бы он знал, разве бы был здесь? Если бы только ему раньше пришло в голову хоть о чем-то спросить Наруто, узнать, где он живет, напроситься к нему в гости, в конце-то концов, он хотя бы знал, как быть дальше. А так только и живет тем, что ждет звонка. … А если он не будет выступать до двадцать восьмого октября?.. – Саске! – сейчас голос Суйгетсу чем-то неуловимо напоминал Микото. Мать часто говорила с такими интонациями, когда чего-то хотела добиться от него или братьев, или даже отца. И ей не отказывали. – Ответь мне. Что между вами произошло? Если промолчать, он поднимет скандал. Вызвонит Сая, а заодно кого-нибудь из его родственников, скорее всего мать, и, рыдая в три ручья, пожалуется на то, что он, Саске, с ним не разговаривает. Да… как-то раз Хозуки и такое устроил. Чертов омега, всегда добивается того, чего хочет. Как только Сай на нем женился?! И что ему сказать? Да, точно. То, что он хочет услышать. Так проще всего, верно? – Меня отшили. – Быть такого не может! И как это понимать? Что значит «не может быть»? Сам ведь напирал, что все так и есть. – Раз ты сам его не бросил, то ему бы уйти не позволил. Это же ты. Учиха Саске – человек, который не упустит своего. Если он твой, ты никогда его не отпустишь. Прикуешь к батарее, запрешь в комнате, я не знаю, что еще сделаешь! – Суйгетсу всплеснул руками, шумно выдохнул, присел на корточки напротив. – Я же вижу, – почти прошептал Хозуки, – он – твой, – омега осторожно положил руки ему на колени. В свете фонаря блеснуло обручальное кольцо. Ситуация показалась нелепой и забавной. Сильнее пошел дождь. Нужно было немедленно прекратить этот пустой разговор, поймать такси для его слишком внимательного приятеля и, наконец, разойтись. Но Суйгетсу совсем так не думает. Он внимательно на него смотрит, хмурится, тихо вздыхает и как-то печально и вместе с тем требовательно спрашивает: – Так что же случилось, Саске?***
Хаку волновался. С каждым днем волнение становилось все больше и больше. Он думал, напряженно думал о своей последней встрече с Ао, вспоминал все, даже самые незначительные детали и мрачнел на глазах. Забуза внимательно наблюдал за метаниями мужа и терпеливо ждал, когда тот дойдет до «точки кипения» и, как всегда, вывалит на него свою проблему. Но Хаку молчал. Он мог рассеяно взять его за руку или крепко-крепко прижаться, словно ища защиты или поддержки, но ничего не говорил. Ничего из того, что волновало его на самом деле. И Забуза злился. Злился на Узумаки, ведь только из-за него настроение его мужа могло так сильно испортиться. – Он по-прежнему не отвечает? – на третий день альфа не выдержал и первым заговорил об этом. – Отвечает, – растерялся Хаку. Так пренебрежительно «он» его муж мог говорить только о Наруто. И поделать с этим было ничего нельзя, как ни старайся. – Вернее, пару дней назад он сам мне позвонил, а больше мы не созванивались. Думаешь, надо набрать? Мамочи хмыкнул, удобно развалился на диване, поставил на тумбочку чашку с ароматным чаем. – Он у нас мизантроп, помнишь? Он твой друг. Для тебя это важно. Позвони ему. – Друг, – эхом повторил Хаку и опустил глаза. Тихо вздохнул, подошел к дивану, сел рядом с альфой, уперся лбом ему в плечо и прошептал: – Знаешь, мне кажется, что я предаю его, оставляя рядом с Ао. Он меня пугает. Он не хочет, чтобы мы вместе работали. Он что-то замышляет. Мне это не нравится. Забуза покачал головой, мягко привлек омегу к себе. Теперь все стало ясно. Хаку молчал лишь потому, что не мог для себя толком все объяснить. Он не нашел ответов, одни лишь вопросы и сомнения, и теперь они терзают его. А сам он не говорит ни о чем. Ведь привык со всем справляться сам. Да и ведь его, Забузу, все это не очень-то и интересует. "У него и так дел хватает, зачем еще лезть со своими тревогами и сомнениями?" Глупый. – Хаку, – негромко позвать, машинально распустить его собранные в хвост волосы, ласково погладить по спине. – Что? – его омега прекрасен. Даже сейчас, уставший и встревоженный, когда вот так вот насторожено на него смотрит и не замечает, как мнет в руках его рубашку. Рубашку, которую с таким старанием и со столь милым ворчанием день ото дня гладит. – Я люблю тебя. Хаку все еще теряется от этих слов, а не сказать ему об этом невозможно. Невозможно не сказать и не поцеловать. Ласково и нежно, не превращая этот легкий поцелуй во что-то глубокое или пошлое. Просто поцеловать, прижать к себе, погладить по спине, успокоить. – Забуза. Да он знает этот ворчливый, чуть смущенный тон. Его омега говорит так в тех случаях, когда считает, что его не слушают. Или когда он переводит тему. Но разве же он это делает? Отнюдь. Всего лишь говорит, что думает. Хаку долго упрашивал его так делать. Так чем же он не доволен? Впрочем, не нужно его злить. – Мне не нравится Ао, – хмыкнул Забуза, – хоть по моим источникам он очень даже порядочный человек. – Ты проверил? – недоверчиво переспросил Хаку, снова отрываясь от плеча мужа и внимательно заглядывая ему в лицо. – Конечно, – серьезно кивнуть в ответ и просто пояснить: – Я же должен знать, с кем ты имеешь дело. – И Наруто ты тоже проверил? Удивительное дело. Узумаки умудряется как лишить его мужа сна, так и вернуть его к жизни. Диво, да и только. – Естественно. – И что ты о нем узнал? Что у него было трудное детство и что его силой воли можно восхищаться. Что он упрям и целеустремлен. И еще много всяких мелочей. Он не искал подробно, просто на всякий случай проверял. По привычке. Ведь Узумаки так важен для Хаку. А для него нет никого важнее мужа. И, тем не менее, Наруто сам расскажет им, что захочет. Он не будет лезть не в свое дело. Сам ведь прекрасно знает, как неприятно это бывает. – Что он человек с большой душой. Для тебя он святой, а я ему очень признателен. – Это я тебе рассказывал, – фыркнул Хаку. – Твои слова подтвердились. – Ах, ты мне не доверяешь… Альфа хмыкнул, покачал головой, но продолжить мужу не дал. Прекрасно знал о любви Хаку придумать ссору на ровном месте. Позволять ему устроить что-то подобное сейчас он не собирался. Оттого просто поцеловал своего настороженного омегу, временно отвлекая ото всех вопросов. – Не сбивай меня с мысли. Забуза усмехнулся, снова вовлек мужа в долгий поцелуй, с удовольствием прислушиваясь к редким, едва различимым стонам. Нет, у Мамочи не было намерений идти дальше поцелуев, хотя, возможно, стоило пересмотреть свои планы, ведь Хаку был очень даже не против. В любом случае, сначала нужно было решить волнующий супруга вопрос. – Если ты хочешь работать с Узумаки, – мягко отстранившись, сказал Забуза, – ты будешь это делать, – он осторожно провел ладонью по щеке мужа, убрал ему за ухо прядь волос. – А об Ао не волнуйся. Надо будет – найду на него управу. – Правда? – Хаку доверчиво заглянул супругу в глаза, и у альфы не осталось сомнений в том, чем они займутся в ближайшее время. А омега еще и подразнить его решил. Погладил по голове, запустил чуткие пальцы в короткие волосы. Вот же любит поиграть с огнем. – Ты сомневаешься? – в голосе мимо воли звучит угроза, а в глазах светится насмешка. А Хаку улыбается ему ласково и бесконечно влюбленно. – Нет, – едва слышно шепчет в ответ, прежде чем отвлечься на поцелуи.***
После разговора с Суйгетсу все стало только хуже. Нет, Хозуки так и не добился от него ответа. Да и что он мог ответить? Не ему, так самому себе? Ничего. Ответов на вопросы не было, и это мучило, без удавки душило. Тогда Суйгетсу очень вовремя забрал Сай. Между этими двумя явно что-то происходило. Что-то интересное и забавное. Не будь у него голова забита другим, Саске наверняка обратил бы внимание на смущенное и немного настороженное Хозуки: «Я хорошо себя веду» и на какой-то обреченный ответ Сая «Да-да...». И потом мог бы сполна использовать эти всего две фразы в разговоре с Суйгетсу. Но Учиха не придал этому значения. Только порадовался, что Хозуки от него забрали, и он наконец-то может идти домой. А потом, в ближайшие несколько дней, он вообще его не видел. В какой-то миг Саске поймал себя на том, что не может сидеть на месте. И он начал гулять. Погода не имела ровным счетом никакого значения. Альфа задумчиво бродил по городу, методично обходя все парки, проспекты и улицы, где они успели побывать с Наруто. Он заходил в те же кафе и рестораны, где они когда-то обедали, и заказывал те блюда, которые наверняка бы заказал Узумаки. Он заходил в «Посейдон», медленно поднимался с этажа на этаж, проходил по широким коридорам, не замечая проходящих мимо людей. Иногда он прислушивался к эху, разлетающемуся под высокими потолками, и вспоминал в какой восторг пришел Наруто, впервые услышав, как здесь звучат их голоса. Чаще всего Саске приходил в небольшой сквер, что раскинулся за Старым Театром, сидел на скамье, что примыкала к зданию – той самой, что отчего-то очень полюбилась Узумаки, и смотрел на то, как падают листья под порывами осеннего ветра или как моросит дождь. И все думал о Наруто. Не мог по-другому. Временно забыться помогали редкие телефонные звонки. Работа спасала. Необходимость думать, принимать решения – все это не позволяло Учихе окончательно уйти в себя. На короткое время он переставал корить себя. Корить за то, что так и не объяснился с певцом, что они так нелепо разошлись. Разминулись. И если днем Саске еще мог как-то занять себя, то ночи стали страшной пыткой. Он возвращался домой в свою просторную, невероятно тихую, до ужаса пустую квартиру. Находиться здесь было невыносимо. Ни в комнате, ни на кухне, ни даже в ванной не было места, где Учиха мог выдохнуть, расслабиться. Куда бы он не пришел, что бы не взял в руки – все ему напоминало Наруто. Его внимательные холодные глаза, неуверенную улыбку, теплые руки. Саске и рад был не думать, но сам не понимал, как вспоминает каждое мгновение, проведенное вместе с Узумаки. Как они готовили завтраки и ужины, как вместе принимали ванну, как без остатка отдавались друг другу. Память душила, лишая сна и покоя. В какой-то миг Учиха не выдержал, вернулся в дом к родителям. В, кажется, единственное место, где не было Наруто. Мать его приходу искренне обрадовалась, отец не сказал ни слова. В доме, как всегда, преобладала тишина, – правда, по вечерам в гостиной играла музыка. Простая, классическая. Это успокаивало, умиротворяло, давало силы жить дальше.***
Он всего лишь вернулся в Киото, а кажется, что попал в прошлое. Снова один, без крыши над головой, снова предоставлен сам себе. В этом огромном городе, где прошла чуть ли не вся его жизнь, – ему некуда идти. Здесь его никто не ждет. Здесь он никому не нужен. Но едва ли в мире есть уголок, где будет по-другому. Небо заволокли тяжелые серые тучи, обещая затяжной дождь. Наруто с тоской посмотрел на мрачное небо, тихо вздохнул и медленно пошел вперед. Он уже который день гулял по Киото. В полном одиночестве, ни с кем не разговаривая и никому не отвечая, он шел теми дорогами, которыми часто бегал в детстве. Он уже навестил «Rokuro». Подошел ко всегда казавшемуся ему монументальным зданию, остановился на его пороге и долго-долго рассматривал, вспоминал проведенное здесь время. Время, что было скудно на счастливые моменты, но щедро на разочарования. За те годы, что он не был тут, приют стал немного больше. У левого крыла появилась пристройка, а вокруг зданий высадили небольшой сад. Это место стало казаться гораздо уютнее и привлекательнее. Но Наруто знал этот дом изнутри, и внешний вид не мог его обмануть. Он сжал в руках холодную ручку и несколько секунд стоял так, как будто не решаясь открыть дверь. Пожалуй, он бы стоял так еще долго, тщательно вспоминая все свои попытки уйти отсюда и завершающие их горькие поражения, то, как он раз за разом возвращался в эти негостеприимные стены, где его кормили и не давали замерзнуть. Однако услышал бодрые, полные скрытой надежды и искренней радости детские голоса и не пожелал ни с кем из них сталкиваться. Отпустил ручку, развернулся, спустился с порога и медленно побрел в сторону своего следующего памятного места. Кладбище. Здесь он прежде тоже проводил довольно много времени. Подолгу стоял перед могилой своих родителей и мысленно спрашивал пустоту: «Кто вы? Какие вы? Кто я? Какой я? Каким мне быть?». В этот раз, рассматривая блестящие надгробные подписи, краем глаза замечая свежие белые гладиолусы у подножия памятника, Наруто не задавал никаких вопросов. Он не думал ни о чем, просто смотрел прямо перед собой и пытался подавить отчего-то наворачивающиеся на глаза слезы. «А ведь все могло быть совсем не так. По-другому…» От бесцельных блужданий по городу Наруто отвлек Ао. Он поймал его возле гостиницы, в своей любимой дружелюбной манере сообщил о том, что решение некоторых вопросов привели его в Киото и предложил обсудить кое-какие вопросы в более подходящем месте. Это было одно из тех предложений, ответить на которое отказом было невозможно. Пришлось идти в «Кан-Сай», где по словам подозрительного альфы подавали великолепные воздушные булочки. Ао как всегда сопровождал Тедзиро. Именно он должен был стать его гидом. Гидом в небольших концертных программах, где Ао настоятельно просил поучаствовать Наруто. – Я говорил об этом с Хаку, – вежливо улыбаясь, говорил Ао, – он сказал, что тебе не помешает держать себя в форме и согласился с тем, что временно его может подменить Тедзиро. Наруто тогда скептически хмыкнул, смерил альфу тяжелым взглядом и впервые в жизни не поверил ни одному его слову. Узумаки искренне радовался тому, что от собеседников его отделяет стол, на котором стоит аппетитная выпечка и благоухающие травяные чаи. Все это несколько рассеивало резкие запахи, исходящие от альфы и омеги. Обо все этом Наруто думал, ожидая когда же Хаку возьмет трубку. Он не стал скрывать от Ао своего недоверия. Прямо сказал, что уточнит эти вопросы у своего менеджера и не дожидаясь ответа, позвонил омеге. Хаку подтвердил каждое слово Ао и нехотя признал, что поскольку его самого нет в Киото, значит Тедзиро подменит его. Отчего-то Хаку искренне полагал, что Наруто нужна нянька. Узумаки неопределенно хмыкнул, пресек все возможные расспросы омеги, сбросил вызов и без особого энтузиазма согласился с «халтуркой». Все равно делать нечего. Себя нужно чем-то занять. Отвлечь. Благотворительные вечера, закрытые вечеринки – все это тянется ровно две недели. Все это заставляет забыть о Киото, о детстве и юношестве. Но отчего-то именно во время работы вспоминается Саске. Исполняя каждую песню, Узумаки думает о нем. Перед внутренним взором неизменно предстает альфа, а память подбрасывает счастливые мгновения их мимолетных встреч. И пение становится пыткой. И уже неважно какая песня, о чем она повествует, какой смысл несет в себе – его сердце поет о Саске, для Саске, и он не в силах подавить в себе эти чувства. – Ты стал петь лучше, – одобрительно хвалит дирижер. Гастроли у «Кеккей» закончились как раз в Киото и они задержались здесь, чтобы немного подготовиться к Лондону. «Мне стало хуже», – мысленно ответил Узумаки, однако вслух лишь неопределенно хмыкнул. Если бы только мог, он бы бросил пение. Оставил бы позади концерты и выступления. Но он был голосом. Он жил этим, и отказаться от этого значило бы отказаться от самого себя. «Наруто не такой», – в памяти все чаще стали всплывать жесткие слова старика. Не такой. А что это значит? Какой не такой? Увы, задавать эти вопросы было уже слишком поздно.***
За те полторы недели, что Саске провел в доме родителей, он не получил ни одной весточки ни от Наруто, ни от Хаку. Время шло, октябрь заканчивался. Приближалось заветное двадцать восьмое. Учиха уже подготовился к нему. Купил билет, подыскал несколько гостиниц, где мог бы остановиться, и теперь мысленно подгонял время. Он искренне радовался разногласиям с Шикамару – решая их, ища выгоду и компромиссы, Учиха, порой, даже не замечал, как проходит день. Но если для кого-то время и могло пролетать незаметно, то только не для Саске. Спустя полторы спокойные недели Учиха вернулся в свою квартиру. Особой необходимости в этом не было, но Саске был твердо намерен провести гон в своем собственном доме. В гордом болезненном одиночестве. Подле себя он желал видеть только одного человека, только к нему одному хотел прикасаться, только в его объятиях хотел забываться. Увы, Наруто рядом не было. Он не подойдет к нему, не обнимет за шею, не подарит легкий, практически невесомый поцелуй, не шепнет на ухо: «Расслабься, я же рядом», не позволит крепко обнять себя, прижать к чему-нибудь и самозабвенно брать. Мысли о певце заводили и как будто приближали гон. И то, что он вернулся домой, только провоцировало его. Ведь с тех пор, как Учиха был дома в последний раз, здесь ровным счетом ничего не изменилось. Даже тишина осталась прежней. Гнетущей. И здесь по-прежнему каждая вещь помнила Наруто. Его первую неуверенность, робость. То, как он с готовностью отвечал на ласку, позволял себя раздевать, а затем любоваться своим обнаженным телом, своим смущением. Саске как будто наяву видел, как вздрагивает Наруто от его прикосновений, как неуверенно обнимает в ответ, жарко отвечает на поцелуй. Он как будто вживую слышит тихие, полные желания стоны, как жарко с мольбой Узумаки повторяет его имя, тянет гласные, тихо всхлипывает. Воображение рисовало ему возбужденного певца, а в висках стучала кровь, тело изнывало от сумасшедшего желания, безумно болел член, требуя разрядки. Саске запирался в ванной, прижимался лбом к холодной ванной и неистово ласкал сам себя, мечтая об одном: чтобы эта пытка быстрее закончилась. Но время тянулось мучительно медленно. Пять дней казались бесконечными.***
В Киото бушевала гроза. Сверкали молнии, гремел гром, не переставая шел дождь. Наруто заперся в своем номере, забился в угол кровати, прижал к себе подушку, с головой закутался в одеяло. Но это нисколько не помогало. Он боялся. Безумно боялся раскатов грома, шума дождя и никак не мог от этого спрятаться. И оставалось только радоваться тому, что не нужно никуда идти, что «халтура» закончилась, а репетицию перенесли. И хорошо, что рядом никого нет – не нужно притворятся, находить в себе силы делать вид, будто все в порядке. Наруто зажмурил глаза, закрыл руками уши и как мантру повторял про себя: «Это пройдет. Это пройдет». И это проходило. Дождь стихал к вечеру и начинался вновь глубокой ночью. А время шло. Двадцать шестого октября у него был запланирован вылет в Лондон. У Хаку на это время были назначены какие-то неотложные дела. Значит, вылететь вместе они не смогут. Омега вообще не обещал, что прилетит в Лондон. Нужно было решить какие-то личные вопросы. Наруто, выслушав сбивчивые объяснения Хаку неопределенно хмыкнул, сказал, что все в порядке и волноваться не о чем, и положил трубку. Они не виделись около месяца, а уже так сильно отдалились друг от друга. И хоть Узумаки давно хотел, чтобы омега оставил его в покое, отчего-то сейчас было немного обидно. Казалось, Хаку, так же как и другие, просто вычеркивает его из своей жизни. Только в отличие от других делает медленно и осторожно. Максимально безболезненно.***
Саске нервно смотрел на календарь. Он считал дни до двадцать восьмого. Альфа ждал этого дня и вместе с тем боялся его. Он хотел увидеть Наруто, услышать его, прикоснуться к нему. Хотел положить конец своей одержимости. Но это было страшно. Совсем чуть-чуть. Неизвестность терзала Учиху. Он, как ни старался, не находил ответов на свои вопросы. И Хозуки он тоже не мог ответить. И не зная, что между ними случилось, он не мог понять как вести себя дальше. Что делать, как поступить. Где-то за неделю до вылета Учиха встретился с Какаши. Хатаке, как и собирался, прилетел в Токио. На дежурный вопрос: «Как дела?» бывший наставник сокрушенно признался, что, видимо, гоняется за тенью. Человек, которого он ищет, уже уехал отсюда. – Неприятно как-то получается, – сказал Какаши, рассеяно почесав затылок. – Ну да я сам виноват, – невесело хохотнул он, внимательно посмотрел на Саске и вдруг серьезно сказал: – Знаешь, ты сейчас так похож на меня… – Похож? – искренне удивился Учиха. Это показалось ему нелепым. Уж на кого- на кого, а на Хатаке Какаши он никак не мог быть похож. У них не было никакого сходства. Абсолютно никакого. – Такой же растерянный и неуверенный, как я был когда-то. Ты понимаешь, что ошибся, но никак не можешь понять в чем. – Хатаке пристально на него посмотрел, и Саске невольно удивился его проницательности. – Правда, я, в отличие от тебя, знал, где оплошал… но слишком поздно это осознал… Учиха неопределенно хмыкнул. Он понятия не имел, что ответить. Да и Хатаке явно не нужен был ответ. Какаши лишь пристально его рассматривал и под его внимательным взглядом становилось как-то неловко. Странное, давно забытое чувство. Как будто он вернулся в детство, сделал что-то не так, а отец внимательно на него смотрит, чувствует его вину, хоть пока и не понимает что к чему. Но ведь то отец, а это Хатаке Какаши… Его наставник и хороший друг… Человек, который вполне искренне разделял его интересы и оказывал поддержку тогда, когда это было нужно… Добрый дядюшка. Хотя не такой уж и добрый, если подумать. Если вспомнить и проанализировать. Но ведь сейчас все это неважно, так? – Знаешь, – задумчиво продолжил Какаши, – я наблюдаю… – он на мгновение замялся, чуть скривился и поправился: – присматриваю за одним человеком. Я делаю так уже второй год, хотя должен был бы делать так двадцать шесть лет. Саске недоуменно приподнял правую бровь. Подул ветер. В общий городской гул ворвался громкий сигнал сирены – мимо промчалась скорая помощь. Учиха не обратил на это внимания. Его настораживал разговор. Хатаке говорил слишком странные вещи. Но, раз он ему об этом говорил, это было важно. Обычно так всегда выходило. Порой даже обидно было, что у него все так складно выходит… – В любом случае, – продолжал Какаши, – я знаю, что вы знакомы. И полагаю, что он – причина твоего смятения. Также, как когда-то он тревожил меня. – Не понимаю, – покачал головой Учиха. Стоять все же было холодно. Еще и начался обещанный мелкий дождик. Холодные капли падали на нос и шею, оставляя неприятные ощущения. Стоять на месте было неприятно. Но он никуда не спешил, а Хатаке хоть и окончательно запутал его, сильно заинтриговал. – Не здесь, – Какаши чуть передернул плечами. – У тебя есть время? – Саске утвердительно кивнул. – Тогда пойдем, – он как-то рассеяно осмотрелся по сторонам, явно в поисках подходящего места для разговора. – Пойдем, – увереннее, явно приняв решение, продолжил Хатаке. – Я уверен, тебе стоит об этом знать. Дождь стремительно усиливался. Они невольно прибавили шагу, чуть ли не срываясь на бег. Нет, Какаши не искал первое попавшееся заведение. Он точно знал, где хотел бы выпить чашку кофе и уверенно шел к месту назначения. О том, чтобы воспользоваться машиной, и речи не было. Хатаке об этом, видимо, не думал, и Учиха не стал предлагать. Он ничего не имел против пешей прогулки даже по такой паршивой погоде. Жаль только, что нет зонта. Оттого приходится поднять воротник пиджака, чтобы хоть как-то защитить шею от противного дождя. Они шли молча, сосредоточенно слушая автомобильные сигналы, шум рекламы и собачий лай. И Саске все ломал голову о том, что Хатаке хочет рассказать. И о ком он говорит? У них, на самом деле, очень много общих знакомых. Все это, конечно, любопытно… но… С чего он взял, что знает в чем дело? Откуда такая уверенность? Это неизменная уверенность, которая, кажется, и есть главная суть Хатаке Какаши. Человека, который не ошибается. Это раздражает. Это притягивает. И разжигает любопытство. В кафе даже несмотря на дождь посетителей особо не было. Возможно именно поэтому Какаши и выбрал его. А может, все дело было в выпечке, пряный запах которой витал в воздухе. Или здесь действительно был замечательный кофе. Правда, Хатаке заказал себе горячий шоколад. – Подслащу пилюлю, – с ироничной улыбкой пояснил он. Заказ долго ждать не пришлось. Да и не заказали они ничего особо выдающегося. Шоколад да кофе. И все. Официантов их выбор удивил, но на чем-то настаивать они не посмели. Лишь оставили меню и попросили позвать их, если что-то потребуется. Больше их никто не отвлекал. Некоторое время Какаши молчал, задумчиво смотрел в окно. По нему сбегали косые струи дождя, и рассмотреть сквозь них улицу было практически невозможно. Здесь было довольно уютно. Возможно, все дело в деревянных потолках. Или в мягком желто-красном напоминающем огонь освещении. А может, все дело в приятных пряных ароматах, витающих в воздухе. И кофе здесь был неплохим. Саске откинулся на спинку жесткого, но удобного кресла и подумал, что это место стоит взять на заметку. Было бы неплохо как-нибудь прийти сюда еще раз. – Знаешь, – прервал тишину Какаши, – я хочу рассказать тебе довольно личную историю. Это немного странно и для тебя, и для меня. Говорить об этом, возможно, дико, – он тихо хмыкнул, осторожно сделал глоток своего шоколада и уверенно посмотрел на Учиху. – Но я уверен, что это тебе поможет. – Хм, – Саске едва заметно нахмурился и передернул плечами. Все рассказанное Хатаке так или иначе было ему нужно. К тому же, он многим обязан Какаши, и выслушать его историю – меньшее, что можно сделать в благодарность. – Я слушаю. Какаши тихо вдохнул и заговорил. Начал он издалека. Сказал о том, что долгое время жил в Киото, и все это происходило именно там. Нет, это была не «довольно личная» история. Это была история Хатаке. Его детства и юношества. Его прошлое. Это была до мозга костей личная история. О не самом счастливом детстве ребенка, чьи родители думали лишь о том, где бы заработать больше денег. Хатаке был из очень обеспеченной и очень несчастной семьи. Саске, наверное, тоже был бы из такой, если бы его мать тоже так сильно интересовалась деньгами. Большую часть времени Какаши был предоставлен сам себе. За ним присматривал соседний мальчишка. Намикадзе Минато. Он был старше Хатаке на семь лет. Альфа до мозга костей, Минато завораживал тем, что умел делать все. Абсолютно все. Веселый и жизнерадостный, с ним никогда не приходилось скучать. Минато стал для Какаши первым другом. Лучшим другом. Не родным, но братом. И жизнь казалась безоблачной и прекрасной. Но когда Хатаке исполнилось пятнадцать, погибли его родители. Крейсер, на котором они плыли, потерпел крушение. Они утонули. Новость задела, но не так сильно как могла бы. Какаши тогда даже поразился своей черствости. Он остался совсем один, а так равнодушен к этому. Может, все дело в том, что он практически не видел своих родителей? Почти не знал их? – Для меня все это было ерундой, – задумчиво говорил Хатаке. – Моя настоящая семья – Минато, он всегда был рядом. Как мог поддерживал меня. Даже предложил пожить с его семьей до совершеннолетия*. И я согласился. Каким солнечным и открытым человеком был Минато, такой же мрачной и недружелюбной оказалась его семья. Он не был единственным ребенком в семье… Впрочем, это неважно. Спустя пару месяцев после трагедии с моими родителями Минато познакомил меня со своей омегой. Она была… прекрасна. Невероятная. Таких не бывает. Принцесса из сказки. Стройная, с длинными мягкими волосами цвета заходящего солнца, добрыми карими глазами, ласковой улыбкой. Ко всему прочему, девушка. К волшебной внешности добавлялся не самый приятный характер. Вредная, упрямая, поразительно сильная, она умела добиваться своего. С ней невозможно было спорить и что-то доказать ей казалось подвигом. Отзывчивая, она всегда приходила на помощь. И всегда умудрялась помочь. Могла найти правильные слова, была готова сделать любую глупость, лишь бы это помогло тем, кого она считала своими друзьями… Она обожала белые гладиолусы и всевозможные скандалы. Всегда была в их эпицентре, создавала их на ровном месте. И только в объятиях Минато становилась кроткой, послушной, прирученной. Истинной омегой. Ее звали Узумаки Кушина. И я был безумно в нее влюблен. Саске на мгновение застыл. Он знал Узумаки Кушину. Читал ее дневник. Но она не писала о Какаши. О Намикадзе Минато, впрочем, тоже. Если ее альфа не любил гласности, неудивительно, что Кушина не писала и о его друзьях… – А Кушина, – спокойно продолжал Какаши, – обожала Минато. Они были невероятно красивой парой. Истинной парой. Мне таких впоследствии толком видеть не доводилось. Они любили друг друга. Собирались пожениться и поженились… Хатаке тихо вздохнул, сделал еще один глоток какао. Медленно поставил чашку на блюдце и явно через силу продолжил. – Минато… Мой лучший друг, мой названный брат с тех пор стал для меня заклятым врагом. Я ненавидел его всем сердцем и ужасно ему завидовал. У него было все то, о чем можно было только мечтать. Самое главное – любящая омега. Прекрасная омега. Кушина. Она принадлежала ему, смотрела только на него, думала исключительно о нем. Минато был для нее единственным, а все остальные – никто. И я был для нее никем. Вернее, дорогим младшим братом любимого Минато. И этого, на самом деле, было больше чем достаточно. Это был максимум возможного, но я, хоть и понимал это, никак не мог с этим смириться. Я хотел большего. «Но ты не мог получить большего, – с грустью подумал Саске. – Я верю, что они были без ума друг от друга. Но дело совсем не в этом. Ведь ты же бета и тебе остается лишь мечтать об омеге…» На мгновение перехватило дыхание от осознания. «… Как и ему об альфе…» – Но ни Минато, ни Кушина, – говорил Какаши, – кажется, не замечали моих чувств. Минато охотно учил меня делать из ничего что-то. Рассказывал, как легко и быстро построить свое дело и как не дать ему прогореть в первые месяцы существования… Рассказывал все то, – Хатаке улыбнулся, – что я когда-то рассказал тебе. Жизнь продолжалась. Кажется, она день ото дня делала счастливее Кушину, а для меня становилась невыносимой. И я захотел избавиться от всего этого. Захотел уехать. Стал искать возможности. Но толком ничего найти не мог. Минато отговорил меня бежать в неизвестность. Мудро настоял на том, чтобы я точно знал куда и зачем поеду. Поэтому я не прервал своего обучения в университете и лишь внимательнее начал присматривался к программам учебы по обмену. Там была возможность поехать учиться в Англию. Но для этого к студентам предъявляли ряд требований и я ревностно принялся выполнять их. А тем временем моя жизнь вне стен университета летела к чертям. Кушина забеременела. Она стала еще прекрасней. Прекрасней всех, веришь? А еще… она стала самой чужой. Для меня чужой. Она, кажется, даже о Минато позабыла. Стала одержима ребенком. Но Минато это нравилось. Наверное, их семейная жизнь стала еще лучше, а отношения – крепче. Я презирал себя за зависть и ненависть к Минато. Этот человек не заслужил такого отношения к себе. Да, со своими недостатками, но он был моим братом. Он всегда был на моей стороне. Я все это понимал, но ничего не мог с собой поделать. Я говорил с ним резко, бывал груб, а он все списывал на переходный возраст, который давно прошел. Когда Кушина со смехом указала ему на это, он так искренне растерялся, что даже мне стало смешно. Тогда он решил, что у меня проблемы на любовном фронте. И начал допытываться о том, что не так. Но я ведь не мог признаться ему в том, что влюблен в его жену. Так я поначалу думал. Но потом сказал все как есть. Минато я, как бы не хотел, врать не мог. Он внимательно выслушал и не разозлился. Лишь серьезно кивнул и с мечтательной улыбкой сказал: «Да, Кушина замечательная». И разговор закончился. Минато не отдалился. Не запретил Кушине видеться со мной. Ничего такого не произошло. Он был настолько уверен в своей жене, что не боялся подпустить меня слишком близко. Напротив, даже просил посидеть с Кушиной, когда задерживался на работе… Кофе давно закончился, но Саске даже толком не заметил этого. Он внимательно слушал историю, отрывок которой случайно прочитал и ловил себя на том, что не хочет знать, что случилось дальше. Не хочет знать, почему он говорит о Кушине и ее муже в прошедшем времени. Возможно, стоит его остановить? Но… тогда неясно, зачем вообще об этом рассказывает. Нужно слушать до конца. В конце концов, все это уже случилось. Какаши пережил это. И, возможно, все это время те события терзают его… – У меня была цель, – негромко продолжал Хатаке после небольшой паузы. – К ее достижению я медленно приближался день ото дня. И, наконец, добился своего. Я получил возможность уехать в Лондон в следующем году. Это был отличный подарок на день рождения. У Кушины тогда шел последний месяц беременности. Они с Минато жутко боялись родов. Кушина волновалась за ребенка, Минато – за нее. А я тогда был кем-то вроде их семейного психолога. Не знаю, что мною тогда двигало, желание отвлечь их или просто хотелось похвастаться, но я признался, что получил допуск в Англию. Кажется, они радовались больше меня. И я в этот миг презирал себя еще больше, чем прежде. Время стремительно летело вперед. Десятого октября Кушина родила. Роды прошли без осложнений. Минато был счастлив. Его жене ничего не угрожает, его ребенок… здоров. Заминка несколько удивила Саске. Но, возможно, все дело в том, что у Хатаке просто пересохло в горле. Какаши сделал еще один небольшой глоток своего остывшего шоколада и продолжил. – Они назвали его Наруто. Узумаки Наруто, чтобы не иметь никаких связей с семьей Минато. Саске чуть не уронил чашку. Хатаке лишь хмыкнул и как-то криво усмехнулся. – Да, ты его знаешь. Его уже многие знают. Но это уже другая, неведомая мне история. Сейчас не об этом. Какаши тихо вздохнул нервно сжал в руках чашку, уверенно посмотрел на сидящего напротив альфу. – Я не знаю, как это произошло. Просто… двадцать шестого декабря узнал страшную новость. Узумаки Кушина и Намикадзе Минато разбились в автокатастрофе. Их чудом выживший ребенок попал в больницу. Я готовился к отлету, он должен был состояться сразу же после новогодних праздников. Но я бросил все дела, немедленно уехал в больницу. Я никогда прежде не видел Наруто вживую. Лишь на фотографиях. Там он очень отдаленно напоминал родителей. Нужно было время, чтобы понять на кого он будет похож. Так мне казалось, пока медбрат не вынес мне его. Что гадать? Он точная копия отца. Только глаза ярче. А улыбка… улыбка Кушины. Я стоял посреди палаты с ребенком на руках и не знал как мне быть. Я смотрел на Наруто и видел в нем Минато, которого ненавидел, и Кушину, которую обожал. А ребенок радостно мне улыбался, дергал меня за волосы, как будто меня знал… Я забрал его домой. Забрал и в тот же вечер проклинал собственное решение. Я понятия не имел, что делать с младенцем. Ему не было года. И я никак не мог понять, почему мне его так легко и беззаботно отдали. «Потому что он бета, – подумал Саске. – А бетам, – со злостью продолжил он, – в их понимании, не нужно жить…» – Его нужно было чем-то кормить, – как-то растерянно продолжал Какаши, – купать, менять пеленки. Я… наверное, я смог бы все это делать… но я не мог на него смотреть. Не мог видеть в нем Минато и Кушину, не мог поверить, что их больше нет. Я не знаю, как пережил ту ночь. Утром я собрал все доступные средства… Их оказалось немало, я сам удивился собранной сумме, и пошел в лучший приют Киото. «Rokuro». Деньги, они могут многое. Ребенка приняли без лишних вопросов. О нем обещали заботиться, клялись найти ему семью… Я удовлетворился этим и улетел в Лондон. Мне было всего двадцать. Я был глуп, наивен, совершенно ненадежен. Я был не Минато. Я не мог взять на себя ответственность за ребенка. Я не понял, какой подарок дала мне судьба. Я испугался. А потом корил себя за принятое решение. Пару раз прилетал в Киото, чтобы посмотреть на него. Убедиться, что он в порядке. Дети с такими глазами не бывают в порядке, Саске. Не бывают. Но забрать его я уже не мог. Неожиданно появилась тысяча законов. Отчего-то они стали действовать, когда ему исполнилось семь. Я вернулся в Англию, искать и добиваться всего того, что нужно этим законникам, чтобы забрать ребенка. На это ушло непозволительно много времени… Когда я снова прилетел в Киото, Наруто в «Rokuro» уже не было. Никто не знал, где его искать. Он ведь так и не нашел своей семьи, не обрел своего дома. Я улетел в Токио и встретил здесь тебя. Мне потребовалось еще долгих семь лет, прежде чем снова удалось найти Узумаки. Правда, в этот раз он сам, так сказать, нашел меня. Он выступал, а я смотрел на него и не верил своим глазам. Нет, он больше не похож ни на Минато, ни на Кушину. Он – Узумаки Наруто. Единственный и неповторимый. Человек, с которым я очень хочу поговорить и которому я безумно боюсь смотреть в глаза. Человек, с которым я никак не могу встретиться. Но сейчас, по крайней мере, я могу не просто наблюдать. Отныне я буду оберегать его. В первую очередь от Ао. «Значит… вот как… Наруто», – Саске медленно отодвинул от себя чашку и тихо перевел дыхание. Картина стремительно собиралась воедино. Большинство вопросов сами собой нашли ответы. А вместе с ними пришло четкое понимание того, что ему нужно делать дальше. – Теперь я понимаю… – медленно произнес он. – Спасибо. – Я говорю тебе все это ради одного, – негромко хмыкнул Какаши. – Если упустишь его, то навсегда. Подумай об этом. Учиха едва заметно усмехнулся и покачал головой. Нет. Не упустит. Ни за что, никогда. Он больше так не ошибется. Как там говорил Суйгетсу? Прикует к батарее, запрет в комнате, заберет на край света… Да что угодно сделает. Вот только снова схватит за руку и все. Больше не отпустит…