***
Соглашаясь встретиться с Хаку, Саске никак не ожидал, что омега заговорит о своей работе и попросит его о чем-то подобном. Нет, в просьбе не было чего-то предосудительного, да и причины, почему омега просит об этом, вполне очевидны. Однако, уж слишком неожиданно это было. И как-то неправильно. Хоть и не шло вразрез с планами самого Саске. – Я очень хочу туда полететь, – с тяжелым вздохом говорил Хаку. – И по Наруто соскучился и вообще, – он красноречиво махнул рукой. – Но не могу, – омега покачал головой. – А оставлять Наруто одного не хочу. Ао и так всеми силами навязывает ему своего Тедзиро, – Хаку впервые в жизни жаловался кому-то, кроме мужа на рабочие неурядицы. – Но это все неважно, – спохватился он. – Главное, с Наруто должен быть человек, который будет действовать в его интересах и вовремя останавливать его, реши он делать глупости. – Хм, – Учиха задумчиво рассматривал омегу. Тот ненадолго умолк, давая время обдумать все сказанное, а сам медленно пил свой до ужаса кислый грейпфрутовый сок. И это в сочетании с несколько нездоровым видом парня наталкивало Саске на одну мысль. Впрочем, альфа не позволял себе отвлекаться. Пока не позволял. – Видите ли, – понимая, что больше Учиха говорить ничего не будет, – Из всех наших знакомых, Вы – единственный, к чьим словам он прислушается. – Хаку перевел дыхание. – Да, все ваши расходы – авиабилеты и проживание в гостинице – будут покрыты, – омега подумал немного и спохватился. – Вы заняты двадцать восьмого? Хаку как-то в голову не пришло спросить об этом в самом начале разговора. Только сейчас он подумал, что альфа, как и он, физически не сможет присутствовать в Лондоне. Это могло бы стать катастрофой. Оставлять Узумаки одного никак нельзя. Ао с Тедзиро не считаются, они – никто. Чужие. А Учиха – свой. По крайней мере в вопросе, касающемся певца. Если он будет рядом с Наруто, об Узумаки можно не волноваться. – Нет, – покачал головой Саске. И видя отчаяние в глазах омеги, сжалился. – Я собирался лететь в Лондон. – Так это же здорово! – просиял Хаку. – Смотрите, – он протянул Учихе папку, которую принес с собой, – я составил список того, что нужно делать. Здесь нет ничего сложного! Просто проследите за этим. И все. Саске неопределенно хмыкнул, тем не менее открыл папку и быстро пробежал глазами по наполовину исписанному листу. Все было элементарно. Хаку волновали бытовые мелочи. Например, проследить, чтобы Наруто тепло оделся или не забыл поужинать. Чтобы не сказал чего лишнего и чтобы ему ненароком чего-то не сказали. В последнем случае главное было не дать Наруто ответить, и другие забавные, порой смешные требования, которые, очевидно, Узумаки всегда игнорировал. – Ладно, – наконец согласился Учиха. – Если это все, что от меня требуется, – он красноречиво постучал указательным пальцем по черной мягкой папке, – то ладно. Хаку счастливо улыбнулся, рассыпался благодарностями. Принялся рассказывать о некоторых тонкостях всех концертов. Вернее, концертов Узумаки. У каждого исполнителя свои тонкости. А Саске слушал, слушал внимательно, изредка недоверчиво хмыкал, качал головой и невольно улыбался, слушая ворчливые пояснения омеги на тот или иной вопрос. Предложение Хаку на самом деле было «джекпотом». Ему и думать не надо, как близко подойти к Наруто, а теперь еще он и без труда может схватить его за руку. К тому же ему даже оплатят путешествие в Англию. Да уж, что-то в последнее время ему невероятно везет. Значит, нужно ждать беды? Хм… Главное, чтобы с Узумаки все было хорошо. Остальное он как-нибудь не заметит. Саске внимательно смотрел на Хаку. Омега, кажется, уже забыл о нем. Он хотел расплатиться. По крайней мере, именно ради этого полез в сумку. А потом что-то случилось. Парень еще больше побледнел и теперь медленно тер виски. Нет, это определенно было знакомо. За них с Забузой, видимо, можно было порадоваться. Если бы сейчас не было так неловко и немного страшно. – Все в порядке? – Саске машинально отдал счет проходящему мимо официанту. Он не обеднеет, заплатив за один стакан сока. Тем более, сейчас Хаку явно не до того, чтобы думать обо всех этих формальностях. – Да… да… – омега нашел в себе силы взглянуть на него. – Позвоните… моему мужу… пожалуйста. Забузу не пришлось долго ждать. Он как будто был где-то поблизости и только ждал звонка. Первым делом Мамочи взял мужа за руку и поцеловал его в лоб. И только потом альфа поблагодарил Саске за то, что он не оставил его одного. Учиха лишь покачал головой и протянул ему визитку. – Тебе лучше отвезти его в больницу. Передашь от меня привет Якуши Кабуто. Он хороший специалист. – Спасибо. Нет, здесь не за что было благодарить. К нему и так слишком много пришло. Нужно как можно быстрее избавиться ото всех этих «долгов». А если он может помочь хорошим людям, то не задумываясь сделает это. Хаку очень помог ему. Помог не один раз. Пусть он и не подозревает об этом. И он рад отплатить ему тем же. Ведь, на самом деле, все, что он может для него сделать – это искренне пожелать счастья. И он желает. Так искренне, как только может.***
Ао тихо вздохнул. Конечно, он был рад тому, что Хаку не полетит в Лондон. Но. Черт возьми, с Узумаки невероятно трудно иметь дело! Хаку был отличным сурдопереводчиком! Он прекрасно понимал Узумаки, уверенно говорил от его лица, а тот и не спорил. И это, видимо, только казалось, что Хаку сам принимает решение. Наверное, все, что он говорил перед ним в кабинете, они ранее оговаривали и согласовывали. Нет, немыслимо. Как с ним вообще можно договориться? Холодный и бесчувственный. Все время молчит, а его взгляд ровным счетом ничего не выражает. Казалось бы, он, Ао, подошел к Узумаки достаточно близко и знает его довольно хорошо. Но у него по-прежнему нет никакого влияния на певца. А единственный рычаг давления, все тот же Хаку, здесь просто не работает. Ведь он же в Токио и понятия не имеет, что здесь происходит. К тому же у него есть надежный альфа. Он позаботится о нем, не даст в обиду. И обо всем об этом ему сказал сам Узумаки. Поразительно даже, что сказал так много и так спокойно. Без саркастичных хмыков или язвительных интонаций. И из всего этого Ао понял одно: Узумаки сильно волнует судьба Хаку. Хотя, вернее сказать, волновала. В его муже он уверен, и им гордится. Как будто сам его выбирал. А еще он искренне рад тому, что они вместе. И в Лондон Узумаки летел видимо только потому, что так сказал Хаку. Будь это его, Ао, инициатива, он бы отказался. Так же категорично, как отверг предложение выступить в Старом Театре, в знаменитой Малой зале. В тот раз Хаку был нейтрален. Предложил певцу действовать на свое усмотрение. И Узумаки отказался. И сейчас Ао искренне опасался, что за несколько минут до взлета, певец передумает и отменит концерт. Погода выдалась на удивление хорошей. Ясной. Небо лазурное, абсолютно безоблачное. Единственное, что все омрачало, – ветер. Холодный, пронизывающий ветер. Он поднимал пыль, путал волосы, норовил сбить с ног. Впрочем, в аэропорту он, кажется, был слабее. Наруто со скукой рассматривал самолет. Он не спешил заходить в салон, хотел как можно дольше постоять на земле. Летать он не любил. А без него рейс не состоится. В этом и сомневаться не приходится. Ао позаботится. Да, это, пожалуй, было самым неприятным. То, что лететь нужно с Ао. Что он и этот его племянник там будут. И хоть против Тедзиро Наруто лично ничего не имел, все же не был в восторге и от его общества. Неизвестность пугала. Ао был тем еще надзирателем. Даже сейчас он стоял рядом с приглашающим в самолет омегой и внимательно за ним следил. Можно было сердиться и негодовать, что Узумаки отчасти и собирался делать, но его отвлекла трель мобильного телефона. Судя по сигналу, ему звонил Хаку. Это был единственный рингтон, на который он вообще обращал внимание. Ему звонил единственный человек, которому он время от времени отвечал. И сейчас, пожалуй, ответить стоило. Ведь он уже столько раз «не услышал» звонка. – Как дела? – бодро спросил Хаку. В его голосе слышались привычная уверенность и жизнелюбие. Это не могло не радовать. Значит, он решил все свои проблемы. – Ты тепло оделся? – а вопросы у него как всегда… такие заботливые. – И, надеюсь, хорошо себя ведешь? Мне перед Ао краснеть не придется? – С чего это тебе перед ним краснеть? – искренне удивился Узумаки, бросил короткий взгляд на Ао и отвернулся. Если смотреть так, ветер неприятно бил в лицо. – Да мало ли, – неопределенно отозвался Хаку. – Знаешь… – он замялся. – Мне очень-очень жаль, что я с тобой не полечу, – затараторил омега. – Но знай, я тебя там одного не оставлю. Понял? – Угу, – хмыкнул Наруто. Моральная поддержка тоже хороша. Певец несколько ближе подошел к самолету. Так жестами попросил Ао. А Хаку хотел, чтобы он к нему хоть немного прислушивался. – И еще… – омега снова замялся. Явно смутился. – Знаешь, это не телефонный разговор. Но ты далеко, а скоро будешь еще дальше… И знаешь, я так хочу полететь с тобой, увидеть тебя и все-все лично рассказать… – Хаку… Голос омеги настораживает. Наруто слишком хорошо его знает. Хаку говорит так, когда очень волнуется, чего-то боится и собирается заплакать. О, даже на расстоянии это кажется большой проблемой. Его нужно отвлечь или заставить уже говорить, все, что на уме. – Я беременный. Узумаки на мгновение замер, тихо выдохнул и улыбнулся. Ао прежде никогда не доводилось видеть у певца такой теплой, искренней улыбки. Никогда прежде его голос не звучал так мягко и ласково. – Это же здорово, Хаку. Это же так здорово. Наруто чуть прикрыл глаза, не замечая, что продолжает улыбаться. Он был искренне рад, что его непутевый сосед все-таки обрел свое счастье и нашел свой рай. Что может сблизить больше, чем ребенок? – Ну да, – омега явно смутился и улыбнулся. – Но из-за этого я не могу лететь с тобой… – Ты дома? – нахмурился певец. – Да, – Хаку растерялся от такого вопроса. – Забуза с тобой? – Э-э-э… да. – Я хочу с ним поговорить. Ветер зашумел сильнее. Узумаки подошел еще ближе к самолету. Певец недовольно хмыкнул и нахмурился. Ао невольно принял это на свой счет. Наруто же был совершенно недоволен тем, как долго Забузе передают трубку. Значит, он не рядом с Хаку. Негодяй. – Чего тебе? Мамочи как всегда агрессивно настроен. Даже не здоровается. Ну да ладно. К этому уже все давно успели привыкнуть. – Не пускай его в Лондон. – Хм. Не пускаю. – Хорошо, – улыбка сама собой растягивает губы. – Дай мне Хаку. В этот раз трубку передают за доли секунды. – Что? – Хаку чуть встревожен, и кажется нервным. Наруто растерянно посмотрел на самолет, как будто тот мог подсказать ответ. Ветер зашумел сильнее, и певец повернулся к нему спиной. Теперь хотелось бежать прочь, в том направлении, куда дул ветер. Это наверняка будет так же легко, как и плыть по течению. Узумаки тихо вздохнул. Он часто отвлекался, когда понятия не имел, что делать. Вернее, что говорить. А Хаку терпеливо ждал ответ на свой, ничего незначащий вопрос. И, судя по участившемуся сопению, отчего-то переживал. «Ему вроде бы нельзя…» – подумал Узумаки, прикрыл глаза и вслух спросил: – Рассказывай, как ты, – именно это всегда говорил Асума старику, когда приходил к нему в гости. Это, пожалуй, то, что он должен был спросить сейчас. И спросил. Хоть отчего-то боялся услышать ответ. – Да что тут рассказывать? – фыркнул Хаку. Тихо выдохнул, чуть дрогнувшим голосом продолжил: – Нормально все, – Узумаки в ответ неопределенно хмыкнул и омега поспешил продолжить. – Знаешь, я очень по тебе соскучился. Вот было бы здорово, если бы ты был здесь, в Токио. И я мог бы прийти к тебе в гости… Наруто покачал головой, облизнул губы. Он слишком много провел времени вместе с Хаку. Больше, чем нужно для того, чтобы хорошо узнать человека и отчасти даже понять его. И все эти практически незаметные заминки, и слишком бодрый голос, и даже этот звонок… Все ясно. И просто. И нелепо. – Хаку, – спокойно позвал певец, – дай мне Забузу. – Опять?! Ты издеваешься! – Пожалуйста. И снова пауза. Снова Хаку куда-то идет, недовольно ворчит о слишком наглых певцах и снова приказывает мужу поговорить с ним. А Забуза обреченно вздыхает, берет трубку в руки, но говорить не спешит. И еще едва слышны удаляющиеся шаги – Хаку уходит. И только спустя еще пару секунд Наруто слышит раздраженное: – Чего тебе еще? – Забуза, – вспомнить все немногие уроки актерского мастерства и сказать так проникновенно, как он только может. Возможно, даже немного переиграть. Главное, чтобы до него дошло. – Я может ни черта не понимаю в этой жизни. Но Хаку я знаю. Поэтому… – перевести дыхание и буквально выпалить: – Порви свою газету, вылей чай, выбрось планшет и разбей ноутбук. Немедленно иди к своему мужу и обними его. Ему холодно и очень страшно. Поэтому сделай что-нибудь. И скажи ему, что ты рад. Ты ведь рад? – Рад, – медленно ответил Мамочи. Он явно не ожидал услышать что-то подобное. – Я рад за вас, – признание совершенно искреннее, но почему-то Наруто кажется, что оно звучит фальшиво. Может, он сказал что-то не то? А что нужно было сказать? Как вести себя в такой ситуации? Он ведь сказал то, что чувствовал. Это плохо? – Узумаки, поднимайтесь, – окликнул Ао. – Пора. – Ну вот, – тихо вздохнул Наруто. – Взлетаем. Пока.***
Забуза отложил телефон и закрыл крышку ноутбука. Он искренне верил Наруто, когда тот говорил что-то касающееся Хаку. Да, это было неприятно, но Узумаки хорошо знал его мужа. Чего нельзя было отнять у певца – так это наблюдательности. А с Хаку он делил крышу довольно долго. Достаточно, чтобы понимать его супруга даже по телефону. Но как ему в голову могло прийти, что он не сказал Хаку, что рад? Впрочем, повторить это будет нелишним. Все-таки хорошо, что у них есть Узумаки. Забуза заглянул в спальню. Мужа там не было. Альфа неопределенно хмыкнул, захватил небрежно сложенный плед и пошел в гостиную. Хаку сидел на диване и придирчиво выбирал себе передачу для просмотра. Несколько секунд смотрел один канал, затем переключал на другой и уже его смотрел несколько секунд. А затем снова переключал. Мамочи сел рядом с мужем, привлек его к себе, поцеловал в макушку, укрыл плечи пледом. – Как ты узнал? – искренне удивился Хаку, кутаясь в плед и доверчиво прижимаясь к альфе. – Узумаки сказал, – нехотя признался Забуза. Хаку улыбнулся, потерся носом о шею мужа, счастливо прошептал: – Правда, он хороший? – Угу, – Мамочи забрал у омеги пульт, – просто замечательный, – он выключил телевизор. – Отдохни немного.***
Англия могла бы произвести на Саске неизгладимое впечатление. Ему только стоило чаще оглядываться по сторонам да внимательнее присматриваться к самым разнообразным зданиям. Но альфу не волновал ни чужой город, ни бурлящая в нем жизнь. Учиха разве что обратил внимание на мокрый асфальт – явный признак того, что дождь здесь прошел не так давно, да на холодные порывы ветра. Пожалуй, здесь было холоднее, чем в Японии. Саске прилетел в Лондон практически накануне концерта Узумаки. Все, что его волновало, когда он выходил из самолета – это как можно быстрее найти гостинцу и выспаться хорошенько. Перелет его утомил. Оттого альфа, недолго думая, отъехал от центра города на несколько километров и снял номер в ближайшей приглянувшейся ему гостинице. Здесь он проведет сутки, не больше. Потом найдет более подходящее местечко. По словам Хаку, Ао позаботится о начале концерта. В этом даже не стоит сомневаться. А вот потом он как пить дать предоставит Узумаки самому себе. Не потому что захочет. Просто Наруто уйдет, а они даже не поймут, как это произошло. Вот именно после концерта Хаку особенно просил его присмотреть за певцом. Думая обо всем об этом, Саске поймал себя на том, что безумно волнуется. Он знает, как себя вести, но понятия не имеет, что скажет Наруто. И он даже предположить не может, что певец сделает. Учиха тихо хмыкнул, потянулся, пошел умываться. На самом деле, поведение Узумаки не так уж и важно, хоть и очень волнительно. Главное, что он, Саске, знает, как ему быть. Учиха взял сумку и сдал номер. Хаку не знал, где решит остановиться Ао, но не советовал снимать комнату близко к театру. А где находится этот театр – еще надо выяснить.***
В Лондоне стояла нелетная погода. Сегодня, в день концерта, обещали дождь. Об этом Узумаки сообщил один из музыкантов. И с самого утра Наруто впал в уныние. Хаку здесь нет, никто не отвлекает его от себя, а репетиции все сильнее терзают душу. И для полного счастья не хватает только грозы. Этих зловещих молний и грозных раскатов грома, и отчаянного стука воды по стеклам. Оставалось лишь надеяться на то, что прогноз останется прогнозом, или хотя бы дождь будет обычным, заурядным, без всяких так сильно пугающих его атрибутов. Концерт проходил в театре с высокими куполообразными потолками. Они были разрисованы сценами из самых разных пьес. Это завораживало. Здесь был поистине огромный зал – большая сцена, прекрасная акустика. Свободных мест нет – зал полон зрителей. Еще бы, такую диковинку, как контратенор, редко встретишь. За месяц рекламы, что успела разойтись по стране, новость о выступлении контратенора облетела чуть ли не всю страну. Публика с вежливым нетерпением ожидала последнего третьего звонка и начала концерта. Исполнители тоже очень ждали третьего звонка. Он положит конец волнению, заставит взять себя в руки, поможет настроиться на «боевой» лад. Больше не нужно будет из раза в раз повторять переходные такты, пытаясь так успокоить расшалившиеся нервы, не нужно поправлять манжеты и проверять дирижерскую палочку, не нужно молчать и вспоминать. Наруто стоял у входа на сцену. Прислонившись спиной к массивной холодной колонне, он думал о том, что старик был бы счастлив, узнав, что он выступает здесь. Еще бы! Другая страна, другие люди. Они о нем ничего не знают, и он должен покорить их своим талантом. Увы, певцу совершенно не хотелось ни производить на кого-то впечатление, ни уж тем более покорять. Единственное, чего он желал – избавиться от терзающих его чувств, а пение лучший способ облегчить душу. Сначала будет горько, а потом – пусто. И это хорошо.***
Саске нравились его места. Он прекрасно видел сцену, хоть и не мог во всех подробностях рассмотреть темно-синий костюм певца. Учиха, затаив дыхание, смотрел на Наруто. Такого поразительно спокойного, холодного, чужого. В его глазах по-прежнему стыл лед, на губах же играла вежливая, приветливая улыбка. Зал приветствовал артиста сдержанными аплодисментами, что смолкли, как только заиграл рояль. Музыканты были неподражаемы. Они извлекали из инструментов такие великолепные, мягкие звуки, что невольно заслушиваешься, забываешь о том, что здесь еще должны и петь. А когда вступает певец, просто не понимаешь ничего. Кажется, будто ты сам про себя подставляешь слова. Уж неправдоподобно чисто, поразительно в унисон звучат музыка и голос Узумаки. Тихий, грустный, невероятно мягкий. Кажется невозможным, что можно так петь. Внутри все одновременно трепещет и негодует. Это обман, фальшивка. Люди так не поют. Так петь невозможно. И дирижер, чутко чувствуя настроение зала, велит музыкантам смолкнуть. Под куполом потолка звучит голос. Один единственный, невероятно сильный завораживающий голос. Он заставляет все внутри трепетать, затаив дыхание вслушиваться в его дивные переливы, заворожено смотреть на певца. Наруто снова кажется бесконечно одиноким. Снова безумно хочется обнять его, укрыть от тысячи устремленных на него взглядов, заставить его замолчать. Он не должен пропускать через себя всю эту боль, не должен исполнять эти песни так хорошо, будто он поет о самом себе.***
«Великолепно! – вспоминал Наруто ликующие слова старика. Его лицо счастливо сияло. – Восхитительно!» И зал, вторя его воспоминаниям, бурно рукоплескал ему. Зрители аплодировали им стоя, одобрительно кричали, не отпускали со сцены. Ему преподносили цветы, пожимали руки, смотрели снизу вверх полными восхищения и обожания глазами. Ему преклонялись. «Они падут», – слова старика, в очередной раз всплывшие в памяти, снова подтверждались. Но радости от этого не было никакой. Одна лишь усталость и полная душевная пустота. И даже мысли о том, что сегодня, пожалуй, он превзошел самого себя, нисколько не волновали его. Да, Наруто был доволен своим исполнением. Вне всяких сомнений сегодня он достоин похвалы. Но даже осознание этого не делало певца счастливым. Он принимал цветы, слушал восторженные слова на незнакомом языке и отстранено думал: идет ли сейчас дождь или синоптики ошиблись в своем прогнозе. Дирижер и музыканты возбужденно обсуждали концерт. Они восхищались своим сегодняшним звучанием, гениальным выступлением певца. Они в один голос убеждали Наруто, что все эти цветы, что занесли в просторную, прилегающую к залу комнату, по праву принадлежат ему. Сегодня он достоин их как никогда. Узумаки на это лишь отрицательно покачал головой и махнул рукой. – Мне это ни к чему, – тихо сказал он, прежде, чем уйти. Уйти и оставить музыкантов в полном недоумении. Уж слишком равнодушен Узумаки к их – нет, к своему – триумфу. Наруто вышел на улицу через черный ход. Хаку с ним не было, никто его не ждал. И ему не нужно было никого ждать. Задерживаться в театре не было никакого смысла. Тем более, промедли он хоть немного, и его, вне всяких сомнений, потащат на банкет или еще куда – отмечать удачное выступление. Последнее не входило в планы Узумаки. По крайней мере, сейчас. Погода обещала оправдать ожидания синоптиков. Дождь еще не шел, но массивные тучи уже затянули небо и холодные порывы осеннего ветра не спешили их разгонять. А еще время от времени что-то гремело. То ли гром, то ли где-то проезжал грузовик. В последнее отчаянно хотелось верить. Театр окружала парковка. И было абсолютно неважно, откуда выходить – все равно попадешь на парковку. Машин здесь было в изобилии. И если бы хоть одна из них оказалась такси. Пустые надежды. В поисках подходящей машины Узумаки медленно шел в сторону главного входа. Ветер трепал полы светлого плаща, певец рассеяно подумал о том, что похолодало. Мимо промчался автомобиль. Ослепил на мгновение ярким светом фар, свернул за угол и был таков. На асфальт упали первые капли дождя. Наруто тихо вздохнул, прикрыл на мгновение глаза. Холодная капля упала ему на нос. Узумаки тряхнул головой, открыл глаза и пошел быстрее. Погода явно не располагала к неспешным прогулкам. Дождь мог стать сильнее в любую минуту. Нужно во чтобы то ни стало найти или поймать такси и вернуться в гостиницу. – Простите, – кто-то окликнул Узумаки по-японски и для верности схватил за рукав пальто. Наруто оглянулся. Перед ним стоял мальчик лет десяти. Это был альфа. Одного взгляда хватало, чтобы понять это. Ребенок был одет не по погоде легко. В руках он с трудом удерживал большой букет цветов. – Это Вам, – торжественно сказал мальчик, вручил Узумаки цветы и убежал. Наруто растерянно смотрел на букет белых гладиолусов в своих руках. А узнав их, спохватился, кинулся за мальчишкой. – Эй! – позвал певец подбегающего к темной машине ребенка. – От кого это? – От того дяди! – с готовностью отозвался маленький альфа, ткнул в сторону единственной на этом участке белой машины и скрылся в салоне автомобиля. Узумаки смотрел в указанном направлении. Владелец машины опустил стекло и выглянул на улицу. Увы, увидеть его лицо не получалось – было слишком темно. Наруто не задумываясь, подошел ближе. Вернее хотел подойти. Хотел, наконец, увидеть того, кто дарит ему гладиолусы. Того, кто обеспечивает могилу его родителей этими цветами. В конце концов, того, кто по рассказам директора, принес его в «Rokuro». – Берегись! Кто-то крепко обнял Наруто со спины, с силой потянул на себя, заставляя уйти с проезжей части. В тот же миг яркий белый свет фар осветил парковку, раздраженно засигналил автомобиль и визжа шинами промчался мимо. Несколько секунд Наруто потрясенно смотрел, как интересующий его человек заводит машину и уезжает с парковки. Затем певец обратил внимание на чьи-то слишком крепкие объятия. Но возмутиться не успел. Его опередили. – Чем ты только думаешь? Это проезжая часть! Куда ты идешь? Наруто медленно обернулся. Он узнал этот голос. Узнал и не поверил своим ушам. Поэтому просто обернулся, желая проверить свою догадку. – Саске? – потрясенно прошептал он. Уж кого-кого, а Учиху он не ожидал здесь увидеть. – Почему ты здесь? – Нет, это лучше ты мне скажи, почему бросаешься под машину? – все еще нервничая, приказал альфа. – Я не бросаюсь, – растерялся Узумаки. – Я просто хотел поговорить с мужчиной в белой машине. Хотел узнать кто он… – певец осекся и тихо вздохнул. – Отпусти меня, – потребовал он. – Это Хатаке Какаши, – хмыкнул Саске, – нехотя отпуская Наруто и позволяя ему отойти на несколько шагов. – Откуда ты знаешь? – опешил певец, недоверчиво всматриваясь в лицо альфы. Уж слишком подозрительным казалось то, что он здесь и что он знает того незнакомца, который дарит ему белые гладиолусы. – Это мой хороший друг, – хмыкнул Саске, слегка поморщился от того, что несколько капель дождя упали ему на щеку и шею, спокойно посмотрел на певца и как можно мягче сказал: – Пойдем. – Куда? – настороженно спросил Наруто. Он инстинктивно отступил на шаг назад. Это не укрылось от Учихи. – Хаку, – подавив тяжелый вздох, пояснил Саске, – попросил меня его подменить. Сейчас я отвезу тебя в гостиницу. Идем, – чуть более требовательно повторил он. Узумаки тихо вздохнул. Так вот что он имел в виду. Теперь все ясно. Певец медленно кивнул. В конце концов, он искал кого-то, кто сможет отвезти его. Конечно, он не ожидал, что этим кем-то окажется Учиха. Но так, пожалуй, даже лучше. Этого альфу он знает.***
Саске вел машину, время от времени посматривая на Наруто. Тот задумчиво смотрел в окно, на то, как размывают капли дождя стекла. Певец крепко сжимал в руках букет белых гладиолусов и, кажется, даже не замечал, что делает это. Сам он был напряжен и предельно собран. Тишина угнетала, но салон прокатного автомобиля был не лучшим местом для разговора. Поэтому Учиха не говорил ничего, максимально сосредотачиваясь на дороге и мысленно радуясь тому, что им осталось ехать не больше пяти минут. Дождь усилился, незаметно превращаясь в обещанную грозу. То тут, то там сверкали молнии, вкрадчиво рычал гром. Наруто крепче сжал в руках цветы и нервно осмотрелся. Саске, как и обещал, привез его в гостиницу. Но это была совсем не та гостиница, где он остановился. Впрочем, сейчас певца это волновало в самую последнюю очередь. Куда больше его беспокоил дождь. Гроза. И то, что от нее негде было спрятаться. И хуже всего то, что он не один. Учиха проводил его в просторную комнату, здесь было светло, пастельные тона радовали глаз. Обстановка типична для гостиниц – стол, пара стульев, шкаф, двуспальная кровать, мягкое, наверняка удобное кресло. Оно стоит возле незакрытого шторами окна. На стене висит телевизор, под ним стоит тумбочка. На полу – ковры. Жесткие и какие-то безвкусные. Наруто все это отмечает машинально, стараясь отвлечь себя от того, что за окном бушует стихия. Но все тщетно. Вспыхивает молния, рисуя кривой узор на темном небе, раскатисто гремит гром, барабанят по стеклам капли дождя – гроза напоминает о себе каждую секунду. И Наруто не знает, куда себя деть. Бросив ненужные цветы на практически пустой стол, он нервно меряет комнату шагами, на мгновение замирает перед окном и снова ходит, ходит, ходит. Ищет себе место. Смотреть на его метания нет никаких сил. Почему? Почему он так нервничает? Почему столь сильно напряжен? И этот почти осязаемый страх. Чего он боится? Неужели, его? Гадать нет сил, проще все немедленно прояснить. – Наруто. Певец вздрагивает, замирает на месте, оборачивается. Его лицо бледно, глаза лихорадочно блестят. Саске это тревожит. Тревожит гораздо больше того, что Узумаки не позволяет ему к себе подойти, всячески избегает прикосновений и недоверчиво, настороженно смотрит. А еще он молчит, и это терзает Саске. – Ты устал, – Учиха старается говорить как можно мягче. Он хорошо помнит рассказ Хаку о том, как выматывают певца выступления. – Какое тебе дело? – резко перебивает Наруто. Шумно выдыхает, не давая больше и слова сказать, и снова начинает ходить из угла в угол, повторяя: – Тебе все равно. Тебе должно быть все равно – он как будто пытался убедить в этом их обоих. – С чего ты взял? – искренне удивился Саске. – Это не так, – он покачал головой. Учиха был абсолютно спокоен и безгранично счастлив. Наруто заговорил с ним. И альфа не сомневался, что тот непременно ему все расскажет. Узумаки слишком напряжен, он просто не сможет держать все в себе. А значит, либо сам сейчас все расскажет, либо его придется задеть колким словом, и он не смолчит. И Саске был готов, если потребуется, сказать певцу все что угодно. Главное, чтобы он ответил и все объяснил. – Не так, – Узумаки нервно рассмеялся. Застыл на месте, пристально посмотрел в окно. На небе в очередной раз вспыхнула молния. Певец затаил дыхание. Его передернуло от очередного раската грома. И он, желая это скрыть, заговорил. Затараторил. – Конечно, это так просто, – Наруто нервно хохотнул. – Познакомиться, переспать, а потом откупаться цветами. А потом, не находя в себе сил, посмотреть прямо в глаза и сказать все на чистоту, просто отправить смску. Опять откупиться. Ну а совесть чиста. Конечно, мы ведь такие благородные. Он и сам не понимал, зачем об этом говорит. Почему говорит именно так, мешая свои чувства и выплескивая их на альфу. Ведь это, на самом деле, обида не только на Учиху. И это вовсе не то, о чем ему нужно знать, о чем с ним следует говорить. Так почему же он дает волю чувствам, которые с таким трудом все это время пытался запереть в своем сердце? Это все нервы. Просто нервы. Если бы Наруто не отшатывался от него, подобно пугливому котенку к которому тянут руку, Саске непременно сжал бы его в объятиях и жарко поцеловал. Поцеловал так, чтобы у певца не осталось в голове ни одной мысли, а в душе и тени сомнений. Но Узумаки упорно избегал прикосновений, а молчать было нельзя. – У меня и в мыслях не было откупаться, – спокойно ответил Учиха, пряча за хладнокровием свое смятение и ужас от осознания. – С того момента, как я увидел тебя, я одержим тобой. И когда мы немного сблизились, я пообещал себе никуда, никогда не отпускать тебя. – Это ложь, – Узумаки отрицательно качает головой, недоверчиво смотрит, невольно вздрагивает из-за нового раската грома. – Это глупость, – возражает Саске и поясняет: – Моя глупость. И мне не может быть оправданием даже то, что рядом с тобой я постоянно теряю голову. Я одержим тобой, твоим голосом, взглядом, твоим теплом, твоей улыбкой. Я схожу с ума, когда тебя нет рядом. Все это время мне была невыносима мысль, что кто-то, не я, может видеть тебя, говорить с тобой, прикасаться к тебе. Я хочу, чтобы ты был моим. Только моим. На мгновение в комнате повисла тишина. Оттого стало отчетливо слышно, как стучит в окно дождь и как приглушенно завывает ветер. Сверкнула молния, пронзая небо белесой вспышкой. – Это неправда, – неуверенно прошептал Наруто. Хоть он и говорил это вслух, все же больше обращался к самому себе. – Не может быть правдой. Мысли метались, гремящий на улице гром отвлекал, вызывал непроизвольную дрожь. Он никак не мог сосредоточиться. – Не веришь, – тихо вздохнул Саске. – Ладно. Пусть так… Альфа на шаг ближе подошел к певцу и тот отшатнулся от него. На мгновение широко распахнул глаза, позволяя увидеть в них смесь самых разных, далеко не радужных, чувств, тихо вздохнул. Явно заставил себя успокоиться. По крайней мере, больше не шелохнулся, когда Учиха снова подошел ближе к нему. – Позволь доказать тебе, – негромко произнес Саске, – что я не лгу, – он протянул руку Узумаки и едва слышно попросил: – Дай мне шанс. Наруто настороженно смотрел на альфу. В какой-то миг ему показалось, что он спит, а все, что сейчас с ним происходит – всего лишь сон. Но новый резкий раскат грома напомнил ему о том, что все происходит на самом деле. Узумаки скользнул взглядом по протянутой ему руке и едва слышно вздохнул. Он боялся снова обжечься и вместе с тем хотел рискнуть. Ведь это Саске. Тот самый, на ком сошлись все его мысли. Тот самый, который терзает все его чувства. И так хочется снова сблизиться с ним, снова почувствовать себя живым, счастливым. Безумно хотелось дать им обоим еще один шанс. Последняя мысль завладела певцом настолько, что он не сразу заметил, как вложил руку в раскрытую ладонь Учихи. Опомнился Наруто лишь тогда, когда его крепко обняли, благодарно и бесконечно ласково поцеловали. И невозможно было не ответить на этот поцелуй, не рассказать о том, как он скучал, как тосковал. Саске наслаждался их близостью. Тем, что он снова может обнимать певца, целовать его и получать пылкий ответ на свою ласку. И как он ни старался об этом не думать, не мог упрекнуть себя в том, что потерял так много времени, что так грубо ошибся. А ведь отец учил его: главное – семья. Медленно отстранившись, Учиха внимательно посмотрел на Наруто. Он по-прежнему чувствовал его страх. Ему практически не было объяснения. А еще помимо этой загадки, он сейчас отчетливо увидел усталость на дне бездонных синих глаз. Саске тихо вздохнул, бережно погладил певца по голове и негромко сказал: – Тебе надо лечь. Наруто выдохнул, отрицательно покачал головой. В объятиях альфы было хорошо. Он привык к его прикосновениям, они ему нравились. А еще, когда Саске был так близко, становилось чуть спокойнее. И сама мысль о том, что он сейчас куда-то уйдет, пугала. Учиха неопределенно хмыкнул. Подвел певца к креслу, сел в него, усадил Узумаки себе на колени. Наруто возмущенно фыркнул и уже собирался что-то сказать, как небо озарила вспышка молнии, а тишину прервал новый раскат грома. Узумаки на мгновение застыл, по его телу пробежала дрожь, и в тот же миг он попытался вырваться из объятий альфы. Нет, даже его близость не могла спасти от этой напасти. Саске едва заметно усмехнулся. Он все понял. Со всем разобрался. Наруто боялся бушующей за окном стихии. Боялся грозы, которую сам альфа обожал. – Ш-ш-ш, – прошептал Саске, легко целуя певца в лоб. – Не бойся, – он легко коснулся губами чужих губ. – Все хорошо, – Учиха сильнее привлек Наруто к себе, заставляя того положить голову ему на плечо. – Сегодня, – негромко говорил он, гладя Узумаки по голове, – ты был великолепен. Ты устал. Тебе надо отдохнуть. Поспать. Наруто слушал чарующий голос альфы и внутри у него все сжималось. Он хотел отстраниться, посмотреть на Саске, коснуться его лица. Но Учиха безжалостно пресекал все его попытки пошевелиться, как бы извиняясь, ласково гладил по голове и повторял всего одного слово: «Засыпай» И это, наверное, была лучшая колыбельная, которая только могла существовать. В объятиях Саске было тепло и уютно. Его ласковые прикосновения успокаивали, отвлекали, заставляли забыть о том, что на улице бушует ненавистная гроза. А негромкий бархатный голос каким-то чудом заглушал раскаты грома. – Засыпай. И кажется невозможным не подчиниться. Глаза закрываются сами собой и даже включенный в комнате свет нисколько не мешает. – Засыпай. Тихо вздохнуть, немного сместить голову в сторону, так, чтобы было удобнее лежать, расслабиться. – Засыпай. И усталость берет верх. Все вокруг перестает существовать, время как будто останавливается, но даже так он продолжает слышать тихое, ласковое: «Засыпай».3асыпай, У меня на руках засыпай, Засыпай Под пенье дождя... Далеко, там, где неба кончается край, Ты найдешь Потерянный рай.