Просто первая любовь

Утро было солнечное и, несмотря на то, что снега за ночь навалило много, но он уже подтаивал. Я играл во дворе со своей любимой собакой, кидал ей кусочки сахара и заставлял проделывать разные штуки, дрессировал, иными словами. Пес был умный, он быстро научился давать лапу и лаять по команде. Это меня забавляло. Неожиданно, со стороны ограды, раздался свист. Я обернулся и очень удивился. Это был младший брат Дика, которому недавно исполнилось двенадцать лет. Он отчаянно жестикулировал, чтобы я подошел. Что-то с Диком? В волнении, я бросился к нему. — Что случилось? Как ты здесь оказался? — Дика забирают в армию! — восторженно сообщил мне пацан, шмыгая носом. — Он пойдет на настоящую войну! Его и других парней собрали на базарной площади, даже форму уже выдали! Представляешь, Эмиль? Я просил, чтобы меня тоже взяли и дали ружье, но мне сказали, что я еще мал. — А Дик что говорит? — спросил я, переваривая услышанную новость. — Он очень доволен! Уже собирает вещи, завтра их отправляют! Я едва не расхохотался. Он доволен! Придурок! Собрался на войну, где могут убить, решил бросить меня, свою семью, родные края и отправиться помирать на чужой земле. Я кивнул пацану. — Хорошо, беги домой, передавай ему привет и удачи на войне. Не сомневаюсь, что он вернется домой лет через десять или двадцать в чине генерала. Пацан побежал по дороге в сторону села и скоро скрылся из вида. Я стоял, словно каменный, пытаясь собраться мыслями. Выход был очевиден. Придется обратиться к отцу и попросить его вмешаться. Ни на какую войну Дик, разумеется, не пойдет, для этого ему сначала придется убить меня. Отец был дома, взял выходной день и проводил время в своем кабинете, где читал научные книги, смешивал лекарства, ставил какие-то лабораторные опыты. Впервые я шел к нему в кабинет без страха, постучал в дверь и получил разрешение войти. — Отец, — почтительно обратился я. — Ты же помнишь Дика, сына пастуха, который осенью упал с лошади, и мы его лечили? Отец кивнул, не отрывая взгляда от пламени спиртовки, на которой что-то плавил. — В селе идет набор рекрутов в армию, — продолжал я. — Дика тоже призвали и завтра отправляют на войну. Но… Он не может служить! Во-первых, он единственный кормилец в большой семье, во-вторых, его нога так и не зажила до конца, и он хромает… — А в-третьих, — продолжил за меня отец, — Кристина в положении, у них будет ребенок. Этого я не знал, у меня даже рот приоткрылся от изумления. Вот так. Отлично, но, может и это сыграет нам на руку, хотя было до слез обидно, и я в очередной раз испытал прилив ревности. Отец потушил спиртовку, вытер руки полотенцем и повернулся ко мне. Взгляд у него был тяжелый. Я невольно оробел. Отец жестом велел мне сесть. Я покорно опустился на стул, не понимая, чем он может быть недоволен. — Куда вы дели тело Мориса? Он пропал в ту ночь, когда Дик упал с лошади, и ты, не понятно, как оказался за пределами усадьбы. Впрочем, мне все давно понятно, и твой интерес к сыну пастуха тоже, — тихо говорил отец. — Вы его убили. Мужчина прознал про ваши встречи, пытался им помешать, а вы, боясь разоблачения, его грохнули. Взгляд мой застыл, мысли заметались. Я решил молчать, как партизан, но отцу, в общем-то, мои ответы и не требовались. — До чего я дожил! — его голос дрожал от негодования. — Мой сын — мужеложец, да еще и оказался убийцей! — Это была самооборона, — медленно проговорил я. — Морис подстроил нам ловушку, покалечил Дика, а потом набросился и на меня. Выбора никакого не оставалось, пришлось защищаться. — Этот грех ты будешь нести на своей душе всю свою жизнь, так же, как и тот, что ты совратил бедного парня с истинного пути и принимал у себя. Но, я намерен положить этому конец. Я молчал и, не мигая, смотрел в стену напротив. Наверное, я был сейчас белее отцовского халата. Самое удивительное, что не было в моей душе ни стыда, ни раскаяния. — И, вот, что я решил! — торжественно объявил он, повысив тон. Я напряженно замер. Решения моего отца обсуждению не подлежали, мы все его боялись и уважали. — Разумеется, Дик не отправится на войну. Нога его, действительно, болит, он хромает, да и семье его придется без него не сладко. Мало того, я решил забрать парня и его жену сюда, к нам в усадьбу, и он поселится с ней в сторожке, так как Гаврила уже стар, его давно пора перевести на другую, более легкую работу. Взгляд мой просиял, и я расцвел улыбкой, приоткрыв рот, чтобы высказать слова благодарности. Дик будет жить здесь, рядом со мной! О таком счастье я даже и мечтать не смел! Но отец сделал жест, который прервал меня. — А ты… Тебя я завтра же отправляю в город к моему брату. Ты будешь жить у него в доме под присмотром Гаврилы и поступишь в медицинскую академию. И не смей здесь появляться. Я сам буду навещать тебя, когда сочту нужным. — Но… — опешил я. — И не смей мне перечить, щенок, иначе я лишу тебя наследства и выгоню из дома насовсем, — выкрикнул мне рассвирепевший отец. — А теперь иди в свою комнату и начинай собирать вещи, времени у тебя немного. Завтра на рассвете ты выезжаешь. Что смотришь? Пошел вон!!! Я вскочил и пулей вылетел из кабинета, меня колотило. Все происходящее казалось страшным сном. Итак, мой отец обо всем догадался и отсылал меня подальше от Дика. Но, я понимал, что на этом жизнь не заканчивалась. Мы все равно найдем способ, чтобы видеться. Главное, чтобы Дик остался в безопасности и не погиб на фронте. Я вышел из дома и побрел по дороге в сторону села, почти не разбирая пути. Очень скоро я понял, что промахнулся с выбором обуви. Мои замшевые сапожки быстро промокли, пропитавшись талым снегом. Я ускорил шаг, а завидев село, уже почти бежал. Дом Дика располагался на окраине. Своего друга я увидел во дворе, отгребающим лопатой снег от крыльца. — Дик! — крикнул я, подбегая к нему. — Эмиль! — обрадовался он и сжал мои ледяные руки в своих горячих ладонях. — Как хорошо, что ты пришел! Ты знаешь последние новости? Я завербовался в рекруты! Завтра мы уезжаем на фронт. От вида его счастливой рожи на меня накатила дикая ярость. — Да, сейчас, — заорал я так громко, что взвыла соседская собака и заплакал чей-то ребенок, — далеко собрался? Никуда ты не уедешь. Мой отец дает тебе мед-отвод от армии из-за твоей ноги и берет тебя на работу к нам в усадьбу. — Что? — он уронил лопату. — Что ты сказал? Это твоих рук дело? Я кивнул. — Какого черта? — вспылил Дик. — Зачем ты лезешь в мою жизнь? Я хотел воевать! — А женился ты зачем? — крикнул в ответ я. — А теперь хочешь уехать и всех бросить? Ничего не выйдет. Забудь об армии. И пригласил бы меня в дом, у меня ноги замерзли, и руки тоже. Для убедительности я кашлянул. Дик смотрел мимо меня и потрясенно качал головой, бормоча в мой адрес нелестные слова, которые я не слушал. Мне было все равно, что он говорил, главное, чтобы он остался цел и невредим, и здесь, а не у черта на рогах. На крыльце стояла Кристина, которая, услышав наши крики, выбежала из дома и услышала часть разговора. Лицо ее было бледным, но она уже улыбалась, поняв, что случилось чудо, и война не отнимет у нее мужа. Я скользнул взглядом по ее стану. Беременности еще пока не было заметно, срок слишком мал. — Давай, заходи, Эмиль, — стала горячо приглашать она. — Дик, не стой, принеси еще дрова, нужно подбросить в печку. — Ну, спасибо тебе, — пробормотал Дик, прожигая меня взглядом черных глаз, — ты разбил все мои мечты. Он, прихрамывая, направился в дровник. Я злорадно хмыкнул ему вслед. Кристина, сияя, словно солнце, смотрела на меня с обожанием. Мне было даже смешно, но все же радовала ее доброжелательность ко мне, и что жена моего любовника не оказалась мегерой. Комнаты в их доме оказались теплыми, уютными и прибранными, демонстрируя старания Кристины. Отец его беззаботно храпел на печке, у этого человека никогда не было никаких проблем, кроме, где бы достать выпивку. Матушка ушла проведать подругу, а младшие дети где-то носились. Кристина растопила самовар и поставила на стол ватрушки с вареньем. Я с трудом стянул с ног мокрые сапоги и поставил их к печке сушиться. Вошел Дик, с грохотом опустил на пол корзину с дровами и вновь вызверился на меня: — Что же скажут люди? Все идут на фронт, а я нет! Как я это объясню? — Сиди дома, инвалид, — сказал я и улыбнулся ему очаровательно и невозмутимо. Дик вышел, в сердцах громко хлопнув дверью. Очевидно, отправился к своим более удачливым друзьям, которые под громкий плач и вопли своих родных собирались на верную смерть. — Спасибо тебе, Эмиль, — растроганно сказала Кристина. — Я не могла его удержать, отправляла к твоему отцу за справкой, но он не захотел меня слушать. Тогда и послала брата сообщить тебе эту жуткую новость. Я кивал. Но ведь Дик знал еще не все. Я не успел сообщить ему о своем отъезде. В душе стала подниматься обида на него. Ему было совсем не интересно, как я живу. И он был готов пойти в солдаты и бросить меня! Я просидел в гостях около часа, пока моя обувь не высохла, съел пару ватрушек и напился горячего чаю. С Кристиной говорить было не о чем, да и в моем случае, не совсем прилично. Вскоре я засобирался и вышел во двор. На скамейке со стороны улицы, на бревне, сидел Дик и курил самокрутку. Я невольно залюбовался им, его осанкой, широкими плечами, длинными ногами, лицом, таким красивым и родным, и робко к нему приблизился. Парень мой улыбнулся. Вроде, он уже отошел от своего гнева. — Ты прав, — сказал он. — Мне нельзя на войну. Но, блин, так хотелось! — Я уезжаю завтра, — поспешил сообщить я, пока он вновь не убежал, или что-то не случилось. — Надеюсь, не на фронт? — пошутил Дик. — Нет, в город. Отец мой так решил. И я пересказал ему всю утреннюю беседу с отцом. Дик постепенно менялся в лице. — Как же так? — пробормотал он в смятении. — Значит, он обо всем догадался, и о нашей связи, и про убийство. Ох, Эмиль. И что же теперь делать? — Ничего не сделать, — сказал я со слезами в голосе. — Мне придется уехать. Я жадно смотрел на него, стараясь сохранить в памяти каждую черточку такого любимого лица. Мне надо было спешить. Отец был дома, и наверняка уже заметил, что меня нет в усадьбе. Учитывая нашу ссору, испытывать его терпение было опасно. — Я провожу тебя, — вызвался Дик. Мы шли по дороге. — Как же я буду без тебя? — убито бормотал он. — Для меня разлука с тобой хуже смерти. — А как бы ты на войне без меня был? — с едким сарказмом спросил я. — Ты даже не спросил моего мнения. Решил просто сделать ноги из деревни и начать новую жизнь в другом месте. Дик неожиданно схватил меня за руку и увлек в сторону от дороги. Укрывшись в лесу, мы прислонились к толстому стволу ветвистого дерева. Дик быстро расстегнул мой полушубок и свой тулуп. Еще момент, и мы слились в жадном поцелуе. Его руки страстно шарили по моему телу, мяли и гладили его. Я постанывал от неожиданной ласки и удовольствия. Сегодня нашим приютом было дерево в лесу. Больше не было места для нашей любви в этом мире. Я просунул руку ему в штаны и стал ласкать его член своими тонкими пальцами, ощущая, как напряглись мышцы его железного пресса. Дик тоже стал стонать и двигаться навстречу ласкам моей ладони. Нас окружал холодный воздух и обдувал ледяной ветер, но нам было жарко в пламени нашей страсти. Он кончил, прижимаясь ко мне и вдавливая меня в ствол, от чего я слабо пискнул. — Я буду приезжать, — сказал Дик, застегиваясь и приводя свою и мою одежду в порядок. — Я тебе клянусь, что приеду, как только предоставится возможность. Я люблю тебя. Мы подошли к усадьбе. Дику надо было возвращаться, пока нас не увидели. И вдруг меня охватил безудержный страх на грани истерики. Меня окутало предчувствие чего-то ужасного. Я схватил его за руку, не давая покинуть меня. — Дик, погоди. У меня такое чувство, будто мы больше никогда не увидимся! Он некоторое время внимательно смотрел на меня, а потом улыбнулся и произнес с нежностью: — Глупенький мой. Не бойся. Все будет хорошо. Мы встретимся еще не раз и будем счастливы, ведь по-другому и быть не может. — Да… — печально согласился я. Дик уходил. Я стоял на дороге и смотрел, как он удалялся. Слезы застилали мои глаза, а грудь разрывала необъяснимая, щемящая тоска. — Дик! — в каком-то отчаянном порыве крикнул ему вслед. Он обернулся и помахал мне рукой на прощание.