***
— Я беременна, — тихо произнесла Лиза, когда Рудольфус взял её за руку и сел рядом с ней на кровать. Элизабет, глядя на возлюбленного, ожидала его реакции. Но он так и замер, держа в своей прохладной руке её маленькую ладонь с тонкими пальчиками. Лиза с ужасом, широко раскрыв синие глаза, глядела на Лестрейнджа, который, казалось, забыл, как дышать. Она слышала бешенный стук своего сердца, заходящегося в сумасшедшем ритме. Во рту всё пересохло от волнения. А Рудольфус всё сидел и не реагировал. Лиза, предчувствуя бурю, задрожала, с замиранием сердца глядя чуть выше его лица. Нет, она не смогла бы в такой момент смотреть ему в глаза, у неё и так от одной мысли о нём в душе всё переворачивалось. Весь мир, словно ощущая тревогу, казалось, замер вместе с Элизабет. — Повтори, — произнёс Рудольфус таким тоном, что у Лизы похолодело в груди. Он уставился на неё немигающим взором зелёных глаз. Никогда он ещё не глядел на неё так холодно. Элизабет и слова сказать не могла — настолько тяжёлой для неё была ситуация. Она всхлипнула, не сумев совладать со своими эмоциями. Этой слабостью Лиза будто бы подтвердила свои слова. Лестрейндж медленно поднялся с кровати, отпустив её руку. Он как-то странно взглянул на притихшую Элизабет, после чего с сосредоточенным видом заходил по комнате. — Ты же пила зелье, как такое возможно? — спустя где-то минуту вопросил он, вновь подлетая к кровати и пронзая Лизу ледяным взором. — Я не успела принять его второй раз, — плохо слушающимся от волнения языком произнесла Лиза, шмыгая носом. — Не успела или не подумала? — прошипел Рудольфус не хуже змеи. Элизабет всхлипнула, понимая, что о том зелье она совершенно забыла. Тем более слишком велико было её счастье после второй встречи, чтобы думать об этом. — Я забыла, — прорыдала Элизабет, чувствуя, что волны стихийной магии начинают исходить от Лестрейнджа. Её начала бить мелкая дрожь. Лиза села, обхватив колени руками и вперилась заплаканными глазами в Рудольфуса, который оставался на удивление спокойным и холодным. Он мрачно глядел на неё, словно принимая решение. — Ты избавишься от него, — приказным тоном произнес Рудольфус те слова, которые Лиза больше всего не желала услышать. Очевидно, высшие силы были не на её стороне. — Я предупреждал, что не желаю этих последствий, — добавил Лестрейндж, продолжая морально добивать Лизу. Она содрогнулась от рыданий, зажмурившись и покачав головой, словно это могло развеять этот кошмар. Как же ей хотелось, чтобы всё это было очередным глупым кошмаром, одним из тех, что ей часто снятся, доводя до безумной истерики и ужаса. Но, открыв глаза, Лиза поняла, что всё это реальность. Рудольфус по-прежнему холодно глядел на неё, в его взгляде не было ничего человеческого: ни боли, но сострадания, ни любви. Он был спокоен, его лицо ничего не выражало, словно он не решал судьбу своего нерождённого ребенка, а вёл в светском салоне беседу о финансах с другими благородными волшебниками. От этого полного безразличия взгляда Лизе хотелось бежать, и бежать как можно скорее. Но вот беда, она в его комнатах и не знает даже, где находится. Даже если бы у неё была возможность, то вряд ли бы она ею воспользовалась, поскольку Рудольфус обладал над Элизабет огромной властью, даже не осознавая этого, и Лиза была слишком слаба сейчас, чтобы что-либо предпринять. Поэтому она продолжала лить слёзы, не в силах и слова вымолвить. Лестрейндж, не говоря и слова больше, скрылся за дубовой дверью с кованной ручкой. Очевидно, как думала Лиза, там был его кабинет. Он вышел беззвучно, не оборачиваясь. Элизабет всё ещё верила в лучшее. Он вернётся, он любит её, он любит этого ребенка, хотя и не осознает этого. Пусть остынет, а уже потом всё будет хорошо. Лиза была уверена, что возлюбленный одумается. Как же так?! Почему?! Почему он не хочет ребенка, почему приказывает убить живое существо, которое будет любить его всем сердцем? Может, он просто боится? Самые разнообразные мысли крутились в белокурой голове. Элизабет более-менее успокоилась и, встав с кровати, на дрожащих ногах поплелась к двери, за которой скрылся Лестрейндж. Отворив её, она с тяжёлым сердцем шагнула в помещение и замерла в дверях. Как она и подозревала, это был большой кабинет, оформленный в неизменных зелёных тонах. В камине горел огонь, дарящий тепло. Пред ним стояли два кресла с зелёной обивкой и небольшой журнальный столик. У стен расположились три больших шкафа с прозрачными дверцами, на полках стояли книги — это сразу было видно. У окна был большой дубовый стол, за которым в кожаном кресле восседал Рудольфус. Лестрейндж имел сосредоточенный вид. Он уже скинул свой праздничный сюртук, который теперь лежал в кресле перед камином, и остался в брюках и белой рубашке. Рудольфус что-то быстро писал, а перед ним стоял прозрачный стакан, наполненный янтарной жидкостью. Элизабет тяжело прислонилась к стене, у которой стояла, и немигающим взором смотрела на возлюбленного. Почему же он так жесток? Неужели она это заслужила? Лиза же любит его, любит, как может. Она хочет быть с ним, видеть его в радости и печали, поддерживать, вести разговори обо всём на свете. Лестрейндж тем временем хлопком вызвал домового эльфа, согнул пергамент пополам, после чего протянул его в руки слуги, произнёс что-то, напоминающие адрес. Домовик поклонился и исчез, оставив их одних. Рудольфус поднял взгляд на Элизабет. — Скоро прибудет моя родственница и принесёт самое действенное и безопасное зелье, — сказал Лестрейндж, взяв в руки стакан, стоящий пред ним, покрутил его в пальцах, после чего отпил из него и вернул на место. — Это единственный выход, мне не до детей, война идёт, — произнёс он, заметив умоляющий взгляд Элизабет. — Убийство — не выход, — дрожащим голосом начала Лиза, после чего продолжила: — Можно защитить его от этой войны, вы смогли бы что-нибудь придумать, он бы родился, и никто бы не знал о его существовании… — Ты не понимаешь, насколько это опасно, — перебил её Рудольфус. Элизабет с большой надеждой глядела на самого любимого человека на этой земле. — Он. Мне. Не. Нужен, — выделяя каждое слово, проговорил Рудольфус. — Он нужен мне, — промямлила Элизабет, чувствуя ком в горле и вновь подступающие слезы. — Я хочу уйти, — добавила она, двинувшись в сторону ещё одной двери. Скорее всего, именно там выход в коридор. В комнатах Амелии похожая планировка. — Он должен жить… — Ты не понимаешь, что ребёнок не игрушка? Что ты будешь делать, когда он родится, где будешь жить? Ты в жизни никогда не работала, сомневаюсь, что твой отец примет тебя с распростёртыми объятиями, учитывая то, что ему в мирное время было плевать на тебя, — прошипел Лестрейндж. Элизабет замерла в нескольких шагах от двери. Слова Рудольфуса были подобно плети. Она рвано вздохнула, чувствуя, как слёзы текут по щекам. Лестрейндж словно специально задевал её, причиняя боль, давя на самое больное. На родителей. — Ты сама бастард, неужели хочешь, чтобы твой ребёнок был обречён на то же, что и ты? На постоянные обиды, отсутствие внимания и любви? — продолжал Рудольфус. Его слова доносились Лизы словно черед плотный слой ваты. Она обернулась к нему. — Этого не произойдёт, я буду рядом с ним, — тихо пролепетала Элизабет, смахивая слёзы, которые никак не заканчивались. — Твоя мать, наверное, думала так же, — хмыкнул Лестрейндж, встретив её взгляд. Элизабет обняла себя дрожащими руками, стремясь защититься. — Не думала, что дочери придётся жить без любви… — Но вы же любите меня… Вместе мы справимся, я не понимаю, почему вы не хотите ребенка, — тихо, словно убеждая саму себя, сказала Лиза. Рудольфус как-то странно на неё взглянул, после чего испустил тихий, холодный смешок. — Если по счастливой случайности ты стала моей любовницей, это не значит, что я тебя люблю, Лиза. Она сжалась ещё сильней, втянув голову в плечи. Щёки Лизы покраснели, глаза болезненно заблестели. Узел в области солнечного сплетения затянулся ещё туже, а сердце, казалось, ушло в пятки от этих беспощадных слов. Больше всего на свете она хотела не слышать этих слов, забыть этот ужасный день, который начинался так хорошо. Ах, если бы Элизабет знала, чем это обернётся! Она не летела бы сюда на крыльях любви, стремясь воссоединиться с возлюбленным. Лестрейндж тем временем беспощадно продолжил пугающим, холодным голосом, словно происходящее никак его не касалось: — Мы просто спим вместе, а спать не значит любить. Мне безразлична твоя жизнь, твои интересы и твои чувства. Для меня ты пустое место, вещь, игрушка, красивая, глупая кукла, которой удобно пользоваться, поскольку ты ничего не требуешь, кроме пресловутой любви… Элизабет стояла, мечтая провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать всего этого. Рудольфус ещё что-то сказал, но это воспалённый мозг Элизабет упустил. Не хотелось жить, её мир, который она так тщательно возводила, взращивая любовь, преданность, верность и нежность, был разрушен до основания словами человека, который был для неё всем на этой грешной земле. Он, такой идеальный и самый лучший, уничтожил её словами. Лиза чувствовала себя совершенно измученной и разбитой. Никогда она не чувствовала такую боль, даже когда её ругали родные, даже когда оскорбляли и обижали в коридорах школы, но теперь… Элизабетне знала, что ей делать. Чувствуя дискомфорт, она положила руку на ещё незаметный живот, прикрыла глаза на мгновение, чувствуя дурноту, затем, открыв глаза, подняла их к потолку и казалась со стороны великомученицей. — Я ничто для вас? — дрожащим голосом вопросила Лиза, всё ещё надеясь, что она ослышалась и что-то не так поняла. — Да, пустое место, — добил её морально Рудольфус. Лиза опустила голову, сотрясаясь от хриплых рыданий. Как же ей не хотелось жить… Лестрейндж безразлично глядел на неё зелёными глазами, даже не думая как раньше подойти и обнять, успокоить, сказать ласковых слов, пообещать лучшего. Он просто сидел за столом, словно статуя. Красивая и бесконечно далёкая. — Ребёнок же не виноват, — тихо между всхлипами промямлила Лиза, боясь на него посмотреть и увидеть всё то же безразличие. — Мне всё равно, если я решу стать отцом, то его матерью будешь точно не ты, а кто-то более воспитанный и чистокровный… Элизабет закусила губу и наконец на него посмотрела. Почему-то боль немного утихла. Скорее всего, слишком сильное нервное потрясение, которое смело все границы. Она любит его, не может причинить боли. Это же невыносимо видеть, как возлюбленный страдает. Но сейчас что-то в голове Лизы замкнуло, хотелось сделать больно, чтобы Рудольфус тоже почувствовал, каково быть преданным и обманутым, каково любить, когда любви нет и не было… — Кто-то? А почему ваша жена не может? — тихо спросила Элизабет, толком не понимая, что творит. Она будто бы наблюдала за всем со стороны, не в силах перебороть саму себя. — Может, потому, что она вас не любит и изменяет вам? — Рудольфус изменился в лице, он был шокирован. Он взвился на ноги и двинулся на Элизабет, которая сделала несколько шагов назад. — Что ты сказала? — прошипел Лестрейндж, преодолевая последние метры, вперившись в Лизу гневным взором. — Ваша жена спит с другим, а вы не знаете и продолжаете быть с ней, — проплакала она, а в следующий миг закричала, поскольку правой рукой Рудольфус схватил её за волосы. — Откуда ты знаешь?! — рявкнул он. Элизабет никогда не слышала, чтобы Лестрейндж повышал на кого-то голос, и поэтому вздрогнула, продолжая плакать, вцепившись дрожащими руками в его руку, стремясь ослабить хватку на волосах. — Я видела их этим летом, во время приёма она уединились в гостиной Кэрроу-хауса, — тихо прошептала Лиза. Рудольфус отпустил её волосы, угрожающее глядя на неё. — Не смей никому об этом говорить, иначе я убью тебя, отправишься вслед за мамочкой и ребёнком, — произнёс он. — Вы чудовище, правильно пишут в газетах. Как я могла вас полюбить, вас не за что любить, вы и ваша жена чудовища, — шокировано проговорила Элизабет. Она не успела ничего понять. Секунда, и Лиза увидела полные ярости глаза Рудольфуса, он сделал шаг в её сторону, занёс руку… В следующий миг Элизабет уже лежала в двух метрах от него, чувствуя, как пылает её щека, и ощущая металлический привкус крови во рту. Кружилась голова. Лестрейндж ударил её. Лиза прикрыла глаза, неловко завалившись на бок и прижимаясь лбом к холодному паркету, который будто бы спасал её. Ещё через мгновение она почувствовала, как живот пронзает острая боль. Комнату огласил громкий девичий крик, и Элизабет лишилась чувств.***
Сознание возвращалось очень медленно. Болела голова и подташнивало. Ко всему прочему во всём теле была слабость. Лиза приоткрыла глаза, чувствуя сильную жажду. Она жалко, не понимая где находится, пролепетала: — Пить, воды. В следующий миг послышались шаги, Элизабет прикрыла глаза, а когда открыла, трасфокусированным взглядом увидела пред собой кого-то, кто протянул ей стакан воды и даже, заботливо приподняв голову, придержал стакан, когда она пила. Отпив добрую половину стакана, Элизабет откинулась на подушку, вновь возвращаясь в дрему. Будто сквозь вату она слышала шаги, звон разных склянок. До Лизы не сразу дошло, что в её комнате не должно быть посторонних людей. Открыв глаза, она приподняла голову и попыталась сфокусировать взгляд. Всё было размытым. У столика, у окна, спиной к ней, стояла незнакомая рыжеволосая женщина, облачённая в зелёное платье. Её Лиза видела впервые. Да и обои в комнате были зелёными, а не бежевыми… Элизабет вспомнила всё, вернувшись в исходное положение. Она беременна и сказала об этом Рудольфусу, а он… Он приказал убить дитя и наговорил много чего ужасного, ещё ударил… Лиза вытаращила глаза. Эта женщина случайно не та, которой писал Лестрейндж? Что, если она что-то дала ей или использовала какое-то заклинание, чтобы умертвить её малыша? — Мой ребёнок, что с ним? — тихо спросила она слабым голосом. Женщина у столика обернулась, глядя на неё сочувствующим взглядом. Она приблизилась к постели. — Мне жаль, — проговорила незнакомка, покачав головой. У неё были рыжие волосы, стянутые в пучок, и зелёные глаза. — Его больше нет, — послышался холодный голос с другой стороны. Лиза повернула голову и вздрогнула. У стены, скрестив руки на груди и нахмурившись, стоял Рудольфус, которому и принадлежали эти слова. Элизабет, всхлипнув, положила руку на живот, зажмурившись. — Нет, это не так, — отчаянно вскрикнула она, вновь взглянув на волшебницу, которая села рядом с ней и взяла её за руку. — К сожалению, это правда, — осторожно произнесла та, положив руку на горячий лоб Элизабет. — Вы что-то сделали с ним, — тихо вздохнула Лиза, отказываясь верить в слова женщины. — Это не она, это я, — сухо произнес Рудольфус. Лиза, широко раскрыв глаза, уставилась на него, после чего закрыла лицо руками и зарыдала.