Любовь слепа

***

      — Я люблю тебя, Беллатрикс! — сорвалось с губ Рудольфуса. Элизабет вздрогнула, отстранившись, чтобы посмотреть ему в глаза. Что? Почему опять она? Так не должно быть. Не сейчас. Эта ночь принадлежит только им. Лестрейндж посмотрел ей в глаза. На его лице появилось некое удивление.       — Волосы… Светлые. Почему? — пробормотал он, дотронувшись до золотистых кудрей. — Чёрные, кудрявые… А глаза не светлые, у Беллы глаза карие, почти чёрные, — продолжал Рудольфус потерянно. Он поднял брови и отступил назад, глядя в лицо Лизы, которая с ужасом понимала, что действие приворота слабеет. Не может быть. Не сейчас. Рудольфус вновь вгляделся в её глаза, после чего, очевидно, всё понял. Он подскочил к испуганной Элизабет, которая не успела среагировать, и наотмашь ударил её по лицу. Удар был очень сильный, Лиза растянулась на полу, вытаращив в ужасе глаза и потирая ушибленную щёку, на которой появился красный след от удара.       — Ты… — прорычал Лестрейндж. — Ты… Посмела опоить меня зельем! — добавил он, подходя к перепуганной Лизе. — Дрянь! — Он вытащил палочку, рассёк ею воздух. В следующий миг Элизабет дёрнулась от болезненного удара по ноге. Она вскрикнула, чувствуя жгучую боль. А Рудольфус и не думал успокаиваться. — Как ты посмела?! — вскрикнул он, резко опускаясь на корточки рядом с притихшей и плачущей Лизой, которая гасила всхлипы, зажав рот рукой. — Отвечай! — Лестрейндж встряхнул её за плечи. Она начала что-то несвязно бормотать, давясь слезами. Рудольфус же намотал светлые волосы на свой кулак и хорошенько дёрнул их, отчего Лиза взвыла, вцепившись в его руку. — Больно, — по губам прочитал он, но не спешил отпускать её космы. — Чего ты этим добивалась?! — Лестрейндж отпустил её волосы и встряхнул за плечи. Элизабет же продолжала с ужасом на него смотреть, не веря в происходящее. Кажется, она ещё не до конца понимала, во что вляпалась. — Отвечай сейчас же. — Рудольфус сжал её тонкую шею, Элизабет вцепилась в его запястье, пытаясь разжать стальную хватку. Лестрейндж, к счастью, пришёл в себя и отпустил её, встала на ноги и заметался по комнате, словно зверь в клетке.       — Я хотела быть с вами, хотела проститься, — тихло плача, шептала Лиза, размазывая слёзы по лицу. — После этого я приняла бы свою судьбу, сделала бы всё, что мне вы сказали, — продолжала шептать она, с трудом сдерживая всхлипы.       — А не всё ли равно? — спросил Лестрейндж. Лиза покачала головой. — Я хотела убедиться, что нужна вам, что вы что-то ко мне чувствуете, — проговорила дрожащим голосом она.       — Убедилась? — с насмешкой вопросил Рудольфус, сузив зелёные глаза. Элизабет покачала головой, с трудом сдерживая слёзы. Рудольфус потёр виски и холодно посмотрел на свою бывшую любовницу, которая с надеждой смотрела на него.       — Подарите мне одну ночь, пожалуйста, — тихо прошептала Элизабет. — После я исчезну, если вы прикажете или же расстанусь с жизнью, если вам так будет угодно, — добавила она немного погодя.       — Сколько пафоса, — хмыкнул Лестрейндж. — Ночку я тебе могу устроить, только тебе стоит воспринимать её как наказание. — С этими словами Рудольфус подошёл к Лизе, довольно грубо схватил её за < руки и поставил на ноги, после этого земля ушла у неё из-под ног, всё вокруг закружилось. А в следующий миг они уже были в другой комнате. Её Элизабет сразу узнала. Трудно не узнать спальню наследника Лестрейнджей.       Рудрольфус сразу же бесцеремонно потащил напуганную Элизабет к кровати. Швырнув её в постель, он расстегнул и снял рубашку, часы, ботинки и брюки.       — Так и будешь сидеть или как? — насмешливо вопросил он, глядя на Лизу, которая то краснела, то бледнела, не в силах пошевелиться. Она никак не отреагировала, поэтому Рудольфусу пришлось брать ситуацию в свои руки. Раздевшись, он подтянул Элизабет к краю кровати и принялся задирать юбки её сорочки. Лиза же была, очевидно, в шоковом состоянии, поскольку никак на это не реагировала. Раздался треск рвущейся ткани, Лестрейндж разорвал лиф сорочки, чтобы его взору открылась обнаженная грудь.       В себя Лизу привёл лишь первый болезненный толчок. Она вскрикнула от боли, зажмурившись, а Рудольфус стремительно ускорял темп, не слушая её жалких вскриков и всхлипов. Это было довольно больно, не этого Лиза хотела. Не так грубо, не так резко и бесцеремонно. Словно она пустое место, игрушка, а не живой человек, который ощущает и чувствует всё так же, как Рудольфус. В какой-то момент Элизабет сдалась, сломалась в очередной раз и, скорее всего, в этот раз навсегда. Её жалкий плач огласил комнату. Лестрейндж ухмыльнулся, ликуя. Он в очередной раз втоптал её любовь в грязь, уничтожил её чувства, разбил хрупкое сердце глупой девчонке. Только вот она вечно его прощала, всё прощала. Интересно, что будет теперь? Рудольфус излился в рыдающую Элизабет и перевалился на вторую половину кровати. Она скрестила ноги и повернулась на бок, прижав колени к груди. Лизу трясло, слёзы закончились. Она глядела прямо перед собой, дрожа всем телом. Лестрейндж с ухмылкой на неё посмотрел. Вот торжество жестокости над любовью!       — Что, любишь меня, или считаешь гадом? — с насмешкой вопросил Рудольфус, наливая себе стакан огневиски и делая большой глоток.       Элизабет никак не ответила, а продолжила лежать в изначальной позе. Выпив, Лестрейндж вновь почувствовал жар в теле и с новым пылом накинулся на покорную жертву, которая никак не вырывалась, а только кричала от боли, просила остановиться и не издеваться над ней. Но всё это приносило Рудольфусу удовольствие. «Пожалуйста, мама, спаси, мама, умоляю, мамочка, мне больно. Очень больно. Как же так, я его люблю, а он такое со мной делает», — крутилось в голове Лизы. Она смотрела заплаканными и покрасневшими глазами на резной столбик кровати, было просто невыносимо.       — Можешь кричать сколько тебе угодно, тебя не услышат, — произнес Рудольфус между толчками. — Даже если услышат — никто не войдёт, потому что это мои покои, — добавил он.       Очень скоро Элизабет лишилась чувств, проваливаясь в спасительную бездну. Ей что-то снилось, что-то нежное и приятное. Она была в белом одеянии, белой сорочке, шла босиком по мягкой зелёной траве, кругом пели птицы и цвели цветы. Лиза увидела вдали светловолосую девушку в таком же одеянии, что она, и приблизилась к ней. Незнакомка обернулась, и Элизабет впилась взглядом в такие родные черты. Они действительно внешне были похожи, только волосы Лизы завивались и имели более насыщенный оттенок. Перед ней стояла её мать. Карин Баркер была похожа на себя до болезни, именно такой её хотела запомнить дочь.       — Мама! — Элизабет бросилась в её объятия, крепко прижала её к себе. — Мама…       — Тише, тише, всё хорошо, — прошептала Карин, нежно проводя по золотистым волосам дочери. — Моя девочка, мой ангел, — шептала она.       — Зачем ты ушла, оставила меня? — в перерывах между всхлипами спрашивала Лиза, отстраняясь от матери, чтобы посмотреть ей в глаза, которые были такими же синими, как и у неё самой.       — Прости, так было нужно. — Карин стёрла с лица Лизы слёзы. — Всё будет хорошо, обязательно, мне надо уходить… — Она отстранилась.       — Нет, мам, нет, не бросай меня, пожалуйста, — прошептала Элизабет, вцепившись ей в руку, не желая её отпускать от себя, боясь, что мама исчезнет. — Можно с тобой? — спросила с надеждой Лиза.       — Всему своё время, доченька, всему своё время. — Карин поцеловала дочь в лоб и растворилась в воздухе.       Элизабет закричала, начиная бегать по полю в поисках матери, но всё было бесполезно, она исчезла, словно её никогда там и не было. Лиза опустилась на зелёную траву, прижав колени к груди. Она обхватила руками голову и закричала. В теле появилась тяжесть и боль.       — Тише, тише, Лиза, — шептал нежно женский голос. Элизабет отрыла глаза и увидела подле себя рыжеволосую женину. Она её узнала. Это была миссис Райли — сестра Рудольфуса. Рудольфус.       Элизабет поднялась на локтях и начала озираться.       — Всё хорошо, ты в безопасности, девочка. — Говоря это, ведьма уложила свою пациентку в постель. Где она? Где Лестрейндж? Почему она ещё жива? Флоренция продолжила шептать успокаивающие слова, возясь с повреждениями несчастной. Элизабет же вновь проваливалась в спасительную темноту.       Как она поймёт позже, Рудольфус, закончив своё возмездие, понял, что девушке плохо, что он причинил ей вред. Он вызвал Флоренцию, которая, почитав, нотации брату, занялась пострадавшей. А Лестрейндж ушёл по делам, словно этой ночи и не было. И в нём не проснулся тот зверь, который скрывался глубоко внутри за оболочкой благородного волшебника.