Любовь слепа

***

      Ну что можно сказать? Едва наступает светлая полоса, как судьба преподносит новые сюрпризы и испытания. Элизабет в который раз поняла это на своей шкуре. Иначе и быть не могло. Для начала спустя два дня Лестрейндж сообщил, что уезжает на несколько дней в Ирландию, у него там были дела, о которых он умолчал. Лиза не сочла нужным расспрашивать его об этом. Едва ли он что-нибудь ей бы рассказал. Рудольфус уехал, сообщив о том, что по возвращению отвезёт Лизу в один из своих личных домиков, где она и будет жить вместе с малышом. Элизабет с радостью согласилось, ведь Лестрейндж сказал, что будет часто её навещать. Перспектива быть с ним Лизу сильно опьяняла, что она так и не додумалась до того, чего Рудольфус опасается. А опасаться нужно было многого, помимо войны, авроров и Ордена Феникса. Было кое-что гораздо более страшное, чем всё это. Точнее, не кое-что, а кое-кто. Зовут этого кое-кого-то Беллатрикс Лестрейндж.       Гроза пришла внезапно. Как-то утром в комнату Элизабет зашла взволнованная Амелия, которая сообщила о том, что в поместье неожиданно вернулась леди Лестрейндж, женщина сказала, чтобы Лиза не выходила из комнаты и никому по возможности не открывала дверь, никому, кроме неё самой.       Элизабет ещё не понимала, чего именно нужно опасаться и бояться. Насколько она знала, Беллатрикс мужа не любила, изменяла ему с Тёмным Лордом, её брак с Лестрейнджем — фиктивен, что, впрочем, не мешало Рудольфусу слепо её любить.       — Амелия, почему ты так напугана? — вопросила Лиза, напряжённо глядя на серьёзную ведьму в домашнем платье. Та взмахнула палочкой и заперла дверь, наложив предварительно заглушающие чары.       — Я уже сообщила о её приезде Рудольфусу, он обещал поскорее уладить дела, думаю, завтра вечером он прибудет в имение, — ответила Амелия. Но по взгляду Лизы она поняла, что это не совсем то, чего она хочет услышать.       — Лиза, тебе известно, что чистокровные волшебники избегали появления бастардов? — спросила она осторожно, и Элизабет вздёрнула бровь. Да, ей было об этом известно. Она это на своей шкуре испытала. Дождавшись кивка, Эми продолжила:       — Дело в том, что с давних времён считается, что бастарды — это паразиты, которые вытягивают родовую магию, разрушают её. Чтобы магическая сила рода не угасала, все дети должны быть рождены в браке. И брак это не просто бумажка-свидетельство, это самый настоящий ритуал на крови, который укрепляет привязанность супругов друг к другу. Также этот ритуал направлен на то, чтобы у волшебников не было детей вне брака, но не все правильно проводят его, и бастарды не редкость. Чтобы не появилось много слабых, безродных волшебников, бастардов принято умерщвлять ещё в утробе матери. А если такой всё же родился, необходимо провести ритуал введения в род, чтобы у ребёнка была защита предков, — говорила Амелия медленно, тщательно подбирая слова. — К сожалению, не все волшебники об этом знают, это соблюдают только чистокровные семьи, которые стараются усилить и приумножить родовую магию. Ты, наверное, заметила, что многодетные семьи у чистокровных — большая редкость? — спросила Лестрейндж. Элизабет кивнула.       — Только сильные магические семьи могут себе это позволить не в ущерб магическому потенциалу. Ко всему прочему многие волшебники боятся грызни за наследство, это может погубить род, поэтому в семьях по одному-два ребенка, — сообщила Амелия, поправляя свои заколотые гребнями волосы.       — А как же Малфои? Неужели они не так сильны? — спросила зачем-то Элизабет, вспоминая, что дед как-то говорил, что у Малфоев уже поколений десять всегда рождается один ребёнок — мальчик.       — Некоторые семьи являются носителями древних проклятий. У Малфоев проблемы с рождением детей в браке при том, что бастардов у них может быть немерено. Белла говорила, что в Британии только три семьи прокляты… Малфои, Грингаттс и Блэки.       — Блэки? — вопросила Элизабет, вспоминая, что леди Лестрейндж — в девичестве Блэк. Ко всему прочему, у Блэков часто в семье по три — четыре отпрыска. — А что у них за проклятье?       — Неважно, — словно опомнилась Амелия. — В любом случае, если кто-то узнает о твоем ребёнке, будет беда, — произнесла она. После чего удалилась, заперев дверь, оставив Лизу один на один со своими мыслями.       Весь день Элизабет не находила себе места. Она вздрагивала от каждого шороха, то и дело подходила к двери и, затаившись, пыталась понять, есть ли кто в коридоре. Лиза к концу дня настолько извела себя, что готова была молиться всем известным богам. Она ещё с большим нетерпением ждала возвращения возлюбленного, только он мог защитить её и ребёнка от своей же жены.       Элизабет уснула поздно, она совсем извела себя душевными переживаниями, что у неё совсем не осталось сил. Лиза шла по смутно знакомому коридору, стены которого были окрашены в нежно-бежевый цвет. Это точно не был Кэрроу-хаус, там интерьер был оформлен в тёмно-синих тонах. У основателя замка была слабость к этому цвету. Элизабет вошла в небольшую комнатку, которую заливал яркий солнечный свет, слишком яркий для зимы. Небогатая обстановка и светло-розовые обои натолкнули девушку на определённые мысли о доме, где она провела первые семь лет своей жизни. Это был домик покойных Баркеров — родителей Карин.       Элизабет огляделась, заметив на белом комоде несколько белых пелёнок, отделанных зелёным кружевом по краям, рядом лежали детские вязаные носочки и жёлтая шапочка на младенца. Не зови ты мишку папой, Не тяни его за лапу, Это видно мой грех, Папы есть не у всех. Баю — бай, ах, если б видел, Папа твой, кого обидел, Разве б мог так легко, Быть от нас далеко…        От созерцания обстановки Лизу отвлёк тихий женский голос, напевающий до боли знакомую колыбельную. Элизабет дёрнулась словно от удара. Она знала её. Её мать пела ей эту песню холодными зимними вечерами, или же когда она не могла долго уснуть, или болела. Странно, что до этого Лиза не помнила слов этой грустной песни.       Она двинулась на нежный голос, остановилась у чуть приоткрытой двери, толкнув её, Лиза пересекла порог и остановилась как вкопанная. Это была её детская комната, только на месте кровати стояла детская колыбелька, около которой стояла девушка со светлыми волосами, которые струились по её спине, облачена она была в белую сорочку в пол.       — Мы знали, что ты придёшь, — тихо прошептала ведьма, обернувшись в пол оборота. Лиза сразу узнала свою мать, которая как-то грустно на неё смотрела. — Мы ждали тебя…       — Кто мы? — ничего не понимая, вопросила Лиза. Тут раздался тихий плач, Карин вновь повернулась к кроватке и взяла на руки крохотного ребёнка, заботливо завёрнутого в голубой плед. В помещении было довольно прохладно.       — Это твой малыш, — улыбнулась Карин, откинув край одеяла, чтобы посмотреть в личико малыша. Лиза сделала шаг в ее сторону, но тут всё поплыло, обстановка сменилась, теперь они стояли посреди какой-то белой пустыни, кругом валялись обугленные обломки деревьев, куски камней, видны были погружённые в белый песок руины зданий, домов.       — Не подходи, ему будет лучше со мной, — холодно изрекла женщина. Элизабет нахмурилась.       — Отдай мне моего сына! — вскрикнула она, подбегая к матери, но тут та исчезла совсем. На месте, где стояла ведьма, лежал ребенок, завёрнутый в голубое одеяльце. Лиза подошла к нему, присела рядом и осторожно откинула назад край одеяла, чтобы в следующий миг протяжно закричать… На месте, где должно было быть личико младенца, был голый детский череп с зияющими глазницами.       Элизабет с криком открыла глаза, начиная утирать пот с лица, который стекал с неё ручьями. Ко всему прочему внизу живота тянуло. Это было обычным явлением, мадам Райли говорила, что скоро роды. Лиза положила руку на свой живот и вздохнула с облегчением. Только шевеление малыша её успокоило.       Элизабет посмотрела на часы. Было восемь утра. Она восстановила дыхание и откинулась на мягкие подушки. Скоро должен был вернуться Рудольфус. Это радовало. Только с ним ей хорошо и спокойно.       К обеду Элизабет окончательно успокоилась, придя к выводу, что под наблюдением опытного целителя, коей была мадам Райли, её ребенку точно ничто не угрожает. Беллатрикс же наверняка занята своими проблемами и вопросами. Ей не до неё. Это радовало. Лиза сидела в кресле у окна, читая какой-то любовный роман. Она с сожалением думала о том, что не может прогуляться по саду. Ей не хватало свежего воздуха.       Раздался уверенный стук в дверь. Лиза напряглась, после чего встала на ноги, взяв с тумбочки совою волшебную палочку. Может, это Эми? Но нет, прежде, чем Элизабет смогла что-либо сказать, дверь отворилась, и в комнату размеренным шагом в тёмно-красном платье вошла леди Беллатрикс. Чёрные глаза встретились с голубыми.       Элизабет в ужасе отступила назад и уперлась в подлокотник кресла, положив руки в защитном жесте на большой, выпирающий живот.       — Ну, здравствуй, — нежно пропела мадам. — Грязнокровка, — так же дружелюбно изрекла женщина, изогнув вишнёвые губы в дьявольской улыбке. Лизу затрясло от ужаса. Она широко открытыми глазами смотрела на ведьму, которая с презрением окинула взором её скромное обиталище. — Да, у моего благоверного всегда вкус был ужасен, его тянуло на глупых, слабых дур, — презрительно изрекла она, подходя к перепуганной Лизе.       Беллатрикс выглядела как змея перед смертельным броском. Элизабет дрожала от ужаса.       — М- мадам, — пролепетала она, бледнея.       — Но в нём вряд ли бы проснулись отцовские чувства к какому-то бастарду, я его слишком хорошо знаю, — припечатала Лестрейндж. Лиза постаралась не реагировать на её слова, выходило плохо. — Твой ребёнок не должен жить.       — Нет! — с неожиданной силой возразила Элизабет. — Он будет жить. Он чистокровен. Он принадлежит роду Лестрейндж, — изрекла Лиза, вспоминая слова Рудольфуса, когда они несколько дней назад затронули тему будущего малыша. Белла рассмеялась, от её смеха у Элибазабет похолодело в груди. Так смеётся палач перед убийством. Она и была палачом.       — Одно моё слово, и Рудольфус своими руками вытащит из утроба твоего ублюдка и принесёт мне его голову, — от этих слов у Лизы потемнело перед глазами. — А тебя будут судить на заседании Ближнего круга, как вора родовой магии, после тебя казнят, вместе с твоим отцом, который не смог воспитать достойную ведьму, ценящую свою честь и род… — беспощадно продолжила Беллатрикс.       — Это не так! Он любит своего малыша, мы нужны ему. — Неизвестно откуда она нашла силы вновь возразить ведьме. Лиза сама удивлялась своей храбрости.       — Ему ни ты, ни твой урод не нужны, — со смехом произнесла Беллатрикс.       — Единственные, в ком он нуждается, это я и Повелитель. Если он и ждёт появления ребёнка, то только для того, чтобы убить его. Бастарды — паразиты родовой магии. Их принято убивать, чтобы род был сильным. Так уж быть, я окажу Руди услугу, уничтожив урода. — С этими словами Беллатрикс вытащила из чехла на талии изогнутую чёрную волшебную палочку и направила её на Элизабет.       Лиза схватилась за живот, почувствовав приступ острой боли. Она закричала и упала в кресло. По её ногам потекла тёплая жидкость. Начались роды.