***
Элизабет продолжила кричать от сильной боли. Беллатрикс даже не изменилась в лице. Она вызвала домового эльфа. Домовик в ту же секунду предстал перед ней. — Вызови целителя, — сухо скомандовала женщина, даже не посмотрев в его сторону, её взор был прикован к агонизирующей Лизе, которая хватала ртом воздух. — Мадам Райли? — спросил слуга. Беллатрикс мотнула головой. — Ни в коем случае, — возразила она. — Зови Фоули… И эльф отправился выполнять приказ. Беллатрикс же подошла к креслу, на котором скорчилась в муках Лиза и неожиданно усмехнулась, глядя в её покрасневшее лицо. — Пожалуйста, помогите, — сквозь крики выдавила Элизабет, протянув руку в сторону Беллатрикс, которая стояла близко к креслу. Лиза сжала ткань её красного платья, глядя с мольбой в глаза соперницы. — Пожалуйста… — Та даже не изменилась в лице, на нём было лишь презрение и отстранённость, словно происходящее никаким образом её не касалось. Дверь отворилась, и в комнату кто-то забежал. Это была перепуганная Амелия, которая тут же метнулась в сторону вопящей Лизы, но была остановлена Беллой в нескольких метрах от кресла. — Ей надо помочь, мадам, — с ужасом изрекла Амелия, закрывая рот руками, чтобы не закричать от ужаса. Она была перепугана до смерти. — Надо вызвать целителя, это невозможно. — Эми метнулась к камину, вытаскивая волшебную палочку, но леди Лестрейндж среагировала мгновенно, выбив артефакт магией из рук ведьмы. Амелия гневно уставилась на родственницу. Синие глаза встретились с карими. — Целитель в пути, скоро всё будет кончено, — спокойно изрекла Беллатрикс. Эми побледнела ещё больше. Ей не понравилась фраза «Всё будет кончено». — Надо сообщить мистеру Лестрейнджу, — подала голос она. — Не нужно отвлекать его от важных поручений Повелителя, он и так вернётся скоро, — с этими словами Беллатрикс наколдовала посреди комнату большое кресло, напоминающее трон, и села в него, словно королева. Она и была королевой, но королевой проклятых, тех, кого проклинают и ненавидят десятки, сотни, тысячи людей. Элизабет билась в агонии, она изо всех сил тужилась во время схваток. Она каким-то чудом вспомнила, что ей говорила про роды Флоренция и теперь всеми силами пыталась это повторять. Выходило плохо, точнее, совсем не выходило. Элизабет покраснела, по её лицу градом стекал пот, а легче никак не становилось, казалось, что её разрывают на мелкие кусочки. Лиза то сгибалась, хватаясь за живот, то выгибалась, цепляясь руками в свои растрепавшиеся волосы. — Руди, где же ты, где? — тихо прошептала она, когда силы стремительно начали покидать её. Наконец явился целитель вместе с помощницей, они помогли Лизе добраться до кровати и начали следить за процессом. Беллатрикс же молча наблюдала за этим. — Амелия, наверняка Асентус скучает по тебе. После этих слов Эми нехотя удалилась. С Миледи она не рисковала спорить, та была слишком сильна и одним словом могла обратить её жизнь в сущий ад. Да и к тому же, что Белла могла сделать с Лизой в присутствии свидетелей? Там были врачи. Дальше для Лизы всё было словно в тумане, тело налилось свинцом, голова страшно болела, боль в чреве нарастала и никуда не уходила. Она закрыла глаза, её губы начали синеть, тело сотрясала мелкая дрожь, словно сквозь плотное стекло до неё доносился голос целителя, который отдавал нервные приказы помощнице. Элизабет бессильно обмякла на измятых, пропитанных кровью простынях, дыхание становилось всё более поверхностным. Она дёрнулась всем телом, выгнулась в последний раз, а после из её груди вырвался последний вдох. Сердце Элизабет Карин Баркер-Кэрроу, незаконнорождённой дочери Асмикуса Септимуса Кэрроу, перестало биться. Целитель начал спешно накладывать заклинания, его помощница была бела как мел, с её лба градом стекал пот, его девушка то и дело вытирала рукавом халата лимонного цвета, в который была облачена. Врач передал не подающего признаков жизни малыша медсестре, а сам склонился над Лизой. Беллатрикс Лестрейндж встала со своего кресла и подошла к помощнице целителя, которая, положив ребёнка на небольшой столик, проделывала какие-то манипуляции палочкой. Мадам с отвращением взглянула на младенца, который был наспех накрыт белой пелёнкой, которая сразу пропиталась кровью. Дитя было полностью покрытым кровью матери и не шевелилось, голова малыша была покрыта волосами, цвет которых из-за крови невозможно было разобрать. — Доктор Фоули, ребёнок мертв, — изрекла медсестра, посмотрев на врача, который сосредоточенным видом пытался вернуть к жизни несостоявшуюся мать.***
Амелия сразу же, как только вышла из покоев Лизы, опрометью кинулась в свой салон, чтобы написать письмо Рудольфусу. Он обязан был знать о том, что скоро станет отцом. И только Лестрейндж мог предотвратить предстоящую трагедию, только он мог вправить мозги своей жене, которая, выходя из себя, превращалась в самого настоящего дьявола. Эми забежала в свои покои, взяла пергамент, чернильницу, окунула в неё красивое орлиное перо и наспех набросала два предложения: «У Лизы роды, ОНА всё знает. Пожалуйста, возвращайтесь поскорее, иначе совершится трагедия. Эми Л.». После этого Амелия перечитала краткое послание. Рудольфус должен его понять, имён Амелия старалась не называть на случай, если письмо перехватят. Она запечатала письмо в конверт и отправилась в башню, где была совятня. Волшебница была решительна. Ей было жаль Элизабет, к которой она, несмотря ни на что, прониклась пониманием и симпатией, хотя Басти был и не в восторге. Лестрейндж считал, что его жена должна быть выше всяких нечистокровных бастардов. Признаться честно, Эми надоело это. Не то чтобы она была маглолюбцем, она полностью разделяла взгляды Организации касательно магглов и магглорождённых. Но временами Амелия не могла понять их жестокость. Кому может помешать невинный ребёнок? Ко всему прочему они живут не в Средние века, где царили суровые нравы. — Куда это вы? — окликнул кто-то Амелию, когда она проходила по одному из коридоров. Обернувшись, девушка увидела Хельгу — служанку Беллатрикс, которая неустанно следовала за своей госпожой днём и ночью. Не то чтобы эта девушка представляла собой какую-то силу, просто она была что-то вроде глаз и ушей своей госпожи, могла принести ей кофе, помочь переодеться к ужину. Да, всё это мог проделать и домовик, но леди Лестрейндж их ненавидела так же, как и магглов, сквибов, полукровок и прочих отбросов общества. Хельга представляла собой невысокую полноватую девушку с тёмно-русыми волосами и чуть вытянутым лицом, на котором были веснушки. У неё были светло-карие хитрые глаза. Насколько знала Эми, эта ведьма была бастардом какого-то чистокровного обедневшего рода и теперь работала у Лестрейнджей, чтобы прокормить себя. Эта особа Амелии не особо нравилась, поскольку она пару раз замечала, как девчонка флиртует с ее супругом. — Я не обязана отчитываться, — огрызнулась Амелия, высокомерным взглядом смерив служанку. — Отдайте письмо, — вместо ответа изрекла девушка, подходя к Эми, та машинально сжала палочку в кармане мантии. — Тебе заняться нечем? — изогнула бровь Амелия. — Иди, помогай госпоже, — бросила она, поворачиваясь к Хельге спиной, чтобы уйти прочь. Но не тут-то было. Девушка вытащила палочку, направила её в спину Амелии и произнесла: — Остолбеней! И оглушённая женщина свалилась на пол, а служанка вырвала из её рук письмо и ушла прочь. Она выполнила задание. Беллатрикс будет рада.***
1967. Дом Баркеров Белокурая девочка тихо хныкала сквозь сон, который никак не хотел отпускать её. — Лиза, доченька, солнце мое, — ласково твердила уставшая женщина, пытаясь разбудить дочь. Наконец её попытки увенчались успехом. Девочка открыла глаза и сфокусировала взгляд на матери. После этого малыша порывисто обняла её. Карин тут же обняла дочь в ответ. — Мамочка, — пискнула она, утыкаясь носом в плечо волшебницы, от которой пахло выпечкой и корицей. — Тише, тише, я с тобой, — прошептала ласково Карин. — Не плачь, что тебе снилось? — Мне приснилось, что ты умерла, — пролепетала Лиза. Карин тяжело вздохнула, мягко отстранив дочь от себя, чтобы посмотреть в её личико. В неровном свете свечи на прикроватной тумбочке лицо Карин отдавало в болезненный серый цвет, болезнь с каждым днём всё сильнее затягивала удавку на её шее. — Я всегда буду рядом, солнце, — ласково проговорила девушка, глядя в синие глаза Лизы. После этого вновь её обняла. — Спи, доченька, это всего лишь сон… — Мне страшно, спой песенку, — тихо попросила Лиза, Карин улыбнулась, поцеловав дочь в лоб, после чего поправила её одеяльце. Баю-бай, усни малышка, Ночь пришла, а день всё дальше, Тихо песню пою — колыбельную, Не зови ты мишку папой, Не тяни его за лапу, Это, видно, мой грех Папы есть не у всех. Баю-бай, как долго длится Ночь, когда совсем не спится. Скоро станешь большой, Что мне делать тобой? Баю-бай, ах, если бы видел Папа твой, кого обидел, Разве б мог так легко Быть от нас далеко? </i>1968. поместье Кэрроу Девочка семи лет сидела на диванчике, держа в руках свой альбом с рисунками. Она что-то старательно рисовала, иногда хмурясь. Внезапно к ней кто-то подбежал и выхватил альбом из рук. Лиза вскочила, посмотрев на Эйл Роули, которая была старше на три с половиной года и должна была вот-вот пойти в школу. Темноволосая девочка заносчиво улыбнулась, начиная разглядывать корявые рисунки своей жертвы. — Отдай, это моё! — громко вскрикнула Лиза, протягивая руки в сторону альбома, но Эйл была выше на голову. Девочка рассмеялась. — Отбери, если сможешь, — произнесла Роули, когда к ней подошли остальные дети. Их было человек пять, среди них были и близнецы Кэрроу, которые молча наблюдали за представлением. Эйл открыла альбом на одной из страниц. — Это кто? — спросила она, показывая всем корявый рисунок Лизы, это была женщина в синем платье и со светлыми волосами, которые были распущены. — Какая страшная у тебя мать, — со смехом заявила благородная волшебница, глядя насмешливо в глаза Лизы, которая с затаённым ужасом и обидой смотрела на обидчицу. Роули тем временем вырвала рисунок из альбома и порвала его на мелкие кусочки. После этого девочка под радостное улюканье толпы подбросила их вверх, несмотря на слабые просьбы Лизы. Элизабет с обидой посмотрела в карие глаза обидчицы, после чего начала собирать обрывки, давясь слезами и сгорая от стыда.</i> 1969 Лиза встала с кровати, положив на прикроватную тумбочку рисунок, на котором был нарисован её любимый отец. Девочка надела домашние тапочки и тихо вышла в коридор. Было уже десять вечера, ей давно пора спать. Нянька уложила её и ушла, поскольку Элизабет была спокойной и всегда слушалась, боясь навлечь на себя гнев отца или Сесилии. Она никогда бы не вышла в коридор в такой час, если бы не одно «но». Амикус Кэрроу всегда в это время заходил к своим любимым детям. Близнецам. Лиза же всегда оставалась без внимания. Хотя, возможно, она просто рано засыпала, поэтому не видела отца, который всё же заглядывал к ней? Именно поэтому сегодня Лиза решила во что бы то ни стало его дождаться. Девочка подошла к комнатам брата и сестры и спряталась за доспехами, которые когда-то принадлежали кому-то из Кэрроу. Лиза затаилась, и вовремя, из комнаты брата вышел улыбающийся отец, который, не заметив слежки, зашёл в комнату младшей дочери. Элизабет решила, что после сестры он обязательно зайдёт к ней и опрометью кинулась в свою комнату, самую дальнюю и маленькую. Оне заперла дверь, сняла обувь, легла в постель и начала ждать родителя, то и дело поглядывая на дверь. Но ни через полчаса, ни через час, ни через два Амикус так и не пришёл. Лиза уснула, чувствуя разочарование.***
Было душно, хотелось пить. Ко всему прочему всё тело страшно болело. Элизабет застонала сквозь дрёму. Неужели она вновь заболела? Как лет пять назад? Девушка тогда свалилась с сильной простудой, лежала в постели, страдая от недомогания, пила различные отвары и с затаённой мольбой в сердце ждала прихода отца, желала его увидеть. Только вот Амикус так и не явился, он был занят, впрочем, как и всегда, когда дело касалось его старшей дочери. Зато, когда слегла Алекто, он всегда приходил к ней, они вместе читали книги, разговаривали, ей Кэрроу всегда покупал сладости, помогал всячески. Но эти времена давно прошли. Элизабет открыла глаза, кто-то заботливо положил на её голову повязку, смоченную зельями и водой. Прохлада, исходящая от неё, приводила в себя. Лиза оглядела комнату нетвёрдым взглядом, остановив взгляд на Флоренции, которая что-то перемешивала в стакане с водой, стоя у столика, на котором стояли всякие баночки и колбочки. Мадам Райли добавила в стакан какое-то зелье и, взяв его, подошла к Лизе. Она помогла ей сделать несколько спасительных глотков. Элизабет закрыла на некоторое время глаза, чувствуя, что ей становится легче. Она лежала так минут двадцать. Но вдруг вспомнила всё, резко открыв глаза, подняв голову и начав озираться в поисках своего ребёнка. — Где он, где мой малыш? — вопросила она, в упор уставившись на целительницу. Да, Лиза вспомнила всё. И разговор с Эми, и Беллатрикс, и долгие, мучительные роды. — Элизабет, послушай, — слишком мягко начала Райли, тщательно подбирая слова и садясь на край кровати. — Где. Мой. Ребенок? — выделяя каждое слово с неожиданной силой в голосе вопросила она. — Роды были тяжёлые, плод был в неправильном положении. Тебя чудом спасли, а вытащить с того света ребёнка оказалось невозможным, — очень тихо изрекла Флоренция, тщательно подбирая слова. Примерно полминуты стояла гробовая тишина, после чего комнату огласил громкий нечеловеческий крик. Элизабет пришла в какое-то безумие, она выгибалась, рвала на себе волосы, завывала раненым зверем. Райли начала её успокаивать, попыталась зафиксировать, чтобы Лиза ещё больше себя не изувечила, но какой там. В ней проснулась чудовищная сила. Элизабет с силой вырвала свои руки из цепкой хватки женщины и посмотрела на неё невменяемыми, покрасневшими глазами, в которых сияло самое настоящее безумие вперемешку с жуткой болью от потери. — Это она виновата, она! Ненавижу её, ненавижу! Да будь она проклята! Ненавижу! — будучи в невменяемом состоянии кричала Лиза, метаясь на кровати. — О ком ты, Лиза? — вопросила Флоренция, положив руку на плечо волшебницы. Та посмотрела неё прямо-таки звериным взглядом. Подобная перемена очень пугала. — Беллатрикс, — выплюнула Элизабет с ненавистью. — Это она сделала, она била моего малыша! — Успокойся, что ты говоришь, ты хоть понимаешь, в чём и кого обвиняешь? — спросила мадам Райли холодно. Лиза расхохоталась, дополняя столь красочную картину. Женщина кинулась к столику за зельем снов, чтобы успокоить девушку, которая её очень пугала своим поведением. Мисс Баркер всегда была слабой, спокойно и покладистой, такие метаморфозы точно не к добру. Флоренция подошла с зельем к кровати. — Выпей это, станет легче… — Нет, — прошипела Элизабет, скидывая одеяло и намереваясь встать. — Куда ты? — Я её убью. Задушу голыми руками, — чётко изрекла Элизабет, пытаясь подняться и повергая целительницу в ещё больший шок. — Она не будет жить, перестанет своим существованием отравлять Его жизнь, причинять Ему боль своей неверностью… — зло заключила Лиза. — О какой неверности ты говоришь? — нахмурилась Райли. — О, я поведаю вам, расскажу… — Элизабет оскалилась. Это смотрелось очень жутко, красивое, милое личико исказила жуткая гримаса. — Сонус! — раздался чёткий мужской голос со стороны двери. Элизабет в тот же миг свалилась на кровать как подкошенная, погружаясь в крепкий сон. В комнату быстрым шагом вошёл Рудольфус. Он был напряжён, подошел к постели и посмотрел в лицо Элизабет, которое вновь приняло привычное и невинное выражение. — Спасибо, — поблагодарила Флоренция. — Я не знала, как её усмирить, — как-то растерянно изрекла женщина. — Она, я так понимаю, уже знает? –спросил Лестрейндж у ведьмы. Та кивнула. — Как отреагировала? — Не так, как я думала. Ожидала слёз, но никак не этого. Это было похоже на самое настоящее безумие, — изрекла колдунья. — Да неужели? — с сомнением вопросил Рудольфус, накрывая Лизу одеялом. Райди кивнула. — За ней я не замечал ни вспышек гнева, ни ярости, ни ненависти, она на это неспособна… — Похоже, вы с женой открыли для неё эту сторону жизни… — Беллатрикс не трогала моего сына. Он умер в утробе, так сказал целитель, — проговорил Рудольфус. — Ты видел тело? — с сомнением вопросила целительница. — Нет, его похоронили на кладбище почти сразу, — отозвался Рудольфус. — Наблюдай за ней, чтоб не совершила глупостей… — с этими словами он удалился прочь из комнаты. — Остерегайся тихой воды, — задумчиво прошептала Флоренция, глядя в лицо спящей Элизабет. По её невинному лику нельзя было сказать, что ещё десять минут назад в её глазах пылало самое настоящее безумие.