Любовь слепа

***

      Наступил очередной прохладный вечер. В замке было довольно тихо. Элизабет, которая целый день бегала вокруг Асентуса, ни разу не присев, теперь вела подопечного в столовую. Мальчик шёл рядом с ней, что-то рассказывая на своем детском языке. Несмотря на то, что Лиза провела с ним больше года, она всё ещё многого не понимала из его лепета. Она помогла ребёнку спуститься по лестнице, после чего они обогнули несколько колонн, свернули в коридор и, наконец, остановились перед двустворчатыми дубовыми дверьми, которые были украшены золотистым узором. Элизабет заботливо поправила рубашку на мальчике, пригладила его тёмные кудри и с нежностью провела по смугловатой щеке, отчего Асентус звонко рассмеялся.       — Вы поглядите… Служанка проявляет ласку к чужому ребёнку, — послышался звонкий женский голос.       Лиза вздрогнула и медленно распрямилась, после чего повернулась к его обладательнице. Её голос она бы узнала из тысячи, впрочем, как и голос её супруга. Перед Лизой, в нескольких метрах от неё, стояла Беллатрикс, облачённая в тёмно-фиолетовое платье, которое выгодно подчеркивало её соблазнительные формы и идеальную фигуру. Тёмные волосы были распущены и копной спадали на обманчиво хрупкие плечи, струились по расправленной спине, они были подхвачены парой гребней в виде змей. Весь вид мадам выражал презрение, взгляд был тяжёл, в них таилась опасность, а ядовитая улыбка на алых устах делала образ более полным. Леди Беллатрикс сама напоминала змею. Она и была ей. Элизабет знала это как никто другой. Она поёжилась и отвела взгляд, поскольку боялась её до нервной дрожи, до слёз и крайнего ужаса. Никто не мог довести Лизу до такого состояния. Кроме неё. Убийцы ни в чём не виновного младенца, её ребёнка.       — Добрый вечер, мадам Лестрейндж. — Лиза неуклюже поклонилась, сгорая от унижения. Она была ниже по статусу, нечистокровной и бастардом, ко всему прочему она служила в замке Рудольфуса Лестрейнджа. А Беллатрикс… Она была госпожой.       — Добрый, — изрекла та, сузив тёмно-карие, почти чёрные глаза. — Прислуге, насколько мне известно, запрещается даже появляться на глазах у господ, не говоря о том, чтобы притрагиваться к ним и говорить с ними. — Беллатрикс выразительно посмотрела на притихшего Асентуса, который вцепился в тёмно-коричневую юбку платья Элизабет и испуганно глядел на свою тётку.       — Я присматриваю за ним, — возразила Лиза и тут же пожалела об этом. Она нервно проглотила вставший в горле комок, после чего бегло посмотрела в лицо Беллатрикс.       — Не смей мне возражать. Ты даже не знаешь основных правил для прислуги, одно моё слово, и Рудольфус вышвырнет тебя за пределы имения и благополучно забудет о тебе, — властно изрекла Беллатрикс.       Элизабет поджала губы. Она сама об этом знала, поэтому старалась лишний раз ни с кем из господ не пересекаться. Хотя у неё было большое желание встретиться с возлюбленным. Пусть между ними огромная пропасть из времени, предательства и статуса крови, Лиза, несмотря ни на что, всё ещё питала к нему странную привязанность, хотя и пыталась всеми силами от неё избавиться.       — Не думай, что постель моего мужа спасёт тебя в случае его гнева, — хмыкнула Беллатрикс, после чего протянула руку в сторону Асенутса, который хмуро глядел на родственницу, крепко прижавшись к ногам Лизы. — Идём, нам пора.       Мальчик посмотрел на Лизу, та кивнула, малыш взял Беллатрикс за руку, и они скрылись за двустворчатыми дверьми столовой.       — Простите, — пролепетала Лиза, низко опустив голову, чтобы нельзя было увидеть её покрасневшего от унижения лица. Она сгорала от обиды, но всеми силами держала себя в руках, боясь показать слабость и усугубить своё положение. Она давно знала, что слезами делу не поможешь, но после слёз становилось чуть легче дышать. Поэтому Элизабет старалась давать волю эмоциям в одиночестве, чтобы никто не видел её в таком состоянии. Она с силой сжала челюсти так, что скулы свело. Одному Мерлину было известно, как она её ненавидела, как желала ей смерти. Но ещё сильнее Лиза желала видеть её боль, страдания от потери единственного и долгожданного дитя, который для неё был абсолютно всем. Но увы. Детей у Беллатрикс не было.       Элизабет развернулась и пошла прочь. Она хотела уединиться в своей комнате, закрыться от целого мира, чтобы её никто не видел и не мог причинить боли. Её никогда никто по-настоящему не любил, кроме рано умершей матери. Всю жизнь, с самого детства Лиза мечтала о любви, чтобы у неё хоть кто-то был, чтобы она могла кому-то открыть свою душу, отдать сердце. Сначала Лиза пыталась привлечь внимание отца, но он её никогда не замечал, никогда не любил. Элизабет бесконечное количество раз задавала себе один и тот же вопрос: «Почему так? За что?» Разве Амикус имел право так поступать со своим ребёнком? Как отец — нет. А как наследник знатного рода — да. Элизабет поняла это только сейчас, её рождение было ошибкой, которую совершил её отец по молодости. Именно поэтому всё так сложилось. Сделай Карин Баркер аборт тогда, если бы исполнился закон о запрете бастардов, всё было бы иначе. Её никогда бы не было. Но увы. Она есть, она страдает от своих воспоминаний, от любви, что до сих пор таися в её истерзанном сердце, от одиночества и безысходности. Сколько бы Лиза ни бежала от себя, ни загружала бы себя делами, правда настигала её абсолютно везде. Вот и сейчас слова Беллатрикс, которую она люто ненавидела, задели за живое, раны, нанесённые любимыми мужчинами — отцом и Рудольфусом — вновь кровоточили.       Элизабет, погружённая в свои мысли, не заметила человека, идущего ей навстречу. По злой шутке судьбы это был виновник её бед, хозяин её дум и тревог. Элизабет налетела на него и, оступившись, упала на пол. Лестрейндж громко цокнул.       — Ты можешь не носиться по дому, как дикарь? — раздражённо вопросил Рудольфус, смерив её ледяным взглядом зелёных глаз. Лиза снова залилась краской и отвела взгляд. — Так и будешь сидеть на полу или соизволишь встать? — спросил он таким же тоном.       Лиза встала на ноги и низко опустила голову, боясь увидеть в глазах Лестрейнджа столь знакомое презрение к её персоне. В этот момент один из шрамов на её руке очень вовремя зачесался, Элизабет почесала его, тем самым привлекая внимание Рудольфуса. Он нахмурился, после чего резко перехватил её тонкую руку и посмотрел на запястье.       — Что это? — вопросил он строго, глядя на несколько крупных шрамов, которые исполосовали нежную кожу девушки. Лестрейндж взял вторую руку Лизы и оглядел её. Там все было так же. — Элизабет, отвечай, когда я спрашиваю, — приказным тоном изрек Рудольфус, встряхнув Лизу, которая внезапно с силой вырвалась и обратила на него полубезумный взгляд синих глаз, в которых стояла огромная нечеловеческая боль, страдания и безысходность.       — Не делайте вид, что вам интересно, — буквально прошипела она. — Вам всегда было плевать. Всегда. Даже когда она убила нашего ребёнка, даже когда я молила вас о пощаде после неудачного приворота…       Рудольфус был удивлён, это отразилось на его лице.       — Не смей со мной говорить в таком тоне, — строго припечатал он, думая, что это возымеет эффект, но нет. Лиза же улыбнулась, она выглядела как загнанный в угол зверёк. А что с ними случается, когда они загнаны в угол? Они начинают атаковать.       — А что вы сделаете со мной? Ударите, накажете, или возьмете силой? — вопросила она, глядя широко раскрытыми глазами на возлюбленного. Лиза хотела достучаться до него, рассказать о своем горе, о боли, о страшной тоске. Она надеялась, что, посмотрев в её глаза, Рудольфус всё поймет. Но нет, он ничего не понял. Впрочем, так было всегда.       — Что здесь происходит? — спросила подошедшая к ним Амелия.       Она посмотрела на бывших любовников и нахмурилась. Вид у обоих был мрачным. Но больше всего доставлял беспокойства внешний вид Лизы. Вернее, её глаза, в которых было слишком много боли и тоски, но вместе с этим в них была какая-то странная решительность.       — Всё в порядке, — буркнула Лиза и, поклонившись господам, ушла прочь.       Она быстро поднялась на этаж прислуги и, войдя в свою комнату, закрыла дверь. Элизабет зажмурилась, прижавшись любом к двери, к глазам подступали слёзы, но она усилием их подавила и подошла к широкому подоконнику. Взобравшись на него, Лиза посмотрела на ночное небо и с грустью потёрла шрамы на своей руке. Перед глазами замелькали безрадостные воспоминания, причиняющие страшную, нестерпимую боль. Полтора года назад. Элизабет вышла на небольшой балкон и положила руки на мраморные перила. Она посмотрела в ночное небо и глубоко вдохнула тёплый прибрежный воздух. Несмотря на январь, было тепло. Климат Ривьеры отличался от климата Великобритании, где всё было заметено снегом и стояли жуткие морозы. Да и на территории имения применялись какие-то чары, благодаря которым было довольно тепло днём, но не ночью, когда солнце скрывалось за горизонтом. Вот и сейчас на улице было прохладно, но Лиза не обращала на это внимания, хотя и была в ночной сорочке. Ей было абсолютно всё равно. Элизабет смахнула с глаз крупные слёзы и закусила истерзанную губу. Ей всё ещё было больно. Хотя прошло больше двух недель с того дня, как её малыш ушёл в другой мир. Лиза всё ещё видела перед глазами Беллатрикс, слышала её голос, который смеялся над ней.       Она мучилась от кошмаров, которые не оставляли её. В них была и Белла, и Карин, и её сын, и Рудольфус. Они всегда брали её, Лизу, в кольцо и смеялись над ней, говорили о том, какая она глупая и слабая, они толкали её, а после всегда к Лестрейнджу подходила та самая девица, с которой он был после смерти их ребёнка. Они начинали целоваться, а остальные герои кошмара громко хохотали при этом.       Элизабет закрыла глаза, приложив ко лбу холодную руку. Она никака не могла выплыть из этого бездонного тёмного омута, в котором тонула без надежды на спасение. Лиза вернулась в свою комнату, подошла к столику, на котором стояла бутылка какого-то вина. Её Лиза позаимствовала на кухне тайком от экономки и прислуги имения. Элизабет наполнила тёмно-бордовой жидкостью бокал и отпила из него. Алкоголь был неприятного вкуса. Но Элизабет даже не поморщилась, ей было всё равно, она хотела забыться, успокоиться, чтобы не было этой страшной боли в груди. Где-то она слышала, что алкоголь помогает забыться.       Через полчаса мисс Лиза сидела в кресле перед камином и слезящимися глазами смотрела на яркое пламя. Да, разум был затуманен, слёзы больше не сдерживались. Она всхлипнула, после чего отставила бокал. Элизабет знала, что нужно делать. Шатаясь, она добралась до ванной комнаты, включила сразу несколько кранов, после чего подошла к зеркалу, сняла его и разбила. Наклонившись, она взяла один крупный осколок, после чего добралась до ванной, которая уже наполовину наполнилась.       Элизабет забралась в неё и легла, закрывая глаза. Страха не было. Была только боль. Она хотела это прекратить. Она хотела забыть.       Затуманенным взором Лиза посмотрела в потолок, по её щекам текли слёзы, она слезящимися глазами посмотрела на свою руку, на осколок, который сжимала. Стиснув ладонь, Лиза ощутила боль и застонала. Поднеся острое стекло к запястью, она несколько раз с силой полоснула по руке, закричав от боли. Боясь отступить, Элизабет проделала то же самое с другой рукой. После содеянного она выкинула стекло на пол и откинулась на бортик ванной. В руках была боль и дискомфорт, Лиза опустила израненные в ванну, не глядя на воду, которая окрашивалась в ярко-красный цвет. Вместе с кровью из неё утекла и жизнь. И это было прекрасно.       Элизабет мрачно улыбнулась. У неё тогда ничего не вышло. Эми очень вовремя пришла её проведать, спросить, как она устроилась. Лестрейндж обнаружила Лизу в таком невменяемом состоянии, вызвала врача, который оказал ей медицинскую помощь, дал успокоительные лекарства, на которых Лиза сидела потом ещё около двух месяцев. После этого Элизабет был серьезный разговор с Амелией, которая поняла её чувства и освободила от обязанностей няни до полного восстановления сил. Но разве можно полностью восстановиться после подобного? Нет, нельзя. Раны на коже затянутся, а на душе — нет. Они с ней навсегда.       Элизабет встала с подоконника и подошла к постели, желая провалиться в сон. На сегодня её обязанности закончены, она может отдохнуть. Элизабет переоделась в ночную сорочку, залезла под тонкое одеяло и взяла книгу — новый любовный роман.       Ночью Лизу разбудил какой-то гул. В коридоре кто-то сновал туда-сюда. Съедаемая беспокойством, она взяла волшебную палочку и вышла в коридор, буквально столкнувшись с экономкой замка — Урсулой, которая была крайне бледной и напуганной.       — Что случилось? — вопросила Лиза, глядя в зелёные глаза начальницы.       — Сэр Лестрейндж желает тебя видеть, — сухо проинформировала женщина, заставив Лизу побледнеть. — Я буду тебя сопровождать до главных покоев.       — Зачем? — вопросила Элизабет, напрягаясь. Она совсем ничего не понимала. Вряд ли он соскучился по ней. Тут что-то иное.       — Этой ночью мадам Беллатрикс Лестрейндж была отравлена, — изрекла мисс Гамп, поджав губы. Элизабет побледнела. Не может быть, кто рискнёт вытворить подобное?       — Как такое вышло? — вопросила она, возвращаясь в комнату и беря в руки простую чёрную мантию. Она накинула её на хрупкие плечи и вышла в коридор. Обе направились к главным покоям.       — Не знаю, госпожу нашли в её покоях, рядом с кроватью, она, видимо, проснулась от боли, попыталась встать, но упала, к счастью, мадам успела вызвать домовика, — едва слышно выдавила управляющая, зажав рот рукой. — Когда я вошла, я едва не лишилась от страха чувств: госпожа лежала в луже своей крови, на животе, из закрытых глаз, ушей и носа текла кровь, а её рот был наполнен кровавой пеной, — с ужасом поведала женщина, Лиза дёрнулась от ужаса. Ей было жаль Беллатрикс, как бы она её ни ненавидела. Она все-таки была его любимой женщиной. — К счастью, мадам жива, но она очень слаба. Её отец в ярости, впрочем, как и муж. Он будет лично допрашивать прислугу…       Лиза дёрнулась, замерев. Этого ей только не хватало. Она до ужаса боялась Рудольфуса, когда он был спокоен, вернее, опасалась. А сейчас он в гневе. Лиза как никто другой знала, на что он способен в подобном состоянии.