Biri-biri, how do you feel?

      Холод, тяжесть, пустота. Три ощущения, крепко засевшие где-то в средостении. Когда он ощущал это в прошлый раз? Ах, точно, когда ему было девятнадцать. Мать тогда умерла. Это сколько ж лет прошло? Шестьдесят два минус девятнадцать... Сорок три года. Что с ним тогда творилось? Студент без семьи и друзей (отец не в счет, отношения были с ним ужасные), в чужой стране, объект травли "элиты" всего курса. Утешение нашлось в марихуане и кое-чём потяжелее. Тогда все сгибы локтевые исколоты были. И, как на зло, отец, чтоб его черти драли, заявился к нему с какими-то претензиями. Не пожалел же денег на перелёт из Германии аж в Лос-Анджелес. Надо было прятаться, прятался где мог. Кололся, курил, курил траву. Рушил свой потенциальный красный диплом... Стоп, а как он выкарабкался? Диплом-то был спасен, репутация и здоровье тоже... Кто-то помог? А, да, точно. И как забыл? С очередной дозой его застал однокурсник. Другой факультет, совместные лекции. Алан Эйс, вспомнил имя. Искал что-то, что его девушка потеряла, набрел на морально падающего. Алан протянул руку помощи, стал настоящим другом. Социализировал, заставил преодолеть ломку, херову тучу проблем. Называл себя старшим братом. Не отвернулся даже когда он за гремел в тюрьму. А потом жизнь круто повернулась. Восемнадцать лет про Алана ничего неизвестно.       Глоток из почти пустой бутылки. Сейчас некому оградить его от падения. Никто не поможет. Кому нужен одинокий уродливый старик? Джозеф просто сопьется. И умрет как алкоголик. Жить-то уже нет смысла. Джозеф... Джозеф Хиггинс. Это имя чужое, и живет он по чужому паспорту. А свое имя у него какое? Глоток, горло жжет. Забыл. Думай, старый пень. Родился Германии, родители тоже. Стало быть, он немец, и имя соответствующее. Это было что-то банальное, распространённое. Встречающееся на каждом углу. Ничего необычного вроде имени Агидиус, нет. Что-то совсем простое. Фриц? Ганс? Франк? Нет, не то. Ролф? Близко, но нет... Что-то на букву Р... Ри... Рихард, ну конечно же! Рихард Энгель Тиер. Старый мудак, совсем память ни к черту, что за хрень? А, ну точно, алкоголь и три чуватва в средостении. И некому заставить его оклематься.       Совсем один, с бутылкой. Пальцы скользят по небритым щекам, по широкому шраму, поперёк пересекающему лицо. Ну почему мозг не хочет забывать то, что причиняет боль? Бурная молодость. В своей новой жизни, благодаря Алану, он был хорошим специалистом, привлекательным парнем, бабником. Потом попытка правительства избавиться от неугодных, и от него тоже. Там встретил женщину. Черт, почему так больно? Они недели три жили в полевых условиях под одной крышей. Любовь с первого взгляда? Сколько он сделал, чтобы привлечь её. Это казалось бесполезным, но всё же сработало. Ей было двадцать семь, ему двадцать пять. Девственница, и он спас её от изнасилования. Прямо там, у грязной стены, на деревянных ящиках, был их первый секс. Потом эксперименты правительства, новоприобретённые уродства. Побег. Она могла уйти одна, но не стала. Спасла его. Шизофреник и психопатка, та ещё парочка. Дохрена лет на стыке двух реальностей, армады выпотрошенных людей. Все смазанно. Столько лет вместе. Грубоватая забота, никаких слов любви. Ни разу не сказать, но доказать. Возвращение человеческого облика, жизнь по чужим документам... А теперь...       У неё с детства была эпилепсия. А в последний раз был кошмар. Они занимались сексом - ну куда в из возрасте - припадок, остановка сердца. Мэри Айден ушла из жизни быстро, оставив после себя терабайты ранящих воспоминаний. Три дня назад. На третий день делают аутопсию. Он с трудом выбил себе право присутствовать. Зачем? А хрен знает. В её теле осталось чертовски много электроники. Найдут ведь, вскроется всё. Хотя, плевать. Уже не важно.       В университете Рихарду посчастливилось побывать на вскрытии. Не впечатлило. А сколько раз он наблюдал, как Мэри потрошит жертв по Шору... И его научила, сам даже иногда это делал. И ничего, ни капли жалости, страха, отвращения. Вообще ничего. В этот раз по-другому. Он точно знал, в какой последовательности будут делать вскрытие. Знал, что увидит. Теоретически, он был готов. А по факту - нет. То, что он столько раз видел и делал с посторонними людьми, было омерзительно и страшно. Руки начали дрожать, когда патологоанатом рассёк скальпелем труп. Тело, что ещё недавно было живым, его смыслом жизни. Длинная рана. Ограны, более ничем не удерживаемые, медузообразной синюшной массой медленно вылезли из тела. Не полностью, только краешки, но уже гадко. С хрустом пилится грудная клетка, извлекается органокомплекс. Вот и всё. Электронная начинка тела найдена. Патологоанатом и присутствующие студенты удивлены. Они начинают с особым усердием ковыряться в трупе, находя все больше и больше. Они точно никогда такого не видели.       Трепанация. Некогда очень умные мозги грубым движением достают из черепа... Он не выдерживает. Быстрым шагом выходит, блюет у ближайшей мусорной корзины. Это омерзительно. Как вообще можно это выносить? Как они сами когда-то это делали?       Сшивать жертв обратно им никогда не требовалось, поэтому Рихарду уже не было известно, что во время похорон труп был не трупом, а набитым тряпками куском человечены. Интересно, что сказала бы cама Айден? Родственников у людей, под чьими именами они жили, не было. Друзей тоже. На работе уж подавно. На похоронах был лишь он сам, местный католический священник да рабочие, в чьи обязанности входит донести, опустить гроб в могилу и закопать. Ради такого дела Рихард не пожалел тех денег, что были отложены на какое-то совместное развлечение. Белый гроб, белые лилии. И платье. Красное, длинное, вечернее. Всегда хотел увидеть ее в красном, но не случилось.       Спустя две недели Джозеф Хиггинс, будучи под действием алкоголя, ввязался в пьяную драку был убит ударом ножом в область сердца.