Один на один (Update!!!)

Италия, остров Сицилия, Изола-делле-Фемини. Ночь на 2 октября 1963 года. В дальней, наименее шумной части казино, в роскошном кабинете зажужжал зуммер телефонного аппарата и замигал индикатор вызова внутренней линии. Сидевший за письменным столом мужчина раздражённо вдавил клавишу: — Я просил пока меня не беспокоить! — Синьор Джузеппе, у нас проблемы в четвёртом зале. — Опять кто-то буянит? Так угомони их, если надо, пригласи проветриться, но вежливо и с улыбкой! Что, это я тоже должен объяснять?! — Никто не буянит... То есть навеселе, конечно, но дело не в этом. Похоже, к нам опять подослали шпика. — Так бы сразу и сказал, — буркнул хозяин кабинета, мгновенно насторожившись. Строго говоря, он не думал, что после случая полугодовой давности их решатся снова побеспокоить, но, видать, в полиции засел какой-то очень честолюбивый тип. Или тот, кого ещё не вразумили дядюшкины намёки. — Сейчас буду, жди на входе в зал. Через пять минут Джузеппе Санджиовезе, приветливо улыбаясь веселившимся гостям, уже пробрался сквозь шумный водоворот и был встречен начальником охраны Анжело Кастриконе, в котором за милю угадывался бывший полицейский. Даже приличный костюм не мог скрыть специфической выправки, а с привычкой держать руку на бедре он будто родился. — Кто? — тихо спросил Джузеппе. — Вон тот смазливый брюнет у покерного стола, в синем костюме и с золотым перстнем на мизинце левой руки. — И что это за птица? — Если верить бумагам, Эдуардо Воланте, сын и наследник владельца банка «Итали Кредит» в Чикаго синьора Пьетро Воланте. — Ты звонил в Чикаго? — Рабочий день в банке закончился, а чтобы решиться побеспокоить синьора Воланте в кругу семьи, основания нужны очень веские, и подобное не в моей компетенции. Если верить одному из моих людей, Орландо Скетти, он видел этого человека несколько дней назад в нашем казино под другим именем. Если не ошибаюсь, Леон Реган. Орландо обратил на него внимание потому, что тот усиленно заигрывал с одной дамой. Из тех, за которыми мужья просят нас приглядывать особо, ну вы знаете. — За кем, за Гретой? — Нет, за графиней Виолой де Карли. Джузеппе задумался, внимательно изучая Наполеона издали, а затем изрёк: — Но этот франт совершенно не похож на шпика! Ты видел когда-нибудь, чтобы здешний шпик носил сшитые на заказ английские костюмы? Такое им не по карману даже с учётом нашей помощи… Он один? — Нет, с женой. Симпатичная брюнетка в коротком серебристом платье и сапожках, вон она сейчас у барной стойки, а недавно у рулетки щебетала с кем-то на скверном итальянском. Тёмные глаза Санджиовезе прищурились, вглядываясь в Габи, действительно угощавшую выпивкой компанию молодёжи. — Не хотелось бы компрометировать всё дело, и если бы не наши гости, я подождал бы окончания вечера. Орландо уверен, что видел этого Воланте, или как там его… Регана? Анжело утвердительно кивнул. — Я не решился бы вам докладывать, не разобравшись предварительно сам, — решительно сказал он. — Да, он уверен. Мы аккуратно поспрашивали тех крупье, кто временно отдыхает. По субботам у нас всегда народа полно, но этого типа ещё Эрик вспомнил. Тогда никакой жены при нём не было. — Бери пару-тройку ребят, — скомандовал Джузеппе, — и вежливо, без суеты, шума и пыли проводи гостя ко мне в кабинет, я с ним побеседую. И жену его тоже пригласи. На случай, если окажут активное сопротивление, держи наготове бригаду очень скорой помощи. Кстати, как они сюда попали? — Приехали из Палермо. Водитель-охранник вместе со всеми остальными отдыхает в пристройке рядом с «Эгретто». — Ну, охранника-то вызвать сюда проще простого. Скажи, что Воланте просит подойти, им, дескать, крупный выигрыш выпал. Действуй! Получив приглашение поговорить в кабинете, Наполеон мгновенно просёк, что «простое задание» становится очень непростым, и вооружился своей лучшей маской игрока в покер. Особенно когда увидел, что к нему присоединилась и Габи. Разумеется, вычислить её было несложно, однако возникал вопрос с Угрозой. Если и его сейчас сюда вызовут, а сбегать он при любом раскладе не будет, пока не разберётся в ситуации, значит, влипли они по-крупному. Охранники, под свободными форменными куртками которых угадывались пистолеты, пропустили их в просторный, богато декорированный кабинет с мебелью красного дерева, обтянутой молочного цвета кожей. Такое количество бьющей в глаза роскоши, позолоты и сверкающего хрусталя Соло до сих пор видел лишь в королевских резиденциях; особенно его поразили чеканные золотые — или позолоченные, чёрт их разберёт, — подстаканники для тумблеров. Уже знакомый агентам А.Н.К.Л. хозяин кабинета стоял у стола, опёршись о него бедром и скрестив руки на груди, и не сводил пристального взгляда с Габи и Наполеона. Если бы Наполеон не знал, кто перед ними, то принял бы этого брюнета с зализанными волосами, слишком, пожалуй, длинными для мужчины, за банального клубного завсегдатая и любителя пустить деньги на ветер лишь для того, чтобы полюбоваться красотой их полёта. Однако глубоко посаженные, непроницаемо-тёмные глаза выражали всё, что угодно, только не стремление бездумно радоваться жизни. Оценив управляющего «Еленой», Соло решил пойти в атаку первым. В конце концов, именно так поступил бы ни к чему не причастный избалованный отпрыск американского миллионера, родившийся с серебряной ложкой во рту. — Я слушаю вас, синьор Санджиовезе, — нагловатым тоном вопросил он, — и сам надеюсь, прежде всего, услышать ответ на вопрос, по какой причине вы оторвали нас с женой от развлечений. Или это ритуал посвящения для новых членов клуба, о котором нас забыли предупредить? — Синьор Воланте, я, безусловно, принесу вам свои глубочайшие извинения, как только мы кое в чём разберёмся, — английский язык Джузеппе был безупречен. — Для начала, не будете ли вы так любезны продемонстрировать содержимое ваших карманов? Наполеон издевательски поднял брови: — Синьор, вы шутите? — Нисколько. Карманы, будьте добры, — Джузеппе свистнул, в кабинет вошёл Анжело и встал позади хозяина. — Или мне приказать охране вас обыскать? Соло пожал плечами и мученически закатил глаза. К счастью, ничего предосудительного в карманах у него не было. А вот у Габи в сумочке находился маячок, хитро запрятанный Курякиным в патрончик с губной помадой… Он не спеша выложил на стол бумажник, пачку сигарет «Кент», кучку мелочи и фишек из казино, пачку бумажных салфеток, вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и добавил сверху две упаковки презервативов. Джузеппе, не мигая, обозрел этот обычный набор, который можно встретить в карманах любого мужчины, а затем покрутил в пальцах презерватив: — А это вам в казино зачем? Соло подмигнул ему, расплываясь в ухмылке: — Знаете, мы с Сабиной такие затейники… — Допустим, — Джузеппе сохранил каменное выражение лица. — Могу я попросить вашу жену показать содержимое её сумочки? — Вы забываетесь, синьор Санджиовезе! — грозно нахмурившись, возвысил голос Наполеон. — Кто дал вам право так обращаться с моей супругой? Она что-то украла? Габи успокаивающе положила ладошку ему на плечо. — Да пусть хоть все глаза проглядит, дорогой! — миролюбиво сказала она. — Похоже, нас обманули, и тут не клуб, а какое-то сборище анонимных параноиков. Не знаю, как тебе, а мне что-то расхотелось иметь с ними дело. Поэтому… Заберите свои чёртовы подарки!!! — девушка неожиданно взорвалась, как фурия, и швырнула в лицо Джузеппе сумочку-ридикюль с вензелем. Тот вовремя пригнулся, а ридикюль шлёпнулся в стену, отскочил и упал на пол; Анжело поспешно нагнулся за ним. — Сюда глядите, — на стол посыпалось барахло из перевёрнутой дамской сумки, — да повнимательнее, может, я у вас по забывчивости шоты из-под драмбуйи прихватила! И она обеими руками разворошила груду орешков, конфеток, косметики, бумажных купюр, оторванных листков с какими-то записями, салфеток, фишек и прочих дамских бебехов. Помада немедленно откатилась в сторону, из раскрывшейся пудреницы вырвалось облачко пудры, бумажки разлетелись во все стороны, как и купюры. Джузеппе машинально обернулся, собирая их с кресла, воспользовавшись занятостью обоих противников, Габи толкнула блестящий патрончик помады так, что тот с еле слышным стуком свалился на толстый ковёр, и подпихнула его носком сапожка под тумбу стола. Соло мысленно зааплодировал — до того искусно это было проделано. Теперь при них ничего не найдут. Пожалуй, они выкрутятся. Джузеппе рассмотрел поднятые с пола и кресла листки, изучил бумажник Соло, в котором, разумеется, ничего компрометирующего тоже не оказалось, и бросил Кастриканте лишь одно слово: — Проверь! Тот положил ридикюль на стол и вынул из-за пазухи небольшой прибор, в котором агенты тут же узнали детектор электронных устройств. Быстро проведя антенной вдоль тел уставившихся во все глаза на якобы незнакомое им устройство Наполеона и Габи, начальник охраны отрицательно качнул головой. — Готов принести вам искренние извинения, синьора Воланте, — поклонился управляющий. Габи презрительно фыркнула и высокомерно отвернулась. — Но вот к вам, синьор Воланте, у меня вопрос. Как вас, собственно, зовут? — Дорогая, ты права, — преувеличенно ласково сказал американец, и на его выразительном лице застыла гримаса безграничной снисходительности, будто перед ними было дитё малое. — Но они, кажется, не только параноики, но и дураки. Синьор, у вас в руках мой бумажник, а в нём водительское удостоверение. Вы читать умеете? — А вы умеете, мистер Реган? — бросил впившийся взглядом в лицо Наполеона Джузеппе. — Именно под этим именем вы пришли сюда неделю назад. Не будете ли вы так любезны прояснить этот момент? Могу пригласить сюда охранника, который вас прекрасно запомнил. «Вот это номер!» — бухнуло в голове Соло, никак не ожидавшего, что он произведёт такое неизгладимое впечатление на охрану. — И, думаю, если спросить графиню де Карли, она вас тоже узнает. — Что-о-о?! — вспылила Габи и влепила «мужу» такую пощёчину, что тот, ахнув, подавился ответной репликой, а Санджиовезе оторопел. — Значит, это ты сюда, скотина такая, направился, а вовсе не на деловую встречу по просьбе отца?! Бабник! Юбочник! Могила по тебе плачет! — и она вдобавок хрястнула Соло по голове пустой сумкой. — Да был я на встрече, был! — защищая рукой голову от вторично прилетевшей сумки, завопил он, подыгрывая. Габи точно заждались в Голливуде. — Мы просто быстро закончили! Прости, милая, я не думал, что ты так расстроишься… — Прощу, когда ад замёрзнет! — не собиралась успокаиваться Габи. Словно растрепанный воробей, она наскакивала на мужчину, который был выше её почти на полголовы и вдвое шире в плечах. — Чем ты вообще думаешь? Скажите, синьор Санджиовезе, ведь эта женщина наверняка замужем? Тот, несколько выбитый из колеи «супружеской» ссорой, кивнул. На поясе у Анжело пискнула рация, и он взглядом испросил разрешения покинуть кабинет. Джузеппе махнул рукой, шеф охраны удалился, но перепалка и не думала заканчиваться. — Я так и знала, так и знала! Чего тебе неймётся, а? Тебя же уже однажды хорошенько проучили, я-то полагала, что до тебя хоть что-то дошло…! Звук открывшейся двери прервал разгорающуюся всё больше склоку. — Синьор управляющий, мы доставили третьего, и есть кое-что интересное. Разом примолкшие агенты переглянулись, но Соло не забыл показательно изумиться: — Дорогая, ты тоже решила несколько оживить наши отношения? Ну, если тебе удалось пригласить в нашу компанию доктора Килдера, я только за! — Он-то, по крайней мере, не то что ты… — упёрла руки в боки Габи, но тут Анжело с охранником втолкнули в кабинет Курякина. Выглядел тот достаточно мирно, и никто из сопровождающих не носил следов схватки. Илья молча поклонился «супружеской чете», подчёркнуто игнорируя хозяина кабинета. — Фи, мой личный шофёр! Я разочарован… — не преминул поморщиться Соло. — А он зачем здесь? — Вопрос разумный, — подхватил Джузеппе, опираясь руками на стол и окидывая русского внимательным взглядом сузившихся глаз; он явно сделал какие-то выводы уже по первому впечатлению. — Что у тебя, Анжело? — Передатчик армейского натовского образца в машине, — кратко доложил тот. — Стационарная установка, дальность до 15 километров, в багажнике выносная антенна, неактивна, поэтому выдирать мы её пока не стали. — Та-а-ак, — протянул управляющий, — что-то ваша компания, синьор Реган-Воланте, вызывает во мне всё больше и больше подозрений, в особенности вот этот коммандо! — он указал подбородком на внушительно выглядевшего Курякина. — В наручники и обыскать его! Всё как-то стремительно летело к чертям, однако по вскользь брошенному взгляду Ильи Наполеон понял — напарник пока не считал положение безвыходным. Кастриканте выглянул за дверь, сделав кому-то знак рукой, и в кабинет ворвались ещё трое в чёрной униформе, наставившие на Курякина оружие — у двоих пистолеты «беретта», у третьего короткоствольная двустволка лупара . Его быстро обыскали, затем усадили на стул и мгновенно защёлкнули наручники, заведя руки за спинку. На столе перед Джузеппе оказалось немногое — «вальтер р38», металлический портсигар со знакомой Соло массивной зажигалкой, бумажник; ко всему этому Анжело добавил ключи от «Бентли». — Могу объяснить, — невозмутимо проговорил Илья, в упор разглядывая хозяина кабинета, словно не сидел со скованными руками под прицелом четверых, а если считать и Джузеппе с Анжело, то шестерых охранников. — Если вы расположены слушать. — Ну? — Наедине. Дела моего хозяина не терпят огласки. Джузеппе показал глазами на ноги пленника. Очевидно, приказ в вербальном подтверждении не нуждался: шеф охраны сковал второй парой наручников лодыжки пленника, передал ключи хозяину кабинета и вышел вслед за своими подчинёнными, плотно прикрыв дверь. — Я весь превратился в слух и зрение, мистер Эржи. — Мистеру Эдуардо об этом лучше тоже не знать… — Э, нет, так не пойдёт. — Как скажете. У меня есть чёткий и ясный приказ: в случае каких-либо проблем у мистера Эдуардо немедленно связаться с доверенным лицом синьора Пьетро или с ним самим. Этот автомобиль собран по его заказу. В наступившей тишине смешок Габи прозвучал весьма неожиданно. — Ай да свёкор, вот это я понимаю! Я-то гадала, почему мужа в Неаполе в каталажку не засунули, когда он там в казино отличился, да и в Генуе такой шикарный дебош учинил, а с него опять всё, как с гуся вода… Ведь это синьор поспособствовал, да, Эржи? — Постойте, — пришёл в себя «Эдуардо», — какого чёрта?! Папочка приставил ко мне няньку? — Можно подумать, она тебе не нужна! — отбрила «жена». — Да если б не предусмотрительность отца, ты бы, хрен собачий, из полицейских участков не вылезал или тебя давно прикончил бы кто-нибудь из обманутых мужей! — А если я позвоню в Чикаго? — раздался холодный голос Санджиовезе. — Вам придётся ждать почти пятнадцать часов, чтобы сделать это… безнаказанно, — столь же холодно отчеканил Илья и улыбнулся той своей улыбкой, которая совсем не касалась глаз, — или позволить мне воспользоваться каналом связи в машине. — Есть и третий вариант, — синьор Джузеппе умел держать удар. — Это может сделать мой дядя по своей инициативе. Пожалуй, так мы и поступим. Он поднял трубку, не сводя глаз с пленника и держа его, на всякий случай, под прицелом его же «вальтера». — Ванесса, разбудите синьора Агриппу, — произнёс он на родном языке, но поняли его все присутствующие. — Дело срочное. Сколько? Около получаса? Хорошо, жду звонка. И он положил трубку: — Ну, придётся немножко подождать, пока сиделка разбудит дядюшку. Он человек пожилой, принял снотворное и уже давно отошёл ко сну. — Курить я хотя бы могу? — спокойно спросил Курякин. «Нашёл время!» — чуть не вырвалось у Наполеона, понимавшего, что через полчаса, максимум через час, их не спасёт уже никто и ничто. При мысли о том, во что его живот может превратить один-единственный выстрел из лупары, он поёжился. — Не возражаю, но уж, извините, наручники не сниму до прояснения ситуации, — Джузеппе раскрыл портсигар, намереваясь вытащить сигарету. Внезапно брови его нахмурились, а глаза стали колючими. — Да вы полны сюрпризов, мистер Эржи. У вас очень любопытные сигареты, в особенности те две, что лежат отдельно. Что вы в них прячете, хотел бы я знать. Наркотики? Или жучки? Итальянец сделал шаг вперёд, впившись тёмными до черноты глазами в сидящего на стуле Илью; теперь между ними оставалось не более полутора метров. Не спеша вынув из портсигара одну сигарету, управляющий бросил металлический прямоугольник на стол, понюхал набитый табаком цилиндрик и стал осторожно прощупывать его кончиками пальцев, то и дело пытаясь слегка согнуть. Что происходит, Наполеон не понимал, но инстинктивно напрягся и стиснул руку «жены» — он нутром чувствовал, что надо быть готовым к неожиданностям. В следующую секунду в сигарете что-то еле слышно хрустнуло, и Джузеппе отдёрнул руку, изумлённо глядя на испачканный красным указательный палец. Слизнув выступившую кровь, он осмотрел сигарету, потрясённо прохрипел: «Матерь Божья...» — и начал безмолвным мешком оседать на пол. Илья выбросил скованные ноги, словно гимнаст, выполняющий упражнения на коне, и поймал ими падающее тело, чтобы оно не рухнуло с грохотом, а Наполеон, мгновенно догадавшийся, какую цель преследовал напарник, ринулся на подмогу и подхватил Санджиовезе. — Ключи от наручников, быстро, — прошептал Илья. Аккуратно опустив хозяина кабинета на ковёр, Соло мигом вытащил из кармана его брюк ключи и сноровисто разомкнул обе пары наручников. Габи, не забыв выудить из-под тумбы помаду-маячок, поспешно сгребала со стола в сумку всё без разбора; Илья успел выхватить из кучи лишь свои бумажник и зажигалку. Дальнейшее было делом несложным. Спрятав Габи в оконной нише, Курякин притаился рядом с дверью и, пока Соло с воплем ронял со стола массивную бронзовую лампу, методично и без шума расправлялся с врывающимися в дверь охранниками, начав, само собой, с синьора Кастриканте. Когда на полу, как цыплята в рядок на прилавке, в бессознательном состоянии лежали четверо, Габи обеспечила всех наручниками, а мужчины посрывали с них галстуки и соорудили кляпы. Управляющий забот не потребовал — он уже давно не дышал. — Где машина? — вполголоса спросил Соло у Курякина, отирая пот со лба и оставив на будущее разгадку тайны любимых сталинских сигарет «Герцеговина Флор». — Надо немедленно сматываться из этой «Осени», пока нас зима не прихватила, и Бог с ним, с заданием! — А вот и не Бог! — заспорила Габи. — Мне кажется, я догадалась, в чём фокус… — Не сейчас, — оборвал её Илья. — Они отогнали машину на служебную парковку позади «Эгретто». — Знаю! — выпалила девушка. — Туда есть выход из салона, с нижнего технического этажа, где раздевалки персонала, прачечная и автоклавная! Самый короткий путь отсюда в «Эгретто» — через галерею. Илья, которого в кабинет управляющего этим путём и провели, ориентировался прекрасно, и все трое — Соло предусмотрительно запер кабинет снаружи и сломал в замочной скважине ключ — улыбаясь и не забывая радостно вторить весёлым возгласам разгулявшихся посетителей, скорым шагом направились к цели. В обычное время Наполеон заинтересовался бы множеством девушек в мокрых купальниках и мужчин в плавках, то и дело выбегавших через распахнутые стеклянные двери бассейна. Попрыгав на прохладном воздухе или подзарядившись глотком превосходного шампанского, гости с восторженным визгом и воплями ныряли обратно в бассейн, отчего казалось, что в эту ночь в нём резвилась стая дельфинов. Илья покачал головой и пробормотал что-то вроде: «А вот при минус двадцати шести эффект ещё более…» — но в этот момент Габи ухватила его за руку и указала на уходившие вниз ступеньки лестницы. Им нужно было всего лишь спуститься на один этаж, миновать коридор, плавной дугой огибавший чашу бассейна, и выйти к поджидавшему автомобилю, как вдруг прямо перед носом шедшего впереди Курякина открылась какая-то дверь, и агенты с разгона налетели на двоих выходивших оттуда людей. Они не походили ни на гостей, ни на персонал, и одежда на них была самая обычная, гражданская, а не чёрная униформа охранников, но по тому, как мгновенно принял боевую стойку Илья, Соло понял — что-то не так, и только потом заметил бронежилеты под лёгкими куртками. Схватка была молниеносной, жестокой и поначалу тихой. Ни секунды не мешкая, не сомневаясь, не задавая вопросов, Курякин вогнал одному мужчине в глаз его же собственный нож, выдернутый из прикрытых курткой поясных ножен. Второй столь же молниеносно выхватил пистолет с глушителем, но русский, по-прежнему не издавая ни звука, перехватил оружие левой рукой, а правой резко и сильно ударил противника в горло, метя в кадык, и тот захлебнулся кровью. Это до того не походило на то, как «работал» Илья с охраной казино — не считая убитого управляющего, но там явно была какая-то хитрая ловушка, — что Наполеон толкнул Габи к стене, поспешно нашаривая в её сумочке курякинский «вальтер». — Бегите к машине, — не оборачиваясь, вполголоса сказал Илья; он отступал дальше по коридору, прикрывая напарников и держа наготове отобранный пистолет. — Это не охрана! «А кто?» — хотел было спросить Соло, но опять-таки благоразумно подумал, что все вопросы можно задать и потом. Он понёсся с «вальтером» в одной руке и поторапливая Габи другой, когда услышал сзади какой-то сдавленный возглас и на бегу оглянулся. Из открытой двери выскочили ещё двое. Бронежилеты поверх простых чёрных футболок, ботинки на бесшумной подошве, набедренные «платформы» с каким-то снаряжением, SAS -овские береты. Кем бы они ни были, они точно были много опаснее охраны. Илья попятился, угрожающе подняв пистолет, когда один коротко замахнулся — и Курякин еле увернулся от метко брошенного ножа, глухо отрикошетившего от стены. Подобрав этот нож, он так же быстро метнул его обратно с колена и раздавшийся вскрик показал, что бросок достиг цели. — Быстрее! — от возбуждения Илья перешёл на русский язык. — Не ждите меня! Оставался один поворот и спасительный выход на парковку, но Наполеон решил твёрдо: без напарника автомобиль с места не тронется. Он уже сворачивал за угол, приготовившись скомандовать сесть за руль вырвавшей у него руку и нашедшей в сумочке ключи Габи, как вдруг её швырнуло к нему в объятия так, словно девушку пнули в спину. Он машинально подхватил Габи и ощутил, как лёгкое тело тяжелеет прямо на глазах и норовит выскользнуть из рук. Ещё не понимая, что произошло, он затащил её за поворот, чувствуя, что правая рука наткнулась на какой-то твёрдый предмет, торчавший из спины Габи пониже лопатки, и что по этой руке заструилось что-то тёплое. Глядя в широко распахнутые карие глаза, Соло опустился на колено. Силясь что-то сказать, Габи внезапно обмякла, уронив голову ему на плечо, и ключи от машины звякнули, выпав из разжавшихся пальцев… Так и нашёл их Илья, вылетевший из-за угла через несколько секунд, и Наполеон заметил, как вмиг сбежали краски с его лица, так, что даже беловатый шрам у виска стал неразличимым. Илья на мгновение повернулся и выпалил из пистолета за угол, а потом снова взглянул на Габи: — Жива? — Пока да, — коротко ответил Соло, приложив пальцы к шейной артерии. — Значит, сердце нож не задел, — глядя на стремительно расплывавшееся по серебристому платью алое пятно, сказал Илья. — Но если не доставить срочно в больницу, она умрёт. — Без тебя не уеду. — Уедешь, и как можно быстрее, — безапелляционно произнёс Илья. — Это наёмники, солдаты удачи! Понятия не имею, что они тут делают, но не дам и гроша ломаного за наши жизни, если поймают всех троих! — Я на это не пойду! — поднял потемневшие глаза Соло, пытаясь зажать рану Габи, но рукоятка ножа мешала. — Да пойми ты! — воскликнул Илья, присев и осторожно выглянув из-за угла. — У Габи пневмоторакс и болевой шок, через десять минут она начнёт задыхаться, а если ещё и бронх разорван, то через тридцать минут совсем не сможет дышать, если не принять мер! Я подержу их на вытянутых руках, сколько смогу, они явно осторожничают, чтобы не выдать себя, а потом сдамся. Если ты уйдёшь, у вас с Уэверли будет запас времени. И не вынимай нож, положи её в машине на живот, давящую повязку наложить не из чего, да и времени нет! Всё! Ковбой, уходи немедленно, пока не погубил всех! Соло понимал, что в словах Ильи есть резон, но легче ему от этого не стало. Внезапно память обрушила на него болезненное воспоминание: с такой ясностью, словно это случилось только вчера, Соло ощутил мёртвый запах прелой осенней листвы в австрийском лесу. А вместе с ним нахлынул мучительный страх перед грядущей катастрофой, которая сейчас, с высоты всего последующего опыта, казалась неизбежной. «Да минует нас чаша сия…» — невольно шепнули губы не верящего ни в Бога, ни в чёрта Наполеона. Превозмогая дурное предчувствие и накатившую апатию, он поднял Габи и повернулся, готовясь идти. — Я за тобой вернусь, — обещал он Илье, хотя, наверное, это обещание он скорее давал себе самому. Чтобы найти силы добраться до больницы. Чтобы не сойти за это время с ума. — Обязательно. Илья посмотрел на него так, будто хотел сказать слишком многое и никак не мог выбрать, что именно, потому что практически обо всем пожалел бы. В конце концов он быстро поднял с пола ключи, вложил их в руку Наполеона, крепко сжав её, и что-то сунул ему в карман пиджака: — Если сможешь. И помни… Взвизгнули покрышки, и «Бентли», набирая скорость, рванул по дороге на Палермо. Однако Наполеон был умным человеком и сознавал — смерть Джузеппе Санджиовезе если ещё и не обнаружена, то вот-вот будет, а сумеет ли Илья скрыть ранение Габи, неизвестно. При таких обстоятельствах надо предвидеть худшее и полагать, что все больницы ближайшего города возьмут под наблюдение. Промчавшись над гаванью и доехав до магистрали на Палермо, он свернул направо и взял курс на Капачи. Было около половины первого ночи и шоссе, к немалому облегчению Наполеона, было почти пустым. Он откинул панель между сидениями, закрывавшую доступ к передатчику, включил его и вдавил большим пальцем кнопку вызова, следя за извилистой дорогой и прислушиваясь к хрипловатому дыханию Габи на заднем сиденье. Слава Господу, Уэверли не спал, как Агриппа Санджиовезе. — Слушаю. — Всё пошло не так, как мы планировали, — торопливо заговорил Соло. — Теллер тяжело ранена, а Курякин… — Насколько тяжело ранена и где вы сейчас? — не дослушав, спросил Уэверли. — Шоссе на Капачи, в Палермо мне соваться нельзя. У Габи в спине нож. — Понял. Доезжаете до указателя на виа Либерта, съезжаете с дороги, тушите фары и ждёте меня там. — Но Теллер… — Я буду через минуту после вас, может быть, даже раньше, а за это время кое-что улажу. Наполеон несказанно удивился: — А вы где, сэр? — Неподалёку, — отрезал Уэверли. — Внимательнее на дороге, Соло. Где бы ни был Александр Уэверли, но, подъехав к указателю, Наполеон разглядел в непроглядной тени деревьев силуэт машины с потушенными фарами. Это был такой же «Бентли Континенталь», как тот, на котором ехал он сам. Не успел американец полностью затормозить, как задняя дверь уже распахивалась; Уэверли быстро осмотрел и ощупал лежавшую ничком и глухо застонавшую девушку, после чего быстро и сноровисто сделал какую-то инъекцию. — Что нож не извлекли, это правильно, — заметил он. Сквозь маску сдержанности шефа А.Н.К.Л. проглядывала сильная тревога. — Я сделал противошоковый и обезболивающий укол, должно помочь продержаться. Вот карта. Сейчас берёте левее и идёте по второстепенной дороге SS113, следуете через Капачи до госпиталя Красного Креста в Карини, вот здесь, — он ткнул пальцем в точку на карте. — До неё километров пятнадцать-двадцать, и это единственная больница в окрестностях Палермо, находящаяся в сфере влияния другого «дона», на которого я могу положиться, — Сильвестра Преутто. Операционную уже готовят. Не уходите оттуда никуда. Соло, вы меня поняли? Никуда ни шагу! — Я должен вернуться в казино, — упрямо вздёрнул подбородок Наполеон, и даже при неверном свете салонной лампочки Уэверли разглядел, как жёстко сверкнули глаза из-под сошедшихся к переносице бровей. — У них Курякин. — Знаю, — вздохнул Уэверли, — и примерно представляю, почему. Наберитесь терпения и не творите глупостей. Я приеду в Красный Крест попозже. — А почему не прямо сейчас? — Да потому, чёрт побери, что за вами погоня! — чувствовалось, что хвалёная британская выдержка вот-вот выкинет белый флаг. — Только они поехали на Палермо, но и сюда доберутся, я уверен. Хорошо, что сейчас ночь, и задействовать вертолёт невозможно. Наполеон начал кое-что понимать. Скорее всего, Уэверли каким-то образом прослушивал эфир или телефонные звонки, а теперь готовился занять его, Соло, место на дороге. — В вашем автомобиле есть натовский армейский передатчик? — быстро спросил он. — В нашем его обнаружили! — В вашей машине он между передними сиденьями и практически не скрыт, — возразил Уэверли, — в этой он спрятан за панелью приборов и замаскирован приёмником. Не теряйте времени, оно на вес золота! Наполеон летел по узкому шоссе, отсчитывая повороты и стараясь, чтобы автомобиль при этом не очень кидало, но в голове всё громче завывала тревожная сирена, грозившая довести его до полноценной паники. Что будет с Ильёй в этом вертепе? Ответ представал во всех жутких деталях: если его самого и Габи найдут, то убьют без долгих разговоров, если же не найдут, будут пытать, пока не добьются ответа, кто и зачем посетил «Елену Прекрасную», а потом всё равно убьют. И он вполголоса проклинал и Интерпол, прошляпивший «особых гостей» и то, что клуб оказался, кроме всего прочего, перевалочной базой для не любящих шутить бывших военных, а ныне наёмников, и Габи, из-за которой Илья угодил в их лапы, и себя самого. Себя он ругал больше всех. За то, что где-то прокололся с той брюнеткой. За то, что до ломоты в костях хотел развернуть сейчас «Бентли», ринуться обратно и отвести руку неумолимой смерти от того, кто слишком много для него значил. И за то, что понимал — этот чёртов русский был прав, приказав ему уйти… Им с Габи посчастливилось — их действительно ждали. У Соло, наблюдавшего за тем, как бережно и вместе с тем расторопно двое санитаров вынимают из салона роскошного автомобиля находившуюся в забытьи девушку в залитом красным серебристом платье, и как рядом тут же оказываются врач и две медсестры, немного отлегло от сердца. Если бы он не довёз Габи живой, ему оставалось бы только пустить себе пулю в висок и отправиться прямиком в преисподнюю, потому что ни на этом, ни на том свете он не посмел бы посмотреть напарнику в глаза. Уэверли появился в госпитале примерно через час, когда операция ещё не закончилась, и присел рядом с Наполеоном, разместившимся на диванчике недалеко от поста дежурной медсестры. В ответ на вопросительный взгляд Соло британец хмыкнул. — А то как же, два полицейских пикета, у обоих невдалеке по машине с потушенными фарами и людьми внутри. Кажется, даже подсунули мне маячок. Я довёл «Бентли» до Пунта Раизи и оставил на стоянке аэропорта, а позаимствовал там «альфа ромео», каких тут тысячи. Это вы, Соло, дурно на меня влияете, — ответил он на осуждающее покачивание головы и «тц-тц-тц!» Наполеона. — А теперь расскажите мне всё, чего я не знаю, коротко и по сути. Американец быстро отчитался о самой последней фазе их «простого задания». — Мы должны вызволить Илью, — так закончил он свой отчёт. — Он остался там, чтобы дать возможность бежать мне и Габи. — Попробуем, но это не так просто, как вы думаете, — задумчиво проговорил Уэверли и потёр пальцами виски: — Я уже переговорил с Салазаром и Вичетти. Мы не можем рассчитывать на местные власти, потому что эта информация тут же станет достоянием Санджиовезе, и Курякина сразу прикончат. Мы даже не можем немедленно поднять в ружьё всё подразделение сил НАТО со здешней базы Сигонелла, поскольку для того, чтобы сюда добраться, им придётся пересечь этот остров, это не останется незамеченным. Кроме того, в «Елене» сейчас слишком много публики, мне не дают разрешения на масштабное вторжение. Единственный вариант — точечная операция малым числом людей перед рассветом, если они успеют обогнуть Сицилию по морю, или завтра ночью, если не успеют. Наполеон, холодея, вновь почувствовал, как его захлестывают ледяные водовороты Моравы. — Но до завтрашней ночи Илья точно не доживёт! — в ужасе прошептал он. — Его не станут держать так долго... — Знаю, — хмуро ответил Уэверли, — и делаю всё, что могу. Поймите, Соло, мы же не можем действовать, совсем не поставив власти Италии в известность! Приходится идти через самый верх. И у нас руки будто в кандалах. С одной стороны, мафиозные связи Санджиовезе, с другой — две сотни гражданских в «Елене». Мне это самому не нравится, но один Курякин не стоит двух сотен непричастных. Молитесь, чтобы ещё задолго до утра сюда добрались с Сигонеллы, а пока изложите на бумаге всё, что помните об устройстве комплекса, и нарисуйте планы всех зданий и переходов. Из дверей операционной наконец-то показался врач и подошёл к дежурной медсестре, вполголоса давая какие-то указания. Уэверли отправился поговорить с ним, а Соло откинул голову на спинку диванчика и в изнеможении закрыл глаза. Мысль о том, что Илья если и жив, то только потому, что его пытают, была совершенно нестерпимой, однако именно в ней, как это ни парадоксально, заключалась вся надежда. Но мафиозные пытки, или — что гораздо хуже — пытки наёмников, это… Наполеона охватила дрожь. Он помнил, что можно сотворить с человеком за ночь. Одного такого — Счастливчика Лучано — доставили наутро в больницу с проломом черепа, переломами нескольких ребер, берцовых костей, одного запястья и третью выбитых зубов. И это не считая многочисленных порезов бритвой, ожогов на теле и… — Соло стиснул зубы, — необратимого повреждения левого глаза... Он стремглав вскочил с мягких подушек. Нет, если он будет думать об этом, то окончательно лишится рассудка. Надо чем-то заняться, и предложение вспомнить и описать всё, что видел в «Елене Прекрасной», было разумным и позволяло укротить воображение. Кстати, про своеобразный «чёрный ход» с восточной стороны полуострова тоже надо не забыть упомянуть, это самый короткий путь извне к зданию салона «Эгретто». Он попросил у дежурной медсестры пару листов бумаги и похлопал по карманам в поисках ручки. Однако неожиданно вместо неё нащупал какой-то твёрдый предмет. Медсестра, симпатичная итальяночка с ласковыми, как у лани, карими глазами и каштановыми волосами, собранными в выглядывавший поверх сестринской наколки забавный хвостик, с изумлением смотрела на слезу, сбежавшую по бесстрастному мужественному лицу щегольски одетого видного брюнета. — Святая Мадонна, операция прошла успешно, не волнуйтесь так, жива ваша девушка, — сбивчиво затараторила она, — и обязательно поправится! Мне доктор Ричетти так сказал, а раз он так сказал… Соло помотал головой, не в силах ответить, и судорожно сжал в руке прощальный подарок Ильи Курякина — массивную серебряную зажигалку с гравировкой в виде гвоздики и алевшим, как капля его крови, рубином. На Сицилии царствовала ночь, милосердная для уставших, нескончаемая для несчастных. А Наполеона Соло постепенно окутывала удушливая и гнетущая тьма, подобная пропасти, на дне которой притаилось поджидавшее добычу отчаяние. Ждать ему оставалось недолго.