*****
В ричмондском аэропорту, к немалому изумлению Соло, его встретил Люсьен. — Я специально сам за тобой приехал, чтобы поговорить без свидетелей, — начал Люсьен, когда они отъехали. — На Мидоу серьёзный кризис. — Что-то с Рыжиком? — спросил Наполеон. — Хотя не может быть. Я… что там я — вся Америка следит за взлётом вашего Секретариата, то бишь Рыжика! Семь побед за четыре месяца, звание Коня Года! В серых глазах француза засветилась гордость и что-то похожее на нежность. — Да, он молодец. За прошлый сезон лишь раз проиграл и пришёл четвёртым, и то в самой первой скачке. Жокей, Поль Феличиано, слишком молод и неопытен, он допустил, чтобы Рыжик ударился о барьер бокса. Но зато потом всё время был первым! Однако дело не в этом, а в том, что муж и брат мисс Ченери… в общем, там конфликт. Они настаивают на продаже Рыжика. Наполеон наморщил лоб. Такого поворота он не ожидал, но сразу догадался: скорее всего, именно здесь и крылась причина того, что Пенни так обрадовалась его звонку. Вероятно, она почувствовала, что в своей семье ей опереться не на кого. — Сама мисс Ченери, — продолжал Лоран, — разумеется, тебе ничего об этом рассказывать не станет. И я прошу: не ставь её в неловкое положение. — Хорошо. А на чьей стороне ты? — помолчав с минуту, спросил Соло. Люсьен фыркнул. — Конечно, на стороне хозяйки. Она видит в Рыжике чемпиона, как и я, и любит его, как и я. Она готова костьми лечь, но дать ему возможность получить Тройную Корону, — тренер говорил так убеждённо, что не верить ему было невозможно. — Но ничего этого не будет, если сейчас не найти выход из сложившейся ситуации. — Какой ситуации? — непонимающе переспросил Наполеон. — Налоги, — кратко ответил Люсьен, — но вот это пусть тебе мисс Ченери объяснит. Пенни вышла на крыльцо приветствовать гостя, и за ней сразу же возникла фигура верной Элизабет Хэм, но Соло смотрел только на хозяйку и просто не знал, что сказать. В чёрном платье она казалась до крайности усталой и хрупкой, в глазницах залегли тёмные тени, бескровные губы словно иссохли, а скулы резко обозначились. Но руку она пожала энергично и крепко, а в светло-голубых глазах горел неугасимый огонёк упрямства и упорства. — Спасибо, что приехали, Лео. Сейчас мисс Хэм сделает для всех чай или кофе, и мы поговорим. Губы миссис Твиди сложились в вымученную улыбку, до того не похожую на её прежнюю, открытую и искреннюю, что Наполеоном овладел гнев. Как могли Джек Твиди или Холлис Ченери допустить, чтобы она так измоталась? Неужели оба до такой степени не верят ни в неё, ни в Коммуняку, хотя тот уже доказал, что хочет и может побеждать? — А пока… хотите увидеть Рыжика? — Буду рад, — ответил Наполеон, тепло улыбнувшись Пенни. — Я слышал, он чудо из чудес. — Огонь на песке! — воскликнула она. — Танцующее на углях пламя, пылающая молния, вот каков наш Большой Рыжик. Она повела Соло в конюшню, где во втором деннике красно-рыжий конь являл чудеса расторопности в поглощении овса из кормушки, однако при виде посетителей вскинул голову и сразу принял вид хозяина, учтиво здоровающегося с гостями. — Мне кажется или он позирует? — шёпотом спросил Соло у Люсьена. — Нет, не кажется, — усмехнулся тот и потрепал жеребца по шее: — Его так часто фотографировали с наградами и без, что он стал держаться, как фотомодель, и приобрёл кучу поклонников. Однако он делает только то, что хочет, и только тогда, когда хочет! Словно знает, что стоит каждого цента из тех семи миллионов долларов, которые за него сейчас дают. Наполеон застыл, как вкопанный, поражённый этой цифрой: — Неужели так много?! — Да, — подтвердила Пенни, что-то шептавшая Рыжику на ухо. — Ну, я полагаю, чай готов. За чаем она рассказала, что после смерти Криса была произведена оценка, и при нынешней стоимости его имущества налог на наследство составит не меньше шести миллионов долларов. Таких денег нет ни у кого в семье. Даже продажа кобыл и годовалых жеребят не дала бы и половины нужной суммы. Холлис предложил продать Секретариата и решить, таким образом, все проблемы. — Если он проиграет хоть в одной из скачек Короны, его цена упадёт до трёх миллионов, — пояснила мисс Хэм, — и больше уже не поднимется, вот поэтому мистер… Пенни кашлянула, и Элизабет прикусила язык. Предупреждённый Лораном Наполеон понял, в чём дело: очевидно, в этом вопросе Холлис заручился поддержкой Джека Твиди. — По завещанию отца право распоряжаться фермой отошло к Холлису, — по выражению лица хозяйки стало ясно, что на помощь мужа ей рассчитывать не приходится, — а право на лошадей — ко мне, поэтому я не смогу заложить ферму. Что ещё я могу предпринять, чтобы достать денег для уплаты налога? Теперь перед Наполеоном предстала полная картина. Шесть миллионов не та сумма, которую легко обнаружить в карманах; даже пожелай он помочь Пенни дружеским займом, у него тоже не набралось бы столько. Интересно, закладывают ли в банки лошадей… — Миссис Твиди, — Люсьен вздрогнул от неожиданности, и Соло вдруг осознал, что все вокруг зовут её только «мисс Ченери». Уж точно Джек Твиди был от этого не в восторге. — У вас есть ещё какие-нибудь активы? Счета, недвижимость где-нибудь, акции? — Нет, — покачала головой Пенни, — единственный мой независимый актив, который стоит сейчас весьма дорого, это Секретариат. — А из чего вообще складывается цена такой лошади? — спросил Наполеон, который никогда не интересовался лошадьми с коммерческой точки зрения. — Вот вы с промежутком в несколько минут оценили его то в семь, то в три миллиона. Почему? — Потому, что чистокровная лошадь приносит прибыль двух видов, — ответила мисс Хэм. — Сначала завоёвывая призы на скачках, и чем больше их, чем они престижнее, тем выше её цена в случае продажи. Потом лошадь начинает приносить доход от своего потомства, и опять же, чем больше у неё призов, тем выше цена на жеребят от этой лошади. Прошлый сезон был для Рыжика исключительно удачным, из-за этого и цена столь высока. Если же он выиграет Тройную Корону, а мистер Лоран полагает, что ему это под силу… — Если жокея сменить, — вставил Лоран. — То его стоимость может вырасти вдвое. — То есть, получается, его победы — что-то вроде основного капитала, точь-в-точь как у какого-нибудь акционерного общества «Красный Гигант», при этом котировки его акций возрастают или падают в зависимости от них, а дивиденды выплачиваются в виде потомства, — пробормотал Наполеон. — А что будет, если… — Подождите-ка, — встрепенулась Пенни, — а это выход! Все в недоумении уставились на женщину, у которой просияли глаза. — Можно превратить Рыжика в синдикат! — Пенни вскочила. — Мисс Хэм, сколько у нас в южных штатах заводчиков чистокровной породы? — Около тридцати, — прикинула Элизабет. — Могу подсчитать точнее, но зачем вам, мисс… — Слушайте, — Пенни наклонилась над столом, опёршись на ладони, — мы предложим им всем эксклюзивное право на воспроизводство и создадим инвестиционный фонд стоимостью шесть миллионов. Это выходит примерно двести тысяч акция… — Но никто ещё не платил столько за право на воспроизводство! — вскричала мисс Хэм. — Знаю! — шлёпнула ладонью по столу Пенни. — В этом весь смысл! Скачки — удел азартных людей, другие ими не занимаются! — она заходила по столовой, круто поворачиваясь на каблуках: — Элизабет, завтра же позвоните Артуру Хенкоку, пари держу, это его заинтересует! — Подождите-подождите, — встрял Наполеон, с трудом поспевавший за потоком мыслей Пенни. — Если я правильно понял, вы как бы хотите заложить Секретариата, но не банку, а таким же заводчикам, как и вы? — Верно, — подтвердила та. — А в случае победы на Тройной Короне цена их паёв удвоится, если не утроится! — А если он проиграет хоть одну скачку, что будет тогда? — Наполеон пристально посмотрел в глаза, ставшие твёрдыми, как драгоценные камни. — Подозреваю, если вы промахнётесь, то останетесь на пустом месте. — После войны мой отец принял Мидоу, когда ферма стала почти что пустым местом! — гордо вскинула голову Пенни; она как будто даже стала выше ростом. — И для меня его наследие не деньги, а вера в себя и способность не бояться поражений… Мистер Лоран, — она порывисто повернулась к сидевшему в задумчивости тренеру, — вы тоже боитесь проиграть? — О синдицировании я не подумал, но мой долг как защитника ваших же интересов предупредить, насколько сильно вы рискуете. Никто, и уж тем более я, не даст вам гарантии, что Рыжик завоюет Тройную Корону. Этот жеребец — чудо из чудес, я это признаю, но лошадь не машина… «И предел риска известен только ей», — вспомнил Наполеон. — Никто не выигрывал Корону на протяжении двадцати пяти лет, — по брошенному вскользь взгляду Соло понял, что Лоран тоже не забыл их давний разговор. — Многие специалисты полагают, что это уже и невозможно, потому что те лошади, что резвы, не отличаются выносливостью, чтобы выдержать всю гонку. Отец Рыжика Болд Рулер именно таков. Француз вскинул на Пенни глаза, и Соло заметил, как разгорается в них огонь, когда-то постоянно освещавший это привлекательное худощавое лицо. Пенни совершенно права: скачки — удел азартных. — Вы понимаете? Это ставка ва-банк, мисс Ченери! — Понимаю, — взгляды женщины и тренера скрестились, как рапиры на дуэли. — Так вы со мной? Лоран кивнул, а Пенни обратилась к мисс Хэм: — А вы, Элизабет? Вы дали Рыжику то имя, под которым он теперь и побеждает. Неужели вы бросите своего крестника на полдороге к цели? — Услышь вас сейчас мистер Ченери, так подумал бы, что его дочь спятила, раз ей могло прийти на ум подобное! — с вызовом ответила та. — Моё место рядом с его детищем и с вами, мисс, а если у других кишка тонка… — Эй! — не выдержал Соло, восхищенно смотревший на Пенни. — Я ещё здесь, между прочим! И я ничего не говорил о том, что надо сдаться, лишь о том, что надо всё взвесить. Одно дело отвечать за себя, другое — ещё за тридцать человек инвесторов! «И рисковать вдобавок семейным благополучием», — мысленно добавил он. — Я уже взвесила, и даже знаю, с кого мы начнём, — в голосе Пенни звучало ликование. — Нашим первым акционером должен стать владелец Болд Рулера Огден Фиппс. Если мы победим в этом бою, мы выиграем всю кампанию! Лео, вы подали блестящую идею, я ваша должница. Вы и, разумеется, ваш друг Илья — всегда желанные гости в Мидоу, и, кроме того, я приглашу вас наравне с инвесторами и членами моей семьи… — Пенни на секунду запнулась, но взяла себя в руки, — на все этапы Тройной Короны — на «Кентукки Дерби», «Прикнесс Стейкс» и «Бельмонт Стейкс». Вы увидите собственными глазами, что всё у нас получится!*****
О дальнейшем развитии событий Наполеон Соло узнал от Артура Хенкока, который, как и предсказывала Пенни, сразу же прилетел и с жаром включился в дела. Для двадцатичетырёхлетнего молодого человека, только что потерявшего отца, работа стала лекарством от горя. Покупка пая в синдикате была его первой крупной сделкой после смерти Була, которая могла либо укрепить, либо погубить его репутацию. Однако он верил в Рыжика почти так же, как Пенни, Лоран и Элизабет, без колебаний выкупил первый из паёв и остался до начала сезона скачек; по счастью, вдова Була, как и говорил Наполеон, не была кисейной барышней. Артуру было кому доверить Клейборн. А вот с Огденом Фиппсом пришлось-таки повозиться. В своё время он получил право выбирать, жеребёнок какой кобылы — матери Рыжика Самсингройал или другой, Хэсти Матильды, — ему достанется, и сделал выбор в пользу Хэсти. К его сожалению, наиболее точной кличкой родившейся у Хэсти кобылки была бы Упущенный Шанс, и Фиппс готов был платить любые деньги, чтобы заполучить Рыжика. — Он предложил семь миллионов долларов наличными, — взахлёб рассказывал по телефону Артур. — Конечно, он знал, что мисс Ченери крепко прижало! А когда она не согласилась, тут же поднял ставки до восьми, но она его переупрямила! Представляете?! Самого Огдена Фиппса! Наполеон представлял. На его глазах из рядовой домохозяйки выкристаллизовалась будущая Леди Скачек с железной волей и маленькими крепкими руками в бархатных перчатках. Линия обороны была прорвана, и вслед за Фиппсом в синдикат ринулись, почти отталкивая друг друга, прочие заводчики: Хауард Кек, Банкер Хант, Джо Уитни. Акции разлетелись, как виргинские вафли с пылу с жару, что в итоге принесло больше шести миллионов долларов. В Мидоу, у которой остались четыре пая, наконец, зажили относительно спокойно. Следующей, как раз накануне отъезда напарников по заданию в Барселону, Наполеону позвонила Пенни Твиди. Люсьен настаивал на том, что повзрослевшему Рыжику требуется жокей, чьи амбиции соответствовали бы цели, на которую они замахнулись. Поль Феличиано был всё же слишком молодым и опасливым. Пенни согласилась, и Поля сменил выходец из Канады, наполовину ирландец Рон Тэккот, горячий и задиристый, прославившийся в мире скачек тем, что в равной степени не щадил ни себя, ни лошадей. Однако он прекрасно управлялся с молодыми скакунами, и к тому же, как выразился Лоран, обладал сердцем чемпиона. — Я спросила его, что это значит, — голос Пенни звучал возбуждённо. — А он ответил… — Что настоящему чемпиону не ведом страх, — подхватил Наполеон, у которого на миг сдавило горло, — что он жаждет победы так же, как и его лошадь, и оба готовы совершить ради неё возможное и невозможное. Даже если у кого-то из них сердце разорвётся. — Вы знали, — прошептала Пенни. — Боже мой, откуда… Вы же говорили, что не виделись почти двадцать лет, но сейчас почти дословно повторили то, что он сказал! — Люсьен Лоран бывший жокей, у него за плечами победы на стипль-чезе в Челтенхэме, Ливерпуле и дважды в Пардубице. Что такое двадцать лет для стали такой закалки? — Ливерпуль? Пардубице? Не знала. Это же сложнейшие дистанции, я помню, Бул нам с отцом когда-то рассказывал… — Пенни помолчала, а потом решительно проговорила: — Следите за газетами, Лео. Ронни на Секретариате дебютирует на ипподроме «Акведук» в Нью-Йорке в начале апреля. Столкнувшиеся в Испании с весьма жёсткими методами радикального крыла баскских сепаратистов Наполеон и Илья апрельские газеты проигнорировали. Однако чуть позже, отлёживаясь на соседних койках в госпитале — у Наполеона сквозная рана в ноге, у Ильи шок и внутреннее кровотечение из-за трёх пуль крупного калибра в бронежилете, — они прочли, что воспитанник Лорана легко выиграл эту скачку, придя к финишу на четыре с половиной корпуса впереди соперников. Затем последовал выигрыш скачек «Готэм Стейкс» на том же ипподроме, на сей раз с отрывом в три корпуса. У Рыжика и Ронни явно наметился свой стиль: сначала держаться позади, а потом продемонстрировать впечатляющий финишный рывок, изрядно потрепав нервы Пенни, Артура и мисс Хэм. Только Люсьен при этом загадочно улыбался, поглядывая на женщин, от волнения вцепившихся друг в друга. — Рыжик честолюбив, как королева красоты, — однажды успокоил он дам, — и, мне кажется, делает это специально. Хочет привлечь как можно больше внимания к собственной выдающейся персоне, а Рон ему в этом потакает. Не волнуйтесь, в принципе это обычная тактика жокея, не желающего с самого начала скачки переутомить лошадь. Одержав вторую убедительную победу, Рыжик стал одним из фаворитов луисвилльских скачек «Кентукки Дерби», открывающих дорогу к Тройной Короне. За три недели до этого главного старта Пенни заявила его на скачки «Вуд Мемориал», проходившие на Акведуке. И тут произошло непонятное — на знакомом ему ипподроме, при прекрасной весенней погоде любимец Америки пришёл лишь третьим, отдав победу соконюшеннику Энгл Лайту, а второе место — победителю скачек «Санта-Анита Дерби», караковому жеребцу по кличке Шэм. Результат неожиданный для большинства, а, по мнению видевшего телерепортаж Соло, так и вовсе невероятный: Рыжика будто в замедленной съёмке показывали. Невероятный — и крайне неприятный для миссис Твиди и других членов синдиката. Наполеон, как никто понимавший отчаянное положение этой храброй женщины, планировал разобраться с отчётами и позвонить ей, однако его опередил Люсьен. — Лео, происходит что-то ненормальное, — чувствовалось, что француз вот-вот сорвётся на крик. — Нужно встретиться. — Люсьен, я знаю, что он пришёл третьим, но в данном случае я-то чем могу тебе помочь? — с недоумением и смутной тревогой спросил Соло. — Или ты хочешь сказать, что жокей придерживал лошадь? — Жокей? Да причём тут Рон! — всё-таки повысил голос Люсьен, и у Наполеона ёкнуло сердце. — Дело куда серьёзнее. Рыжик заболел! Наполеон невольно привстал с кресла, а сидевший за своим столом и занятый расшифровкой переговоров Илья вскинул глаза, нахмурился и снял наушники. — Господи Боже! Как же теперь с синдикатом? — Он не умер, но это явно не вина того, кто всё это затеял, — Соло выдохнул с некоторым облегчением. — Лео, я не могу говорить яснее. — Понятно. Где ты сейчас? — В Квинсе. Хорошо, что Люсьен ещё не уехал из Нью-Йорка, подумал Наполеон, лететь в Ричмонд не потребуется. Они договорились о встрече в парке Флэшинг Мидоу, и Соло повернулся к поджидавшему этого момента Илье. — Я знал, конечно, что на кону не просто большие, а очень большие деньги, однако никак не предполагал, что дойдёт до такого. Чтобы лошадь специально выводили из строя… — Соло с сомнением покачал головой. — Очень надеюсь, что я что-то не так понял. — Я тебе нужен? — Мне нужен мой напарник. Потому что если всё же я угадал, то покушение на фаворита самых престижных по эту сторону Атлантики скачек стоит того, чтобы им занялось наше агентство, причём вполне официально. И к тому же он почти твой тёзка! — Точно, а я твой. Что-то многовато у меня появилось странных тёзок, и не все из них люди! — хмыкнул Илья, но по лукавой искре в прищуренных глазах было видно, что эта мысль скорее доставляет ему удовольствие. Издали увидев шедшего по дорожке парка Люсьена, Соло мысленно пожал себе руку за то, что перед встречей занимался своим внешним видом особенно тщательно, надев идеально подогнанный светло-синий костюм, мятную рубашку с галстуком на тон темнее и бронзового цвета туфли. Не забыл он и привезённые Ильей карманные часы. Приведение их в рабочее состояние стоило немалых денег, но Наполеон ни об одном центе не пожалел. Облик пижона с отличным вкусом великолепно дополняли его загар, серо-синие глаза и уверенно-вкрадчивые манеры. В Лоране же никакой вкрадчивости сейчас не наблюдалось, потому что контрастность его одежды просто била в глаза. Тёмно-синие брюки и рубашка в светлую полоску собирались в ансамбль пиджаком винно-красного цвета и галстуком тех же тонов; светло-бежевая шляпа с трёхцветной лентой, такая же обувь и трость с черепаховой ручкой довершали образ. Илья, никогда не придававший столько значения тому, как выглядит, и надевавший костюм с галстуком только по служебной необходимости, до сих пор мягко подшучивал над пристрастным отношением Лео к собственной внешности; в данном случае он остался верен излюбленным джинсам и простой белой рубашке. Единственной уступкой, на которую он пошёл ради деловой встречи вне офиса, был строгий тёмно-синий пиджак. Наполеон представил Люсьену Илью как своего многолетнего напарника и друга, однако оценивающе-пристальные взгляды, которыми обменялись пожимавшие друг другу руки мужчины, с опозданием заставили его подумать: уж кого-кого, а Люсьена обмануть не удастся. Они с Ильёй могли шифроваться и водить за нос весь свет, успешно прикидываясь всего лишь преданными соратниками и лучшими друзьями — тем более что прикидываться-то не приходилось, — но те, кто был подобен им самим, без труда могли прочесть на этой картине тайные знаки и символы. Тем не менее Люсьен, если о чём и догадался, то вида не подал. — Так что с Рыжиком? — прежде всего спросил Соло. — Отравили, — коротко бросил Люсьен. Напарники переглянулись. — Ты уверен, что это было именно отравление, а не несварение желудка? Лоран утвердительно кивнул. — Совершенно уверен. Мы вызывали ветеринара, и он делал анализ крови. Я заподозрил неладное, когда увидел Рыжика в паддоке после финиша, — его лицо помрачнело. — Он весь дрожал, потемнел от пота и чуть ли не с ног валился… Из дальнейшего рассказа стало ясно, что сначала тренер напустился на Рона, подумав, что тот избрал чрезмерно агрессивную тактику и попросту загнал жеребца. Однако Тэккот клялся и божился, что не делал ничего необычного. — Тогда я решил проверить пульс и глазам своим не поверил, — продолжал Люсьен. — Если перевести на человеческие мерки, он превышал 250 ударов! Я вообще не понимаю, как Рыжик остался жив… Наполеон и Илья одновременно подняли брови: человека с таким пульсом непременно ждал бы инфаркт. — Затем в паддок прибежала мисс Ченери. Она была просто вне себя и тоже ничего понять не могла, ведь ещё утром мы видели Рыжика на тренировочной пробежке, и он был бодр, энергичен и в прекрасном состоянии. Она и вызвала ветеринара. Люсьен замолк, и Соло увидел, как его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. — Он позвонил мне сегодня, когда закончил исследование. В крови Рыжика трёхкратное превышение граммадолина, препарата, который применяют для стимулирования жеребцов при случке. — А как он действует? — задал вопрос Наполеон. — Это что, допинг? Люсьен отрицательно покачал головой: — Только безумец будет применять его в таком качестве. Да, он возбуждает лошадь и придаёт ей сил, но если к этому присоединяется неизбежный выброс адреналина при быстром беге, то комбинированное воздействие гарантированно вызовет сердечный приступ. Скакун просто свалится, не дойдя до конца дистанции! — Отсюда и выбор препарата, — сказал Илья. — У лошади от чрезмерной нагрузки сердце не выдержало, вскрытие покажет обширный инфаркт. Ведь вряд ли кто озаботится анализами при такой ясной клинической картине? — Лоран утвердительно кивнул. — Как подобрались к Рыжику? — Я сам ломаю над этим голову, — задумчиво проговорил тренер. — Служители на «Акведуке» одни и те же много лет, я спрашивал. Однако с каждым участником приезжает необходимый персонал — наездник, грум и жокей, не считая тренера и хозяев. Все они имеют право входить в конюшни в любое время и привычны там, как солома на полу. Теперь уже не установить, кто где был и что делал. — Тогда поговорим о том, кому выгодно, — Соло подался вперёд. — Рыжик фаворит, а кто следующий? — Шэм. — А победитель, Энгл Лайт? Третий в списке? — Нет, Энгл котируется ниже остальных. Люсьен замолчал, и агенты воззрились на него — неловкость в его позе и словах чувствовалась как-то уж очень явно. — Лучше я всё сам расскажу, чем вы узнаете об этом от других, — вздохнул Лоран. — Уже сейчас пошли слухи, что я велел Тэккоту «придержать» Рыжика, чтобы дать обойти его «тёмной лошадке» Энгл Лайту и сорвать на этом банк. Лайт тоже мой подопечный, он принадлежит одному из членов синдиката и стоит в нашей конюшне. Если ещё и выяснится, что Секретариата накачали граммадолином, меня сразу отстранят. Соло, не удержавшись, свистнул и вторично переглянулся с Ильёй. Оба начали понимать, что это дело самым непосредственным образом может отразиться не только на Большом Рыжике и положении миссис Твиди, но и на судьбе и репутации Люсьена Лорана. — Я навёл справки об агентстве «Кентавр» и знаю, чем оно занимается, — Люсьен поднял голову и окинул удивлённых мужчин проницательным взглядом серых глаз: — Среди тех, кто меня нанимал, много людей состоятельных и влиятельных. Обеспечьте безопасность Рыжика, больше я ничего не прошу. — А как же ты? — спросил Соло. — Завтра мы возвращаемся в Мидоу. Вряд ли злоумышленники в следующий раз воспользуются тем же способом, потому что своих служащих мы знаем наперечёт. — Но вы уверены, что это не конец, — полувопросительно-полуутвердительно проговорил Илья. — Разумеется, поэтому и прошу охранять конюшню. Попытки будут, и при грамотном подходе вы сможете поймать того, кто это делает. Установите какие хотите меры безопасности, ходите за мной даже в сортир, следите за моими руками… согласен на что угодно. Мисс Ченери возражать не станет, она готова к разговору с мистером Хастоном, — Люсьен поднялся из-за столика летнего кафе, где они сидели под полосатым тентом. — Только сделайте так, чтобы Секретариат целым и невредимым вышел на старт «Кентукки Дерби» в Луисвилле.*****
Многолетняя совместная работа положительно сказывалась на партнёрских отношениях Соло и Курякина в том смысле, что они редко нуждались в длительном изложении своего мнения. Наполеон легко прочёл по лицу искоса поглядывавшего на него Ильи: «Давай не путать работу и личное!» — а Илья нисколько не удивился, что по возвращении в офис на Манхэттене Наполеон заговорил так, будто продолжал давно начатый разговор. — Я мог бы поверить в то, что Люсьен втихомолку поставил против Рыжика, или, как его теперь кличут, Секретариата немалые деньги, а потом сделал так, чтобы тот выдохся до срока. Он сам мне говорил, что Рыжик его последний воспитанник, и уход на покой материально обеспеченным — достаточный мотив. Однако… — он прошёлся по кабинету, наблюдая за тем, как Илья вытаскивает из скрытого бара бутылку скотча и два стакана, — не могу себе представить его таким, не побоюсь этого слова, идиотом, чтобы убивать при этом лошадь! — Основывать выводы на том, что можно представить, а что нет, с профессиональной точки зрения недопустимо. Сколько раз нас пытались обмануть невинные с виду мордашки обоих полов, Ковбой? — Илья протянул стакан, в котором плескался налитый на высоту пальца виски, и отсалютовал своим: — Уж ты-то должен об этом помнить, и очень хорошо! Соло опрокинул виски в рот и скорчил гримасу: — Угроза, да ты, видать, никак не можешь простить мне Анжелу Дориан, оказавшуюся двойным агентом. Точнее, того, что эта красотка из нас двоих сразу выбрала меня! — У неё слишком тощие ноги, чтоб я об этом жалел, даже у тебя ноги лучше, — тон Ильи был так пренебрежителен, что тот, кто его не знал, непременно принял бы его равнодушие за чистую монету. — К тому же она изо всех сил корчила из себя наивную девочку, но выражение её лица, когда она думала, что на неё никто не смотрит, было чересчур уж волевым. Нет, я, конечно, мог бы закрыть глаза и вообразить кого-нибудь другого на месте этого парня в юбке… В ответ на эту отповедь Наполеон возвёл глаза к потолку, раздумывая, рассмеяться или поцеловать напарника. Вот как у Ильи получается так искусно сплетать в одной фразе ревнивую подколку с метким наблюдением, маскируя всё это комплиментом?! — Мы оба знаем, кого ты представил бы! — парировал он и, не давая Илье возможности съехидничать в очередной раз, продолжил: — Послушай, но разве репутация человека вовсе не идёт в счёт? И потом, Люсьен же работает с лошадьми уже лет сорок, неужели он не придумал бы такой способ, чтобы комар носа не подточил? Ты только представь: лошадь пала прямо на дорожке, на глазах у хозяйки и членов синдиката! Они все лошадники со стажем, кто-нибудь что-нибудь бы да заподозрил. Тренер первым попал бы под подозрение. — Соображение здравое, мне оно тоже в голову приходило, — кивнул Илья, одним глотком допивая виски. — В любом случае, одни мы не справимся. Если Хастон даст «добро», нам нужны ещё минимум двое, причём кого-нибудь надо ввести в круг тех, кто постоянно ездит с Секретариатом… Ты мне ответь, почему такие дурацкие клички у лошадей? — прервал сам себя Илья. — Чем был плох Большой Рыжик или, как ты его иногда называешь, Krasniy Gigant? Про Kommunyaku я даже не заикаюсь… Соло вообразил лошадь с этаким именем на скачках и рухнул на диван, чтобы посмеяться всласть и с удобством. — Да это мисс Хэм придумала, секретарь Криса! — отсмеявшись, сказал он, утирая выступившие слёзы. — В тот момент Рыжика записывали на самые первые скачки, а Жокей-клуб требует, чтоб кличка лошади была уникальной. Она им предложила вариантов десять или одиннадцать, ничего не подошло, вот она с отчаяния и брякнула: «Секретариат!» — а Жокей-клуб взял да одобрил! Насчёт внедрения нашего человека согласен. Проще всего заменить грума, но нужен агент, разбирающийся в лошадях и умеющий с ними ладить. Эллиот Хастон отнёсся к ситуации весьма и весьма неравнодушно. Соло даже заподозрил, что их второй по значимости шеф тоже входит в число фанатов Большого Рыжика. Как бы то ни было, им было приказано не показываться в агентстве до середины июня (последние скачки Тройной Короны должны были состояться 9 июня) и бросить все свои силы на охрану жеребца. Наполеон воспользовался случаем, выторговав двух агентов в помощь и повышенные «командировочные». В штате «Кентавра» нашёлся 35-летний Эдди Свит, бывший военнослужащий, списанный из армии по ранению. Он вырос в Алабаме, с детства находился при лошадях и привык за ними ухаживать. Следующим шагом следовало временно сместить нынешнего грума, Ангуса Меллери. Это взял на себя Люсьен, у которого мягкая ирония с возрастом переросла в убийственный сарказм. Придравшись к чему-то, он до того раздразнил Меллери (Пенни была предупреждена и вмешиваться отказалась), что тот устроил скандал, достойный престарелой истерички, на который сбежался весь персонал, за что на три месяца был переведён в простые конюхи. Кроме того, под предлогом того, что ночью за конюшней тоже надо приглядывать, Люсьен принял на работу ещё одного «конюха», Дика Кили. Сразу после этого в Мидоу приехали погостить мистер Наполеон Соло и его друг Илья Курякин — а с ними целый выводок очень своеобразных «насекомых», всеслышаших, вездесущих и незаметных. План увенчался успехом. Две недели, вплоть до отъезда в Луисвилль, дела на ферме шли своим чередом, и никаких попыток покушения на Рыжика не было. Эдди, должным образом проинструктированный Соло и Лораном, нашёл путь к сердцу Рыжика, хотя ещё неизвестно, кто с этой задачей справился быстрее. Рыжик был из тех, кто сам найдёт путь к чьему угодно сердцу. Он понемногу оправлялся от действия граммадолина, однако Люсьена тревожило, что свою привычную форму он ещё не обрёл. Пенни Ченери начали преследовать репортёры, являвшиеся даже в конюшни Мидоу. Это было неизбежно. Несмотря на сбой на «Вуд Мемориал», Рыжик оставался одним из претендентов на победу в «Кентукки Дерби», поэтому его владелица старалась быть любезной и с прессой не ссориться. Но хуже репортёров оказались непонятные личности, с приличного расстояния глазевшие в мощные бинокли на Энгл Лайта или Рыжика на галопе. Эти зеваки до того нервировали Илью, что раздражение и тревогу на его лице мог прочесть всякий, а не только понимавший его с полуслова и полувзгляда Наполеон. — С этим ничего не поделаешь, мистер Курякин, — сказала ему Пенни, подметившая злой огонёк в голубых глазах. — В сезон скачек от букмекеров просто деваться некуда, да и от прочих желающих проинтуичить будущий расклад сил на дорожках тоже. Знали бы вы, как они нас одолевали в прошлом году после первой победы Рыжика! Я тогда пребывала не то в шоке, не то в ярости. Ещё был жив папа, так они и до него пытались добраться со своими вопросами. Люсьен одного перекинул через вон ту ограду. — Меня беспокоит, что я не могу определить, кто из них просто любопытствует, а кто торчит поблизости с дальним прицелом, — вполголоса ответил Илья. — Отвадить их отсюда я бы отвадил, но, боюсь, вашей репутации это на пользу не пойдёт. Пенни шутливо смерила Илью взглядом с ног до макушки, правда, для этого ей пришлось на два шага отступить. — Не сомневаюсь, что отвадили бы! Понимаю вашу тревогу, но не вздумайте действовать силой, ни в коем случае, — предостерегла она. — Репортёры всё равно поймают меня там, где мне некуда будет сбежать. Пресс-конференция накануне скачек обязательна для всех владельцев, и если я не буду на ней присутствовать, нам конец! Сосредоточьтесь на конюшне, и Бог с ними, с зеваками. Как показало дальнейшее, Пенни была, в общем-то, права насчёт зевак. За исключением одной частности, о которой в тот момент никто не подумал…