Сборник

Глупые праздники - эти дни рождения. И отмечать их тоже глупо. Вслух Хосок никогда об этом не говорит, позволяя подчинённым устраивать дурацкие корпоративы, напяливать разноцветные колпаки и говорить тост за тостом, желая кучу всего - нужного и ненужного, - имениннику. Он и сам активно принимает участие в организации таких мелких праздников для своих людей, но никогда не позволяет организовать свой. К слову, никто и не знает настоящей даты его рождения, поэтому она приурочена к дате официального открытия их агентства, что в общем-то является крайне символичным моментом, учитывая то, что с созданием дела Хосок действительно словно заново родился. Кихён хмурится и обиженно поджимает губы, когда вечером снова как бы невзначай пытается выведать правду из Вонхо, и только сам Вонхо знает, насколько сейчас тот близок к истине. Только Кихён об этом никогда не узнает, а Хосок, грубо оборвав весь поток вопросов коротким “мне надо пройтись”, накидывает черную кожанку и трусливо сбегает из квартиры, оставив за дверьми хмурого Ю, который много раз пожалел, что вообще начал этот разговор. Путь всегда один: в этот раз очень долгий, так как добираться на общественном транспорте в принципе дольше, чем на собственном автомобиле, ключи от которого остались в пальто, а возвращаться обратно не было смысла, благо в карманах кожанки была мелочь на проезд. Ключи от чужой квартиры тоже остались в пальто, поэтому Хосок стучит мучительно долго в дверь, ожидая, когда хозяин соизволит её открыть. У Чангюна в глазах явный недосып и желание убивать, которое пропадает сразу же стоит посмотреть на поднимающегося вверх по лестнице Хосока. - Пойдём. Чангюн молчаливо следует за ним, как и всегда, позабыв взять теплые вещи и наивно полагая, что тонкая футболка защитит его от холода. Хосок справляется с замком за какие-то минуты, открывая дверь на крышу; холодный порыв ветра, пробирающий до костей, отрезвляет на мгновение, и Чангюн бы спустился вниз за толстовкой или курткой, но настойчиво переходит через невысокий порог. Потому что оставлять Шина одного как-то совсем сейчас не хочется. Хосок стоит с минуту, кажется, просто так - осматривая освещённые огнями высотки домов, темные окна, всматриваясь куда-то извне. Его черные волосы беспрестанно взлохмачиваются беспокойным ветром, бросая чёлку на глаза и точно запрещая смотреть. Постояв так немного, он идёт к краю, усаживаясь на бетонный край и свешивая ноги вниз, а внизу больше двухсот метров высоты, твердый асфальт и скамейка перед подъездом. Чангюн присоединяется к нему, спустя пару минут, так же опуская ноги вниз и прижимаясь ближе к плечу старшего - так теплее. Хосок думает, что ему действительно повезло (если можно назвать такое положение дел везением) с Чангюном, с которым не нужно говорить, можно просто молчать и тот всё поймёт. - Помнишь, как я учил тебя стрелять? - проходит достаточное количество времени прежде, чем Вонхо всё же начинает говорить. Он не смотрит на Чангюна, ни разу не поворачивается, продолжая вглядываться в силуэты домов. - В первые десять раз ты сделал лишь один промах. Боялся, что пуля отрекошетит и попадёт в собаку. Забавно было. Чангюн ежится то ли от холода, то ли от воспоминаний, то ли от того и другого одновременно. Хосок замолкает на мгновение, опуская голову вниз, позволяя ветру ещё сильнее взлохматить его волосы; чувство лживой свободы совсем близко - ухватиться бы. - Кихён снова пытался выведать у меня дату, - горькая усмешка в голосе, - смешно скрывать от него дату дня рождения в этот самый день рождения. Чангюн ведёт замерзшим плечом и снова не отвечает: для него это тоже всё глупо, хотя о его дате знают все - в деле она прописана, - но отмечает он её всегда один, либо с родителями около могильной плиты, реже - с Хосоком, когда у того нет срочных дел. - Зачем им это всё? Придумывают глупый поводы для праздников, чтобы… Чангюн, блять! - Хосок, наконец, поворачивается к парню и справедливо злится, заметив на том лишь тонкую футболку и слишком бледный цвет лица. Чангюна немного потряхивает от холода, но он ко всему быстро привыкает. Вонхо стягивает с себя кожанку, оставаясь в мягкой серой толстовке, а ту накидывает на плечи озябшего младшего. Чангюн рефлекторно прячет заледневший нос в воротнике, и в ноздри ударяет терпкий запах хосоковского парфюма. - Ты неисправим.. - Тебя поздравить, хён? - Чангюн редко перебивает Вонхо, он вообще редко кого перебивает и вступает в разговор, поэтому вопрос услышать вдвойне неожиданно. - Припас для меня подарочек? По невозмутимо непроницаемому лицу Чангюна хер что прочтёшь и, кажется, единственный подарок, что ждёт сейчас Хосока - это полёт с крыши этой высотки. Не то чтобы он был против, но как минимум парашют бы не помешал. Чангюн трясет головой - удивительно, но вот его волосы ветер почти не трогает, - горбится и смотрит вниз. Любому другому человеку было бы страшно сидеть на такой высоте, где любое лишнее движение может спровоцировать падение вниз, но Чангюну, как и Хосоку, прожившим на крышах, кажется, чуть больше вечности, это родная среда обитания. - Пойдём в квартиру. Замёрз совсем, - Вонхо опирается рукой назад на бетонную поверхность, чтобы встать, но Чангюн не даёт этого сделать, прижимаясь ближе, а в его холодные руки вкладывает свои - неожиданно теплые. - У тебя все дни рождения странные и глупые, - басит младший, укладывая голову на плечо Хосоку. - И мне кажется, ты их просто боишься, как Хёнвон клоунов. Вонхо мнёт чужие пальцы, забирая тепло, и молчит. - А если бы сказал Кихёну, то он устроил бы тебе лучший праздник на свете, я уверен. И ты бы сейчас пил вкусное вино, либо лежал с любимым человеком в постели, чем сидел на крыше дома в двухстах метрах от смерти. Возможно в словах Чангюна и есть доля смысла, а может быть и нет: Хосоку бы признаться, что ему нравится проводить свои дни рождения вот так, на крыше с одним из самых близких людей на всей этой земле, держать его за руки и наслаждаться иллюзорной свободой. Но он никогда не скажет, и, наверное, это единственное, что никогда не поймёт Чангюн - это непонятная нота в молчании старшего. - И всё же пойдём. Он спрыгивает на твёрдый настил крыши, помогает спуститься Чангюну и уводит его обратно в квартиру, где дожидается, когда тот снова заснёт. На часах маленькая стрелка только-только перевалила за полночь, а следовательно Хосоку можно вздохнуть спокойно и минимум год ещё ничего не боятся. Он возвращается домой ближе к утру, с трудом поймав попутку на безлюдной дороге (несколько тысяч вон пришлось стащить из кошелька Чангюна, но он обязательно вернёт, если тот заметит), подваливается под теплый кихёновский бок и осторожно, боясь разбудить, целует того в висок. Дни рождения всё ещё глупые праздники, засыпая, думает Хосок и к своему же счастью не слышит, как тихо шепчет Кихён ему куда-то в ключицу: - С прошедшим..