Сборник

Вечера, наполненные ламповым светом, льющимся из динамиков тихим космическим эмбиентом и долгими разговорами, были самыми любимыми у Шин Хосока. - Ты ходил когда-нибудь по улицам Берлина? Дышал холодным воздухом Лондона? Или прятался от палящего солнца Иерусалима? Хосок качает головой в ответ на каждый из вопросов и видит, как лицо Чангюна озаряет печальная улыбка. Младший укладывается к нему головой на колени, подгибает свои ноги и руки устраивает на животе: вид его настолько безмятежный, словно он сейчас лежит на зеленой лужайке Центрального парка Нью-Йорка, а глаза слепит яркое солнце, а не свет от ламп на потолке. По официальным данным, зарегистрированным в одном из государственных учреждений, Чангюн младше Хосока на несколько лет, а по человеческому восприятию - старше на десятки. И, кажется, если бы не Им, то Хосок сгинул уже в этой никчемной жизни никому не нужный. Зачем он нужен Чангюну - тоже неясно, но тот продолжает приходить к нему, делится историями, подталкивает к тому, как надо жить. Насколько Чангюн очень умный, настолько же Хосок очень глупый, и он часто не понимает темы, на которые рассуждает младший, лёжа вот так у него на коленях. Шин только перебирает ему волосы и старается задавать вопросы, чтобы поддержать разговор. Вопросы, возможно, глупые, но Чангюн ещё ни разу его не упрекнул в этом. Скорее, Чангюну просто иногда нужно выговариваться, так как он не может всё хранить в себе вечно, а Хосок замечательный слушатель, у которого, несмотря на отсутствие должного развития ума, имеется хорошая память. Не придавая значения большей части сказанного, он просто запоминает слова, храня их в себе, как в библиотеке хранятся книги. Хосок никогда не ходил по улицам Берлина, но если спросят, то он ответит, что там очень просторно, шумно и много людей, что вечером на этих улицах просыпается свой мир и зажигается сотни фонарей и гирлянд, превращающие город в волшебную сказку. Хосок никогда не был в Лондоне, но знает, что воздух там промозглый, особенно в туман, смешан с промышленным дымом, и что он оседает на легких неприятным осадком, но дышать им всё же приятно и ощущается свобода. Хосок никогда не чувствовал солнца Иерусалима, но мог точно передать это покалывающее чувство в теле от жары и стягивающую кожу сухость, и вечная ладонь у глаз, так как без неё не разглядеть путь впереди; он мог бы сказать как пахнет это солнце, потому что Чангюн дал ему его понюхать, попросив коснуться носом своим волос. Он только вернулся из поездки и привез часть Иерусалима с собой: Хосок повиновался ему, зарываясь лицом в любимые каштановые волосы и вдыхая запах - немного несвойственный Чангюну и отдающий очень сильно теплом, сухим ветром и почему-то морем. - Куда в следующий раз? - спрашивает Хосок, касаясь губами чужого лба, щеки и -неуверенно- губ. Чангюна слишком часто не бывает рядом, чтобы не испытывать отчаянной потребности в нём. - В динамичную Бразилию, - отвечает младший, улыбаясь ярко, и берет в ладони лицо Шина, притягивая к себе и поцелуй делая уже уверенным. - Привезу тебе страусиные перья, купальник и диадемку - устроим бразильский карнавал. - Я не знаю, что это такое. - Я расскажу тебе потом о нём. Всё, что захочешь.