Сборник

У Хосока от нервов сводит челюсть и появляется фантомная тянущая боль в плечах и коленках. Он сходит с ума от беспокойства, набирая раз в десять минут один и тот же номер, но в ответ слышит лишь гудки и далее механический голос, говорящий, что "извините, абонент не отвечает". С каждым таким ответом разъебать телефон о стену хочется всё сильней, но голос разума говорит, чтобы он не сходил с ума и держал своё сознание в порядке. Вырваться с работы у Хосока не получается совсем никак: ещё одна вооруженная операция, которая не пройдет успешно без командира спецотряда быстрого реагирования. Хотя она не будет успешна и при его непосредственном участии, если голова командира забита мыслями, далекими от выполнения протокола. Хосок набирает номер в последний раз, слушает словно проигрывающуюся на магнитофоне зацикленную плёнку, затем убирает телефон подальше и собирается. Операция длится больше шести часов, и, когда Хосок, возвратившись в штаб, позволяет себе проверить телефон, то видит один пропущенный вызов, который набирает тут же. Дыхание замедляется в тягостном ожидании и стоит только прозвучать тихому и одинокому "приходи" в динамике, как Хосок срывается с места тут же, забыв снять спецодежду и вообще привести дела в порядок перед уходом. Он знает, что команда прикроет его, возможно и сами накатают нужные протоколы, которые ему затем стоит только подписать и отдать начальству. Сейчас же у него только одна цель, из-за которой он выжимает на служебном автомобиле сто сорок километров в час. Чангюн. Человек.. ребёнок.. парень.. друг, которого Хосок спас в ходе одной из операций, буквально вытащив пацана из нищенского днища. И за короткое время, пока парень кантовался в их штабе, настолько прикипел душой к нему, что даже когда Чангюна перевезли как важного свидетеля в федеральную квартиру, связь он с ним не потерял. Часто навещал и, кажется, был его единственным другом. Чангюн пропал несколько дней назад, не объявлялся в квартире, где оставил свой телефон, на который Хосок звонил и звонил в надежде услышать ставшим родным голос. Его раздражала, бесила, выводила из себя сложившаяся ситуация. Он считал себя ответственным за этого ребёнка, которого так успешно теперь проебал. Гнилые мыслишки о том, что Чангюна возможно уже и в живых нет, Хосок гнал от себя всеми силами, но сердце ныло, а команда смотрела сочувственно и тихо шепталась между собой. - Этого следовало ожидать.. - ... да.. странно, что он вообще столько протянул.. - мне кажется, я не смог бы пережить того, что он перенес.. - не удивлюсь, если он всё же наложил себя руки. Это было бы оправданно. Это нихуя не было бы оправданно! Команде от Хосока влетело по первое число, и разговоры прекратились тут же. Стоит ли говорить, какой груз свалился с души Хосока, когда он услышал через динамик тихий голос. Чангюн его встречает виноватым взглядом, отекшим, словно долго плакал, лицом и для начала просит себя обнять, что Хосок делает тут же. Рывком притягивает парня к себе и обнимает настолько крепко, что кости трещат: ему необходимо почуствовать, что Чангюн - он вот он, и он реален, что он цел и в относительном порядке. Чангюн же неуверенно цепляет пальцы в замок на спине Хосока и ткнётся холодным носом в шею, двигает губами, точно что-то говоря, но слов не слышно. "Спасибо", - догадывается Хосок. Тело парня подрагивает немного, но постепенно успокаивается в объятиях мужчины. Хосока же изнутри острыми шипами разрывает сотня вопросов, которые он сдерживает изо всех сил, боясь напугать парня. Чангюн начинает говорить первым, рассказывая всё, начиная с пришедшей по почте старой видеокассеты с подписью "привет из прошлого" и заканчивая своими похождениями в старом районе, из которого его вытащили. Хосок взбешен до крайней точки такой неосмотрительностью парня, но один его безэмоциональный взгляд, словно направленный в пустоту, тушит огонь внутри Шина. - Кассету посмотрел? - поджав губы, спрашивает Хосок. Они уже переместились на маленький диван, но выпускать Чангюна из объятий Шин всё же не рискует. - Боюсь один, - кусая губу, отвечает тот и прижимается ближе, ища защиты. - Может, тогда не стоит? - Хосок интуитивно догадывается, что за видео записано на кассете, и не хочет совершенно, чтобы парень его смотрел. Но Чангюну, видимо, это нужно; нужно, чтобы сложить паззл полностью, чтобы восполнить пробелы в памяти, какие бы они негативными не были. - Стоит. Поэтому ты здесь, - перестав жевать губу, отвечает Чангюн, и впервые за всю встречу его взгляд прямой и решительный. Хосок кивает. Он отпускает Чангюна за вечер всего лишь один раз, чтобы вставить кассету в проигрыватель и включить телевизор. А затем вновь возвращается на место и становится буквально второй кожей для Чангюна, который вздрагивает немного, когда запись, порябив черно-белыми полосами, начинается. Хосок же надеется, что всё это не доломает Чангюна, а позволит отпустить и избавиться от этого гнилого куска своей жизни, словно его и не было. Хосок помнит каждую секунду той операции, помнит, как наткнулся на забившегося в угол обнажённого и тощего мальчишку, помнит, как сам остервенело тёр его кожу мочалкой в собственной ванне, пытаясь очистить от всей той грязи, что была не только на его теле, но и на душе. - Я рядом, - прошептал тогда Хосок забитому мальчишке, который и имя-то своё вспомнил не сразу, и это же говорит Хосок сейчас, прижимаясь губами к виску и сжимая рукой чужие холодные пальцы, пока на экране сменяются кадры того самого гнилого куска жизни Им Чангюна.