Тrue feelings

Любовь не просто свет в ночи… Воншик, не прекращая зевать, без остановки помешивал свой кофе чайной ложечкой, словно специально, то и дело стуча ею по керамическим стенкам кружки. Раздражённый Тэгун, как бы отчаянно не пытался заткнуть уши и не слышать этого противного звука, никак не мог заставить себя успокоиться. Уже в который раз, жалея о своём возвращении в общежитие, он бьёт Воншика по спине, тут же одаривая его испепеляющим взглядом.  — Эй, хён, ты совсем уже? — обиженно бубнит рэпер, продолжая, словно специально, стучать маленькой ложечкой по чашке. — Я только встал и ещё, заметь, нигде не напортачил, а ты меня бьёшь. — Вот именно, только встал, а уже раздражаешь! — на угрожающий низкий тон вокалиста Рави, казалось, не реагировал совершенно, словно и нет здесь никого. — Да ты прекратишь стучать или нет! На пару секунд в кухне воцарилась гробовая тишина, и Лео с облегчением отправился к плите, надеясь остаток утра провести в спокойствии, но не тут-то было. Воншик, подняв на уходящего хёна заинтересованный взгляд, ещё раз, как можно сильнее, ударил ложкой об керамику, а потом ещё раз и ещё, пока в конечном итоге не опрокинул эту самую кружку, когда слишком быстро вскакивал из-за стола в надежде убежать от разозлённого Тэгуна. — Хён, можешь допить мой кофе, или точнее сказать — слизать. — кричал Рави, уже в другой комнате, пытаясь удержать дверь от рвущегося к нему вокалиста. — Котяра кофейный! Пока Лео угрожал убить рэпера всеми возможными способами, в соседней комнате, уставившись в потолок, лежал Хонбин, скрестивший руки у себя на груди. Обида на Джехвана и странное, необъяснимое желание отомстить сейчас делали с ольджаном удивительные вещи. Нет, он даже и не собирался лить горькие слёзы из-за предательства или бегать с допросами и просьбами всё объяснить, он просто хотел сделать Кену точно так же больно, как ему было вчера. Воспоминания последних дней не выходили из головы: разборка менеджера по поводу разнесённой аудитории, бар, злой Тэгун, утаскивающий его спать и спасающий от глупой пьяной выходки, драка мемберов — всё это складывало в голове Хонбина вполне реальную картинку пазла, а план мести сам собой всплывал в голове. Нет, он не хотел калечить Джехвана и причинять ему вред, но вот проучить было непреодолимое желание. Обрадовавшись только что созревшему плану, Хонбин уже лежал, как довольный удав, глупо улыбаясь потолку, пока дверь в комнату не открылась, а на пороге не появился Джехван. — Эммм… Бини, можно я зайду? Я знаю ты меня не хочешь слушать, но у нас скоро камбэк и Эн-хён требует, чтобы мы помирились. — Кен был растерян, не знал какие слова подобрать и что сказать, в принципе это его обычная реакция на страх. — Ну почему же не хочу, давай поговорим. — вскакивая с кровати и тем самым неосознанно пугая вокалиста, который уже готов стартануть за дверь, только бы в него не прилетело что-то вроде тяжёлого цветка, как в прошлый раз. — Да тише ты, мне хёны всё рассказали, я понял, что ты тут не при чём. — Хонбин врёт и даже не краснеет, он не говорил на подобную тему ни с Эном, ни с Тэгуном, ему сейчас вообще всё-равно, кто был тогда виноват, его больше интересует вчерашняя ситуация. — Так ты не обижаешься? — Кен радостно улыбается, обнимая ольджана так, словно не видел несколько лет. — Хён, я понимаю, что ты блещешь изобилием любви ко мне, но прошу, отпусти, я задохнусь сейчас. — счастливый и наивный вокалист частично рушит неприязнь и жажду мести Бина, но память предательства никуда не исчезает, проучить всё-таки хочется. — Давай, пошли собираться, скоро менеджер приедет, нам ещё макияж наносить, наш любимый гримёр Сунан сегодня же работает? — ольджан прищуривается, смотря прямо в глаза Джехвану, который без промедлений и с улыбкой выдает: — О, ты даже её имя запомнил! Она всегда работает, она же главный гример. Она такая милая, да? — минутная любовь к этому человеку рушится моментально. «Милая? Нет, серьёзно? И ты ещё смеешь мне о таком говорить?» — хочет выпалить в одночасье Хонбин прямо в лицо вокалисту, одновременно душа его, если не собственными руками, то хотя бы подушкой. Молча, с каменным лицом поднимаясь с кровати, Ли выходит из комнаты под непонимающий взгляд растерянного Кена. «Я тебе сегодня устрою, милый!» — проносится в голове озлобленного парня. Всё время репетиции танца, обеда и прогонки будущего сценария, а также обсуждения приблизительных идей, Хонбин снова предпочитает игнорировать Джехвана, который как бы не пытался, а подступить к разозлённому ольджану не смог. Под конец дня, казалось, что уже и сам вокалист обиделся на Бина, так как не только попытки поговорить прекратились, но начались и односторонние прятки. Теперь Кен, как и прежде, зависал в буфете и беседовал со стаффом, словно он работодатель, чем и вызывал бесконечный смех у работников, и доставал Ча Хакёна расспросами о возвращении его любимого малыша Хёка. Такой привычный Кен, вот уже как два часа лез ко всем, кроме Хонбина и Воншика, которых то ли боялся, то ли устал получать от них по голове. Последней каплей выходок Джехвана стал его подкат к Сунан, когда он, опять вживаясь в роль директора агентства, шуткой пригласил её на свидание, намекая на невинное продолжение вечера с милым очаровашкой Кеном. Над ним все смеялись, уж больно правдоподобно и одновременно смешно он разыгрывал эту странную сцену, вот только Бин, который знал правду, не желал принимать участия в общем веселье. Со скоростью дикой лани, подлетев к вокалисту, ольджан схватил его за рукав и оттащил в сторону, сразу же начиная мило улыбаться, что вызвало ещё больший испуг у Джехвана: милая улыбка Бина ну никак не сочеталась с его яростным взглядом, в котором так и читалось что-то демоническое. — Хён, прости за сегодня, я что-то немного погорячился. Я простил тебя за тот раз, правда, просто есть ещё кое-что, я даже не знаю как тебе об этом сказать. Ты же выслушаешь меня, да? — Эээ… д-да. Что случилось? — слишком грубое поведение Хонбина и его последние выходки уже в конец запутали и без того ничего не соображающего в психологии людей вокалиста. Не здесь, это личное! Давай минут через пять в репетиционном зале, который вы с Рави в тот раз разнесли? Просто я не хочу, чтобы кто-то подслушал. — В душе парень смеётся, ничего лучше придумать не мог, мститель хренов. — Хонбин, ты готовишь теракт на ЦРУ? Или завтра начнётся Третья Мировая? Кому мы нужны с нашими проблемами? — что бы там ни было, но идти куда-либо с Хонбином, который и так успел наделать ему пару синяков и изрядно измотать нервы, не хотелось. И вообще, уж больно сильно это всё попахивало разводом и очередным приколом. — Я не хочу туда идти. Давай ты лучше и дальше будешь на меня злиться за тот случай? — Да не злюсь я на тебя! Правда. Нужно поговорить о другом, пожалуйста, хён. — то, что Кен сейчас может отказаться и просто свалить, ольджан осознавал прекрасно, а потому, дабы подкрепить свои слова действиями, он нежно взял ладонь вокалиста в свою, слабо сжимая, словно прося поверить. — Ладно, но если это какая-то подстава, уже я с тобой разговаривать не буду, ясно? Хонбин кивает, напоминая время, и уходит, оставляя слегка обескураженного Кена в толпе работников агентства. Сам же Хонбин, у которого теперь от злости и адреналина дрожат руки, уже не так уверен в собственной правоте и своём безумном плане. Фактически он сейчас занимается неприкрытой подставой, притом уверенности в том, что всё пройдёт спокойно и без вреда окружающим, у него попросту нет. Но отказываться от намеченной цели уже поздно, да и смысла нет, потому что по лестничной площадке, тихими шагами, поднимается рэпер, который как всегда большую часть своего дня в агентстве посвящает написанию музыки в гордом одиночестве. А Хонбин уже закапывает в глаза какую-то дрянь, лишь бы сымитировать искусственные слёзы, которые, как считает сам ольджан, ну нихрена не похожи на настоящие, но что, как говорится, теперь поделаешь. «Всё-таки ты суицидник, Ли Хонбин?» — говорит сам себе парень, уже в спешке закручивая колпачок от каплей. В душе ему смешно и страшно, он фактически занимается травлей одного из них, своего лучшего друга, подбивая на это влюблённого в него дурака. «Гениально, Ли, завтра у тебя уже есть все шансы надуть собственного директора и раскрутить его на бабки, а потом с позором вылететь из агентства.» Взлохмачивая собственные волосы и стараясь изобразить грустную, обиженную мордашку, парень медленно подходит к двери, идеально рассчитав момент, когда с противоположной стороны эту самую дверь откроет уже Воншик, с которым, ольджан, естественно, сталкивается совершенно случайно. — Что с тобой? — как всегда, тихий, взволнованный, полный заботы и милого очарования голос. — Бин, что случилось? Обидел кто-то? — Хонбин всхлипывает, пытаясь пройти в дверной проём, хотя прекрасно знает, что Рави его сейчас не отпустит, и делая ставку на чувства собственного друга к себе, ольджан всё-таки выдаёт: — Один неуправляемый ребёнок, вот кто! — Джехван. — понимающе, словно самому себе кивает рэпер, неосознанно, прижимая Хонбина к собственной груди. — Что случилось-то? — Я-я не хотел, а он заставлять начал. — парень, опустив голову в пол, стал теребить собственную накидку, тщательно стараясь подобрать слова, чтобы не дай Бог не сказать что-то лишнее, что-то, что может стать уже конечной точкой не возврата. — Хорошо, что он слабее и я отбиться смог, да? — Это ты про Кена? Он приставал к тебе? — руки сами сжимаются в кулаки, а уровень ярости начинает зашкаливать. Воншик хочет себя сдержать, хотя бы потому что обещал Эну больше не трогать ни Джехвана, ни кого-либо ещё в группе, ведь влетает в первую очередь именно лидеру. Но слепая вера этому чистому милому существу, к которому, как считает сам рэпер, у него всё-таки, наверное, есть чувства, не позволяет ему открещиваться от услышанного. — Вот, щенок! Где он сейчас? — В репетиционном зале, который вы в прошлый раз разнесли. Воншик, только не бей его, ладно? — Хонбин хватает Кима за рукав куртки, словно желая остановить и забрать все свои слова обратно, реакция рэпера пугает, если они снова раздерутся, им тут всем тогда влетит, да и сам Кен не заслуживает такой участи. — Да больно надо! — рэпер вылетает из комнаты, а ольджан шумно выдыхает, в глубине душе уже, кажется, начиная понимать, что только что натворил…