Контрольный в душу

Устаканившаяся, наконец, погода радовала частым снегопадом и почти полным отсутствием ветра и дождя, что позволяло нам подолгу гулять на улице, используя под это все имеющееся свободное время. Поначалу я не видел толку в этих прогулках, выходил только за компанию, но очень быстро оценил всю прелесть снежного ковра на земле. В тот день нас было особенно много – человек пятнадцать сразу, лекция выдалась слишком утомительная и сложная, хотелось развеяться. Не помню, кто начал первым, но в Томаса, идущего рядом со мной, врезался снежок, следом за ним послышался веселый смех, и второй комок полетел уже в меня. Я почти увернулся, набрав голыми руками пригоршню снега, запустил его в издевательски посмеивающегося Стива, попал точно в грудь. Не представляю, что потом произошло, но в течении пяти минут снежная война захватила абсолютно всех. Ребята прятались за деревьями, падали в сугробы, снежки летели во все стороны, и продолжалось это добрых полчаса, пока большинство вояк не устало и не начало замерзать. Покидая поле боя одним из последних, я невольно улыбался и думал, что такого развлечения в моей жизни не было уже очень давно, наверное, с самого детства. Подобные забавы продолжались изо дня в день, приносили массу удовольствия и даже дали возможность мне со всеми познакомиться – поскольку я от природы не слишком общительный, до сих пор не знал имен и половины товарищей по несчастью. Изменилось и многое другое, к примеру, наши непрекращающиеся лекции из разряда «духовной практики» переросли в практику вообще. Сперва мы делали оригами. Складывали из белоснежной бумаги бабочек, журавлей и еще какие-то штуки, они у меня очень плохо получались. Через несколько занятий после оригами настал черед кулинарии. Большинство из нас настороженно взирало на стол с продуктами – овощи, фрукты, зелень, ничего сложного. Что-то типа салата в случае с овощами, и (неоригинально) фруктового салата в случае с фруктами. Удалось это довольно просто, только Стив чуть не отхватил себе ножом полпальца. Залепил порез пластырем и продолжил, ничего особенного. До перевального момента нашей жизни в центре – половины всего срока – оставались считанные дни, когда нам объявили, что время лечения сократится, а взамен ему нам предстоит выбрать себе занятие по душе и им же потом заниматься. Сказано все это было настолько официально, что я поначалу не мог понять, чего от нас хотят, Томасу даже пришлось разжевывать это в комнате по второму кругу. Терпению его можно позавидовать, другой бы плюнул, махнул рукой и оставил дожидаться завтрашнего дня. Все это дело происходило в соседнем крыле центра, куда мы раньше не совались, и напоминало больше всего уличный балаган. Весь первый этаж похож на огромный холл, кое-где с колоннами и арками. Везде неизменные вазоны, яркий свет ламп и много, очень много шума. - Глянь, это там барабаны? – окликнул меня Томас, который с того памятного, но единственного поцелуя постоянно рядом со мной ошивался, будто ища защиты. – Ну точно они, идем, посмотрим! Суть всей затеи в том, чтобы каждый из нас попробовал себя в каком-то начинании - музыка, рисование и всякое такое. Выбрав что-то, понравившееся больше всего, нам предстояло заниматься этим несколько часов в день… всего-то. Ничего тяжелого, но я вовсе не был уверен, что подберу себе дело по нраву. Да и зачем? Я могу спокойно читать книги, если родители Томаса их привезут, этого вполне достаточно. - Хочешь попробовать? – закончив дубасить по барабану, спросил Томас, обращая горящий взор к синтезатору, находящемуся тут же. - Надо все попробовать, - рядом оказалась миловидная девушка с бейджем, одна из многочисленных работников центра. – Берите палочки, - в моих руках оказались две длинные деревяшки, которые я неуверенно сжал пальцами. – Да не бойтесь вы их так. Ударяйте в барабан, но не слишком сильно. Это даже не барабан, целая установка – отметил я про себя, стукая по одному из инструментов. Звучит, что. Другой тоже звучит, а самый большой – нет, наверное, по нему чем другим надо ударить. Впрочем, увлекательным я это занятие не нашел. Просто так, может, и интересно, но чтобы играть профессионально, надо слишком много ума. Перепробовал я действительно очень много всего. Просто ходил следом за Томасом, брынькал на гитаре, тыкал в клавиши синтезатора, мазюкал кистью по бумаге, дрожащими руками пытался вылепить из глины лошадь. Ради прикола попробовал писать стих, но дальше двух строчек с ужасающей рифмой не зашел, мысли из головы в этот момент словно испарились. - Я вернусь на музыку, ага? – примерно в конце зала, когда мы стояли рядом с декоративной клумбой, усеянной цветами, произнес Томас. Ответа не дождался, умчавшись обратно к барабанам и гитаре, не знаю, что ему именно приглянулось. А я стоял, слушал в пол-уха объяснения насчет разных видов удобрений для цветов и ощущал, насколько мне здесь тяжело. Похоже, в этом огромном зале не было ничего, что хоть немного могло меня заинтересовать. Больше всего времени я провел в небольшом закоулке с книгами, смотрел на них, читал названия, но когда престарелый мужчина сказал, что здесь можно попробовать себя в деле писателя, я убрался – не мое, чувствую же. «Моего» тут вообще не водилось. Немного обидно стоять и смотреть на других, нашедших себе занятие. Многие рисовали, заглянув ребятам через плечо, я видел действительно неплохие вещи, которые у них получались. Музыка тоже собрала целую толпу «фанатов», среди первых находился Томас, у него сносно получалось ладить с гитарой. Петь он не пробовал пока, и очень зря, я-то помню его голос. Уж он-то не пропадет. А мне не подходила ни кулинария (ушел оттуда с ожогом на половину ладони), ни дизайн (выбранное мной сочетание цветов показалось куратору «не очень удачным», и, судя по ее лицу, это было еще мягко говоря), ни уход за животными. Особенно они – собаки! Четыре мелкие собаки, щенки еще, лезущие из простенького вольера наружу, словно они так и хотят покусать меня за ноги! С детства терпеть их не могу, боюсь ужасно. Конечно, я не один был такой. Еще двое или трое бездарностей праздно шатались по залу, подходя то к одной точке, то к другой. Я следил за ними, втайне желая, чтобы и они, так же, как и я, ушли отсюда ни с чем. - Дэн, - Томас нашел меня возле уже пройденного угла с гончарным кругом. – Ты взял уже бланк? Можно записаться только на три курса, я даже не знаю, что именно выбрать… - Мне бы твои проблемы, - вздохнув, я взлохматил отросшие волосы и вытянул из его рук изрядно помятый кусок бумаги – тот самый бланк. – И что тебе понравилось? - Да мне все понравилось, - расстроенно признался он, крутя в руках карандаш. – Музыка там, рисовать еще хочу, собаки классные. А если еще готовить могут научить… - Запишись на музыку. - А на что именно? Там отдельно ударные, клавиши, гитара, саксофон. Я, наверное, все не запомню. Фыркнув и вернув ему бланк, я отошел к регистрационной стойке за таким же для себя. Как нас предупредили заранее – хоть на один курс нужно записываться обязательно, значит, придется делать выбор. В отличие от Томаса, у меня вариантов не было вообще, наверное, надо просто выбрать что-нибудь минимально травмоопасное. И хоть сколько-нибудь интересное. В итоге я остановился на кулинарии: научусь, по крайней мере, готовить хоть немного, да и еда там наверняка будет разнообразнее, чем в нашей столовой, где не дают жареного мяса, зато обожают кормить рыбой. - Жаль, нет такого варианта, где можно просто сидеть и читать книги, - пожаловался я уже в комнате вечером, когда тяжелый выбор был сделан и благополучно забыт до следующей недели. - Или в компьютер резаться, - мечтательно поддержал Эван, записавшийся на «курсы домохозяек» вместе со мной. – Вот было бы круто… - Ты игроман, все дело в этом, - безразлично заметил Стив, о своих предпочтениях не распространявшийся. - Совсем нет. Но я даже не предупредил свою команду, что не смогу заходить. Приедут родаки, попрошу у них ноут, хоть пару слов черкану… Разговор, скатившийся в обсуждение скорого приезда визитеров и того, что они могут с собой привезти, меня уже почти не интересовал, куда больше заботила будущая неделя и постижение основ кулинарии. Теперь, когда уж не надо было ничего решать, я сомневался в правильности выбора – одним ожогом наверняка уже не обойдется, как бы хоть отравлений избежать. Готовка ведь – это не мое. Да и все остальное – тоже не мое, совершенно. Хорошо Томасу, летавшему сейчас, словно на крыльях. Будет заниматься любимым делом, к которому у него и душа лежит, и руки правильно растут для этого. Нехорошо завидовать, но собственные мысли разве удержишь? И выглядит Томас лучше меня, особенно теперь, когда волосы светлые уже наполовину, а темная часть постепенно исчезает. И, оказывается, он общительный и открытый, только раньше почему-то сдерживался. Да и сейчас, похоже, только со мной эти его черты и проявляются – при ребятах он редко когда рот открывает, только если очень нужно. Да и целуется хорошо. Хотя, с одного раза не понять, конечно, и он тогда не в себе был. И больше ни разу тему про тот вечер не поднимал, а на мои несмелые вопросы зыркал так, что отбивало всю охоту разговаривать. Сам же я частенько об этом вспоминал и злился на себя за неконтролируемый стояк. Без наркотиков реакции организма усмирять оказалось не так-то просто. Ожидаемый всеми день визитов, в который нас почти не мучили различными обследованиями и профилактиками, а только вкололи по-быстрому в вену порцию, как они сами говорят, витаминов и отпустили дожидаться родственников, наконец пришел. Мне дожидаться было некого, но не радоваться свободному дню я не мог, ровно как и не грустить по поводу завтрашних занятий. Ни с кем я не разговаривал на этот счет и вынужден был лично переживать маленькую драму: я – бездарность. Говорил же Альфреду, что мне не место среди этих людей, что мне и так хорошо! Вот тому замечательное доказательство. - Мне сказали, ты здесь сидишь один, - дернувшись от чужого голоса, я оторвал взгляд от книги, на которую пялился уже минут десять, и обнаружил в дверях предмет моих размышлений собственной персоной. Одетый в самые обычные, совсем не военного типа вещи, он был совершенно на себя не похож, словно помолодел на пару лет, а уж когда улыбнулся… - Альфред! – откинув в сторону учебник, я подскочил на ноги, чувствуя, что вопреки ожиданиям и не самым лучшим про него мыслям, я все-таки рад видеть мужчину. Наверное, потому, что и он мне тоже рад – улыбается шире… обнимает. Обнимает меня. Совсем неожиданно, за плечи, почти по-отечески, но как-то неуловимо иначе. Отпускает совсем скоро, а я все еще в немного заторможенном состоянии, смотрю куда-то в его грудь, молчу. - Ты изменился в лучшую сторону, - похоже, он меня рассматривает довольно пристально, ведь, хотя я и не поднял глаза, все равно ощущаю чужой взгляд на лице. – Дерек передает привет, извинялся, что не может сам приехать. - Да я и не ждал его, - пожав плечами, ответил я, стараясь не выглядеть польщенным. Хотя зеркал в нашей «тюрьме» и не было, все равно я не мог не знать, как выгляжу – отражения в окнах, когда на улице ночь, почти те же зеркала. Но то, что изменения отметил и Альфред, оказалось на удивление приятной мелочью. - Давай на улицу выйдем, чего здесь сидеть. Я согласился, по-быстрому оделся потеплее - снега снова выпало чуть ли не по колено - и пошел следом за ним в парк, где кроме нас почти никого и не было, ведь большинство родителей предпочло общаться с чадами в тепле столовой. Несколько минут мы шагали молча, оба держали руки в карманах и глядели вперед. О чем думал Альфред, я не знал, а вот сам все еще размышлял об этой гребаной кулинарии, до которой оставалось всего часов двенадцать. - О чем задумался? – устав от молчания, спросил он, когда мы уже дошли до заледеневшего пруда. - Да вот… Понимаешь, недавно у нас было такое… Короче, куча всего, а мы выбирали, что больше всего нравится, чтоб потом этим заниматься, ну, - совершенно внезапно я решил, что именно Альфреду рассказать как раз и можно. Все равно он скоро уедет, а мне, может, полегчает, недаром в книгах главный герой о своих проблемах может другу рассказать. Я на главного героя не похож, но попытаться стоит. – Знаешь, там инструменты всякие, музыкальные, лепить из глины можно, рисовать еще… Много чего. - Да, я знаю, о чем ты, - он улыбнулся, развернувшись к заснеженной скамье и расчищая ее перчаткой. – Что выбрал? - В том и дело… - опустившись на скамью, я вздохнул. – Не мог я выбрать. Мне ничего не нравилось. - Совершенно? - Абсолютно, - уверенным голосом подтвердил я. - Но ты что-то выбрал? - Да… - невесело фыркнув, я подтянул колени к груди, упираясь пятками в край скамьи – так теплее. – Так глупо… я буду готовить. Как домохозяйка. - Почему глупо? Я тоже учился, но только в армии. Очень хорошее умение, в жизни пригодится. Да и девушки любить будут, если ты готовить сможешь. - Да ну, девушки, - ляпнул я, едва ли не краснея от того, что первая моя мысль была почему-то о Томасе. – Они сильнее ведутся, если ты им песню поешь, или… Ну, не важно. Заметив мое смущение, Альфред перевел тему, и еще с полчаса мы разговаривали о клинике, моих приятелях, о лекциях, которые нам читали. О себе мужчина почти ничего не рассказывал, отделавшись парой фраз о том, что все по-прежнему и в порядке. Я тоже особо не откровенничал, не в моем характере такое, но Альфреду каким-то непостижимым образом удавалось разводить меня на диалог. - Тебя это беспокоит, - уже когда мы возвращались, тоже молча, неожиданно произнес он, останавливаясь на полпути к входу. - А?.. - Не смог найти что-то по душе из тех занятий, верно? Поэтому беспокоишься… думаешь, что у тебя нет никакого таланта. - Неудивительно, что нет таланта, - я пожал плечами, делая вид, что мне абсолютно все равно. В чем-чем, а в жалости я не нуждаюсь совершенно. - Каждый человек талантлив в чем-то своем, - нравоучительно заметил Альфред, трогая меня за рукав и увлекая за собой вперед. – И ты тоже не исключение. - И в чем же талантлив ты? - Я люблю стрелять. В тире из винтовок, и на войне приходилось, хотя я этим и не горжусь. Мог бы в спорт пойти, но… не сложилось. - Хм, - по правде говоря, я уверен был, что на вопрос Альфред ответить не сможет. Он был из разряда то ли провокационных, то ли риторических, но ответа не требовал. Именно поэтому теперь я не представлял, что говорить мне самому. - Может быть, там просто не было того, что ближе тебе, - продолжил мужчина, видя мое замешательство. – Потом обнаружится, не переживай. В это верилось слабо, но спорить я не стал, тем более, что мы уже подошли к двери, из которой то и дело выходил кто-то из посетителей. Большинство на личных автомобилях, Альфред же приехал автобусом, который уже был готов к отправке. Попрощались мы довольно скованно, и я, уже порядком замерзший, вернулся в блок. Комната пустовала, но почти сразу же после меня появился Томас, принесший, как и обещал, целую стопку книг. - А с кем ты был? Это твой отец? – убедившись, что ребята еще не вернулись, спросил он. - Нет, просто знакомый, - почему-то стало обидно за Альфреда – не такой он и старый, чтобы быть похожим на моего папашу. - Просто знакомый… - казалось, парень расстроен, он чуть прикусил губу, сведя брови к переносице, а потом посмотрел мне прямо в глаза. – У вас отношения? - Чего?! – я аж задохнулся, будто споткнувшись, а потом нервно рассмеялся – такое предположение было еще более абсурдным. – Совсем нет! Он молчал, но продолжал стоять напротив, и видно было, что не верит. Неожиданно меня словно током прошибла мысль – какое ему дело? И если есть это дело, если он так напрягается по поводу моих мнимых отношений… - Томас… Я словно смотрел на нас со стороны в этот момент – вот я подхожу, всего один небольшой шаг к нему делаю, и вот уже он смотрит на меня снизу вверх, доверчиво и вместе с тем сердито. Я не могу сдержать улыбку, он такой непосредственный, как ребенок. А потом я его целую, совсем, казалось бы, легко и невинно, так что сложно даже предположить, по чьей именно инициативе поцелуй становится глубоким и немного отчаянным. Наконец он отстранился, уткнулся лбом мне в плечо – рост как раз позволял – и тихо проговорил: - Извини меня.