Останься

      — Ники?       Вопрос повисает в воздухе. Вместе с молчанием. Тишину в уборной разбавляет лишь четкий ровный бит, от которого вибрируют стены и пол. И мозги. Луи медленно переводит взгляд от одного близнеца (Гарри?) к другому. Его сердце не бьется. Оно решило срочно взять выходной. А весь скопившийся в теле Луи стресс злорадно напоминает, что нужно было остаться с блондинками наверху, и всё было бы пучком. Но нет. Луи здесь. С двумя близнецами, которые, кажется, оба — его родственные души. И сейчас определенно начнутся разборки. Ёпт.       Чертёнок в красном быстро преодолевает расстояние, и его рука обхватывает запястье Луи, тянет к себе. Горит. Луи через прикосновение его пальцев ощущает все неизмеримое напряжение, что течет у Ники в крови. Глаза парня напротив удивленно расширяются, когда он видит алое сияние. Луи видит, как тот сглатывает через усилие. Видит, как уголок его губ дергается.       — Ч-что это значит? — произносит он хрипло, рвано. Переводит взгляд на брата. Луи чувствует, как Ники дрожит, опять же через прикосновение. Рука опускается тому на спину и выводит ровный круг.       Ответа не следует. Так что взгляд второго Стайлса снова возвращается к Луи.       — Что это значит? — повторяется вопрос.       — Я думаю, нам стоит найти место получше и нормально поговорить, — предлагает Луи, прежде чем случится что-то еще, — поедем ко мне.       Ники закусывает нижнюю губу, прикосновения Луи пусть и не расслабляют его, но вводят в состояние транса. Не позволяя заистерить. Гарри перед ними чуть отступает назад, опускает лицо вниз и поправляет свою шляпу. Он стоит совсем по-другому, не так ровно и изящно как его брат, немного очаровательно косолапо. У него совсем другая осанка, немного сутулая, а его поза скованная.       — Идемте, — произносит парень, Ники рядом с Луи молчит. Луи делает вывод, что Стайлс прямо сейчас не в состоянии что-то сказать. Поэтому лишь подталкивает его рукой сторону двери. Гарри мнется, неуклюже проходит вперед, обгоняя брата и Луи в дверях, чтобы не помешать им. Он словно лишний. Луи чувствует себя безумно неловко. Хотя как бы не должен.       Они добираются до машины, соблюдая обет молчания. Хорошо, что у выхода из клуба скопление таксистов. Трезвым отсюда мало кто уезжает. Только теперь все трое мнутся у машины желтого цвета, решая, какой комбинацией сейчас лучше будет сесть: втроем назад, Луи-Ники, Ники-Гарри, Луи-Гарри. Водитель их вежливо поторапливает, Луи садится вперед.       Томлинсон называет адрес, его взгляд непроизвольно скользит по зеркалу заднего вида. Проскальзывает по Ники, который упорно смотрит в окно, отвернувшись, сжавшись, скрестив руки перед грудью в защитном раздраженном жесте. И останавливается на Гарри, который разглядывает свои колени, немного понуро и растерянно. Луи задерживает на нем взгляд дольше, чем следует в этой ситуации. И опять же: всю дорогу они молчат.       Шатен расплачивается с таксистом крупной купюрой. И жестом приглашает близнецов проследовать за ним. Они проходят через холл и вызывают лифт. Пальцы Ники снова обвивают локоть Луи. Немного собственнически. Но Луи чувствует его дрожь. Да, ведь все начиналось так идеально, правильно, незабываемо. Впервые, Луи почувствовал этих банально заезженных бабочек животе. Оказалось, что в его организме они тоже обитают. Только вот… Накренилось все столько же быстро.       Они молчат и в лифте. Ники дрожит совсем близко, Луи приобнимает его за талию. Хотя, наверное, не должен. Ведь рядом стоит его соулмейт. Другой. И он тоже чувствует всю эту палитру эмоций. Он тоже потерян, сбит с толку и нуждается в объятьях. Верно ведь?       — Вот и моя квартира, — наконец, произносит Луи. Все трое проходят в нужную дверь и замирают в прихожей. Луи не умеет быть гостеприимным. У него никогда не бывает гостей. Он даже трахаться к себе не водит. Луи даже не уверен, что в состоянии сейчас предложить горячий чай. Так что он не обманывает себя, проводит близнецов в гостиную и достает бутылку вермута из (далеко не мини) бара.       Луи вежливо передает бокал сначала Гарри, при этом старательно не смотрит парню в глаза, затем огибает диван, чтобы отдать бокал Ники, сам возвращается к креслу напротив. Он знает, что каждому из близнецов сейчас хочется (и нужно!) чувствовать его рядом. Но он не может так. Томлинсон делает глоток. Он не особый любитель этих «женских» напитков, ему нужно что покрепче. Но он давится прозрачным вермутом.       Луи не хочет начинать разговор, надеется, что все оттянется ещё на несколько минут. А вот Ники хочет. Луи видит это в его взгляде, прежде чем один из близнецов размыкает до этого сжатые в одну прямую губы.       — Это какая-то ошибка, — произносит Ники. Луи медленно кивает.       — Верно, — подает голос Гарри.       Все трое одновременно делают еще один ободряющий глоток каждый из своего бокала.       — Нужно найти решение, — голос Ники сдавленный и растерянный. Его глаза смотрят на Луи с немой мольбой. Словно Луи волшебник, словно немного усилий и все само собой разрешится. Но все, что может Томлинсон, это достать «iPhone» и в новой вкладке браузера начать вбивать запрос: «Что делать если…» у него две родственные души, старательно игнорируя все популярные запросы и варианты, которые предлагает ему «google».       Интернет выдает ему результаты. Неутешительные. Потому что кроме слова «ничего» и сопливых историй о том, что вышло вот так несправедливо Луи ничего не находит. Ситуация нечастая и неразрешимая.       — Ну что? — Гарри нетерпеливо гнет пальцы.       — Думаю, нужно связаться со специалистом, — выдавливает из себя Луи. Потому что сам Луи специалист от слова «ноль». В его голове сейчас пустых идей гора: от шведской семьи до добровольной капитуляции.       — Они же смогут как-то разделить нас? Должен же быть метод… — начинает Ники, Луи перебивает его.       — Гугл говорит, что нет, — Томлинсон отшвыривает девайс на столик рядом.       — Бред… — выдыхает чертенок, усталым жестом проводит рукой по волосам, утягивая пальцами ободок с мигающими рожками. Кидает их на стол следом. — Мы не можем позвонить им?       — Ники, ночь на дворе, — ровным голосом отвечает Гарри.       Его брат кусает костяшку указательного пальца правой руки. Он нервничает. Причем по меркам Луи нервничает до невозможного очаровательно. И трогательно. Что от одного взгляда на его подрагивающие губы у Луи впервые за всю его сознательную жизнь холодит низ живота, что он готов броситься к дивану и упоить кудрявого чертенка поцелуями. Но всё, что делает Луи, переводит взгляд на другого Стайлса. И с интересом разглядывает его лицо, позу, в которой тот сидит, стараясь прочитать хоть одну очевидную эмоцию. Кудрявая загадка. Притягивает и интригует. Требует разгадки, особенно, когда длинные худые пальцы бегло заправляют за ухо выбившуюся из-под шляпы кудряшку. Ники замечает этот взгляд.       — Все. Хватит, — срывается он, возвращая к себе внимание Луи. — Зачем тогда мы здесь?       — Мне показалось, что туалет был не самым лучшим местом для разговоров, — Луи старается, чтобы его голос звучал спокойно. Но тот звучит устало. — Здесь мы можем подумать, что же нам теперь делать.       — А разве это не очевидно? — вопрос Ники звучит немного с вызовом. — Нужно придумать, как разорвать вашу с Гарри связь.       — Что?       — Что?       Луи и Гарри спрашивают одновременно. Вопрос Луи немного контуженный, вопрос Гарри — смущенный. Ники злится, просто потому что это все бред. Это все бред, и этот бред в его жизнь снова вносит Гарри. Ники уже на грани озвучить это.       — Не думаю, что это работает так просто… — Томлинсон осушает бокал. — Это ведь душевная связь, она не подразумевает хирургического вмешательства. Давайте… просто познакомимся ближе и постараемся не превращать это в неразрешимый конфликт, окей?       Ники снова смотрит на него этим несчастным взглядом. Даже сидя в кресле, Луи буквально ощущает в себе каждую его эмоцию. Гарри же, напротив, чуть кивает. Очень сдержано. Луи интересно, какова цена этой сдержанности.       — Это какой-то очередной кошмарный сон… — выдыхает Ники. — Поверить не могу… что ты снова, и снова, и снова… Снова влез в мою жизнь.       — Я не специально, — тихо отвечает Гарри, он гипнотизирует взглядом свои коленки.       — Знаешь, спустя двадцать два года своей жизни, мне начинает казаться, что именно специально, Гарри, — теперь уже в голосе Ники начинают сквозить ядовитые нотки злости. Которые заставляют даже Луи напрячься.       — Правда, я никогда не хотел… — бубнит Гарри. Растерянно и неуверенно. Зажимаясь в плечах. Словно не готовый обнажить этот повторяющийся братский конфликт при чужом (или уже не совсем) человеке.       — Родиться я тоже должен был один, — Ники резко поднимается с дивана. Его слова звучат едко. Слишком эмоционально. Несдержанно.       Луи поднимается следом, огибает диван, чтобы перехватить фигуру в красном в дверном проеме.       — Куда ты? — вопрос покидает тонкие губы. Луи ловит Стайлса за локоть, притягивая ближе к себе. Парень изворачивается в его руках. Их взгляды встречаются. А глаза Ники горят, блестят нотками безумия.       — Ухожу, Луи, не могу вот так… когда мы втроем, — сбивчиво шепчет Ники. Кудрявому дурно. Потому что это невыносимо. Потому что ему кажется, что все снова замкнулось в непрерывный круг. Из-за Гарри. — Я так не могу…       Луи сам не понимает, почему разжимает руку и позволяет парню обойти его и выскользнуть в прихожую. Он просто замирает. Отсчитывая трепыхания в грудной клетке, природа которых пока для него не постижима. Его отрезвляет лишь хлопок закрывшейся двери.       Томлинсон оборачивается к кудрявой макушке. Гарри все еще сидит на диване. И теперь для Луи становится очевидным то, что маска парня долго не продержится. Тот шмыгает носом.       — Прости… прости… что так вышло, — раздается с трудом разборчивый шепот.       Луи напряженно выдыхает. Потому что раздражение вскипает в нем непроизвольно. Идеальный вечер разрушился в хлам. Прекрасное начало обернулось тотальным провалом. И желание обвинить во всем этом появление Гарри подступает прямо к горлу. Но стоит оставшемуся близнецу приподнять лицо и взглянуть на Луи своими слегка влажными зелеными глазами, все развеивается. Томлинсон устало опускается на диван рядом.       — Не извиняйся, ты не виноват, — выдыхает мужчина.       — Я не хотел, чтобы…       — Дай свою руку.       Просьба Луи звучит прямо поперек слов Гарри. И оставляет после себя вымершую тишину. Стайлс не двигается. Только его зеленые глаза до странности заинтересованным взглядом разглядывают Томлинсона. Взгляд Гарри не такой как у брата. Закрытый. Нечитаемый. Немного туманный. Окутанный загадочной дымкой. Словно прямо за зелеными призмами скрыто зазеркалье, другой мир, иная вселенная. Два зеленых магнита.       Мужчина сам протягивает раскрытую ладонь вперед и кивком головы повторяет свою просьбу. Гарри чуть сдвигается. Его пальцы отказываются в воздухе и медленно парят навстречу. Недопустимо медленно. Растягивая время липкой резиной. Прикосновение ощущается для Луи прохладным покалыванием ладони. Сопровождаемое мягкими серебристыми вспышками. Белый цвет раньше всегда казался Луи донельзя банальным. Но сейчас, глядя на такого чарующего, незнакомого ему Гарри, Луи уже готов пересмотреть взгляды на белоснежность. Возможно, она таит в себе нечто намного большее, чем он был способен увидеть.       Вторая рука Луи опускается поверх руки Гарри. Серебро мерцает мягкими волнами. Кажется, Луи без ума от этой мягкости.       — Поверить не могу… — срывается с губ Томлинсона, руки сплавило между собой от прикосновений.       — Никогда бы не подумал, что мой цвет будет таким, — столь же завороженно произносит Гарри.       Луи вздрагивает, вспоминая алые переливания прямо под кожей. И его пальцы разжимаются.       — Ты моя пара.       Стайлс поспешно кивает, его взгляд снова опускается на колени.       — Да, это моя ошибка, прости…       — Это не ошибка, — отвечает за Луи какое-то неосознанное чувство, что засело у него внутри.       Гарри моргает, Луи убирает руки и отходит к бару налить им обоим еще по бокалу. Они выпивают новую партию вермута в гробовой тишине. Бокал Ники все еще стоит на столике. Напоминает о его присутствии здесь несколько минут назад.       — Я свяжусь со специалистами, посмотрим, что можно с этим сделать. Постараюсь разузнать о прецедентных случаях. Тогда нужно будет встретиться еще раз втроем, — подытоживает Луи. — Надеюсь, вы… помиритесь к этому моменту.       Парень напротив медленно кивает, проворачивая между пальцами граненый бокал. Луи легонько хлопает по подлокотнику кресла.       — Ну что ж… давай я отвезу тебя домой.       — Я могу взять такси, — начинает Гарри и быстро умолкает под требовательным взглядом Луи. Кивает.       — Я отвезу тебя домой, — повторяет Томлинсон. И поднимается. Зачем-то руками отряхивает джинсы, хотя отряхивать их не от чего. Но всё же. Это движение как-то разбавляет ситуацию. По крайней мере, Луи так кажется.       Они мнутся в прихожей. Затем, когда Луи просит Гарри подождать пару минут внизу, пока он сам пригонит машину, Томлинсон думает, что его вторая родственная душа просто-напросто сбежит от него. Но нет, Гарри ждет, переступая с ноги на ногу. Он снова неловко жмется, выбирая, куда же ему сесть, пока Луи не обходит машину со стороны капота и не открывает ему переднюю дверь. Гарри подчиняется. И его сердце удивляет его, впервые ускоряется. Объект его вспыхнувшей симпатии будет сидеть рядом. Так близко. Можно будет дотянуться рукой.       Машина трогается с места. Луи просит Гарри назвать адрес и забивает его в навигатор.       — Вы с братом живете вместе?       — Нет, — следует ответ, и Гарри торопливо добавляет. — Конечно же, нет.       Луи прикусывает нижнюю губу. И включает легкую музыку на фон, потому что они снова молчат, а молчание сводит с ума. Ложь, не молчание. Дыхание Гарри сводит с ума. Чуть неровное. Тихое-тихое.       Руки на руле в панике. Потому что одной из них так и хочется потянуться в сторону и подцепить худые пальцы, сжать их, осветив салон автомобиля мягким серебром. Кажется, сжимать искусственную кожу сильнее, чем Луи уже сжимает ее, впиваясь пальцами в руль, нельзя.       Дороги к счастью свободны. Но Луи все равно соблюдает скоростной режим. Не из желания продемонстрировать, какой он хороший и аккуратный водитель. А потому что не в том состоянии, чтобы вовсе находиться за рулем. Но он здесь ради Гарри. Или из-за Гарри? Луи не может решить. Потому что в нем сразу две сущности устроили бой один на один. И дай Бог закончат эту борьбу к завтрашнему утру. Луи был бы им очень благодарен, во второй половине дня у него встреча с важным партнером. Его голова не должна быть забита разным бредом. А она будет.       — Останови вот здесь, — голос Гарри звучит ровно. Луи пробуждается. И медленно сворачивает на обочину. — Я живу в этом доме, — указывает парень на многоэтажный дом за окном.       — Чтож… ладно.       — Спасибо, что… Спасибо, — неразборчиво произносит парень. Диалог складывается ужасно неловко.       — Гарри?       Стайлс поднимает на мужчину взгляд, и серо-голубые глаза парализуют его разум. Но не тело. Руки сами двигаются вперед, сначала сталкиваются с чужими руками, но через череду прикосновений проскальзывают дальше от локтей, выше, к плечам. И останавливаются у ворота футболки. Тело двигается следом за руками. И само, и ведомое чужими ладонями, что уже легли Гарри на спину. И это происходит второй раз за этот вечер. Не то чтобы осознаннее чем в первый. Но Гарри не важно.       Их губы сминают друг друга. Хаотично. Отвечают, целуют, вторят друг другу. На пару глотая воздух. Пальцы Гарри сминают прядки волос цвета меди, Луи — задирают низ клетчатой рубашки. Секунды безумия.       А затем вдох.       — Ты должен уйти… — Томлинсон шепчет, целуя горячую, пылающую румянцем щеку.       — Ты должен уехать… — вздрагивает Гарри и шепчет ему в унисон.       И отстраняется, пытаясь унять дрожь, что так и норовит овладеть его телом, дергает дверь и бросается прочь из замкнутого пространства, что насквозь пронизано ароматом дорого одеколона. Который Гарри вряд ли когда-то сможет забыть. Голубые глаза провожают долговязую фигуру до двери. И Томлинсон ударяет руками по рулю.       Он вернется домой и напьется. Плевать на завтра. Плевать.