Убей своих любимых

      — Проснулся, наконец.       Это было именно то, чего Фран так сильно боялся. Комната Бела. Такое ему даже в самых страшных снах не снилось. Не потому, что он так сильно не любил Бельфегора. Все из-за его отношения к лягушонку. Грубо, жестко, пренебрежительно. Это походило то ли на ненависть, то ли на издевательство, то ли принц просто хотел показать ему свое превосходство. Этого он не знал.       Оглядевшись, Фран нигде не увидел того, кто приютил его на эту ночь. Только сейчас, снова воспроизводя его голос у себя в голове, Фран услышал в нем нотки усталости. Он не был зол, как обычно, не было привычной надменности. Просто усталость.       — Простите за такой вопрос, семпай, но почему я в вашей комнате? И в вашей постели? — Фран не узнал свой голос. В нем был страх. Осмотрев себя, парень испугался еще сильнее. — И почему я без одежды?       Послышался скрип пружин, и за спинкой дивана, стоявшего у окна, показалась блондинистая макушка.       — Не помнишь? — удивился тот и повернул голову в сторону Франа.       Волосы взъерошены, на губах нет пугающей улыбки. Что-то в выражении лица Бела удивило лягушонка. Оно было не таким, как всегда. Каким-то… грустным? Что это с ним? Заболел, не иначе. Но сейчас важнее другое: что произошло вчера?       — Нет, — робко ответил Фран, пристально следя за каждым движением напарника.       Бельфегор с минуту сидел, обдумывая что-то. Усмехнувшись, он поднялся с дивана и направился к кровати. Фран вздрогнул и прижал к себе одеяло, когда Бел приблизился к нему и положил на постель его форму.       — Одевайся и уходи.       — Но… — Фран хотел возразить и спросить что-то, но не успел.       — Какое слово тебе было неясно? Или мне нужно кинуть в тебя стилет, чтобы ты понял? — прошипел Бел и, снова заняв место на диване, положил ноги на подоконник.       Ну вот, опять эта грубость. Фран не понимал, что же сделал на этот раз, что принц снова сорвался на него. Это была его вечная проблема. В ответ на слова напарника Фран лишь опустил глаза и разочарованно вздохнул. Каждый раз, когда ему кажется, что все хорошо, кое-кто постоянно портит эту атмосферу, и этим кое-кем был явно не он сам. Это жутко бесило.       Бельфегор сидел на диване и старался не подавать признаков существования. Только сейчас он понял, что сказал минуту назад. «Черт, — думает принц, — я же всю ночь придумывал, что ему сказать. Какого дьявола я творю?»       Сзади послышался шорох, и Бел сосредоточился на посторонних звуках. Шуршание одежды, звук застегивающейся молнии и застежек на сапогах. Затем едва уловимый скрип кровати и тихие шаги.       — Грубо, семпа-ай.       Щелкнула ручка, и дверь за Франом закрылась. Лягушонок ходил настолько тихо, что принц не услышал его шагов по коридору. Бельфегор схватился за голову. Он бы завыл, как волк на луну, но не в силах был произнести и звука. Как же он ненавидел себя за то, что никак не мог пересилить свою глупую гордость.       Сорвавшись с места, Бел в два шага дошел до ванной. Нервно щелкнул выключателем, и темноту сразу сменил свет. Добравшись до зеркала над раковиной, Бел откинул челку назад. Из отражения на него смотрели злые серые глаза. Принц долго всматривался в них, а потом…       Раздался звонкий треск, и на пол посыпались мелкие и крупные осколки стекла. Правая рука Бела онемела. По длинным тонким пальцам потекла кровь, а по щекам — слезы.       — Черт! — выругался он и, прижимая к обнаженной груди поврежденную руку, облокотился о ближайшую стену и сполз по ней на пол.       Бел свернулся клубочком на черном кафеле и тихо заскулил. Было больно и плохо. Бел чувствовал осколки стекла под собой. Чувствовал, как горят костяшки, как кровь стекает по руке и капает на пол. Чувствовал, как ненависть к самому себе медленно расползается в душе, забираясь в каждый ее потаенный уголочек.       Холодная плитка немного остудила чувства принца. Он перестал ругать себя, стараясь мыслить здраво. «Всегда, когда происходит что-нибудь подобное, — думал он, — через пару дней все приходит в норму. Так что оставлю все так, как есть.» Только спустя минуту до Бела все же дошло: подобного не случалось никогда. Да, они часто ссорились, порой даже дрались, но такое, как сегодня, было впервые.       Бельфегор медленно поднялся с пола и сел на край ванны. Глубоко дыша, он пытался успокоить себя. Такой метод часто работал, но были случаи, как сейчас, когда он помогал не сразу или не помогал вовсе. В такие моменты Бел старался ни о чем не думать. Мысли могли только помешать или, хуже того, усугубить ситуацию.       Бел просидел так минут двадцать, пока окончательно не пришел в себя. Первое, что он понял, было то, что нужно обработать рану и заменить зеркало. С этим у принца проблем не возникло. С рукой он разобрался сразу. Особо заморачиваться не стал. Обливание руки оставшимся с последней пьянки виски, конечно, обработкой назвать сложно, но обеззаразил Бел рану точно; замотал руку бинтом, не придавая значения оставшимися под кожей осколкам. С зеркалом было еще проще: их на варийской базе было много. Раз в месяц кто-нибудь обязательно разбивал свое в порыве гнева или по чистой случайности, и его приходилось менять на новое. Главное — не забыть об этом.       Следующей мыслью Бела было навестить Луссурию. Он был единственным человеком в этой дыре, кому Бельфегор точно мог доверять в подобных вопросах. «Солнышко» Варии был сведущ в делах любовных и наверняка знал, как решить возникшую проблему.       Поиски хранителя оказались куда сложнее и продолжительнее, чем Бел предполагал. В кухне, где обычно обитал Луссурия, было пусто, комната его оказалась заперта. Даже когда Бел постучал крайне настойчиво, никто не открыл. Злой как черт, он спустился в холл в надежде найти там Скуало. Может, хоть он знает, где носит их Солнце.       С местом Бел не прогадал. Уже на лестнице был слышен громкий голос военного командира. Как оказалось, он отчитывал нескольких рядовых за то, что не сдали вовремя какие-то документы. Это было обычным делом, поэтому никто даже внимания не обращал на крики.       — Скуало! — Бельфегор отвлек капитана от привычного занятия. — У меня вопрос.       — Чего тебе, недомерок? — огрызнулся в ответ Суперби. — Опять пацана довел?       Сегодня Скуало был явно не в настроении. С самого утра его достал Занзас, как всегда бросив в него стакан, который капитан по обыкновению успешно поймал головой. Они устроили бы настоящий погром, если бы не Фран. Мальчишка перепутал кабинет босса с кухней, которая находилась этажом ниже и как можно было так ошибиться? Зоркий глаз военного командира не смог упустить красных глаз офицера из виду, поэтому их бессмысленная перепалка с боссом отложилась до следующего раза, но настроение от этого нисколько не улучшилось.       — Никого я не доводил, — фыркнул Бел и добавил: — Где Луссурию носит? Он мне нужен.       — А я почем знаю? Я не слежу за его перемещениями.       Скуало всегда знал, где можно найти старших офицеров. Каждого из них. И Бельфегор прекрасно понимал, что их военный командир просто не хочет лишний раз напрягаться. Как ни странно, принц мог найти изощренный выход и не из такой ситуации. Не зря же его прозвали Варийским гением. Но сейчас он был слишком раздражен, чтобы выдумывать искусные планы, поэтому решил положиться лишь на грубую силу.       Не успел Суперби и пальцем пошевелить, как его прижали спиной к стене, больно ударив о нее, а бумаги, собранные у младших офицеров и аккуратно сложенные по порядку, медленно оседали на пол, словно листья во время осеннего листопада.       — Я спрашиваю, где Луссурия?       Злость Бела разлилась в воздухе и заполнила все ближайшее пространство. Сейчас его аура была черна, как ночь, ее даже можно было разглядеть при желании. Скуало редко наблюдал такое поведение принца, но точно знал, что спорить с ним в такие моменты не стоит. Но отвесить Белу знатный подзатыльник это ему ни капли не помешало.       — В комнате или в столовой. Где ему еще быть, недомерок?       — Смотрел. Нет его там, — проворчал Бел, пока тер ладонью затылок и собирал разбросанные документы.       — Ну так еще раз посмотри!       Скуало без всяких церемоний вырвал бумаги из рук принца, скрутил и наградил Бела еще одним подзатыльником. Пригрозил, что в следующий раз он так просто не отделается, и ушел, бубня себе под нос самые разные ругательства.       Комната Луса все еще была заперта, и Бельфегор, пнув стену и громко чертыхаясь, раздраженно отправился вниз. Только он успевает добраться до кухни, как ему тут же приходится скрыться за дверями. Ошибки быть не могло, в этом месте есть лишь один человек с таким необычным цветом волос. И этого человека он только что видел сидящим за столом в кухне. «Он-то что тут делает? Неужто, чаю попить захотелось? Не бывает таких совпадений!» — сердился Бельфегор, выглядывая из-за угла и рассматривая зеленую макушку.       — Спасибо, — донесся до Бела тихий голос напарника.       В голосе звучит печаль, и Бельфегор не может в это поверить. Печаль? В голосе Франа? Да быть такого не может.       — Ну, рассказывай, что случилось? Ты хмурый в последнее время.       Как же Бел был удивлен, когда услышал голос Луссурии. И как же разозлился из-за того, что искал его весь день, а кто-то нашел его раньше.       В кухне долго молчали. Бел уже начал подозревать, что ему все это показалось, и уже хотел выйти из временного укрытия, но через секунду все же услышал знакомые голоса.       — Бел. Он… — начал Фран, но продолжения так и не последовало.       Бельфегор насторожился. Речь шла о нем. Что этот лягушонок собирался рассказывать? Но, что важнее, как давно он жалуется Лусу? Только сейчас Бел понял, почему их Солнце всегда смотрел на него с каким-то непонятным упреком.       — Он опять тебя обидел? — взволнованно спрашивает он. Принц заметил, как Луссурия запереживал. Что-что, а чувства скрывать он не умел.       — Почему он так жесток со мной?       Бел задумался над его вопросом. И правда, почему? Сначала жестокость была частью образа ледяного принца, но потом вошла у него в привычку. А позже появились эти странные чувства к мальчишке, от которых принц так старательно пытался откреститься. Да и как он мог их принять? Бельфегор никак не собирался становиться милым и добрым с кем бы то ни было. Он и сам не заметил, как с головой погряз в этой бездонной пучине чувств, из которой не выбраться, а когда понял это, было уже слишком поздно. Оставалось лишь держать все в себе и скрывать от других свои порывы.       Хоть раз в жизни Бел решил поступить честно со своим напарником. Не дождавшись продолжения разговора, он отошел от дверей кухни. Он шел медленно, еще сам не зная, куда. По его виду было заметно, как он напряжен. Сейчас принц не пытался скрыть этого. Он шел, не обращая внимания ни на проходящих мимо рядовых солдат, ни на капитана, сотрясающего своим криком стены замка, ни на всеобщую суету. Бел так сильно погрузился в свои мысли, что несколько километров по лесной местности для него прошли так же быстро, как лестничный пролет в варийском особняке.       Принц вырвался из плена собственного разума и только тогда понял, куда идет. В его голову не закралось и тени сомнения, когда лес окружил его малахитовым браслетом, и Бел остановился в нескольких метрах от небольшой церквушки.       Перед глазами появились многочисленные скамейки, почти все они пустовали. У самого алтаря сидела женщина, укутанная в черный платок, и тихо молилась. Бел уже видел ее. Она всегда сидела в том же месте. Наверное, приходит сюда каждый день или живет тут. Чуть дальше сидели двое мужчин. Один из них был пастором и, видимо, объяснял что-то второму. Обычное дело для этого места. Но Бел пришел не глазеть на других. Он сам себе удивился, когда решил прийти на исповедь. Ведь какой толк, если ты не веришь во все это? Верно, никакого. Но Бел все равно пришел.       В дальнем углу стояла маленькая исповедальня, больше напоминающая Бельфегору шкаф. Он много раз видел, как люди входили туда и выходили оттуда, но сам ни разу там не был. Исповедальня казалась слишком маленькой и узкой, до основания пропахшей ладаном и пропитанной чужими грехами. Но единственный раз Бел вполне мог немного потерпеть, ведь отступать он не собирался ни в коем случае.       Комнатка и впрямь была до невозможного маленькой. В ней была только низенькая лавочка, которая с трудом уместила бы на себе больше одного человека, и небольшое окошко, задвинутое дощечкой. Недолго думая, принц сел на самый край и прислушался. За стенкой послышался шорох.       — В чем вы хотите покаяться? — Голос был спокойным, без лишних эмоций, но и не безразличный. Бел решил, что так и должно быть. Он глубоко вздохнул, выбирая правильные слова, отодвинул дощечку, отделявшую его от человека за стеной, но все еще продолжал молчать. Минута растянулась в вечность.       — Я делаю больно одному человеку, — наконец произнес Бел.       — Он заслужил это? — спросил невидимый собеседник.       Бел растерялся. Он никогда не спрашивал себя об этом и вряд ли спросил бы когда-нибудь. Нет сомнений, что Фран мог заслужить некоторые козни судьбы за свои дела в мафии. Но заслужил ли он Бельфегора?       — Я не уверен, — отвечает он в полном замешательстве.       — Тогда зачем вы это делаете?       Зачем? Знакомый вопрос. Бел задавал его себе уже сотню раз. А ведь если бы знал ответ, хватило бы и одного. Почему именно он? Бел издевался над всеми — это факт. Но задевать Франа всегда было гораздо интереснее, чем любого другого, хотя он никогда не реагировал на издевки так забавно, как Скуало или любой из Вонголы. Тогда почему он?       — Потому что люблю.