Когда рассеется туман

«Дорогая Элис, Я снова пишу тебе, зная, что это письмо, как и сотни других, попадет к тебе в руки нескоро, или же никогда не дойдет до нужного адресата. Я пишу тебе, словно стою у окна и беседую с могилами, или обращаюсь к межзвездной тьме, надеясь, будто бы все это мне даст какой-то отклик, на который я могу ответить вместо тебя. Мы давно с тобой не виделись, столько воды с тех пор утекло: много раз я сбегала из «Tenebris Caeli»(1) и снова возвращалась туда, надеясь, что однажды с моей смертью разорвется этот адский круг. "Смерть - не выход из всей ситуации," — так ты говорила мне, когда в первый раз я попыталась перерезать себе вены и истекала кровью в собственной ванной. Тогда ты кричала на меня, пытаясь вразумить. Но твои доводы не подействовали на меня, и тогда я наглоталась таблеток. Хорошо, что ты все рассказала отцу и не дала мне навсегда уснуть, потому что теперь я понимаю смысл всех твоих слов. С тех пор я больше не пыталась покончить с собой и не собираюсь этого делать, не хочу совершать этот грех. Если бы не ты, то я никогда не приняла бы светлую веру и не захотела разобраться со всей тьмой, окружавшей меня. Ты стала моим лучом света. Ты рождена была для света, а я — для тьмы. Наши судьбы такие разные, но однажды они тесно сплелись, несмотря на все, наперекор всему. Мы крепко связаны, милая Элис. Знаешь, до встречи с тобой никогда не думала, что есть люди похожие на меня. Моя семья не в счет. В этом безумном мире, полном боли и хаоса, у меня есть ты. Не знаю, как жила без тебя, и я благодарю небо за то, что оно подарило мне тебя. Помнишь нашу первую встречу? Как ты робко переступила порог нашего класса, как с опаской смотрела на всех, боясь, что все смогут узнать о твоем секрете? Мы были похожи друг на друга, у нас была одна и та же тайна, запертая в наших сердцах. Мы с тобой слышали шепот духов, могли заглянуть в будущее с их помощью. Нас считали безумными: иногда это забавляло наших одноклассниц, не понимавших, как нам тяжело жить в их мире. Да, нам трудно жить среди живых, и мы ищем дыхание смерти, чтобы избавить себя от атак неверующих и судов инквизиторов, но ты научила меня не играть с нею, не торговаться, а ждать, когда она придет сама, зная, что твое имя уже написано на небесах. Каждый раз, прикасаясь к ней, я понимаю смысл всей жизни. Ох, Элис, мне так трудно без тебя, я так хочу вернуться в «Tenebris Caeli», снова пройтись босиком по летней траве, вдохнуть морской воздух, почувствовать дуновенье северного ветра перемен. Но все это несбыточная мечта, если я снова покажусь там, то окажусь в том аду, который опустился на мою жизнь девять лет тому назад. Я знаю: мне никогда от Него не скрыться, и он найдет меня везде, где бы ни оказалась; ведь, когда Он пал, то он пал не один, у Него повсюду свои агенты. Но я не боюсь теперь. Случалось порой то, во что веришь и чему служишь - оказывается химерой, а то, чему ты так старательно учился - не стоило сил и времени. Так было и со мной, когда открыла глаза по-настоящему, прозрев окончательно. Элис, ты позволила прорасти семенам сомненья в моей душе, дала им возможность превратиться в могучее дерево. Знаешь, стоило этому произойти, по правде говоря,и началась моя жизнь. В этом вся моя правда: идти в одиночку сквозь ночь. Принадлежать этой тишине. Шагать в своем ритме, направляясь на север. Мы обе с тобой принадлежим ночи, но всегда тянемся к свету, совсем не боясь его. Если бы не ты, то я не пошла бы против многовековых правил нашей семьи, не приняла веру в Бога, позволив увести себя во мрак окончательно. Ты попросила меня бороться, бунтовать, но надолго ли мне хватит сил? Сколько еще мне предстоит бороться с искушением, привлекательными обещаниями, сулящими радостную жизнь без боли и разочарований? Думаю, и ты, Элис, не знаешь ответ на этот вопрос. Но с тех пор многое изменилось, и моя душа не так чиста, а иногда мне кажется, если обернусь назад, то мои грехи убьют меня. Я волочу их за собой, не зная, как искупить их, как оставить позади себя. Я тешу себя надеждой, что однажды увижу тебя. Ты не в мире мертвых, и я не могу связаться с тобой, но постоянно шепчу духам о положении своих дел и думаю, они напели тебе обо мне. Иногда слышу их советы, понимая, что они исходят от тебя. Ох, Элис, почему все так произошло? Когда-то мы с тобой на крови клялись, что никогда не расстанемся. Ни розги моей матери, ни ее гневные тирады не смогли убедить меня в том, что ты - зло для меня. Хотя в чем-то она была права, потому что в ее понимании ты сбила нерадивую дочь с истинного пути. Она боялась, что твоя вера будет губительно влиять на мой неокрепший разум, и, увидев свет, я не захочу стать похожей на всех своих предков. Сейчас она мертва и не стоит между нами, но это не имеет никакого значения — нас разделяет океан. Как жаль, что она не понимала этого и не хотела понимать, что я давно решила встать Ему поперек горла. Она не дожила до этого дня, но так будет даже лучше для нее самой, ибо все случившееся со мной стало бы для нее большим разочарованием. Мой отец был единственным человеком, понимавшим меня, желавшим для меня всего самого лучшего и пытавшимся изменить положение вещей. Он ошибся только в одном — легко скрыться в темноте, и невозможно выйти на свет потом. Ты знала это всегда. Да, и ты не могла жить без этого знания. Наши родители никогда не были в восторге от этой дружбы. Мои родители боялись, что ты покажешь мне другую жизнь, а твои полагали, будто я научу тебя чему-то плохому. Понятно, что их страхи никогда не были беспочвенными. Никто в моем роде не верил в Бога. В твоем - все женщины пытались подавить в себе мистический дар, сходя с ума и умирая в ужасных домах, заменивших теперь костры, а все потому, что во времена Протектора(2) сожгли, как ведьм, несколько женщин из твоего рода. Бессмыслица… Когда таких, как мы с тобой, называют ведьмами и сумасшедшими, все стараются найти психический диагноз, но при этом не упускают возможность попросить погадать, хочется взбунтоваться. Глупцы, они никогда не понимали, что мы почти не отличаемся от них, кроме одного — мы не глухи и не слепы. Знаешь, я снова стала писать, будто мне мало той книжонки, которую писал мой отец, или моего дневника, отправленного в огонь. Я понимаю, как это опасно, но мне нужно хоть как-то рассказать о настоящем и прошлом моему единственному читателю — тебе. Возможно, эти новые страницы так же окажутся в костре, но это случится чуть позже. Не сейчас. Мне столько надо еще тебе рассказать, но мне не хватит слов и бумаги. Во мне еще тлеет надежда, что одно из сотен моих писем в желтом конверте окажется в твоих руках. Твоя подруга». Я опускаю в деревянную шкатулку очередное письмо, предназначенное для человека, значившего для меня слишком много. Мне не хватает ее. Каждый день. Не хватает с того момента, как я, взяв свой маленький чемоданчик, уехала из Эдинбурга, убегая, куда глаза глядят. Тогда я была так наивна и глупа, думая, будто смогу навсегда скрыться ото всех. С того дня я больше не видела ее, несмотря на то, что бывала в наших краях. Нас связывает слишком много, чтобы так просто стереть все следы прошлой дружбы из памяти. Нет, это невозможно сделать, это никогда не пройдет. Столько дней пробежало с момента нашего последнего разговора, но я сохранила в сердце светлый образ Элис: ее медовые глаза, светлые волосы, мягкие черты лица и звонкий голос. Ее слова врезались в память яркими надписями навечно и их ничто и никто не уничтожит. Как бы трудно без нее не было, нужно продолжать идти вперед, тем более сейчас, когда в моем доме появился странный мужчина без имени и прошлого. Его присутствие не доставляло мне никакого беспокойства, ибо я вела всю свою затворническую жизнь, продолжая по ночам ходить на кладбище, а днем вести свое скромное хозяйство. По сути ничего не изменилось, кроме одного единственного факта — после нашей совместной прогулки к могилам он перестал со мной говорить, полностью погрузившись в себя. Я понимала: причина его молчания заключалась в увиденном на кладбище. Столько раз мы с Элис проделывали этот простенький обряд, одновременно проходя за тонкую грань, что не помню количество раз, и, конечно, должна была понимать — мистер Скотт и Элис отличаются друг от друга. Он слеп и глух, а мы способны слышать этот потусторонний шепот без вреда для себя. В его состоянии стоило винить лишь меня одну. Видно мне так сильно хотелось произвести на него впечатление, показать его заблуждение, что совсем заигралась, позволив ему быть слишком долго за призрачной гранью, отделявшей два близких мира. Неужели я не понимала этого? Не понимала, что от долгого пребывания с фантомами могло произойти кровоизлияние в мозг? Жизнь меня как будто ничему не учит, и старый урок вовсе не извлечен из прошлой истории. Наверное, меня никак не должно было беспокоить происходящее с моим гостем, но я привыкла к звуку его бархатного голоса, к его попыткам доказать мое сумасшествие. Многие найдут это странным, ведь я знала его всего лишь день, но это не имело никакого значения. Этот мужчина скрашивал мое одиночество, превращая тягучие минуты в короткие. Он молчал два дня, ничего не ел, просто сидел на диване, сложив ладони «домиком», уставившись в потолок, иногда нетерпеливо ходил по первому этажу, мечась, как тигр в клетке. Стоило мне спросить его о чем-нибудь, он поворачивал голову в мою сторону, смотря на меня с легким раздражением. В его ледяных голубых глазах читалось хорошо знакомое мне чувство — когда ищешь ответ и не можешь его найти. Все произошедшее было слишком болезненным для его слепой веры в чистый разум, который смог бы найти любую разгадку на самый сложный вопрос. Именно его упрямство и невежество породили это состояние. Услышав скрип входной двери, я на миг замерла, отрываясь от своих размышлений. Немного обернувшись назад, заметила, как Вильям стоит на небольшом крыльце, наблюдая за тем, как я вожусь в небольшом своем огороде. Я решила сделать вид, будто ничего не слышу и не чувствую на себе его пристальный взгляд. — Не думал, что вы еще и садовод, — послышались мне едкие интонации в его голосе. — Столько скрытых талантов, мисс Ринтон, или как там вас зовут. Я ничего не стала отвечать ему, просто продолжала дальше свою работу. Меня не задевали подобные колкости уже давно. За двадцать семь лет я слышала и не такие интонации, более ядовитые, полные желчи обвинения кидали в мою сторону. Отчасти я понимаю, почему он постоянно говорит с раздражением — это подает голос его упрямство в своей правоте. У меня нет особой цели: переубедить его или же заставить видеть то же, что и я. Во-первых, он слеп для этого, а, во-вторых, неотступен от своих принципов. Два дня назад я дала ему возможность исправить это, но он сам не воспользовался ею. — Хотите обедать? — вдруг нашлась я, поднимаясь с земли и отряхивая землю с коленей. — Не бойтесь, я вас не отравлю. Вы, наверняка, думаете, что это был наркотик в еде, и поэтому вы видели то, что увидели. — Это самое логическое объяснение, — продолжал настаивать на своем Вильям, — и самое вероятное. — Заметьте, мы с вами видели одно и то же, и не отрицайте это, — я сделала несколько шагов навстречу ему. — Признайтесь, что просто не смогли поверить в увиденное? — Признайтесь, как вы это сделали, мисс Ринтон? — он отвернул от меня лицо, явно, чтобы не заглядывать мне в глаза, словно боясь увидеть в них нечто странное для себя. — Если я скажу, что у меня есть дар видеть то, чего многие не могут? — я приблизилась к нему почти вплотную, беря за руку, как это делала раньше. Он удивленно взглянул на меня, снова ничего не понимая. Это простое колдовство — с помощью прикосновения, проводить через кожу немного света в организм. Ничего губительного для людей. — Вы все равно мне не поверите. Даже после той ночи не верите. — Оставьте свои сказки при себе, мисс Ринтон, — процедил сквозь зубы Вильям, вырывая свою руку. — Мне нужно будет вас оставить этим вечером, — спокойно произнесла я. — Долгая ночная прогулка? — бросил мне насмешливый вопрос. — Это не ваше дело, — прошептала я, проходя мимо своего гостя. Я не собиралась отчитываться перед ним, не желая говорить о своей пятничной поездке в Сан-Франциско. К чему ему это знать? Это никак не облегчит его жизнь и лишь усложнит мою. И к тому же я боялась, что он захочет поехать со мной в город, что может привести к неожиданным последствиям для меня самой. Облачилась в черное платье, открывающее лишь кисти рук, надела подвеску со знаком руны «Йо»(3), волосы зачесала назад, алые туфли положила в сумку к картам Таро и мешочком с рунами. Сделала темные глаза, теперь казавшиеся ярко-голубыми, нанесла на губы алую помаду в тон лаку на ногтях. Именно так люди представляют себе ясновидящую. Приди я в салон мадам Оратанс, в белом или цветном, то никто бы не поверил мне. Люди любят создавать себе образы, считая, будто все соприкасающиеся с сумрачным миром обязаны надевать черное, пользоваться алой помадой, загадочно говорить и вести себя эксцентрично. До ближайшей остановки в Колме я всегда шла пешком. Потом садилась на автобус и ехала в Сан-Франциско, где снова совершала пересадку, чтобы добраться до своего места работы. Дорога длинная, но такие трудности меня совсем не пугали. В салоне уже были гости, желающие узнать свое будущее или найти ответ на вопрос. Почти все медиумы работали в пятницу, но они вряд ли могут назвать себя таковыми. Несмотря на то, что я считала многих женщин в салоне выскочками, старалась ни с кем не конфликтовать, но и не дружить. С ними меня ничего не объединяло, и никогда не могло. Не думайте, что я высокомерна и слишком высокого мнения о себе, просто мне трудно находиться в их обществе, они не могут заглянуть через вуаль в потусторонний мир. В салоне я была до рассвета. Заработав приличную сумму денег, решила пройтись по магазинам. Мне нужно было купить несколько рубашек моему гостю, ибо уже устала смотреть на то, как каждую ночь его рубашка сушится в ванной комнате. Придется поискать хорошую одежду дорогих марок, чтобы угодить этому заносчивому англичанину. В том, что он — англичанин, у меня нет никаких сомнений. Среди американцев вряд ли встретишь мужчин с такой необычной внешностью. В Англии его бы назвали истинным аристократом, но и не назвали красавцем. В принципе я бы согласилась с ними, но что-то было в нем манящее, заставляющее смотреть на него, тайком изучать, восхищаться про себя голубыми миндалевидными глазами с густыми бровями, острыми скулами, темными буйными кудрями. Не думайте, что у меня разыгралась фантазия, и плоть уже настолько изголодалась, что начала мечтать о его музыкальных пальцах, скользящих по коже. Нет, у меня даже мыслей подобных не было. Я вернулась домой лишь только на следующий день под вечер. Нокс встречал меня на пороге, явно радуюсь моему появлению. Мой странный гость вышел из душа, застыв на месте, кидая на меня внимательный взгляд. — Типичная ночная бабочка, — ядовито произнес он, когда я поставила сумки на диван. — С чего вы это взяли? — легкая улыбка скользит на губах. — Вы думаете, что отдаваясь разным мужчинам, я зарабатываю себе на жизнь? Какие у вас узкие познания о женщинах, мистер Скотт. — У вас яркая помада на губах в цвет маникюру, платье строгое, но явно читается сексуальный подтекст. В сумке алые туфли на тонком высоком каблуке. Пакеты с покупками на те деньги, что получили за свою упорную работу, — он обошел меня вокруг. Я молчала, ничего не говорила. Между нами повисло тягостное напряжение. Он не выдержал первым: — Так, что, мисс Ринтон? — Вы не поверите, но для моих талантов есть подходящая работа. Я — медиум, — спокойно произнесла. — Гадаю на картах за деньги, устраивая спиритические сеансы. Кстати, я купила вам кое-что. Примерьте. На ходу снимая подвеску с руной, поднялась наверх, чтобы сменить свое черное платье на бежевое домашнее. Когда снова спустилась вниз, то во взгляде Вильяма прочитала странное выражение: он явно не ожидал такой заботы с моей стороны. Я сделала вид, что ничего не заметила, направилась готовить ужин. — Значит, дурачите людей и этим зарабатываете себе на жизнь, — вдруг заговорил Вильям, отодвигая тарелку с пастой в сторону, стуча пальцами по кухонному столу. — Совесть по ночам вас не мучает? — В отличие от многих, я не дурю людей. Говорю то, что вижу, могу ошибиться лишь только в толковании и не более того, но это очень редко случается, — улыбаясь, проговорила я, вспомнив, что забыла стереть свой яркий макияж. — Хотите я вам погадаю? — Зачем мне это? — в его голосе появилась неуловимая нотка тревоги. — Просто так, ради забавы. Вам же скучно, хотя бы развлечетесь. Себе очень трудно гадать, как и близким людям: мешают чувства, но чужим всегда легко гадать. Я соскочила со стула, взяла два подсвечника с красными свечами, затем вытащила из сумки колоду карт, опустилась на пол перед диваном, зажгла свечи, разложила карты полукругом на ковре. Вильям недоверчиво глядел на меня. Потом уголки его губ дрогнули в усмешке: его это явно все забавляло. — Идите сюда, — попросила я. Он подошел ко мне, садясь напротив. Его небрежная поза свидетельствовала о том, что он не доверяет мне. Скептик. Но я не собираюсь переубеждать его, просто хочу погадать, чтобы заглянуть в его прошлое, настоящее и будущее. Это больше нужно мне, чем ему самому. — Вытяните карту, — Вильям решил взять первую попавшуюся. — Нет, не так. Занесите руку над ними, проникнитесь ими, подумайте о том, что вас волнует. Теперь тяните. Три карты. Перевернутая Жрица. Императрица. Любовники. Зрачки, наверное, широко расширились, комок подступил к горлу. Мне стало немного не по себе от такого расклада. Дрожащими руками коснулась первой карты, поднимая глаза на Вильяма. Наши взгляды встретились. Его явно радует мое замешательство, очевидно думая, я не знаю какую сказку поведать ему. Но не это привело меня в некоторое оцепенение, а значение карт. — Прошлое. Перевернутая Жрица, — возвращая себе способность говорить, начала я. — Непонимание противоположного пола. Это символ поверхностных знаний, иногда самонадеянности и зазнайства, либо предупреждение о близкой опасности. В прошлом у вас была сильная привязанность к женщине, она была опасна для вас, она заставила вас закрыться от всех чувств. Следующая карта — Императрица. Настоящее. Проясняет отчасти предыдущую карту. Эта женщина есть и в вашем настоящем, она ваша покровительница. Далее очень коварная карта — Любовники. Ваше будущее. Это женщина будет в вашем будущем. Вас ждут судьбоносные решения из-за этой женщины. Женщина в настоящем. Ей могла быть я, но я не была в его прошлом, как и в будущем. Его жизнь не проходит красной нитью по моей, но почему-то такой расклад карт выбил меня из колеи на несколько секунд. Вильям тихо засмеялся, прервав мои раздумья. Он мне не верил. Но я знала, что от своей судьбы он не уйдет. Эта женщина изменит все в его жизни. Она перевернет весь его мир, все его представления, завершит то, что начала делать в прошлом. Эта дама - не девушка-призрак, пришедшая к нам на кладбище. Нет, это какая-то другая девушка из его прошлого. Представительница женского пола, смотрящая на меня с карт, жива, а не мертва. — Не верите мне, — прошептала я, собирая карты с прохладного пола. — Есть еще руны. — Вы пытаетесь мне доказать, что жалкие клочки бумаги или камней могут хоть что-то рассказать о человеке? — усмехнулся Вильям. — Вы вступаете в область психологии и с помощью нее делаете свои предсказания. — Ошибаетесь, — положив карты на книжные полки рядом со старинными фолиантами, выудила из сумки бархатный мешочек с рунами. Снова села напротив своего неверующего гостя, протягивая ему мешочек. — Тяните. Семь рун. Пустая руна. Халаз. Туриаз. Алгиз. Йо. Йер. Перт. Мне нужна была минута, чтобы собраться с мыслями и найти ответ во всех этих магических знаках. Еще раз, взглянув на камешки с рисунками, глубоко вздохнув, решила, что моя руна «Йо» никак не связана с этим странным мужчиной. — Не буду говорить, что значит каждая руна в отдельности, я могу только сказать, что вас ждут большие перемены. Конец чего-то старого и начало нового. Вас ждут трудности и новые открытия. Эти грядущие перемены начались не сейчас, а уже давно, много лет назад, они тянутся из вашего прошлого. Вы влачите его за собой, временами пытаясь отказаться от него, но оно постоянно застает вас врасплох. Вы преодолеете все препятствия, только результат будет вовсе не положительным. Вас ждут потери и разочарования в конце этого нового пути, мистер Скотт. Свет от свечей падал на его лицо, с которого давно почему-то сползла усмешка. Он смотрел на меня серьезно, словно сейчас я открыла ему истину о существовании той, которую он никогда не знал, и теперь не понимал, как жил без этого знания. Я понимала, что это временное состояние, и стоит ему переварить все сказанное и увиденное, то он опять назовет меня сумасшедшей сказочницей, разводящей людей на деньги. Я не строила никаких иллюзий на его счет, зная, из какого теста он сделан — из того же, что и большинство людей. На сегодня с него хватит колдовства. Быстро сложив руны обратно в мешочек, я отправилась на кухню, чтобы доесть свой ужин и отправиться на кладбище. Это не Вильяму нужно было собраться с мыслями, а мне. Моя интуиция подсказывала мне, что именно он станет причиной всех моих проблем в дальнейшем времени, но я гнала от себя эти назойливые мысли, вторгающиеся в голову. Наверное, мне стоит упаковать вещи и уехать снова, куда глаза глядят, но я не делала этого. Не делала из-за Вильяма. Нужно дождаться момента, когда он все вспомнит, и я смогу, собрав свои пожитки, начать искать новое местожительство. Неожиданно дрожь прошла по телу, словно только что меня облили ушатом ледяной воды. Снова шелестящий шепот за моей спиной. Такой знакомый и пугающий. Мне стало нечем дышать, будто кто-то сжимал горло железной хваткой, ловко пережимая сонные артерии. Он рядом. Совсем близко со мной. Схватившись за край кухонного стола, я пыталась сохранить равновесие. Последнее, что я видела, прежде чем упасть, видневшееся из окна кухни небо, тяжелого свинцового цвета, и звезды, напоминавшие зажженные спички.