Когда рассеется туман

— Веспер, — услышала я, ощущая как длинные пальцы сжимаются на плечах, как голова приподнимается с дивана. — Веспер. — Все хорошо, — выдавила из себя. — Отпустите меня. Его пальцы медленно разжались, голова снова коснулась потертой обивки дивана, веки перестали быть тяжелыми, поднимаясь вверх. Я открыла глаза, вглядываясь в темноту, видя лишь очертания всех предметов, чувствуя пальцы своего гостя на запястье. Глаза снова закрывались, зовя во тьму, из которой нужно было на миг вырваться, чтобы окончательно придти в себя. Мысли рассыпались, как разноцветные искорки, в такт барабанящему по крыше дождю. Кажется, когда я пошла на кухню выпить чаю, не было дождя, он только собирался. — Вам нужно обратится к врачу, Веспер, — в третий раз меня назвали по имени. — Вам нужен психиатр: лечить ваше истерическое расстройство личности(1). — Вы думаете, что это женская истерия(2)? — раздраженно сказала я, с трудом поднимаясь с дивана. — Вам нужна помощь, Веспер. Вы видите то, чего нет, падаете в обморок, бьетесь в конвульсиях, когда молитесь, и закатываете глаза, как в припадке, — Вильям привел обычные доводы, какие я слышала бесчисленное количество раз от разных людей. — Тогда, как вы объясните это? — убрав волосы с шеи, я представила ему доказательство того, что трудно объяснить логически. Вильям дотронулся до пятен, алевших на тонкой светлой коже. — Думаете, это ночью нерадивый любовник в порыве страсти душил меня? — Пятна свежие. Непохожие на раздражение или аллергию, — сухо заметил он. — Вам этого не понять. Вам ничего не понять, — бормотала я, надевая туфли, собираясь выйти на улицу. — Куда вы собрались, глупое существо? — он резко схватил меня за руку. — Искать новых приключений? Послушайте меня, Веспер, я понимаю, что сложно признать себя психически ненормальным человеком. Скажи мне, когда ты в последний раз была у психиатра? — Восемь месяцев назад, — снимая его пальцы с локтя, ответила я. В его голубых глазах появилось некое недовольство, возникшее не из-за того, что мне не верил, а потому что не находил правдоподобных объяснений. — Довольны ответом? Вы ничуть не лучше остальных, пытаясь объяснить все с помощью своего чертового разума. Думаете, я не знаю, что такое дома для умалишенных? Не бывала там? Я знаю, что это такое. Знаю, что чувствует человек, когда его закалывают препаратами до бесчувственного состояния или пичкают таблетками так, что ему становится все равно. Я знаю, что это такое на собственной шкуре. — Вас зря тогда выпустили, — колко произнес Вильям, пристально смотря мне в глаза. — Меня не выпустили, я сбежала, — отразила его очередной выпад. — Простите, но горстка пилюль или различные растворы не решат мою проблему. Дьявол может придти к кому угодно и когда ему будет угодно. — О, только не говорите, что это был ваш Люцифер, с которым, как вы успели заметить ранее, у вас давние отношения, и именно он вас душил, — на его губах мелькнула усмешка. — Это именно он и был. Пока это лишь его жалкие попытки подчинить меня себе, но он просто так не оставит меня. Выходит, что моя защита здесь слабая, вернее, она ослабла. — Я снова присела на диван, ощущая, как тошнота подкатывает к горлу. — Вы точно сумасшедшая, — прошептал мой гость. Мне нужно было выйти на улицу, пойти туда, где много духов, но снаружи лил, не прекращая, дождь. Перед глазами все снова плыло, передо мной расстилалось покрывало из теней. Только вспышки молнии время от времени освещали помещение, так что запоминались только отдельные кадры, как на фотопленке. Если бы только дождь мог смыть все: страх, злобу, печаль. В жизни же получается все наоборот. После дождя становится только хуже. Вильям сидел в кресле, явно внимательно изучая меня, следя за каждым моим движением и вздохом. Мы оба молчали, хотя его точно подмывало желание мне подбросить очередную колкость, чтобы уязвить мое самолюбие, но, кажется, он начал понимать, что все это бесполезно. Я наконец-то смогла поднять на него глаза, ощущая, как очередной приступ тошноты отступил от меня. Наши взгляды встретились; в его голубых глазах читалась прежняя усмешка. Дождь начал понемногу стихать, вспышки молнии перестали озарять небосклон и немного посветлело. Я поднялась с дивана, взяла нож со столика, переодела туфли на резиновые сапоги. Вильям тоже резко встал, в несколько шагов подходя ко мне. Он попытался схватить меня за руку, но я не далась ему. Быстро распахнула дверь, выбегая в темноту, услышав, как Вильям зовет меня по имени. Я шла, не оборачиваясь назад, даже не зная, идет ли Вильям за мной или нет. Его голос давно утонул во мгле. Дождь продолжал моросить. Волосы прилипли к шее от дождя, платье промокло, сапоги покрылись слоем грязи, с мокрых ресниц на щеки падали тяжелые капли воды, которые я даже не старалась стирать. Холод стал медленно пробираться под кожу, остужая кровь, обостряя все органы чувств. Я долго бродила среди могил, уходя далеко от своего коттеджа. Опустившись на сырую землю, ножом очертила круг вокруг себя. Я стала молиться, бормоча вслух «Отче Наш», снова и снова режа лезвием ножа плечи и ноги, оставляя тонкие раны, больше похожие на кошачьи царапины. Отчасти я не понимала того, что делала, не ощущала боли, не чувствовала, как кровь бежит из порезов. Это транс. Способ погрузиться в себя через боль. То состояние, когда твоя душа в другом мире, когда дух очищается от прикосновения темных сил. Да, я занималась флагеллантством(3), как монахи в Средние Века, пытавшиеся избавить себя от искушения. Только они избивали себя, а я резала себя. Положив нож рядом с собой, посмотрела по сторонам. Я была окружена. Разнообразные угловатые силуэты нависали надо мной. Я различила их с дюжину, может, и больше. В полутьме мерцали ноги, руки и когти. Армия подвижных тел висела над головой, которых дергал сам дьявол, словно марионеток за веревочки. Среди всех теней стал проглядывать один силуэт, скрывавшийся у статуи красивого ангела. Я не видела четких контуров фигуры, лишь смутный силуэт в накидке. Было ощущение, что странное существо наблюдает за мной все то время, что я нахожусь на кладбище, и знает, что теперь я за ним наблюдаю. Я неподвижно сидела в магическом круге, казалось, целую вечность, стискивая рукоятку ножа. Через несколько секунд фигура нырнула в тень. Я не знала, кто это был, лишь имела смутные догадки, предполагая, что это был один из Его агентов. Ничего лучше не придумав, я бросилась бежать, стараясь не падать в лужи и переполненные водостоки. Наконец, я оказалась у выхода с территории кладбища. По улице, словно кровь из порезанной вены, лились потоки воды. До нитки промокшая, я шла быстрым шагом домой. Бросив нож прямо у порога, сняла сапоги. Вильям в недоумении посмотрел на меня. И не удивительно: мой вид порождал массу вопросов. Вся в крови, в грязи, мокрая, бледная от страха. Наверное, сейчас он не испытывает по отношению ко мне ничего, кроме раздражения, считая меня в глубине души безумной. — Где ты была, Веспер? — спокойно задал он вопрос. — Ты резала себя ножом. — Так нужно, — просто ответила я, снимая по дороге платье. — Вы не сможете это понять. О, не думайте, что я хотела возбудить его интерес ко мне, пробудить все его низменные инстинкты, заставить его кинуться ко мне. Это часть жизни давно меня не интересовала. Я знала, что такое любовь и нелюбовь, и как они действуют на организм и душу. Все это давно было под запретом для меня. Я давно, как монахи, чтобы преодолеть искушение, отказалась от этого. — Оставь меня, Вильям, — попросила я, не замечая в его взгляде и тени желания. Прошмыгнув мимо него, зашла в ванную. Горячая вода приводила все мысли в чувства, успокаивала и умиротворяла, но она не сравнится с нежным морем, его соленой водой, ласкающей кожу. Наверное, бросив дом в Колме, отправлюсь к океану, буду по утрам смотреть на рассвет, а ночью слушать музыку моря, его тихое пение. Смыв грязь и кровь, я смогла отправиться спать, предварительно выпив успокоительное. Сон сейчас пойдет только на пользу, придав телу и духу бодрости. В эту ночь я спала сладким сном: мне снился чудный сон, воспоминание из прошлой жизни. Тот мужчина из моего прошлого — судьба, которого проходит красной нитью по моей. Мы шли по зеленому лабиринту, его пальцы сжимали мои, и я ощущала покой. Утром меня разбудил аромат кофе. Набросив халат на плечи, быстро спустилась вниз. Меня встретил Вильям, протягивая чашку с кофе, бросая краткий взгляд на мои босые ноги. На моих губах мелькнула улыбка, когда поняла, что на нем сейчас нежно-голубая рубашка, которую я ему купила. Он отвернулся от меня, делая вид, будто смотрит в окно кухни. — Думаешь, что практика флагеллантства как-то вылечит твою больную психику? — он резко обернулся ко мне. — Хотя я больше думаю, что от нее нет никакой пользы, лишь только вред. Какая радость резать себя!? Может быть, ты мазохистка? Это весьма вероятно. Так от кого ты бежишь? Или вернее спросить, что ты такого натворила, явно боясь наказания? — Я много что натворила, — мой голос прозвучал тихо. — Тебе лучше не знать этого. Я не скрываюсь от правосудия, если ты сейчас об этом. Кажется, я уже говорила, что бегу от самой себя, от той, кем я могу стать, если не смогу преодолеть искушение. Все слова Падшего ангела лживые, но если постоянно вливать ложь в уши, то постепенно человек начинает верить в его сказки. — Перестань твердить о дьяволе! — резко, почти грубо крикнул Вильям. — Здравомыслящий человек не может верить в эти сказки, придуманные неудачниками для оправдания своего безделья и глупости. — Мне жаль тебя, — выдохнула я, вставая рядом с ним. — Очень жаль. — Ты блестящая актриса, Веспер, но на этом можно остановиться. Тебе нравится играть эту роль. Роль жертвы, преследуемой дьяволом, живущей в одиночестве, без радостей современной цивилизации, — он говорил пылко, стараясь так скрыть свое непонимание, почему я живу именно так, а не по-другому. — Однажды ты поймешь, что я была права, — я поставила чашку в мойку. — Не стоит тебе говорить такие слова. Ты даже не помнишь, кто ты и откуда. — Это все из-за тебя, — слегка обиженно проговорил он. — Я пытаюсь помочь тебе, но ты отвергаешь всякую мою помощь, — я подошла к окну, чтобы посмотреть на чистое небо. — Под помощью понимается «поход на кладбище» или «гадание на картах»? — язвительно спросил Вильям. — Почему бы и нет, — я пожала плечами. — Что в этом такого? Больше мы не стали ничего друг другу говорить и провели порознь день до вечера. Я обрабатывала грядки, приводила в порядок цветы. Вчерашние гортензии завяли: их нежно-голубые цветки скрючились и попадали на пол. Вильям же слонялся из угла в угол, пытался заняться какими-то примитивными опытами, но без микроскопа у него, видно, ничего не получалось. Он скучал в то время, как я старалась избавиться от страха, подступающего ко мне. Так и наступил незаметно вечер. После ужина я не пошла на кладбище. Мой испуг не прошел, стоило мне перестать занимать свои руки работой, а голову мыслями, как я начинала ощущать, как кисти дрожат, и рой черных бабочек Teufel(4), что зарываются перед смертью в гниющие останки и через некоторое время возрождаются в виде новой куколки, и питаются своим потомством, кружат перед глазами. Спать сегодня легла рано, чему Вильям явно удивился. Он ничего мне не сказал, просто проводил взглядом. Всю молитву ощущала на себе его взгляд, чувствовала, как он наблюдает за мной. Знаю, что я для него безумная фанатичка, чрезмерно увлекающаяся историей Средневековья и теологией. Он никогда меня не поймет, это не я переверну его жизнь, а другая женщина из его прошлого. Ночью я почти не спала. Тьма давила на меня, придавливая тяжелым покрывалом, лишая возможности нормально дышать. Я была словно заперта внутри огромного калейдоскопа. Его крутило ужасное существо, глаз которого я видела лишь через линзу. Мир терялся в лабиринтах оптических иллюзий, которые то и дело возникали вокруг меня. Насекомые. Черные бабочки. Снова порхали эти дьявольские существа, каких было полно в оранжерее «Tenebris Caeli». И запахи гниющей плоти, вызывающие приступы тошноты. Голос снова прошептал мое имя. Он был знакомым — треснутым, жестоким, источающим злобу. Голосом из кошмаров. Голосом, сопровождающим меня всю мою жизнь, проникающим в мои мысли, манящим, зовущим к себе, обещающим исполнения любого моего желания. Он продолжал тихо бормотать мое имя. Эти проклятые твари разлетелись в сторону. Запах стал невыносимым, едким. Ужас пронзил меня стальными иглами, будто пронзая плоть насквозь. Я увидела неподвижную фигуру — нечто в черном одеянии со скрытым под капюшоном лицом. Существо бросилось ко мне, как огромный паук, настигая одним прыжком. Суша сменилась на воду; существо стало топить меня. Мне нужно было выбраться из его когтей, нужно было отбиться от него, но чем больше я начинала сопротивляться, тем еще дольше оно держало меня под водой. Вода уже давно проникла в легкие, при этом обжигая горло. — Веспер! — услышала я, прорывавшийся сквозь мглу бархатный голос, знакомый, но еще не успевший стать родным. — Веспер! Да проснись же ты наконец. Я будто снова оказалась на суше, стала судорожно дышать, хватаясь за плечи мужчины, спасшего меня от собственного сна. Наши взгляды скрестились, в его голубых пронзительных глазах плескались легкая паника, недоумение, перешедшее в ужас. Струйками из рта по моей шее стекала вода, намочив ночную рубашку. Вот, что вызвало панику у Вильяма, но только ли это? Он подхватил меня на руки и понес в ванную комнату. Открыл кран, опуская меня в старую фаянсовую ванну. Вода была розового цвета. Кровь. Кровь из легких. Моих легких. Именно это вызвало у него ужас, ибо он не понимал, как во сне я стала захлебываться. Вильям, завернув меня в свое покрывало, уложил на кровать. Я тихо поблагодарила его, радуясь, что он не задает мне свои «глупые» вопросы. Несмотря на страх, проникший в каждую частичку моего организма, я смогла спать спокойно до самого рассвета. Когда первые лучи солнца стали проникать в дом, я распахнула глаза. Вильям сидел на полу, положив голову на мою кровать - именно в такой позе он заснул. Я быстро надела черные брюки и блузку, спустилась вниз, сварила себе кофе, нашла несколько самокруток и вышла на улицу. Мне нужен был свежий воздух, чтобы прогнать все гнетущие, тяжелые мысли, растекающиеся по всему организму, отравляя его, делая слабым. Нет ничего более волнующего и завораживающего, чем наблюдать медленное рождение нового дня, нового солнца, даже нового мира, в котором вроде бы все осталось так же, как и вчера, но уже никогда не будет прежним. Сердце с радостью принимает эти неуловимые изменения. Еще не проснулась суета, никто ничего от тебя пока не требует, все только начинает зарождаться. Я закурила. Табак стал обжигать раздраженную слизистую ткань легких. Не люблю алкоголь или наркотики, как и табак. Они разрушают мозг, портят душу, приглушают все чувства, отупляя все инстинкты и развращая человека. Но иногда, в малой дозе,это не помешает человеку. Бывает нашему организму нужна небольшая доза яда, чтобы в дальнейшем противостоять ему, не давая токсическим веществам убить нас. Скрип половиц старого крыльца. Свежий аромат только что сваренного кофе. Вильям сел рядом со мной. Я протянула ему свою зажженную сигарету, он принял ее и жадно закурил. Он не закашлял, а значит, курил в прошлом, но не был заядлым курильщиком, иначе он бы уже сошел с ума без своего наркотика. Мы, ничего не говоря друг другу, передавали из рук в руки сигарету, делая по несколько небольших затяжек, пока она не догорела. В воздухе витал запах табака, разъедающий легкие, но он быстро рассеялся, и снова стали чувствоваться ароматы нового дня. Утреннее солнце поднималось все выше, его яркие лучи слепили глаза. — Как ты себя чувствуешь? — в его голосе скользила забота, похожая на братскую. — Неплохо, — и я больше ничего не сказала, позволив тишине окружить нас. — Пытаюсь найти логические объяснения, того, что произошло сегодня ночью, — вдруг после долгого молчания начал Вильям. — Получается? — без раздражения и сарказма поинтересовалась я, убирая темные пряди волос с плеча. — Пока нет, — расслабленно ответил он, не смотря на меня, в то время как я повернулась к нему. — Жаль, — выдохнула я. — У меня есть ответ, но ты вряд ли в него поверишь. Все покажется глупостью. — Ночью я услышал, как ты кричала «Abire»(5), потом стала захлебываться. Когда я разбудил тебя, изо рта бежала алая вода. Это была кровь с водой. — Именно его и напугало это отчасти, не давало покоя. Вильям не знал, как объяснить то, что он увидел этой ночью. — Наверное, было жуткое зрелище, — слегка улыбаясь, предположила я. — Скорее всего, логике не поддается, — уточнил он. — Такого не могло произойти, это против науки и логики. — Это был дьявол, — спокойно сказала я. — Вернее, один из его агентов. Его задача дать волю моему страху. Меня это не напугало, ибо я знаю, каким коварным он может быть. — Снова абсурд, — пробормотал Вильям. — Дьявола не существует, как и Бога, и всех твоих духов. Это все происходит в твоем воспаленном мозгу. Твоя фантазия. Бредни. Хотя временами кажешься вполне нормальным человеком. — Ты не отличаешься от всех прочих инквизиторов, — горько отметила я. — Вильям, я весьма расстроена твоей неспособностью выйти за рамки своего сознания, и наконец-то увидеть то, что постоянно окружает вас. Он тихо засмеялся. Я тяжело вздохнула. Только попыталась встать и уйти,но он взял меня за руку, заставляя остаться рядом с ним. Вильям замолчал, серьезно взглянув на меня, словно разглядывая каждую черточку моего лица, пытаясь сквозь них разглядеть мою душу. Но она его не волнует. Он вообще не верит в наличие души у человека. Вильям верит в чистый разум, способный решить любую задачу, дать ответ на самый сложный вопрос. Ох, если бы он знал, что когда видишь в глазах человека пустоту, то это и есть важный признак отсутствия души. Знак принадлежности к дьяволу. Он всегда с нами, среди нас, и Вильям даже не подозревает об этом. — Забавно всегда наблюдать за такими людьми, как ты, — начала я. — Смотреть, как ваш прежний идеально построенный мир начинает дрожать при виде чего-то неизвестного. Вы, конечно, будете до последнего аргумента пытаться разоблачить меня, найти повод обвинить в шарлатанстве, и можно только восхищаться вашим упорством. Только падать будет очень больно. Знаешь, я родилась с чувством своей уникальности. Думаю, в этом мы похожи с тобой. Ты считаешь себя самым умным, а я, отличающейся от всех окружающих людей. Как ни странно, но мои родители не посчитали необходимым спустить меня с небес на землю. О, нет, они наоборот взращивали во мне это чувство. Я не понимала этого, пока в один вечер не поняла, как на самом деле обстоят дела. Ужасное положение вещей мне раскрыла моя подруга, из-за чего я обратилась в веру, став католичкой, усложнив тем самым жизнь Люциферу. Как оказалось, моя душа продана ему авансом задолго до моего появления на свет. В XVII веке некая Мария МакДуглас была согласна на все, лишь бы избежать виселицы за колдовство, в чем она была, несомненно, отмечена, и ее вина была доказанной. В ночь перед казнью к ней явился дьявол, обещая ей спасение взамен на самую малость; нужно было всего лишь продать свою душу, а потом души всех своих будущих детей. Все было просто, только Мария забыла, что назад пути нет. Когда-то можно было вырваться из объятий дьявола, но когда тот понял, что его постоянно дурят, то поменял некоторые части договора. Так вот, в самый последний миг, казнь Марии МакДуглас отменили, она вышла замуж за некого Джеймса Ринтона, он разбогател после возвращения Карла II(6). Они зажили счастливо, у них были сын и дочь, чьи души мать продала дьяволу. Так было испокон веков. Родители продавали души своих детей за богатство, связи, благополучие, безнаказанность и вседозволенность, когда их отпрыскам исполнялось двадцать лет. Им нравилось жить в этом мраке: не крестить своих детей, не верить в Бога, служить дьяволу, позволяя ему сеять хаос и смуту. Так было и со мной. Нельзя принудить человека отказаться от света, заставить его потянуться к тьме. Он должен сам к этому придти, сам позвать его. Я этого не сделала, не позволив ему осуществить сделку до конца. Теперь он преследует меня, пытается заставить испытывать страх, чтобы ухватившись за свой рассудок и жизнь, я пришла к нему добровольно. Пока мне удается скрываться, ибо со мной Бог, он на моей стороне. Да, вы можете сказать, что все это легенды и не следует в них верить, принимая все за чистую монету. Наверное, вы назовете меня вновь сумасшедшей, религиозной фанатичкой, которая, веря в Бога, не может заниматься оккультизмом, гадать на картах, потому что церковь это отрицает. Но люди склоны ошибаться и заблуждаться. — И ты думаешь, что я сейчас поверю во всю эту историю с продажей душ дьяволу? — усмехнулся он, явно пытаясь найти хоть толику здравых рассуждений, найти хоть какую-то логику. Заметил мое хмурое выражение лица, и с его лица сползла улыбка. Он борется с собой, пытается отрицать, но при этом не находит ни одного объяснения, чтобы опровергнуть все мои слова. — Я не надеюсь на это, — тихо прошептала я. — Иногда я завидую таким людям, как ты. Ваша жизнь не замысловата и проста, моя же — вечная встреча с сумраком этого мира. И нельзя назвать это преимуществом. — Твоя психическая болезнь нас отличает, — холодно отметил Вильям. — Глупо настаивать в своих некоторых способностях, данных взамен на продажу душу дьяволу. Гораздо проще верить в это, нежели, чем в свою истерию или галлюцинации, которые можно вылечить. Жаль, что твои родители с детства не замечали этого, и к твоим… — он запнулся, явно стараясь угадать мой возраст. — Мне двадцать семь, если разговор об этом. Знаешь, если бы не ты, Вильям, то я давно собрала бы свой чемоданчик и отправилась бы искать себе новый укромный уголок, но ты держишь меня здесь, — я встала на ноги, делая несколько шагов в сторону своих камней, игравших роль оберега и калитки. — Я не привязывал тебя к себе, — раздраженно проговорил он. — Хорошего дня, — мне нужно было прогуляться по окрестностям, подумать, решить, что делать дальше, как поступить в этой сложившейся, сложной ситуации. В запасе есть еще несколько дней, чтобы решить все.