Когда рассеется туман

Всегда трудно писать о том, что когда-то давно было изложено на бумаге. Невозможно повторить прошлые мысли, старые чувства и ощущения, можно лишь только попытаться вспомнить, если, конечно, получится. Время искажает фрагменты прошлого, хранящиеся в нашем сознании. Хотя порой нам кажется, что, осознав все события, мы легче понимаем их, но, все же, мыслительный процесс портит лоскутки жизни, и только поэтому я всегда старалась делать записи сразу же, как раньше учил меня отец. Сейчас, когда сижу в тишине простой комнаты, слушая потрескивание поленьев в камине в шуме летнего дождя, гул шумных улиц почти незнакомого мне города, могу рассказать вам о том, что столько лет я бережно хранила в своем сердце, не позволяя тьме коснуться, разворотить, испортить, сделать уродливым. Наверное, давно стоило это сделать, но я боялась, что мужчина, случайно оказавшийся в моих краях, потерявший память, найдет ее. Нет, я не хотела, чтобы он забывал меня. Но давно уже потеряла надежду, что он найдет меня и поможет мне. Хотя, чем он мне может помочь? Как сможет избавить от того, от кого нигде нельзя скрыться? Что он может сделать, чтобы освободить меня от тьмы, если я сама себя не могу окончательно вытащить на свет? Мне пришлось солгать, но я больше не могу молчать. Теперь можно признаться в том, что я знала его имя, кто он, откуда и кем является. Он именно тот мужчина, чья судьба красной нитью проходит по моей, а я именно та женщина из его прошлого, которая спасла его в настоящем, но станет причиной всех его бед в будущем. Тогда, в ту ночь, на кладбище я видела его стройный силуэт в хорошо знакомом мне пальто, слышала, как он звал меня по имени, давно позабытым мною. Его голос причинял мне почти невыносимую боль, словно так напоминая о том, кем я была и кем так и не стала. Это имя всегда звучит для меня, как похоронный марш по тому прошлому, где ад еще не стал моей привычкой, по тем дням, когда всю мою жизнь не исказил примитивный страх за свой рассудок. Я испугалась, подумав, что могло случиться самое худшее — его наняли для того, чтобы увезти меня обратно в Британию. Мне трудно сказать о том, что случилось с ним за эти восемь лет, что ему могли сказать обо мне, и сколько грязи вылили на меня, чтобы вернуть домой. Я знаю методы человека когда-то любимого мною, несмотря на всю боль, причиненную мне. Он способен на все, ибо за его спиной роится темнота, давно поглотившая его. Я ничего не придумала лучше, как ударить моего загадочного гостя по голове, тем самым обезвредив его на время. Только болезненное чувство совести заставило меня вернуться обратно на кладбище и забрать его к себе домой. В тот момент я прекрасно осознавала, чем все это может закончиться для меня. Иногда я радовалась, что он ничего не помнит, и надеялась, будто смогу сбежать, бросив его, но я не смогла. Каждое утро, когда уходили ночные тени и рассеивался туман, решимость покидала меня, словно приковывая тяжелыми коваными цепями к этому месту. Каждый раз, как внимательный взгляд Шерлока останавливался на мне, по коже пробегал холодок, появлялось ощущение, будто он пытается за привычной для меня личиной разглядеть ту, кем я однажды была. Так оно и оказалось. Шерлок все вспомнил, и презрение в его взгляде говорило лишь об одном — он не забыл и ничего не простил мне. Когда-то я писала о том, как приехала в Лондон, как переступила порог тесной квартиры Шерлока на Монтегю-стрит. Ту тетрадь в кожаном переплете, из которой я вырвала четыре страницы, предназначенные для Шерлока, я сожгла, когда оказалась в Кале. У меня не было другого выхода, кроме как предать ее огню. Вместе с теми словами сгорела часть моей души, частичка сердца, и лишь маленький осколок остался на этой земле. В тот пасмурный день я вышла на берег Ла-Манша, смотря вдаль, ощущая, как совсем недалеко находится Англия. Сердце бешенно забилось, словно пыталось выбраться наружу, но пути назад не было, был только путь вперед. Слезы струились по лицу, внутри что-то болезненно сжималось, порой боль была настолько нестерпимой, что казалось, будто внутренние органы разорвутся от этого, превратившись в кровавое месиво. Потом пришло опустошение, упадок сил, желание вечного забвения. Я уничтожила часть себя, похоронила под горсткой пепла ту, кем была тем летом. Все это было неважно, главное, что я смогла на время обезопасить себя, перестав ненадолго быть мишенью для дьявола, религию которого мне пыталась навязать моя семья. Возможно, сейчас пришло время снова все описать, снова довериться пожелтевшей бумаге. Рассказать о том, как я впервые в своей жизни оказалась в Лондоне и встретила детектива Шерлока Холмса, не такого знаменитого, как сейчас, но все же довольно известного в определенных кругах; не такого циничного и замкнутого, каким я увидела его в Колме, но такого же одинокого, как и тогда. В этом мы схожи с ним. Мы оба выбрали одинокое существование. Только он сделал это намеренно, а мне ничего не оставалось, как пойти по этому пути. Сдав все экзамены досрочно, я написала короткое письмо домой о том, что уезжаю путешествовать с друзьями по Англии, обещая вернуться к сентябрю. Это, конечно, было ложью, ни с кем я не собиралась колесить по стране, а намеревалась отправиться в Лондон для поиска ответов на мои вопросы. Наверное, мне бы следовало сделать это вместе с Элис, но она отказалась. Это путешествие я должна была совершить самостоятельно, как она потом выразилась, хитро улыбаясь, что всегда она делала, когда что-то замышляла. Элис явно знала что-то, о чем я не догадывалась. Она обладает, куда большей проницательностью и чувствительностью, нежели я, потому что Элис рождена для света, а я для тьмы. — Тебе следует обратиться к нему, — посоветовала Элис, протягивая мне клочок бумаги. — Шерлок Холмс, — прочитала я, никогда не слыша сего странного старомодного имени до этого момента. Наверное, мало кто сейчас так называет своих сыновей. — И чем он сможет мне помочь? — Он любит распутывать загадки, а у тебя их слишком много, чтобы решить их самостоятельно, — Элис открыла дверь нашей комнаты, пропуская меня первой. — С чего ты взяла, что он возьмется мне помогать? — возразила я, прекрасно помня, как люди относятся к таким, как я, поэтому сначала учебы в Тринити(1) предпочитала никому не рассказывать о том, что могу слышать шепот, общаться с гостями из «другого» мира. Мы с Элис обе молчали насчет этого. Странно, но натура людей не сильно изменилась с тех самых пор, как они начали любые происки судьбы объяснять колдовством. Они до сих пор с неким подозрением относились к таким, как я и Элис, предпочитая сторониться нас. Еще одна часть человечества предпочитает не верить ни единому нашему слову и поступку, напоминая тех самых инквизиторов, отправляющих на костер непохожих на них людей. Есть и другие, возводящие всех медиумов в ранг всемогущих богов, способных дать ответ на любой вопрос и решить все проблемы ритуалами. — Я гадала на Таро, — вдруг привела убийственный аргумент Элис. — Не хочу ничего тебе говорить, думаю, что этого пока будет достаточно для тебя. Теперь я знаю, что увидела тогда в картах Элис, ибо спустя время сама раскладывала Таро после того, как смогла поближе узнать Шерлока Холмса. Так же, как и Элис, заметила красную нить, проходящую практически непрерывно по нашим судьбам, связывающую наши пути-дороги. Многим это покажется странным, и они будут отчасти правы. Что может быть общего у детектива, ставящего разум превыше всего, и медиума, видящего то, что обычные люди порой совсем не замечают? Наверное, ничего. Однако, судьба давно все решила по-другому. Лондон показался мне большим муравейником, городом, полным пороков и темных тайн. Я никогда до того лета не бывала в нем, и почему-то думала, что он будет похож на загадочный Эдинбург. Наверное, я просто ожидала от него большего, хотела увидеть легкость в каждом взгляде его обитателей, праздность, но, вместо этого, Лондон встретил меня холодным дождливым молчанием. Город замер, словно на старой фотографии: ветхой, истлевшей, но в которой по-прежнему теплится жизнь. Она живет в запечатленных лицах и чужих глазах случайных прохожих, в горящих витринах и проезжающих мимо автомобилях. Эта какая-то странная жизнь, словно все здесь ходят по острому ножу, не боясь и не страшась ничего, однако, страхов, подпитывающих тьму, здесь полно. Их так много, как и призраков, что не нужно специально идти на кладбище, чтобы услышать их шелестящий шепот. Я хотела задержаться в Лондоне на все лето, поэтому большие траты не входили в мои планы, не смотря на то, что после смерти отца имела неограниченный доступ к своему банковскому счету, поэтому нашла скромную квартирку на Джордж-стрит, в самом центре города. Конечно, она отличалась от нашего старого особняка, построенного во времена правления Вильгельма Оранского(2), но меня это не пугало. Старая мебель, давний ремонт и теснота — это не то, что должно было отпугнуть меня, и заставить вернуться домой. Условия моей хозяйки не казались мне какими-то не выполнимыми, я спокойно отнеслась к ее требованиям, ибо сама любила тишину и покой. К Шерлоку Холмсу я обратилась не сразу. Почему-то мне хотелось разобраться со всем самой, хотя прекрасно понимала, что вряд ли у меня это получится. Этот детектив мог помочь мне. Мог найти все нити, ведущие к ответам на мои вопросы. Но был ли он в состоянии избавить меня от вечного преследования тьмы? Тогда мне казалось, что это вполне возможно, теперь же я знаю, что это никогда не случится. Единственное, что я могу сделать — не выпустить демонов, грызущих меня изнутри, рвущихся наружу, зовущих своего хозяина, заставляющего меня отдаться на его милость. Только спустя неделю я пришла на Монтегю-стрит, не ожидая от этой встречи ничего, предполагая, каков ответ будет на мою просьбу. Только сумасшедший или по-настоящему верящий в существование призрачного мира, граничащего с нашим, согласился бы мне помогать. С громко стучащим сердцем, я поднялась наверх, постучала в дверь, но мне никто не ответил. Дверь была не заперта, поэтому я вошла в квартиру. Гостиная была не большой и очень светлой. Из больших окон лился мягкий свет, доносился гул улиц и обрывки чужих разговоров. На столе была кружка с чаем, а рядом с ней лежала стопка газет. У книжных шкафов стояли два кресла со старой обивкой. Я сделала несколько шагов вперед: моему взгляду предстала кухня, которая явно использовалась не по назначению, а для химических опытов. Дверь, ведущая в спальню, отворилась, оттуда вышел высокий мужчина в черном костюме и белоснежной рубашке. Он смерил меня внимательным взглядом, но это всего лишь поверхностный взгляд, позволяющий немного узнать о человеке. — Мистер… — За расследование дел с надоедливыми родственниками или банальными интрижками я не берусь. Так что можете идти, мисс. У меня слишком много дел, чтобы отвлекаться на вас и ваше наискучнейшее дело, — резко начал он, даже не дав мне ничего сказать. — Но я даже не успела ничего произнести, а вы уже рубите с плеча, — я сделала еще один шаг к нему. — О, не утруждайте себя, мисс, все и так ясно. Вам не больше двадцати лет. Явно только вырвались из-под опеки родителей. Жили в заботе, не зная беспокойства. Дом с прислугой, судя по легкому запаху горелого кофе, исходящего от вашей одежды. Вы студентка, явно учитесь не в Лондоне, возможно, в Оксфорде, но сами вы не из этого города, и всего лишь недавно обосновались здесь. На запястье у вас браслет с подвеской из инициалов «А.М.». Вряд ли это подарок отца или брата, или подруги. Это слишком уж изящное украшение, так что больше смахивает на подарок возлюбленного, правда, куплен на блошином рынке, и стоит не очень-то дорого. Из чего можно сделать вывод, что он не очень-то ценит вас или беден, поэтому ваши родители считают его плохой компанией для вас, и вам нужно, чтобы я нашел хоть что-то положительное в нем. Он взял пальто со спинки стула, стал одеваться, явно давая мне понять, что не намерен зацикливаться на моем деле. Мистер Холмс жестом показал мне, чтобы я вышла из его квартиры, но я стояла, совсем не двигаясь, только внимательно смотря на него, прислушиваясь к легкому шепоту, окружающему нас, обволакивающему, как тонкое шелковое полотно. — Мой отец умер полгода тому назад, а тот, кто подарил мне этот браслет, погиб прошлым летом, — обретая способность говорить, произнесла я. — Очень печально, мисс, я ничем не могу помочь вам, — он схватил меня за локоть, выгоняя из своей квартиры. Пока он закрывал дверь на замок, я стояла рядом с ним, не смея сказать ни слова. Меня не душила обида или злость, в душе не возникло никакого раздражения или желания высказать все этому детективу. Нет, этого ничего не было. В ту секунду, когда он опустил ключи в карман, поднял на меня голубые пронзительные глаза: я поняла, что не только в моей мятежной душе, предназначенной для тьмы, роятся демоны. — Всего хорошего, мисс, — его бархатный спокойный голос с едкими нотками прервал поток мыслей. — И вам того же, мистер Холмс, — пробормотала я, и он обернулся ко мне, явно ожидая увидеть на моем лице негодование или разочарование. Его взгляд легко скользнул по мне, он явно хотел подойти ко мне, но не сделал этого. Мистер Холмс ушел, оставив меня в полумраке коридора. Я вытащила из маленькой сумки блокнот в кожаном переплете, вырвала из него страничку, начеркала свой адрес, потом подумала и оставила приписку: Mortem sibi conscivit homicida(3). Ничего другого я и не ожидала. Знала, что так выйдет. В голову даже закралось глупое предположение, будто бы Элис ошиблась насчет него. Но я знала, что она промахивается еще реже, чем я. Не зря она стала одним из знаменитых медиумов страны. Мне хотелось набрать ее номер телефона и спросить, почему она решила будто бы мне нужно найти помощь на Монтегю-стрит. Почему именно он? Неужели она увидела все в картах, поняла, что наши имена рядом написаны на небе, и наши судьбы, сплетающиеся и расплетающиеся, находятся в теплых руках богах, решившего свести двух людей, родившихся с одиночеством в душе. Шерлок Холмс. Детектив-консультант. Единственный в мире. Борющийся с наркотиками с помощью дедукции, давно изобретенной человечеством, но доведенной им практически до совершенства. Считающий себя блестящим умником. Полагающийся исключительно на себя. И безумно одинокий. Он сам выбрал эту роль: волка-одиночки. Он считает себя прирожденным логиком, способным видеть людей насквозь, считающим, что вешая на них те или иные ярлыки, он делает для них исключительное благо. Такой человек с трудом поймет мою натуру, и пальцем о палец не ударит ради меня, если я не заинтересую его хоть чем-то. Я для него очередная скучная клиентка, но могу привлечь его внимание к себе, показав лишь малую толику того, что могу сделать. Весь вечер после этой немного странной встречи я провела в Британской Библиотеке, в поисках книг по теологии и средневековью. После непродолжительных и пустых поисков я вернулась домой, желая выпить горячего чаю с ромашкой. Только я достала колоду карт из сумки, как послышался стук в дверь. Снова спрятала Таро, взглянула на себя зеркало, поправила черное платье с запахом, после только открыла дверь, догадываясь о том, кто стоит на пороге. Наши взгляды встретились. В его голубых глазах скользило легкое раздражение, смешанное с любопытством. Я хотела было закрыть дверь, не желая более ощущать на себе этот взгляд пытливых глаз, но он поставил ногу, не дав мне сделать это. На секунды наши пальцы соприкоснулись. — Вы сказали, что даже не будете тратить сил и времени на меня, — ответила я, улыбаясь ему. — Откуда вы это знали? — громко задал он вопрос, тряся листком бумаги, оставленным мною в его двери. — Откуда знали, что убийца недавно покончил с собой? — Не знаю, — я пожала плечами, закрыла за ним дверь. — Просто поняла это. — Нельзя просто взять и понять. У всего есть свои причины, — эта фраза прозвучала, как у преподавателя в университете, отрицающего существование Бога и Дьявола. — Я просто поняла, — он слегка усмехнулся на это, снимая свой шарф и пальто, явно собираясь остаться здесь. — Вы слишком юны и необразованны для этого, — заметил мистер Холмс, словно желая так меня задеть. — Сколько вам лет? Знаю, что сейчас вы ответите мне в свойственной манере для всех женщин, что это не тот вопрос, который я должен задавать прекрасным особам вроде вас, но вы явно не считаете себя таковой. Или ошибаюсь? Я не мню себя настоящей леди, несмотря на знатное происхождение и богатство своей дурной семейки. Я не такая, не смотря на то, что все, окружавшее меня с самого рождения, должно было заставить меня так думать о себе, и никак иначе. Все это не для таких, как я. Все это для тех, кого тьма постоянно стаскивает в бездну; для тех, кто отдал ей душу, решив, будто бы это самая малая плата за полученные ими блага взамен. Мы оба молчим. Он продолжает внимательно смотреть на меня, словно пытаясь подметить каждую незначительную деталь в моем облике. Но что во мне примечательного? Я никогда не считала себя будоражащей умы красавицей, и не полагаю так сейчас. Возможно, тогда, восемь лет тому назад я выглядела куда привлекательней, нежели сейчас. Бледная кожа не была похожа на тонкий пергамент и не обтягивала так кости. Голубые глаза казались чистыми без пролегающих под ними тенями, от чего они кажутся сегодня, как две сияющие черные дыры. В то лето я совсем была другой — молодой, юной, почти неискушенной, не играющей в опасные игры с темными силами и их хозяином. — Мне девятнадцать. Осенью будет двадцать, — я стала нервно заламывать пальцы, ощущая, как волнение начинает подступать к горлу, медленно захватывая каждую клеточку организма. — О чем я и говорю, — снова повторил он, садясь в мое кресло, стоящее у старого камина, явно давно нечищеного. — Вы тоже не стары, и так же молоды. Женщины взрослеют намного раньше, чем мужчины. Не смотря на то, что вы знакомы с пороком намного больше женщин, вы дольше сохраняете невинность в своей душе, — вспомнила одну из любимых фраз Элис. — Правда, это происходит со всеми по-разному. Это точно вовсе не про вас. — Так как вы узнали раньше меня об убийце? Узнали, что маньяк, которого я разыскиваю уже месяц, решил, что лучше покончить с собой, нежели попасть в милосердные руки правосудия, и получить срок лет на двадцать. Вы откуда-то узнали детали этого дела, хотя в прессе мало об этом писали. У вас вряд ли есть связи в Скотланд-Ярде. Мисс… — он оборвал фразу, явно не зная, как ко мне обратиться. Его глаза сузились. Он сложил ладони «домиком», отрывая взгляд от меня. — Мисс Джайлз, — закончила я за него. — Ава Джайлз, мистер Холмс. У меня нет связей в полиции. Я никого не знаю в Лондоне, потому что живу здесь всего лишь две недели. Совершенно не знаю подробностей этого дела. Что если я скажу, что могу угадывать предстоящие события? — Я рассмеюсь над вашей глупостью, мисс Джайлз, — сухо ответил он. — Значит, секретами вы делиться не хотите, явно ожидая, что я заинтересуюсь вами, все же выслушаю вашу нудную исповедь и помогу вам. Я ничего не стала отвечать ему на этот выпад, ибо он был прав: именно на это у меня был расчет. Мне так хотелось сказать ему о том, как я догадалась о маньяке; взять его за руку, установить с ним не только зрительный контакт, но еще и телесный. Возможно, этот простой жест в Колме он расценил, как нечто пока ему непонятное, но это простое колдовство — с помощью прикосновения проводить через кожу немного света в организм для того, чтобы соприкоснуться с внутренним миром человека. — Ну так что, мисс Джайлз? — он специально растянул букву «i», словно ему нравилось, как она звучит в моей фамилии(4). — Знаете, ваше имя, как и ваша манера навязаться мне, напомнила об австралийской аферистке Элис Джайлз(5). — «Джайлз» довольно распространенная фамилия, а мне она напоминает о романе Вирджинии Вульф(6), — прошептала я, ощущая, как в некоторой степени он подавляет мою черную сущность, растущую во мне с самого рождения, именно она толкает меня на плохие поступки. — Вы могли бы быть из Ирландии или же быть родственницей дипломата, но вы вряд ли ирландка(7), скорее всего, жительница Северной Англии, например, из Йорка, учились вы в частной школе, — спокойно продолжил он рассказывать обо мне то, что как показалось ему, он увидел и понял. — Я из Кембриджа, — соврала я в тот день, совсем не собираясь говорить ему, что приехала из сказочно-загадочной Шотландии, где буду жить до конца своих дней с ненавистным мужем, если, конечно, никак не изменю свою участь. — Вы к каждой своей клиентке приходите домой? — решила я сменить тему разговора. — Вы — не моя клиентка, скорее всего, потенциальная клиентка, — без язвительности сказал Шерлок. — Возможно, если вы скажете мне, как догадались об этом, то я выслушаю ваш рассказ о трудной жизни в богатой семейке. — Вы будете смеяться надо мной, — я села на пол напротив него. Теперь он смотрел на меня сверху вниз. В его голубых ледяных глазах ярко загорелся азарт, уголки его губ дрогнули в легкой усмешке. — Я просто почувствовала это. Просто… — Продолжайте, мисс Джайлз, — попросил он. — Просто иногда я могу легко угадывать мысли людей, а еще обладаю интуицией, — пролепетала я, прекрасно осознавая, что это не тот ответ, который он бы хотел услышать от меня. Я совершенно не понимала, какое объяснение придумать для такого законченного логика, как Шерлок Холмс. В голове не возникало ни одной мысли, которая показалась бы ему здравой. — Что ж, ответа я от вас не добьюсь. Он поднялся на ноги. Я подняла на него глаза, и, наверное, сейчас он прочитал в моем взгляде мольбу, просьбу остаться и выслушать меня. Конечно, я могу попытаться расплести все спутанные нити моей жизни и семьи, но, если верить Элис, ничего путного из этого не выйдет. — Кстати, почему записку оставили на латыни? — поинтересовался Шерлок, беря в руки свое пальто. — Я люблю латынь. Она загадочна и многим непонятна, но точно не вам, — мой голос снова звучал тихо и немного неуверенно. — Вы сказали, что рассмеетесь над моей глупостью, а еще вероятно назовете меня сумасшедшей, и посоветуете сходить к психиатру, чтобы избавиться от слуховых галлюцинаций, поэтому я не скажу вам того, как пришла к подобному заключению раньше вас. — У вас есть, чем перекусить, кроме пригорелого кофе? — Шерлок протянул мне руку. Я вложила свою ладонь в его, улыбаясь ему, видя некоторое смущение в его глазах, которое он старался спрятать от меня, и даже от себя. — Нет, мистер Холмс, — сказала я, широко улыбаясь. — Ничего другого нет.