Когда рассеется туман

За окном стали меняться пейзажи, поезд стремительно несся в Эдинбург, в этот проклятый сумрачный город, где чуть не пошатнулся мой мир, весь до основания. Но этого не произошло, потому что женщина, ставшая причиной этого, сбежала от меня, скрылась в туманной дождливой ночи, не оставив записки на своей любимой латыни. Наверное, все эти восемь лет я пытался отринуть все то, то связывало нас: все самое ужасное и самое светлое. Возможно, именно тогда в наркопритоне на Хокхилл-авеню, пуская яд себе в вену, я пытался вытравить все воспоминания о том лете. Тогда я провел жирную черту между Шерлоком Холмсом, поверившим во всю чертовщину, окружавшую Аву Джайлз, и блестящим рационалистом, не способным ни на какие чувства. Я сам сделал себя таким, но никогда бы не пришел к этому, если бы однажды Ава не переступила порог моего дома. Когда-то Веспер сказала мне, что судьба одной женщины будет всегда проходить красной нитью по моей. Я мало в это верил, но она произносила это много раз, повторяя словно заклинание. Нет, она говорила мне это не только в Колме, раскладывая передо мной пасьянс, но еще в Манчестере после того, как мы остались с ней там на неделю. О, не думайте, что мною или нами двигали романтические порывы или сентиментальное стремление побыть наедине. Причины этого крылись совершенно в другом. Никто из нас даже не думал, что мы оба застрянем в этой дешевой гостинице на столько дней. Наверное, я мог бы уехать один, бросить ее на произвол судьбы, но я не смог… Не смог оставить ее одну в ужасном состоянии, обуреваемой демонами. Вам не показалось, я написал именно «демоны». Как бы странно это не звучало, но после увиденного в тесном номере Манчестера, я поверил во все сказанное ею, чего не произошло со мной в Колме. Я принял ее историю и на это у меня были свои причины. Причины, известные только мне и Веспер. Я снова читал ее письма, стараясь найти в них ответы на свои вопросы, пытаясь понять, что произошло с ней на самом деле за эти восемь лет. Веспер была скупа на откровения. Она предпочитала писать Элис о светлом прошлом, нежели о настоящем. И только одно письмо было о том, как зверь, сидящий внутри нее, стал вырываться наружу. Я сразу вспомнил о том ужасе, сравнимом только с сомнениями оврага Дьюера, который пережил за ту неделю в Манчестере. Все началось вслед за тем, как за Веспер закрылась дверь нашего номера. Она вернулась такой напуганной, изможденной, промокшей, что не трудно было сделать вывод: она от кого-то убегала. Ее всю колотило, и она почти валилась с ног, но я не позволял ей, крепко держа в своих руках. В ее глазах читался страх, а руки были в тонких порезах. В ее голубых глазах плескалась мольба, но с губ не срывалось ни единого слова. Она молчала даже после того, как я стал ее спрашивать, и только спустя время она тихо произнесла: «Это был сам Дьявол». Я резко отпустил ее, будто она была прокаженной, словно ее действительно коснулся дьявол. Но я сделал это, не потому что был впечатлен ее словами. В тот момент ее глаза дьявольски сверкнули, от этого взгляда все похолодело внутри. Веспер шаткой походкой подошла к кровати, опускаясь на нее. В комнате воцарилось молчание и лишь спустя несколько минут ее прорезал скрипучий смех, совсем не принадлежащий Веспер, но в комнате нас было всего лишь двое, и никто, кроме нее, не мог засмеяться. Она метнула в мою сторону пронзительный взгляд, встала на ноги, делая шаг ко мне. — А вам доставило удовольствие смотреть на то, как она тонет? Признайтесь, что вы бездейственно наблюдали за тем, как она барахтается в воде? — треснувшим голосом спросила она. Ее глаза стали темными, как будто в них плясали черти, в них появилось что-то такое странное и пугающее. — Простите, что? — я не сразу понял, о чем она меня спрашивала. Только спустя мгновение осознал, что ее так интересовало. Веспер до этого говорила мне о Лили, но откуда она знала, как та погибла? Как Веспер могла узнать о моей, отчасти, вине? — Вы, конечно, сожалели о ее смерти. Но о чем вам сожалеть? Так, пару раз обжимались в темном углу, как прыщавые подростки, неуклюже уложили ее в постель. Она вам, конечно, не сказала, что из вас никудышный любовник. Но кто-то ей не давал сказать это, или она пощадила вас, чтобы вы не разочаровывались в своем эго. О, ей было с чем сравнивать. Ее могли иметь все, кроме вас. Ее мог каждый третий трахнуть в каком-нибудь переулке, как какую-то проститутку, и она вовсе не скрывала это, только от вас если. Дайте волю своим желаниям, и тогда бесконтрольно будете спариваться с каждой чуть симпатичной самкой, как наркоман, ищущий новых ощущений. Лили знала об этом, маленькая шлюшка, — она сделала еще один шаг ко мне. — Замолчите, — холодно произнес я, грубо хватая за плечи, и сразу же отталкивая от себя. — Прекратите сейчас же! — О, — протянула она с иронией, — этот убийственный взгляд, призывающий всех преступников Англии сознаться во всем добровольно. Впечатляет. — Она смотрела на меня с азартом и предвкушением моей скованности и неприязни, будто меня загнали в угол. — Но вернемся к вам и вашей так называемой девственности. Хотя женщины у вас были. Вернее, была одна, но вы довели ее до самоубийства. Вам нравилось смотреть и ничего не делать, видеть ее безысходность. Хотя она совсем не хотела топиться. Бедняжка. Честно, мне ее жалко. Но нет, эта дуреха решила, что ты обязательно бросишься ее спасать. Но она ошиблась, серьезно ошиблась. А мы все знаем, что за ошибки нужно платить, не так ли? О, вы друг друга стоили. — Вы ничего не знаете! — О, ошибаешься, мой дорогой мальчик, я знаю все. Ты ведь так боялся, что твои чувства все испортят. Что ты погрязнешь в этой трясине. Но как ты мог сравнить меня со своей любимой псиной? Ты был таким безразличным, таким отстраненным. Твой брат такой же глупец, как и ты, решив, будто равнодушие делает тебя сильным. Думаешь, так можно закрыться от всего остального мира? О Господи, здесь так холодно и мокро, забери меня отсюда, пока меня не съели рыбы, — продолжала хрипеть Веспер. Почему-то в ее словах я угадывал Лили. Она постоянно обижалась на то, что я повторял ей о том, как не хочу ничего чувствовать после истории с Редбердом, и это жутко выводило ее из себя. — Лили? — с сомненьем спросил я. — «Лили», говоришь? Нет, это будет гораздо пострашнее, чем твоя Лили. — Ава? — последовал новый мой вопрос. — Где она, Ава? Так ты называешь этот сосуд для черной мерзкой души, чистой по ее мнению, которую она мне отдаст в скором времени, как делали все в ее давно прогнившей семейке. Нет никакой Авы, она уже давно в моих объятьях. Она моя, и станет моей на век, девчонкой, через которую я буду править этим миром. О, она наивная девчонка, если решила, что сможет скрыться от меня. Она думает, что сможет отвязаться от меня раз и навсегда. Но если она не передумает, я подвергну ее пытке, которая сломит ее. Думаете, она чиста? Да, эта девчонка грешила, как и все. Она отдалась первому встречному, после того, как один не ответил на ее «чувства», — последнее слово было сказано с презрением. — Это глупое создание думает, что ты — жалкий червяк, пустышка, отрицающая все страсти, сможешь ей помочь. Но я раскачаю ваш серый ограниченный мирок. Я читал ярость на ее лице, видел, как она закатывает глаза, как из ее рта идет пена, как у бешеных животных. С уголка губ стекала струйка тонкой крови, капая на пол и на ее платье. Веспер ощерилась, вытерла кровь рукой, облизывая ее. Сквозь ядовитую усмешку, звериный оскал, я видел загнанную, испуганную Аву Джайлз. Где-то там, в глубине этой обезумевшей фурии, скрывалась робкая девушка, оставившая мне записку на латыни. В этот момент страх стал близко подбираться ко мне, но я старался держать его далеко от себя, не позволяя ему проникнуть под кожу, отравить мой разум, сбить с истинного пути. — Прекрати! Что бы это ни было, сейчас же прекрати. — О, ты считаешь это одержимостью? Многие так полагают. Какие же они идиоты. Думают, что меня можно назвать психическим заболеванием, и от меня можно будет избавиться. От хозяина всей лжи. Они даже в прошлом думали, что если вскрыть череп, можно изгнать болезнь. Но, увы, они идиоты не поняли, что этим самым они меня выпускают наружу, какие они наивные, эти людишки. — Прекрати! Ава… Веспер сощурилась, зло смотря мне в глаза. Я кожей стал чувствовать ее гнев и слепую ярость, будто я был самым худшим ее врагом. В этот миг стала происходить какая-то чертовщина: лопнула лампочка в настенном бра, дверцы шкафа открылись, на пол полетели все вещи, со стола разлетелись по всей комнате листы бумаги, настежь распахнулось окно. Вдруг она кинулась ко мне, как тигр, готовый перегрызть своей жертве горло, пытаясь вцепиться мне в лицо. Я схватил ее за талию, кидая на кровать, нависая над ней, видя как ее лицо искажено безумием. Веспер попыталась освободиться, начала брыкаться, выкрикивать разные грязные ругательства, переходя то на латынь, то на арабский. Между нами завязалась какая-то нелепая борьба. Я словно боролся не с хрупкой девушкой, а со зверем в человеческом обличии. Откуда в ней появилось столько сил? Откуда взялось ее безумство, словно это была не она? Будто кто-то встал на ее место. Я не узнавал Аву Джайлз, я видел лишь женщину, ставшую диким зверем, не знающим границ и правил. Мы вместе упали на пол. Она вцепилась мне в горло, с силой пережимая сонную артерию, от чего в висках стала шуметь кровь, а перед глазами начала расстилаться тьма. С трудом освободившись от нее, толкнул ее в дальний угол комнаты. Веспер вновь бросилась в мою сторону. Я не мог больше совладать с ней, поэтому дал ей сильную пощечину, от чего она упала лицом на пол, потеряв сознание. Нет ничего омерзительней, чем бить женщину, но другого выхода Веспер мне не оставила. Я ничего не придумал, кроме того, что связал ее и привязал к кровати для своего и ее блага, пока она не натворила бед или не причинила вреда нам двоим. Ночью я не сомкнул глаз, следя за Веспер. Всю ночь она бредила, повторяя что-то на каком-то неизвестном языке, похожем на мертвые языки. Иногда по ее лицу мелькало спокойствие, но безумие сразу же возвращалось. Я даже не пытался освободить ее, зная, что стоит только мне развязать путы, сдерживающие ее, как Веспер сразу же вцепится в меня, обязательно пытаясь убить. Всегда думал, что для меня нет ничего сложного, но оказалось есть: мне трудно написать о той неделе, проведенной в пропахшем страхом и сумасшествием номере. Так непросто подобрать слова, вспомнить все до мельчайших подробностей, ибо тогда мой мир впервые пошатнулся, моя толстая стена, выстроенная от остального мира, дала трещину. Но я постараюсь вспомнить все. Временами Веспер приходила в себя, и я развязывал ее, и только стоило ей заговорить скрипучим голосом, и из ее горла начинали вырываться ругательства, касающиеся моего прошлого, Майкрофта, знакомых, снова связывал ее, или заталкивал под холодный душ. В нее словно вселялся бес, находя в ее истомленной душе пристанище, а может быть, он жил в ней всегда, и только сейчас ранее дремлющее чудовище выбралось наружу. Стоило ей обрести свой голос, стоило только отпечатку безумия сойти с ее лица, я слышал ее тихий голос, видел, как эта тварь, завладевшая ею, замолкала. Обычно это происходило после того, как я насильно опускал ее в ледяную ванну. В такие минуты, когда мокрые волосы прилипали к ее изможденному, искаженному яростью лицу, в ее светлых глазах скользила мольба. — Moriatur anima mea(1), — как-то прошептала она мне, пристально смотря в глаза. По ее щекам бежали слезы, губы сжались в тонкую нить. — Не держите меня здесь. В моих планах вовсе не было угробить Веспер. Я не хотел, чтобы она умирала. Все, что угодно, пусть ты и дальше была бы, Веспер, одержимой, но я никогда не желал тебе смерти. Я был готов сколько угодно поддерживать еле теплящуюся жизнь в твоем хрупком теле, предпочитая твоей смерти безумие. Возможно, я бы сошел с ума вместе с тобой, пусть так, тогда главным для меня было, чтобы ты осталась в живых. Кем ты была для меня в то время, Веспер? Случайной спутницей? Клиенткой? Моим мучителем? Я не знаю. Понимал только одно: мы были знакомы всего лишь несколько дней, а я уже пережил с тобой все самое ужасное, что случалось в моей жизни. С тобой, Веспер, я больше не мог быть прежним, но все же смог обрести себя, вырезать тебя из своей жизни, отрезать, как гангрену, чтобы больше не беспокоила. Я помню, когда ты очнулась после этого долгого сна, когда наконец смогла сбросить с себя остатки темноты, сжавшей тебя, как удав захватывает свою жертву. Надеялся, что все же это произойдет, но был готов к самому худшему — зверь одержит окончательную победу, вытолкав из тебя остатки жизни. В то утро я играл на скрипке, мне нужно было отвлечься, на несколько мгновений вырваться из этого заточения. Ты поднялась с постели, подходя ко мне, и я уже начал ругать себя за то, что забыл тебя связать. — Скажите, что происходит? — вдруг спросила ты. Я обернулся к тебе, замечая в твоих глазах слезы и раскаяние. Больше я не видел в тебе демона, вырвавшегося наружу. Всегда знал, что эта тварь сделавшая тебя безумной и агрессивной, не сможет поглотить тебя, уничтожить девушку, перешагнувшую порог моего дома. С твоего лица, полного скорби и печали, ушло выражение одержимости бесами. — Вы ничего не помните? — Нет… — выдохнула Веспер, опуская голову вниз, смотря на свои запястья со следами от веревок. — Откуда это у вас? — она прикоснулась к моей скуле с царапиной, оставленной ею в очередном порыве безумства. — Это я? — Да, — прошептал я, не убирая ее руку. — Я ничего не помню, — с надрывом произнесла она. — Совсем ничего. — Вы были словно одержимы дьяволом, превратились в безжалостного зверя, — я взял ее холодную ладонь в руки. — Почему вы не бросили меня? — этот вопрос застал меня врасплох. И вправду, почему? Да, почему я не сделал этого? Не отправился один в Борнмут? Не бросил ее здесь, позволив врачам из психиатрической больницы добраться до нее? На эти вопросы не так-то просто было найти ответы, у меня их нет и сейчас. — Я не знаю, — честно сознался. — Это был Дьявол. Знаете, всюду, где воздвигают храм Богу, дьявол строит себе часовню — и самая многолюдная паства оказывается у него(2). Люди так алчны и так падки на соблазн. Он всегда предлагает больше, чем мы хотим получить, — тихо произнесла она. — Не думала, что так скоро он меня настигнет. Понимаете, мой отец взамен на успех продал ему свою душу, а потом мою, чтобы оставить отпечаток в вечности. Вот поэтому мне нужны те книжки — в них может быть ответ. — Так этим милым голоском говорил он? — усмехнулся я, но Веспер оставила мое замечание без внимания. — Вы не верите ни в Бога, ни в черта, — отрезала она. — В Бога я не верю до сих пор, в черта после всего увиденного я готов поверить, — Веспер удивленно посмотрела на меня. — Ваш главный демон еще не появился в вашей жизни, — сказала она. — Ваш ад еще не наступил, когда мой медленно подбирается ко мне. Тогда я не принял всерьез твои слова, не понял их смысл. Только через шесть лет, стоя на крыше Бартса, готовясь к прыжку, собираясь сыграть в игру со смертью, понял значение этих слов. Ты говорила мне о Мориарти. — Вы так и не поняли, как я узнаю что-то о людях, — она сжала мою руку между своих. Легкий ток ударил меня. — Вот так, — прошептала она, смотря мне в глаза. — Это простая магия. Пропустить немного энергии под кожу человека, тихо войти в его ауру, прикасаясь к его духам. Весь мир окружен вибрациями, подобными музыке, и лишь некоторые могут чувствовать ее. Я в том числе. Я говорю с вашими духами: вот так я узнала о вашей прошлой любви, собаке, прежней жизни. — Мисс Джайлз, чтобы вы не делали на самом деле, но я верю вам. Практически каждому вашему слову. После того, что я видел, после того, что я пережил из-за вас, мне трудно не признать, что в нашем мире все же есть вещи, не поддающиеся пониманию, — она слабо улыбнулась на это. — Наверное, однажды я прокляну вас за это, буду ненавидеть, но возврата уже нет. — Не говорите так, — выдохнула она. — Нет ничего хуже проклятий. — Так вас прокляли? — с легкой иронией поинтересовался у нее. — Нет. Нам нужно ехать в Борнмут, — резко сменила тему Веспер. — Мы поедем только тогда, как вам станет лучше, — ответил я, продолжая ощущать, как от ее рук исходят легкие вибрации, сродни электричеству. Ты просила меня дать тебе умереть. Но разве я могу? Разве могу позволить тебе уйти в мир мертвых, к которому ты так всегда стремилась? После всего, что произошло? После того, как ты спасла меня от очередной бездны, разразившейся под ногами? Нет, Веспер, ты обязана быть живой. Пускай ты будешь безумна, но в тебе,в твоей безгрешной душе, еще будет теплиться огонек. Я был готов тогда ко всему, только бы не видеть ее мертвой. Я готов и сейчас. Только, прошу, будь живой. Но не думайте, что я любил эту женщину, похожую на сумрачную звезду. Нет, я не любил…