Когда рассеется туман

Дверь с шумом открылась. Доктор Мэтью бросил скупой взгляд на женщину, сидевшую в углу комнаты. Она подняла на него лицо, на миг их взгляды встретились, и он заметил в ее поникших голубых глазах мольбу о помощи. В палату прошли санитары, поднимая молодую пациентку на ноги, сажая на больничную койку. Доктор жестом показал, чтобы они уходили, оставив его наедине с девушкой. Ее привезли сюда неделю назад, и она уже успела доставить всем столько беспокойства. Она явно потеряла свой человеческий облик, болезнь настолько поглотила ее, что трудно было представить, что когда-то это девушка могла быть такой, как все. Ее так называемая одержимость бесами приводила к ужасным последствиям. Когда ее доставили в больницу, она бросилась на санитаров, успев расцарапать одному лицо, а другого сильно толкнула, сломав тем самым ему руку. Похоже, она совсем перестала отвечать за свои содеянные поступки, но при этом на каждом новом сеансе общения заявляла, что с ней все в порядке, а потом могла спокойно перейти на агрессивный тон, стараясь унизить собеседника. И откуда эта странная пациентка могла знать о самых потаенных секретах? Наверное, кто-то успел что-нибудь сболтнуть. Вчера ей стало намного лучше и доктор Мэтью решил сменить лечение. Нужно пользоваться проблесками здравомыслия пациентки, тем более, что ее семья очень хотела, чтобы она выздоровела. — Меня зовут доктор Мэтью. Помните меня, мисс Ринтон? — спокойно начал мужчина, садясь на стул. Она покачала отрицательно головой. — Знаете, почему вы здесь? — Мой брат хочет, чтобы я была здесь, — выдавила она из себя. Голос она почти сорвала на днях, когда выкрикивала разного рода ругательства, пытаясь расцарапать лица всем санитарам. — Да, — согласился он. — На самом деле вы очень больны. — С каких пор одержимость называется болезнью? — грубо спросила девушка. — Вы думаете, что можно избавиться от Дьявола? — Дьявола не существует, мисс Ринтон. Это плод вашего больного воображения, — объяснил доктор. Его полные губы сложились в легкое подобие улыбки. — У вас какодемономания(1) и острый клинический психоз(2). Вы нуждаетесь в продолжении лечения. В немедленном лечении. — Правильно, так желает мой брат, чтобы от ваших пилюль и садистских методов я сделала то, что он так давно и страстно хочет. Вы ничуть не лучше средневековых инквизиторов, — пробормотала женщина, опуская глаза вниз. — Что ж, начинайте спрашивать, как давно я общаюсь с Дьяволом, или как давно у меня началось раздвоение личности. — Мы поговорим обо всем с вами чуть позже, — доктор встал на ноги. — Я должен вам кое-что сказать: нам пришлось прибегнуть к операции, в результате которой у вас больше не будет детей. — Что? — недоумение срывается с губ, из глаз брызжут слезы, которые она не может вытереть, так как связана. Доктор кидает на нее быстрый взгляд. Все сумасшедшие разыгрывают из себя жертв, вот и сейчас она плачет, а через минуту кинется в твою сторону, пытаясь выцарапать глаза. — Вы были беременны. Девять недель. По медицинским показаниям мы имели право сделать аборт. Мне очень жаль, — он постучал в дверь. Санитары выпустили его наружу, оставляя девушку наедине со своими мыслями. Она устало опустилась на постель и горестно заплакала так, как не плакала с того дня на берегу моря в Кале, сжигая свои тетради, словно предавая забвению то короткое лето. Ей было больно настолько, что она стала кричать, от чего прибежали санитары, чтобы сделать укол успокоительного. На короткий миг оно давало покой, но это временное явление, когда кровь впитает в себя остатки лекарства, растворит окончательно его химическую формулу, слив со своей, вернется все на круги своя. Все станет прежним, только ее душа уже не будет такой чистой, как раньше. Она запятнана еще один грехом, самым тяжелым и самым не простительным. Может, Бог простит ее, если поймет, что это было против ее воли, хотя вряд ли. В этом месте без окон и дверей он не сможет услышать ее мольбу и молитву. Здесь он покинул ее, оставив один на один с мраком и бесами, кишащими в нем. Ребенок… А было ли ему место в ее жизни? В ее жизни, где она боролась с темнотой и демонами? Нет, конечно. Он мог бы стать ее спасением, но, скорее всего, разделил бы ее же судьбу, так и не познав объятий матери. Никто в ее семье не допустил бы этого. Нет, все же хорошо, что он умер еще в утробе. Господи, она даже не знала, кто его отец. Не знала, кто дал ему жизнь. Зачем она сама все так запутала? Зачем сама себе смешала все карты? Нужно было оставить того загадочного мужчину с полчищем демонов в душе, сразу же после того, как они вернулись из Плимута. Но не смогла. Оказалась слишком слаба духом для этого. Сколько ошибок после этого темного города она совершила; ее оправдывало только одно — она не знала, как на самом деле сошьются разные лоскуты их жизни. Она ненавидела этого доктора Мэтью за то, что он сделал с ее телом, с ее душой и разумом. Только вот ненависть не спасает, а толкает еще дальше в бездну, и оставалось только жить теми скупыми светлыми воспоминаниями, храня их бережно в сердце, не позволяя темноте добраться до них. Доктор Мэтью, конечно, радовался, что в его практике появился такой случай. Пациентка, естественно, была беспокойной, агрессивной, говорящей всякие гадости и пошлости о всех, но что-то было в ней чарующее и привлекательное. Ему нравилось после осмотра задерживаться в ее палате, обитой мягкой тканью, делать с ней все, что ему вздумается, пока она лежит под действием препаратов на узкой койке. Три недели назад она была намного привлекательней, чем сейчас, но доктор Мэтью все равно блуждал дрожащими пальцами по ее хрупкому телу, утолял свои тайные желания. Он знал, что она не будет об этом помнить ничего, но после минут спокойствия, меняющихся на часы безумия, она скрипучим голосом говорила ему об этом, смеясь над его мужским эго. Тогда он набирал сильное успокоительное в шприц и впрыскивал в мышцу это спасительное средство, надсмехаясь над ее беспомощностью. Ему нравилось усмирять зверя в ней. Ее брат дал ясно понять, что безумная сестра ему не нужна дома, а мать пациентки настоятельно просила не щадить дочь и лечить так, чтобы она перестала шептаться по ночам с духами и бросаться на всех с безумными глазами. Безусловно, ее семья хотела только лучшего для нее. Он вспомнил свою первую встречу с семьей пациентки, одержимой бесами: — У вашей дочери серьезные проблемы с психикой, — начал доктор Мэтью, смотря на Каролину Ринтон. Она была бесподобной женщиной: красивая блондинка с хитрыми голубыми глазами, правильными чертами лица, стройной фигурой. Никогда, смотря на нее, не скажешь, что у нее было двое взрослых детей и недавно у нее умер муж, вернее, покончил жизнь самоубийством. Да, эта женщина была поистине хороша собой, словно она продала душу дьяволу, но доктор Мэтью не верил в это. — Она всегда была какой-то странной, — Каролина тяжело вздохнула. — Говорила, что слышит шепот, могла с кем-то разговаривать, но в комнате никого не было. Мы думали, что у детей часто такое бывает, но она взрослела, и все оставалось прежним. А потом она сбежала из дому, мы так испугались за нее. Бедняжка, смерть отца плохо на ней отразилась. — Почему вы никогда не обращались до этого к врачам? — доктор Мэтью бросил взгляд в свои записи. — Мы не считали это нужным и боялись огласки, — вставил Грейхем Ринтон. — Мы готовы к любым методам лечения моей сестры. Только просим вас — вылечите ее. Мы очень хотим, чтобы она вернулась к обычной жизни. Она нужна нам. Доктор Мэтью, словно получив благословение на избранное им лечение, почувствовал радость, смешанную с предстоящим удовольствием. Ему всегда нравилось наблюдать за беспомощностью таких юных девчонок, как Веспер Ринтон. Он прописал ей тонну таблеток, уколов, капельниц, водных процедур и много сеансов общения. Она не хотела признавать, что больна. Требовала только выпустить ее на белый свет, чтобы перестать терять счет времени. Да, в последствии она смирилась с тем, что заточена в комнате с мягкими стенами, смирилась с тем, что ее тело стало удовлетворением грязных фантазий доктора Мэтью. Она решила, что сопротивляться бесполезно, осталось только делать все необходимое, чтобы выбраться на свет. Доктор Мэтью радовался покорности Веспер Ринтон, теперь пора вознаградить ее за хорошее поведение. У двери ее палаты его поджидал брат пациентки. Доктор Мэтью кивнул санитарам, чтобы ему открыли дверь. Девушке как никогда сейчас нужна поддержка, поэтому краткая беседа с родным человеком ей не помешает. Грейхем Ринтон зашел в комнату: Веспер лежала на постели, уставившись в потолок, делая вид, будто не слышит, как кто-то зашел в палату. Жалкое зрелище. Больше четырех месяцев назад она была другой: юной, красивой, свежей, а сейчас под глазами темные пятна, щеки впали, губы бескровные, черные волосы спутались. Грейхем усмехнулся. Она получила то, чего заслуживала: не надо было перечить ему и пытаться идти против ветра. Может быть, две недели в психиатрической больнице чему-то ее научат? — А я говорил тебе, что будет только хуже, — поучающим тоном начал он. — Предупреждал, что тьма отберет у тебя все в итоге. Я просил тебя еще в Леоне, оставить свое упрямство и ребячество и сделать то, что необходимо нам всем. Всего один шаг ко тьме, Веспер, и ты будешь свободной. Не будешь больше чувствовать боль и унижение. Зачем страдать? Ради чего, дорогая моя? Ради своего чертового Бога? Ради обещанного рая? Так его у тебя уже никогда не будет… — Это ты заставил меня совершить грех! — приподнявшись с койки, зло бросила она. — Ты заставил меня носить в душе грех детоубийства! Ты, жалкое ничтожество! — Ох, брось, дорогая моя. Зачем тебе, ублюдку, свой такой же ублюдок, — жестоко произнес Грейхем. — Что было бы с этим ребенком? Ты даже не знаешь, кто тебя обрюхатил. Он уже все мне поведал о тебе. Давай, Веспер, признай, что ты такая же лживая шлюшка, как и твоя мать. Признайся, что ты — грешница, прими своего нового хозяина и следуй за мной. — Никогда! Слышишь, я лучше умру здесь, но никогда не стану такой, как ты! — она хотела было кинуться к нему, но не стала этого делать. — Ты и Беатрис превратишь в жалкое подобие себя, — девушка горько улыбнулась, вспомнив младшую сестру. — Пока мы с ней не принадлежим к твоей касте, ты начнешь падать со своей высоты. — Я думал, ты намного умнее, Веспер, но ты такое же ничтожество, как и твоя потаскуха-мать. Скажи мне, тебе нравится причинять себе боль? Истязать себя? Мучить? — Грейхем дотронулся до ее щеки, но она ударила по ладони. — Ответь мне, Веспер? — Я обещала, что встану вам всем поперек горла. Я буду твоей занозой в заднице, Грейхем Ринтон, — зло процедила сквозь зубы Веспер. — Твоя жизнь станет адом в этом проклятом доме. Вам с мамой никогда не заставить меня добровольно перейти на вашу сторону. А знаешь, почему? Потому что таких, как ты, не греет любовь. Тебе запрещено любить, а в моем сердце есть место для нее. — Любовь! — Грейхем громко рассмеялся. — Любовь! — передразнил он ее. — Какой прок от твоей любви, если ты сидишь здесь, запертая в четырех стенах? Чем ты лучше меня? Может, мне напомнить, кто ты на самом деле? Кто твоя мать? Эта шлюха… — Может быть, моя мать не лучше твоей, но зато она принадлежала свету с самого рождения, — отозвалась тихо Веспер. — И это делает нас с тобой разными. — Мы с тобой мало чем отличаемся, дорогая, — он нежно провел пальцем по ее шее. — Мы с тобой по воле судьбы — Ринтоны и обязаны продолжать и дальше исполнять клятву Марии МакДуглас, принесенную своему хозяину. — Нет, Грейхем, — она убрала его руку, опустив ее вниз, сжимая его пальцы. Он отошел от нее, подходя к двери. — Я не обязана этого делать. — Не делай себе больно, Веспер. Сделай, что тебя просят, и я заберу тебя отсюда. Обещаю. Сразу же, как ты дашь свое согласие, скрепив его со мной кровью. Я сделаю это, — Грейхем посмотрел на сестру через плечо. — Я не верю тебе, — прошептала девушка. — Ни единому твоему слову, дорогой брат. Грейхем знал, что его непутевая сестра не сдастся просто так без боя. Нет, она будет мучить себя, истязать душу и тело, но не станет сдаваться. Нужно сменить тактику: подержать ее еще в больнице, потом забрать домой и держать под колпаком. Однажды она всего этого не выдержит и перейдет на его сторону. Это случится когда-нибудь. Веспер сдастся, слишком он хорошо ее знал, чтобы думать иначе. Выйдя на улицу, он подошел к машине. Его ждал детектив и его помощник. Они курили и молчали. Грейхем быстрым шагом добрался до них. Он жаждал как можно быстрее узнать о делах Веспер. Детектив Рейн снял шляпу, доставая из кармана свободного коричневого пальто небольшой конверт, перевязанный красной лентой. В его темных глазах читалась некоторая нерешительность, будто он не хотел отдавать этот конверт. — Ваша сестра… — начал было детектив, проводя рукой по седым волосам. Грейхем жестом показал, чтобы он замолчал. Он достал из конверта стопку различных документов. Среди них была фотография высокого, темноволосого мужчины. — Кто он? — нетерпеливо поинтересовался Грейхем. — Ваша сестра провела с ним это лето… — ответил детектив Рейн. — Мне не нужно знать, что делала с ним моя сестра. Я хочу знать, кто он, — в его голосе скользило сильное раздражение. — Это консультирующий детектив. Шерлок Холмс. — Знакомая фамилия, — пробормотал Грейхем, убирая фото в карман пиджака. — Очень знакомая фамилия. — Его брат, Майкрофт Холмс, работает в правительстве, — детектив Рейн замолчал, стараясь не смотреть на своего работодателя. — Вспомнил-вспомнил, — Грейхем странно улыбнулся. — Он назвал меня как-то шотландским сепаратистом. Не думал, что моя сестра будет искать помощи у этого простофили, Шерлока Холмса. Что ж, это было крайне занимательно, мистер Рейн. Кивнув своему помощнику, чтобы он отдал детективу причитающийся гонорар, Грейхем сел в машину. Он улыбнулся. Веспер не удалось обвести его вокруг пальца, она никогда не найдет ключи к спасению, по крайней мере, он был в этом полностью уверен. Пускай только этот Шерлок Холмс появится на пороге его дома, он устроит ему теплый и радушный прием.