Когда рассеется туман

Моя любовь к семье закончилась не в ту дождливую ночь, когда я узнала о своем нечестивом происхождении, скорее всего, в тот день, когда мы похоронили отца. Тогда она почти угасла, и только привязанность к Беа раздувала в моей душе угольки былых чувств, но и они окончательно исчезли, стоило ей перейти на другую сторону баррикад. Беа под давлением Грейхема приняла его религию, решившего сделать из нее вторую знаменитую Беатрис Ринтон, эту ведьму, готовую на все ради власти и денег. В ту ночь, смотря, как сестра возвращается с фамильного кладбища, я поняла, что отныне я одна. У меня не осталось никого, кого я могла любить и оберегать. Я боролась за ее душу, как могла, но что можно было сделать, если меня постоянно не было дома: я то была в тюрьме для душевнобольных, то бежала из дома, лишь бы подальше быть от нашего замка, полного скорби и боли. Наверное, тогда я осознала простую истину, всегда лежавшую на поверхности: никогда мы не будем вместе, и ни при каких обстоятельствах не примирюсь с ними. В то холодное февральское утро, когда папин гроб опустили в землю, я куталась в пальто, ощущая, как беспокойство охватывает душу, лишь иногда бросала краткие взгляды на остальных, чувствуя кожей их неприязнь. На похоронах было немного людей. Нас в этих краях не любили, священники давно отказались от нас, поэтому умерших мы хоронили на своем кладбище, находящемся недалеко от замка. Здесь Ринтоны находили последнее пристанище, здесь они принимали новую жизнь, отдавая свою душу Падшему ангелу, здесь я всегда могла прикоснуться к миру мертвых, испытав его полную силу на себе. Нигде и никогда столько энергии не проходило через меня, наверное, в этом мне помогал сам Дьявол, полагая, будто я захочу чего-то большего и отдамся ему. — Что ты так смотришь на всех? — зло спросила Каролина, беря под руку Грейхема. — Мне нельзя? — тихо произнесла я. Беа метнула в мою сторону вопросительный взгляд. — Думаешь, что для тебя все будет прежним? — начала нападать на меня Каролина. — Думаешь, что все останется, как было? Забудь все то, что тебе говорил Арчибальд. Забудь о том, что ты сможешь увернуться от участи, которая настигала всех, кто жил до тебя. И не вздумай отказаться от этого, потому что тогда всем нам станет плохо. Грейхем лишится своего положения. Беа никогда не станет той, кем хотела. Она знала, на что нужно надавить, чтобы я сдалась на время, и это работало до определенного времени, пока я не встретила Шерлока. Уезжая в Лондон, я решила, что, если ничего не получится, то отдамся Дьяволу, но жизнь дала мне шанс жить иначе. Если бы не Шерлок, если бы не мой страх остаться без права на любовь, то я бы не писала эти строки, не пыталась бы исповедаться бумаге. — Она знает, мама, — вступилась за меня Беатрис. — Все знает. Беатрис родилась, когда мне исполнилось четыре, а Грейхему четырнадцать, в отличие от меня она не была бастардом моего отца. Каролине как-то удалось спустя столько лет заманить его в постель, чтобы утвердить свою власть над ним, ведь четырнадцать лет у них не рождались другие дети. Первое время мне казалось, что Беа очень похожа на меня, но с каждым годом, чем взрослее она становилась, между нами все больше разверзалась пропасть, только я этого не видела и не понимала. — Мама думает, что ты испортишь всем нам жизнь, — Беа поравнялась со мной, когда мы вышли с кладбища. — Я христианка, Беа, поэтому, естественно, я испорчу всем жизнь, — вдруг почему-то произнесла. — Это все из-за Элис, от таких, как она ничего другого ждать не стоит. Ты же знаешь, что наши семьи всегда враждовали, — она легко улыбнулась, в ее голубых глазах появилось какое-то непонятное выражение. — Из-за глупости, — прошептала я. — Из-за того, что Анна Шелтон отказалась стать женой Патрика Ринтона, а он за это сгноил ее в психиатрической больнице. Это было сто пятьдесят лет тому назад. Но Ринтоны упорно портят жизнь всем ее потомкам, находя их, где бы они не оказались. Сколько несчастных женщин, кто-то должен положить этому конец. — И ты решила подружиться с нашими врагами? — язвительно поинтересовалась Беа. — Ты знаешь, кто они… — Рожденные для света, — закончила я за нее. — Они должны платить за это? За то, что мы на другой стороне сражения? — О, прекращай, Веспер, со своей философией, — Беатрис отвернулась от меня, порывистый ветер разметал ее темные волосы, уложенные в красивую прическу. — Ты всегда была глупой. Никогда не видишь очевидного. Элис нам не ровня, лишь хотя бы потому, что она черпает свои силу в других материях Вселенной, она не может жить так же, как мы. Ты прекрасно знаешь, что Анна Шелтон была медиумом, как любишь ты себя величать, и не из-за этого Патрик Ринтон сгноил ее в той тюрьме, а за то, что она предсказала ему. — О, Боже, — я тихо рассмеялась. — Она могла сказать это назло. Неужели ты веришь в то, что все Ринтоны однажды исчезнут с лица земли, как она предсказала? И из-за этой глупости в нашем доме карты Таро, осужденные церковью, столь презираемые нами, считают злом. — Поверь, однажды Грейхем доберется до твоей любимой Элис, — Беа открыла калитку, давая понять, что разговор наш окончен. С того дня мы почти не общались: я уехала в Кембридж, потом в Лондон, а после бежала из Англии. За эти восемь лет мы виделись всего лишь несколько раз, и каждый раз Беа пыталась напомнить о том, что я должна сделать для нашей гнилой семьи. Возможно, из-за своего упрямства, надежды на лучшую жизнь, я потеряла самое главное в своей жизни — семью. У меня не осталось причин, чтобы искры желания жить тлели у меня в душе, но все же кое-что у меня было, заставлявшее каждый раз после нового удара судьбы вставать и идти вперед. Это то лето, проведенное с Шерлоком. То трепетное чувство, возникающее в жизни, вероятно, лишь только однажды и всего один раз. Та странная космическая привязанность, что была у меня, наверное, только с Элис. То ощущение родственных душ, соединенных где-то Богом, дающее предчувствие того, что пока жив один — жив и другой. И лишь только смерть может разорвать это все, стереть в порошок то, что давно опутало нас с Шерлоком. Если одного из нас не станет, то второй будет жить до конца своих дней с пустой душой, с чувством того, словно от него оторвали кусок плоти. Признаться, воспоминания о нем до сих пор греют мою больную истерзанную душу, но я не застряла в прошлом, ибо оно навсегда осталось позади нас двоих. Жить прошлым нельзя, но и отринуть его навсегда тоже невозможно, но у меня его почти отобрали, чуть не вырвали, как ребенка у матери, но я смогла его сохранить, чтобы написать все это для одного единственного человека. То лето всегда спасало меня в самые трудные минуты жизни, и у меня не возникало пагубных мыслей о смерти. Нет, им было не место в моей голове, не смотря на то, что у меня в кармане чемодана всегда лежала капсула яда. Цианистый калий. Доза, не способная убить меня мгновенно, но, если не принять противоядие в течение короткого времени, то смерть обязательно с радостью распахнет свои холодные объятья, забирая душу в ад или рай. Противоядия у меня не было, оно находилось у Шерлока. Так он решил, и я не стала с ним спорить насчет этого. Когда я его просила об этом, и он, боясь, что однажды все же пойдет у меня на поводу, не сможет сопротивляться моим манипуляциям его сознанием — сделает это. Шерлок в то лето стал избегать искушений, и в этом моя заслуга. Это он дал мне капсулу яда, когда мы ехали в Плимут. Он просто взял мою ладонь, положил холодную баночку на нее, видя мой немой вопрос в глазах. — Вы просили меня, чтобы однажды я подсыпал яд в ваш чай. Пусть хранится у вас, как залог того, что я не смогу дать его вам, — начал он, сжимая мои пальцы в кулак, чтобы яд не разбился. Он достал из внутреннего кармана пальто еще три пузырька. — Это противоядие(1). Его я оставлю у себя, на тот случай, если вы все же решитесь заставить меня отравить вас. — Я не собираюсь умирать, — прошептала я, наклоняясь к нему. — Самоубийство — это смертельный грех, мистер Холмс. — Я знаю, — просто ответил он, продолжая сжимать мои пальцы. Наши лица были так близко, что еще чуть-чуть и наши губы соприкоснутся. — Просто сохраните его. На всякий случай. — Хорошо, — я кивнула ему, ощущая, как он убрал руку, как тянется к лампе, чтобы включить свет. — Силен ли ваш арабский так же, как латынь? — вдруг по-деловому спросил он, откидываясь назад. — К сожалению, нет, — созналась я. — Тогда я не зря прикупил словарей в букинистическом магазине, — Шерлок улыбнулся мне. — Нужно приниматься за работу, мисс Джайлз. Всю дорогу до Плимута мы читали записки на странном языке, составляя план наших действий в этом городе, не спорили друг с другом, и самое главное, мы начали понимать друг друга с полуслова. Это получилось как-то само собой, непринужденно и легко, будто мы всегда были похожи на притершиеся механизмы шестеренок, идеально подходивших друг другу. В тот момент мне казалось, будто мы знакомы целую вечность, и еще столько же оно будет продолжаться, но это была всего лишь иллюзия призрачного счастья, которое не так просто ухватить за хвост и потянуть к себе. Этот яд, который мгновенно проникает в голову, и противоядие найти почти невозможно. В Плимут мы добрались к позднему вечеру. Я ужасно проголодалась, и Шерлок, поняв это, предложил сначала поужинать, прежде чем мы отравимся искать гостиницу. Мы поехали к морю в один из лучших районов города. Всю нашу короткую дорогу от вокзала мы снова спокойно с ним говорили о записках, найденных Шерлоком прошлой ночью, он спрашивал меня о мистической стороне нашего дела, спокойно реагируя на каждое мое объяснение. Оказавшись на улице, прогуливаясь по Радфор-роуд мы продолжили наш сложный разговор. Город у моря летним вечером — это всегда какое-то особенное явление. Воздух наполнен солью и свежестью, музыка звучит из ресторанов, все смеются, пьют вино, радуются каждой минуте жизни. Так было, кажется, и с нами. Я постоянно улыбалась своему спутнику, он умудрялся шутить, не упуская возможность подколоть меня, но я не обижалась на него за это. В тот вечер я обожала его, смотрела на Шерлока, как преданная собака с любовью в глазах. Откуда-то начала звучать до боли знакомая мелодия без слов. Наша с Ангусом песня. Напоминавшая мне о прошлой любви, о тех днях, когда мы были вместе, наслаждаясь нашей близостью. — Какая-то странная обработка «3-й оркестровой сюиты, — пробормотал Шерлок, когда я поставила свой чемодан на асфальт. — 1967 год, мистер Холмс. Бессмертная мелодия Procol Harum «Белее белого»(2), — он удивленно посмотрел на меня, когда я запела: Мы грациозно танцевали фанданго, Кувыркаясь колесом по полу Меня слегка укачало, Но толпа требовала еще Комната гудела все сильнее, А потолок уплывал прочь, Когда мы попросили еще выпить, И официант пришел с подносом Так что это случилось позже, Когда мельник рассказал свою историю, Что ее лицо, сначала просто призрачное, Стало белее бледного. Она сказала: «Нет причины, И правда ясна как день» Но я запутался в своих игральных картах, И они не позволили ей стать Одной из шестнадцати весталок, Которые отправились на побережье И хотя мои глаза были широко открыты, Они с таким же успехом могли быть закрыты. Она сказала: «Я приехала на побережье в отпуск», — Хотя мы были далеко от моря Я указал на эту деталь И заставил ее согласиться, сказав: «Ты, должно быть, русалка, Которая одурачила царя Нептуна». А она улыбнулась мне так сладко, Что от моего гнева не осталось и следа(3). Все это время, что я кружилась, пела, он ни слова не сказал мне. Не назвал идиоткой или дурочкой. Я поняла по его глазам, что он заворожен. — Вы явно ничего не понимаете в этой музыке, — вдруг произнесла я, когда мы зашли в «West Hotel Fish Fryers»(4). — А вы видно понимаете? — тихо заметил Шерлок. — Потому что музыка — это одна из тех вибраций, окружающих нас. Это, наверное, единственное, что могут ощутить все люди, — с улыбкой на лице ответила я. — Я вообще-то люблю музыку. — Я знаю, — выдохнула я, смотря в его голубые глаза, замечая в них понимание. Мы сели за столик, официант подал нам меню. Мы заказали рыбу с овощами, от вина отказались, на что официант отреагировал как-то странно. Шерлок сразу же кинул едкое замечание по этому поводу, вроде того, что нельзя строить выводы, не зная всех фактов, и мы с ним вовсе не пара. Мы снова говорим о многом, я смеюсь, чувствуя, что кокетничаю с Шерлоком, а он это совсем не понимает. Он тоже улыбается мне, словно забыл про все то, что случилось с нами в Манчестере, будто никогда не было той темноты, окружавшей меня и заодно Шерлока. В этот вечер мы забыли обо всем, мы просто плыли по течению. Он рассказывал немного о своем детстве, об отношениях с братом, учебе, я же не могла поведать ему о брате и сестре, о той обстановке, в которой я росла, поэтому я, говоря о себе, опускала ту часть, где была моя настоящая семья. Мы так и не смогли избавиться от этих помпезных и официозных «мисс Джайлз» и «мистер Холмс», словно это удерживало нас от опрометчивых поступков, не давая сделать еще один шаг друг к другу. После ужина мы отправились в «Sea Breezes»(5). Двух номеров не оказалось: лето, все едут к морю. Шерлок отреагировал на это спокойно: он не боялся меня, знал, что я не из тех женщин, что будут вешаться мужчине на шею, и я не буду вмешиваться в его личное пространство, если, конечно, он сам этого не захочет. — Я буду спать в кресле, — он поставил свой чемодан на пол. — О, — выдохнула я, бросая внимательный взгляд на кресло, стоящее у окна. — Вам будет не удобно. Нам вдвоем хватит места в кровати… Я обещаю, что не буду приставать. — Я знаю, мисс Джайлз. При всей вашей неоднозначности, я знаю, что вы хоть и познав страсть, как выразился ваш давний друг, вы не производите впечатление озабоченной особы, — он снял пальто, кидая его на кресло, подошел ко мне. — Вы скованы порой, держитесь отстраненно. — Так в Оксфорде на вас пытались вешаться девчонки пачками? — пошутила я. — Вы на этом опыте основываетесь? — Нет, — он пристально посмотрел на меня. — Ваш язык тела сказал об этом. Да, и у католиков какое-то странное отношение ко всему плотскому, будто все это мерзкое и ужасное, и любите себя наказывать за то, что испытываете, как кажется вам что-то противозаконное. — Все в порядке, — я отошла от него, открыла чемодан, достала из него нужные вещи и пошла в душ. Когда я снова вошла в нашу маленькую спальню, наши взгляды с Шерлоком встретились, я почувствовала, как его взгляд скользнул по мне: от мокрых волос до голых лодыжек. Быстро скинув махровый халат, схватив книгу на латыни, юркнула под одеяло. Он еще долго разбирался в ворохе наших записей, я уже устала читать, бросила книгу у кровати, легла спать. Сквозь сон послышался звук льющейся воды, потом матрас под весом тела Шерлока прогнулся. — Спокойно ночи, мисс Джайлз, — услышала я, не зная, что мне делать. Скорее всего, Шерлок думал, что я давно уже сплю. Утром я проснулась с легким ощущением радости на душе. Солнце, проникавшее сквозь легкий тюль, било в глаза. Отвернувшись от окна, я ожидала увидеть рядом со мной Шерлока, но постель была пуста. Всю эту странную ночь он был рядом со мной, но никто из нас и не думал прикоснуться друг к другу, помешать чужому сну, перейти опасную черту, после которой не будет пути назад. Мне нужно было бежать в то утро. Нужно было просто уехать, не оставив ему даже записки, но я не смогла. Весь день, что я провела наедине с собой, на душе скреблись кошки. Беспокойство постоянно давало о себе знать, отравляя весь организм. Я догадывалась, куда Шерлок мог направиться: он пошел на аукцион, где могли продавать мои книги. Шерлок отправился к врагу, думая, будто сможет играть в его стане, но что-то заставляло меня думать: он ошибается, и все наши пути ведут вовсе не в Плимут, а в Эдинбург. Шерлок появился поздно вечером, когда я устала мерить шагами наш номер. Он был уставшим, бледным, рубашка в следах крови, волосы в пыли. Теперь пришло мое время беспокоиться за него и позаботиться о нем. — У вас кровь, — тихо произнесла я, когда скинула с него пальто и пиджак, осматривая его руку. — Что случилось? — Об этом чуть позже, — он приложил палец к моим губам. В моих глазах не было ни испуга, ни паники. Он знал, что меня не пугает вид крови, разодранные трупы, гниль. Шерлок помнил: меня наоборот это все привлекает. — Не сейчас, мисс Джайлз. — Вы, наверное, после всего, что я сделаю, назовете меня ведьмой, но вы доверитесь мне? — полушепотом задала вопрос. Он кивнул. — Хорошо. — Вы потом сварите свое зелье, а сейчас надеюсь, вы умеете шить?