Когда рассеется туман

Есть моменты, о которых всегда трудно вспоминать, которые лучше навсегда похоронить в памяти, чтобы они не напоминали о самом худшем, не терзали сознание, не превращали в жалкое скулящее существо и не пробуждали давно дремлющее чувство вины. У каждого есть свое «Норбери». Так, кажется, однажды сказала Веспер. Ее «Норбери» — это Плимут с его мрачными тайнами и событиями, мое — смерть Мэри. О днях, проведенных в Плимуте, намного сложнее вспоминать, чем о Манчестере. Кто хочет воскрешать в памяти события, приведшие к чужой смерти, об ошибке, чуть не стоившей нам всего дела, мрачного настроения, с которым мы покидали город и мое желание забросить дело Веспер, выкинув ее из своей жизни навсегда. Ведь все могло сложиться иначе, но так ли это? Я, в отличие от Веспер, не верил тогда в предопределенность, считая, что всего на свете можно избежать и все можно изменить. Мы приехали из Борнмута в Плимут в довольно радужном настроении. Веспер почему-то все время улыбалась, смеялась, ее голубые глаза лучились теплом, она постоянно касалась моей руки, и я снова ощущал легкое покалывание от ее влажных пальцев. Но в каждом ее жесте смутно угадывалось предчувствие подбирающейся к нам темноты. Я не ощущал этого, но Веспер, похоже, улавливала тревожные вибрации, окружавшие нас. Я бросил ее одну в номере после того, как полночи лежал почти без сна рядом с ней, обдумывая то, что мы обнаружили в записках и смотря на безмятежное лицо Веспер, преодолевал желание прикоснуться к ее щеке, чтобы убрать с лица пряди волос. Я не оставил ей записки: просто ушел, не зная, каким будет итог моей вылазки, надеясь в глубине души, что она соберет чемоданы и отправится домой. Но этого не произошло, потому что Веспер отчаянно хотела спасти себя от участи, ожидавшей ее с самого рождения. Ради этого она была готова почти на все: и нахождение в моем обществе было самой маленькой жертвой, на которую ей пришлось пойти, чтобы добиться желаемого. Но Веспер отнюдь не чудовище, она просто… Просто хотела отчаянно жить, как обычные люди. Ее нельзя за это винить. Утром я отправился в аукционный дом, где сбывали всякие старинные книги. Конечно, было наивно рассуждать, что среди сегодняшнего товара могли быть наши книги, но попытать счастье стоило. К этому моменту я знал, что последние девять лет книги путешествовали от одного хозяина к другому, их продавали, либо они пропадали при довольно странных обстоятельствах и всплывали через несколько лет при таких же загадочных событиях. В Лондоне мы напали на след книг, из-за чего мы отправились в Манчестер, и, возможно, если бы мы не застряли там на неделю, не случилось бы всего в Плимуте. Столько упущенных возможностей. Столько потерянного времени. И, в итоге, дело Веспер зашло в тупик, но об этом намного позже. Восемь лет назад без прославленного блога Джона мне было намного легче стать незаметным, слиться с толпой и проникнуть в самые закрытые места города, оставаясь неузнанным. В одной из записок Веспер я нашел часто повторяющийся адрес. Именно там и находился аукционный дом, где можно было продать или купить самые редкие и самые странные книги. Там часто можно встретить оккультистов, ищущих пропахшие плесенью тома о древних учениях. Похоже, в этом месте могли быть наши книги, а может быть, и нет. Это мероприятие — одно из скучнейших в мире, непохожее на бурные торги, где заядлые коллекционеры бьются за права обладания какой-нибудь ценностью. Все сидят понурые, словно боятся быть пойманными или узнанными. Никто не называет имен, в полутемной комнате звучат только названия старых книг на разных языках. И нет ни одного названия из тех книг, нужных Веспер. Наверное, было нужно уйти раньше, но было что-то, что не давало мне покоя, как торчащая нить, за которую стоило потянуть, чтобы найти ответ на вопрос. Что-то заставило меня задержаться. Заставило остановиться в одном из плохо освещенных коридоров аукционного дома. Это было странное ощущение, но, когда дело касается Веспер Ринтон, нет ничего определенного и легко объяснимого. Все происходит на уровне догадок и туманных фраз, которые вроде бы должны дать должное объяснение. Вдруг послышался полушепот. Разговор двух мужчин: одного молодого, а другого в возрасте. Судя по акценту, один из них был шотландцем, другой из Северной Англии. Всего лишь одна фраза. Одна торчащая нитка. Возможность ухватиться за подсказку к ответу. Они говорили об одной из книг. Они шептались о «Мемуарах Дьявола». О том, что их нужно сжечь, как того хотела Веспер, после того, как нашла бы ответ на свой вопрос, если бы не сошла с ума раньше этого. Они заговорили о Лондоне, о маскараде в старинном замке, где есть сад в виде лабиринта. Мэндерли(1). Поместье, находящееся в нескольких километрах от столицы. Что ж, дело, похоже, набирало интересный оборот. Нужно поискать способы, как попасть на это представление, где в шумной толпе будет происходить нечто интригующее. В толпе всегда трудно найти необходимое. Тот, кто на виду на самом деле всегда скрыт от всех, и он может делать почти все, что ему взбредет в голову. Нужно уходить, пока меня не заметили. Мне не удалось уйти незамеченным, все же кто-то из мужчин понял, что их подслушивали. Казалось, я ушел от слежки, запутал все следы, чтобы они не привели в итоге в «Sea Breezes», где, возможно, все еще была Веспер, решившая все же дождаться меня. Я не хотел подвергать ее опасности, навлекать еще большую беду на нее. Нет, всегда подсознательно хотел защитить ее, ведь я обещал ей, что буду делать все, чтобы спасти от той темноты, окружавшей и пожиравшей ее каждый день. Из-за нее я поймал пулю, чтобы отвести подозрения от нас. Из-за нее я мог получить еще одну, но почему-то меня оставили в покое. И только сейчас я знаю причины этого. Они, в отличие от меня, знали, кто она на самом деле. Я вернулся в наш отель поздно вечером. Веспер открыла дверь сразу же. Один беглый взгляд по мне, и она сразу же все понимает. Конечно, она не испугалась и не растерялась. Веспер Ринтон никогда не принадлежала к слабонервным барышням. Это было явно не про нее. — У вас кровь, — спокойно произнесла она, когда помогла снять пальто и пиджак. — Что случилось? — Об этом чуть позже, — я приложил палец к ее губам, ловя в ее теплом взгляде понимание. — Не сейчас, мисс Джайлз. — Вы, наверное, после всего, что я сделаю, назовете меня ведьмой, но вы доверитесь мне? — полушепотом задала вопрос Веспер. Не знаю, почему я согласился. Не знаю, почему решил действительно ей довериться, совершенно не подозревая, что она будет делать со мной. Я уже имел некоторое представление о ее способностях, но совсем не подозревал, что еще она может мне показать или сказать. — Хорошо. Она собиралась что-то еще мне сказать, но я не дал ей: — Вы потом сварите свое зелье, а сейчас надеюсь, вы умеете шить? — Да, — легко согласилась она, поджимая губу. — У вас есть нитка с иголкой? — Посмотрите в моем чемодане. Там есть медицинские нитки и игла. — Вам повезло, что пуля вышла наружу, — вдруг произнесла она, садясь на кровать рядом со мной. — Говорите со мной, если будет больно. Но я надеюсь, что этого не будет. Дайте руку. Я с недоверием посмотрел на нее. В ее голубых глазах появился вопрос. О, да, она же просила довериться мне. Протянул ей руку. Ее теплые пальцы сжали мои. По коже прошелся разряд тока. Веспер глубоко вздохнула, еще сильнее сжимая мою ладонь. Она закрыла глаза, потом резко распахнула их, по телу снова прошелся легкий электрический разряд. Веспер резко прервала пожатие, взялась за нитку и иголку и с медицинской точностью принялась зашивать рану, словно всегда это дела. Боли не было, она оказалась права. Как она это сделала? Что она сделала для того, чтобы я не чувствовал ничего, кроме подушечек пальцев постоянно касающихся меня? Когда она отошла от меня, то появилось какое-то странное чувство опустошения, словно Веспер сейчас собралась уехать. Она открыла свой чемодан, вытащила оттуда небольшой пузырек и чайную ложку из специального дорожного чехла. — Что это? — с сомнением задал вопрос. — Не переживайте, мистер Холмс, я не отравлю вас. Знаете, почему? — уголки ее губ легко дрогнули. Она дотронулась до моей щеки. — Почему? — с придыханием поинтересовался, не сводя с нее внимательного взгляда. — Потому что вы - единственное мое спасение, — прошептала Веспер. — Единственное. И я… — она осеклась почему-то, словно собиралась сказать что-то лишнее, не предназначенное для моих ушей. — Что «и я»? Мне хотелось, чтобы она закончила свою фразу, но тогда я совершенно не понимал, что она хочет мне сказать, и только спустя годы, благодаря отчасти Джону, понял, что она хотела произнести. Нет, она не хотела признаться в наличии сантиментов, Веспер соткана из совершенно другой материи. Как-то она сказала мне, что она всегда, с первого взгляда, понимает, предназначены ли друг для друга люди, но при этом она не может с единственного взгляда проникнуться к человеку чувствами. Для большего ей нужно уважение. Она бесконечно меня уважала, закрывая глаза на все мои недостатки. А я, не смотря на ауру таинственности, так же уважал ее. Вы улавливаете ход моих мыслей? Понимаете, к чему я клоню? Можете сейчас обвинить меня в том, что восемь лет тому назад потерял женщину, которая не мечтала затащить меня в постель, не навязывалась мне и не смотрела мне в глаза, как преданная собачонка, готовая на все ради меня. Да, я видел это, но совсем не понимал, что она значит для меня. Только спустя время пришло это осознание. — Вы не похожи на равнодушного человека, не способного чувствовать, — ответила Веспер. — В вас столько не истраченной любви. Потратьте ее, иначе вся жизнь пройдет мимо вас. — Я презираю всю эту романтическую слезливую чушь, — нашелся я, продолжая снизу-вверх смотреть в ее глаза. — Сантименты — это дефект, ведущий к проигрышу. Я, кажется, говорил вам об этом, и думал, что вы поняли. — Знаете, почему я никогда не продам свою душу Дьяволу? Потому что я потеряю способность любить, ибо она греет душу, помогая карабкаться к свету, — Веспер грустно улыбнулась. — Надеюсь, что однажды вы поймете меня, потому что я видела ту женщину в картах, способную вас сделать самым лучшим человеком на свете. Она ваша боль. Она ваша судьба. Вы будете из-за нее страдать, но все равно будете любить. На короткое мгновение мне показалось, что в ее глазах стоят слезы, возможно, это было так. Что было бы, если бы она сказала, что это она? Что это она, та женщина, судьба которой проходит красной нитью по моей? Возможно, я посмеялся над ней, или же колко ответил ей: безумию не место в моей жизни, а, может быть, все изменилось бы тогда, и все эти восемь лет я искал бы ее, или же не дал возможности уйти. Но за эти восемь лет я ни разу не подумал об этом, полагая, что только Эта Женщина смогла затронуть на короткий миг все то, что я запер на семь замков после того, как Веспер бросила меня в Эдинбурге. — Вы сейчас бессовестно мне врете, — пошутил я. — Нисколько, — она покачала головой. — Я же говорила вам, что могу предсказывать судьбу, а еще вы знаете, что я могу манипулировать чужим сознанием, но я в этом не так преуспела, как в гадании. Думаю, что к годам тридцати я освою это в совершенстве. — Кто же вы на самом деле, Ава Джайлз? — на ее лице снова промелькнула грустная улыбка. — Лучше вам этого не знать, — я схватил ее за руку, разглядывая шрам, оставшийся после попытки суицида. — Отчего же? — продолжил настаивать. — Потому что иногда неведение — это благо, — просто произнесла Веспер. — И нет другого ответа. — С тех пор вам больше не хотелось покончить с собой? — неожиданно сорвался вопрос с языка. — Нет, потому что наша жизнь нам не принадлежит, не покушайтесь на нее. Ведь мы лишаем не себя жизни, а кого-то. Жалеть о ней буду не я, и моя смерть будет всегда испытанием для других. И, к тому же, это смертельный грех, — Веспер замолчала, проведя пальцем по шраму. — Я знаю это. У меня не так много друзей, которые сожалели бы о моей смерти, но мне не хочется делать им больно. — А тогда? — все не унимал свое любопытство. — Мне было тринадцать, и, к сожалению, правда очень сильно ударила по мне. А я просто не смогла ее выдержать. Но один человек объяснил мне, что своей смертью я сделаю хуже всем, ибо это разобьет им сердце, а меня ждет ад, чего я тогда боялась, — Веспер опять дотронулась до моей щеки. — Я знаю, что вы понимаете меня. Ведь те дороги, что вы выбирали — это ваша память о боли, имевшей место в вашей жизни. Ваши дремлющие воспоминания о прошлом. Похороненные глубоко в сердце. Да, она знала то, о чем Джон долгое время не имел никакого понятия. Да, она знала о секретах, погребенных в моем сердце. Веспер всегда знала, кто я. Знала меня так, как я сам себя не знал. Знала об Эвр и Викторе, о том, как я все забыл, задвинув в дальний угол сознания. И никогда об этом не говорила, даже в Манчестере в порыве одержимости не поведала мне этот секрет, запертый в моей душе, казалось бы навсегда. — Выпейте, — попросила она. — Вам надо поспать, а я всегда буду рядом. Я забылся спокойным сном, ощущая, что Веспер действительно рядом. Со мной. Утром все показалось сном, словно от ее колдовства мне все причудилось. Веспер не было в номере. Ее чемодан был на месте, и это успокаивало. Она ушла так же, как и я вчера, не оставив записки. И мне оставалось только гадать, где она. Хотя нет, я смутно догадывался, куда Веспер могла отправиться. В дом Роберта Винтера, полагая, что он мог быть одним из владельцев ее книг или же мог знать, где их искать. Мне пришлось отправиться за ней, пока она не натворила бед или уже успела натворить. С Веспер никогда не бывает определенности. Дверь дома Роберта Винтера была приоткрытой, из гостиной доносились голоса. Веспер разговаривала с немолодым мужчиной. Я тихо зашел в дом, несмотря на день в комнате был полумрак, и поэтому лица собеседника Веспер не было видно, как и ее самой. — Я знаю, кто вы и что вам нужно, — хрипло произнес мужчина. — Но не думайте, что вы это здесь найдете. Конечно, я знаю, где то, что вы ищете, юная леди, но подумайте сами, что будет с вами, когда вы узнаете правду. Она вам может очень не понравиться. Да, и есть другие методы, чтобы докопаться до сути явления, исследуемого вами, мисс. — Я знаю, что это за методы: спуститься в ад, проникнуться тьмой, сделать так, чтобы все вибрации мира стали слышны, — спокойно ответила она. — Вы не думали, что пока мне не хватает для этого сил, и я не вошла в пору своего рассвета. — О, ну конечно, юное создание. Только вот вряд ли многие просто так дадут вам улизнуть от вашей участи. Наверное, мне сейчас стоит схватить вас, а потом передать в надежные руки, чтобы не хотелось больше делать глупости, — Роберт Винтер вышел из полумрака на свет, в руках у него был пистолет. — Вас ждет разочарование, дорогая. Самое большое в вашей жизни, и вам придется прийти к тому, от чего вы пытаетесь убежать. В любом случае, тьма находит всех тех, кто ей должен. — Ну, вам виднее, — дерзко проговорила она. — Конечно, вы знаете, ведь ради славы и денег продали душу. Только был ли смысл? Обычный поэт, каких много. Посредственность. И отчаянное желание стать лучше остальных, и тут шепот. Такой манящий, просящий, зовущий. Разве можно было ему отказать? Конечно, нет. Ведь он обещал все и сразу, а попросил всего немного: душу и исполнять его жалкие прихоти. На этом самом месте вы убили свою жену. Просто душили ее и смотрели, как в ее глазах мелькает агония. Своей любимой дочери вы сказали, что она уехала с любовником в Бразилию, и вы не хотите искать ее. Ну кто будет сомневаться в словах талантливого поэта? Конечно, никто. Вы отравили своего друга, раскусившего вас. Грешить вы стали лучше, чем писать стихи. — О, медиум, — странно протянул он. — Это определенно меняет исход нашей неожиданной встречи. Вы, конечно, во всем правы, дорогая моя, но мне придется вас убить. Хотя это будет большая потеря, а еще кое-кто пойдет ко дну, но, может, так даже будет лучше. — Вы не сделаете этого. Знаете, почему? Потому что сегодня смерть не рядом со мной, — уверено произнесла Веспер. — Не думаю. «Идиотка», — чуть не крикнул я вслух, успевая кинуться к ней и повалить на пол. Выстрел все же прогремел. Затем послышалось только хриплое, приглушенное «папа». Пуля угодила в вернувшуюся с рынка дочь Роберта Винтера. — Нам нужно уходить, — я помог подняться Веспер с пола. Мистеру Винтеру сейчас было вовсе не до нас. Мы вернулись в гостиницу в гробовом молчании. Так же, не говоря друг другу ни слова, собрали свои вещи, и отправились на вокзал. Веспер плелась позади меня, еле поспевая, но мне было, по сути, все равно. Я был почти готов сказать ей, чтобы уезжала обратно в свой Кембридж, и так не смог этого сделать. Кажется, у каждого действительно есть свое «Норбери».