Когда рассеется туман

Мне трудно вспомнить о том, что было дальше после того, как я понял, что заперт в странной комнате с умершей девушкой, к которой когда-то у меня было некое подобие чувств. Все было похоже на какую-то бесовскую пляску: одни образы сменялись другими, никак не перекликаясь между собой, скорее напоминая галлюциногенный бред, будто бы я находился под действием ЛСД, и видел то, чего на самом деле не существует. Но я знаю, что есть мгла, которая сейчас дотронулась до меня, желая сбить с истинного пути. Лили смеялась, бросала презрительные фразы, разбрасывала по всей оранжерее письма Веспер, зачитывая с сарказмом их фрагменты, превращая все в ужасное представление. Вокруг нее разлетался рой этих мерзких черных тварей, о существовании которых мало кто знал. Потом Лили стала трясти передо мной пистолетом, убеждая, что смерть самый лучший способ покончить со всей этой бессмысленной игрой. Вытаскивала наружу все самые мрачные мои секреты и тайны, позволяя тьме проникнуть мне под кожу, отравить мозг, включив панику и заставив бояться. Очень часто люди думают, что самое сильное чувство — любовь. Конечно, любовь очень сильная, но я задаюсь вопросом: а самая ли могущественная? Я думаю, что самое сильное чувство — это страх. Именно это меня заставила ощутить Лили. Грейхем говорил именно об этом, намекая, что этого я не смогу выдержать и не доживу до утра. Я не слышал громких стуков в дверь, охриплых криков и просьб, просто сидел на холодном каменном полу, и смотрел в глаза Лили, сжимая рукоятку пистолета дрожащей рукой. Еще минуту. Всего одна минута, и я бы поднес оружие к виску и выстрелил, покончив с этой невыносимой пыткой, что устроила мне Лили. Она снова истерично хохотала, называя меня жалким червяком, ничтожеством, не способным совершить ни одного правильного поступка, давя на потаенные рычаги моей души и сознания. Свет хлынул в комнату, слепя глаза. Призраки развеялись, оставляя после себя только ужас, оцепенение, сковывающее все тело. У меня не было сил поднять голову, посмотреть на того, кто оказался рядом со мной. Мне хотелось прогнать очередную дурную насмешку мозга, позволяющего мне видеть давно умерших. — Шерлок… Шерлок, — прозвучал приглушенный голос. Кто-то стал трясти меня за плечи, но я не мог оторвать взгляд от пола. — Шерлок… Прошу тебя. Это я, Веспер. Слышишь меня, это Веспер. И только тогда я смог взглянуть на нее, когда тишину оранжереи разорвало знакомое имя. В ее голубых глазах читалось беспокойство, она растерянно смотрела на меня, продолжая тормошить, заставляя выбраться из плена собственных страхов. Когда она поняла, что не происходит желаемого, вытащила из кармана бархатного пиджака складной нож, полоснула по своей ладони, затем взяла мою руку, резко делая надрез. Веспер сплела наши окровавленные ладони. И тогда произошло что-то странное, когда кровь соединилась с кровью, смешиваясь в нечто новое. По коже прошлась легкая волна тока, приводящая в чувства, будто пелена упала с век, и тогда я увидел ее по-настоящему. В ее глазах стояли слезы, с губ слетала тихая молитва. — Веспер… — прошептал я, касаясь ее щеки, словно убеждаясь: она это, или все же игра моего больного воображения. — Нам нужно уходить, — начала она, отнимая руку. — Все хорошо? — на пороге стояла Элис Волланс: облаченная в черное платье, с растрепанными светлыми волосами и размазанной тушью по щекам. Мое самое первое предположение о том, что ее бьет муж, оказалось совершенно верным. — Уже да, — ответила Веспер, помогая мне подняться на ноги. — Спасибо тебе. — Грейхем смотался в Эдинбург к Беа, так что вам нужно выметаться отсюда, ребята, — Элис засунула руки в карманы платья, делая шаг в сторону темного коридора. — Пользуйтесь моментом, пока он у вас есть. Пока карты легли удачно для вас. — В каком смысле? — Веспер остановила Элис за локоть. — Перебинтуй руку, — это прозвучало так, будто Элис была строгой матерью Веспер, а не давней подругой, с которой они ходили в одну школу. — Если ты сейчас не уйдешь с ним, Веспер, то не используешь единственный шанс быть счастливой, хоть и ненадолго. Не дай повод Грейхему радоваться, он только этого и ждет. — Элис… Между нами висят три карты Дьявола! — Элис, нахмурившись, взглянула на свою собеседницу. Они говорили так, как будто меня здесь нет, и они были совершенно одни. Я тоже бросил взгляд на Веспер, вспоминая, как в Манчестере она вытягивала три карты Дьявола, не сказав мне истинного значения такого расклада, судя по ее отчаянному тону смысл этих карт был совершенно иной. — У тебя есть шанс. Веспер… Это я попросила его приехать к тебе в Колму. Конечно, ничего не вышло, раз ты здесь. Аву убили в Лондоне. Я не знаю, зачем или для чего это сделал Грейхем или ему подобные, но явно из-за этого Шерлок здесь, потому что подумал, что убили тебя, — Элис замолчала, тяжело выдохнув. — Грейхем все подстроил. Он так долго ждал этого, да, вы сейчас идете у него на поводу, но все в ваших руках. Не упускайте момент. — Зачем он это сделал? — вмешался в их разговор. — Ясное дело, — продолжила со мной разговор Элис. — У него на это и был расчет, что Веспер не выдержит и побежит спасать вас, как и на то, что она применит темную практику. Теперь она уязвима, потому что позволила тьме пройти через себя, чтобы забрать ее у вас, мистер Холмс. Грейхем хочет одного — Веспер глотнет свободы, и тогда вернет ее домой, уничтожив окончательно, чем дольше и больше она здесь находится, тем ближе становится к дьяволу, поэтому заберите ее отсюда в Лондон. — Он будет ее преследовать и не оставит в покое, — вспомнил я. — Будет, но не сразу. Он не решится воевать с твоим братом в открытую, у Грейхема и так проблемы с английскими властями. Он под их колпаком, так что время пожить спокойно у меня будет, — вставила Веспер. — Нужно собрать вещи и уходить. Мы недолго пробыли еще в Дуглас-Хаусе. Чем быстрее мы покинем это гиблое место, тем лучше будет для нас всех. Веспер быстро упаковала свой чемодан, затем попрощалась с Элис, которая пообещала нам сообщать обо всем, что делает Грейхем. Они обе плакали и смеялись, обнимались и целовали друг друга в виски, говорили что-то тихо на латыни, а потом пришел момент окончательно расстаться. — Я не видела тебя восемь лет, — выдохнула Веспер, прижимая подругу к себе. — И теперь снова придется расстаться. — В этом и суть нашей встречи, чтобы незримо направлять друг друга, быть путеводными звездами в темной жизни. Ты стала потрясающим медиумом, — стирая слезы, произнесла Элис. — Ты все равно лучше, — не согласилась Веспер. — Сейчас придет Фанни, и вы можете уходить с чистой душой, — Элис посмотрела вглубь полумрака коридора. К нам пришла пожилая невысокая женщина в бежевом костюме. Это была няня Веспер. Она посетовала на то, что Элис отпускает ее с незнакомым мужчиной, на что новоиспеченная мадам Ринтон ответила: «Поверь, эти двое знают друг друга лучше, чем мы с тобой». Фанни плакала, просила Веспер остаться, покориться, напоминая, что в следующий раз ей будет еще больнее. Веспер лишь грустно улыбнулась, а потом произнесла фразу, засевшую, как червь, у меня в голове: — Хуже, чем в первый раз, быть уже не может. Элис помогла нам выйти через черный вход, доведя до забора, где мы ее и оставили. Перелезли через забор, и отправились в деревню, где могли бы вызвать такси, чтобы уехать в Глазго, откуда сядем на самолет до Лондона. Длинный путь, можно было бы намного быстрее оказаться на Бейкер-стрит, но по-другому никак не получалось, пришлось путать следы, чтобы люди Грейхема нас не обнаружили раньше, чем мы бы оказались в Лондоне. Всю дорогу до деревни мы молчали, словно оба не верили, что идем сейчас вместе, как в старые добрые времена, когда я пытался помочь Веспер в ее странных поисках. Но мы уже другие, не те, кем были тогда, и никогда не вернемся в то прекрасное время неведенья. Однако пути назад уже нет, и никогда не будет. В деревне мы сели в такси, и только тогда появилось желание говорить. У меня было столько вопросов к ней. Столько еще не сказанного висело между нами, причинявшего нам боль и разочарование, потому что так много было упущенного в этой жизни, так много потерянного. — Так что на самом деле означают три карты Дьявола? — вдруг задаю вопрос, скользя взглядом по ее забинтованной ладони. — У нас нет будущего, — она слегка повернулась ко мне. — Понимаешь? У нас ничего нет, и никогда не будет. Я не знаю, что выпало Элис, потому что мои Таро остались в Колме, и теперь придется долго приручать новую колоду… — Я забрал твои вещи, — перебиваю ее, забывая сказать о Ноксе. — Что? — не понимает Веспер. — Я думала, что после моей лжи и предательства ты просто никогда не захочешь видеть меня. — Однако я здесь, — ответил я, заглядывая в ее глаза. — Понимаешь, что это значит? — Ты простил все… — дрожащими губами произнесла она. — Почему? — Потому что я почти все понял, — я сжал ее локоть, притягивая к себе. Она склонила голову на мое плечо, и спустя время заснула, а я просто сторожил ее сон, словно защищал от всего плохого, что могло потревожить ее. Но я не мог этого сделать. Элис предупреждала, что сейчас Веспер крайне уязвлена и запросто может стать либо зверем, желающим задушить меня, либо беспомощным существом, бродящим в закоулках своего сознания. В Пейсли[1] мы должны были провести ночь, и рано утром улететь в Лондон. Мы остановились в «Watermill Hall», построенного на месте мельницы XVII века в самом центре города, с уютными номерами, оформленными, как спальни старинных шотландских замков, украшенных всякими безделушками и предметами роскоши. Мы решили, что оставим вещи в номере, переоденемся к ужину и отправимся в ресторан отеля, чтобы поужинать. Но до ресторана мы так и не дошли. Стоило нам только закрыть за собой двери, поставить чемоданы на пол, между нами словно вспыхнуло пламя. Взаимное притяжение, рожденное после того, как наши химические формулы, заключенные в кровь, слились в одну. Ниточка, что протянулась во времени, связывающая нас все эти годы стала такой короткой, и теперь мы могли смотреть друг другу в глаза, ощущая сердцебиение. Легкая улыбка тронула ее губы, она сделала шаг ко мне, заводя руки за спину, словно не позволяя себе дотронуться до меня, позволяя мне решать, что делать с ней: оттолкнуть или разрешить коснуться. Я первый к ней тянусь, нежно проводя по щеке, ощущая, что у меня дрожат руки от волнения. Мы немного растерялись — так часто бывает, когда настает тот миг, который так давно предвкушал, боясь себе признаться в этом. У кровати горит лампа, стилизованная под старинный канделябр. Кремовые шторы плотно завешаны, заставляя думать, что мы сейчас в хорошо защищенной крепости, которую не так-то просто взять. Постель аккуратно заправлена черным покрывалом, а у изголовья лежит множество белоснежных маленьких подушек. На прикроватной тумбочке стоит пепельница в форме черепа, а рядом с ней стопка книг с коричневыми фолиантами. Мы бросаем нерешительный взгляд на кровать, но я не хочу ее отпускать. Не хочу рвать этот чистый момент, когда мы оба без своих масок, когда передо мной стоит женщина, которой я бредил в последние пять дней, пытаясь вырвать ее из лап тьмы, желал когда-то предать забвению на протяжении всех этих восьми лет. Я пытался бежать от этого, но порой от самого себя не уйти, невозможно отрицать то, что всегда было очевидным для самой Веспер. Нельзя выкинуть на свалку то, что связывало нас все эти годы, и продолжает связывать до сих пор. Пускай у нас нет будущего. Пускай у нас есть всего лишь короткое настоящее. Пусть так. Но я готов бросить вызов самой судьбе, доказать, что не все в этой жизни предрешено, и можно изменить ход всех событий. Веспер скинула с себя бархатный жакет, ее волосы рассыпались по спине и плечам легкий облаком. Она озиралась вокруг так, словно видела знакомые вещи невидимые моими глазами, словно боялась, что та темнота, что всегда окружала ее, оттолкнет меня; даже передернулась стыдливо, но я не понял, почему, потому что не знал тогда всей еще правды. Я мягко улыбнулся, но скованность овладела и мною: субстанция наших отношений переродилась, отметя в сторону уклончивость и фальшь — все, что было между нами, мешая найти истину. Она повернулась ко мне спиной, и я дрожащими пальцами стал расстегивать пуговки на темно-синем платье, резко и нетерпеливо спуская его с хрупких плеч, замечая на коже белые полоски шрамов похожие на пентакли. Тяжелая ткань упала на пол, Веспер перешагнула через нее, снимая ботинки, поворачиваясь снова ко мне. Она прижала меня к стене, опускаясь на колени, и я оказался во власти ее рук и губ, позволяя ей дикость и необузданность, откровенность и некоторую вульгарность. За окном сверкнула яркая молния, озаряя всю комнату на короткий миг светом. Лампа мигнула, погаснув - в отеле отключили свет. Кромешная тьма накрыла нас с головой, словно скрывая нашу тайну. Опять мгновенно ударил оглушительный громовый раскат. Отголоски еще не смолкли в городе, а Веспер уже билась в моих объятиях, мы уже жадно пили поцелуи друг друга, как голодные путники, получившие долгожданный ужин, которого оказалось слишком мало. Еще молния — еще один удар, громче и ближе прежнего. Она вздрогнула, прильнула ко мне, как маленький ребенок, ищущий защиту. Я поцеловал ее в макушку, погладил по обнаженной спине, заглядывая в ее глаза, полные самых разных эмоций. Изнанка губ под моими губами, незнакомый рельеф тела под трепещущими пальцами. При свете нового всполоха молнии я рассмотрел ее лицо — серьезное, сосредоточенное, как в тот момент, когда она молилась у себя в спальне в Колме. Потом она нетерпеливо содрала с меня рубашку вместе с пиджаком, кидая на пол. Обхватила меня за шею, сцепила ладони замком, приникая к губам глубоким поцелуем. Не было сил больше сдерживаться, оставалось лишь только одно — отдаться этому оглушительному сущему моменту, сдаться на волю случая, отметая в сторону всякую логику, забывая напрочь о всех своих принципах. Веспер отошла от меня, ложась на кровать, снова давая возможность решить все самому. Темное покрывало подчеркивало белизну ее кожи; она приподнялась на локте, смотря на то, как последние остатки одежды отлетают в сторону, широко улыбнулась, словно для того, чтобы напитать мою уверенность в том, что все происходящее правильно. Мертвая тишина. Внятный разговор наших тел. Звук дождя - единственное напоминание о внешнем мире. Она задвигалась вверх-вниз, дразня и теша теплыми губами. Затем умолкли и жесты. Сейчас ее плоть расплавится, смешается с моей, наступит момент облегчения; но нет, тело ее не течет, а схватывается комком, стекленеет в ожидании или стыде, будто она вспомнила нечто ужасное для себя. И я знаю, что это — напоминание о «Castle Craig Hospital». Я пошевелился, и магия умиротворения оставила нас. Веспер перевернулась на спину, вытягиваясь на покрывале, положила голову на одну из подушек. Она лежала, едва заметно изогнув талию, рука свободно отброшена, голова повернута вбок, взгляд устремлен, куда-то в темноту, словно она отрешилась от всего мира, забыв, кто она и что здесь делает. Я чуть распростерся сверху — она выпрямилась, как струна, взял ее ногу под коленом, сгибая. Секунда, другая — и я уже целиком внутри нее. По опыту я знал, что значит войти в женщину впервые, ведь у нас был тот короткий миг прозрения в Эдинбурге, но сейчас опыт не помогал, ибо мы находились по ту сторону секса, далеко-далеко, в суетливой, чреватой погибели прошлого, проглядывающего через оправу грядущего будущего, такого непонятного и невнятного. Я понял, что не только одно ее тело обрел, но и что-то еще, нечто необъяснимое. Я висел над ней, опираясь на вытянутые руки. Она смотрела вверх, в темноту, потом мне в глаза, поджимая губу, вздрагивая от каждого нового удара, вонзая ногти в мои предплечья. — Только не останавливайся, — шептала она, закатывая глаза, скользя ногой по моей. Веспер тихо вздыхала, слушая мой хрип, который я никак не мог заглушить, ощущая, как напряжение нарастает в нас двоих. Снова прикусил ее нижнюю губу, а ее пальцы еще сильнее впились в мышцы. К горлу моему, сминая естественную физическую истому, подступал пьянящий восторг. Ее голова металась из стороны в сторону. Бушующая волна сразу же подхватила нас, унося в водоворот страстей и эмоций. Я опустился на нее, ее теплое дыхание касалось моих волос и щеки. И вот наши тела наконец обрели дар речи, высказав то, что мы не могли сказать словами. Мы были собой, теми, кем никогда и никто нас не видел: первозданными, лишенными всяких условностей и убеждений, такими, какими создала сама природа. Сложно сказать, сколько времени мы лежали, молча, слушая последние раскаты грома, прежде чем Веспер перекатилась на бок, поворачиваясь ко мне спиной, ее темные волосы скользнули по острым лопаткам и линии позвоночника. Она поднялась с постели, подходя к туалетному столику, садясь за него, стала дотрагиваться до лица, словно не веря в то, что произошло между нами. Веспер слегка обернулась ко мне, ловя мой внимательный взгляд, остановившийся на ее обнаженной спине. Худоба нисколько не портила ее, наоборот добавляла драматичности к ее образу медиума, как и немного впалые щеки, избавленные от юношеского жирка. Юная девушка превратилась в зрелую женщину, и это сразу же бросалось в глаза, но все равно временами я угадывал в ней хрупкую Аву Джайлз. В ней совсем не осталось задорной юности, страха перед своими силами, теперь в ней читалась мудрость и сила, уверенность в себе. — Веспер… — Как я рада, что сегодня ты смотрел мне в глаза и не искал ее, — вдруг произнесла она. — Кого? — Аву, — она пожала плечами, убрала волосы со спины, явно угадывая мои мысли об ее тонкой линии позвоночника. — Я искал тебя, а какое у тебя имя, это не имеет никакого значения, — она улыбнулась мне. — Ты никогда не простишь меня, — вырвалось у нее. — Я уже все простил и забыл, — выдохнул я. — Я себя не прощу за те адовы муки, через которые ты прошла. Потому что я идиот… — Значит, ты все знаешь... — Почти все, — уточнил я. — И ты меня не презираешь? — Веспер замерла, ожидая моего ответа, словно приговора. — Нет, Веспер. Я тебя понимаю, как ты и говорила мне когда-то. Все, что ты мне предсказывала — сбылось. — Не все, — покачав головой, ответила она. — Еще не все сбылось. Снова вернулась в постель, ложась рядом со мной, растягиваясь вдоль моего тела. Я сразу же обнял ее, желая начать долгий и трудный разговор, но она, словно угадала мои мысли, положив палец на губы: — Сейчас не время для разговоров. Я не хочу говорить. Я ждала этого целых восемь лет, и я так хочу провалиться в другую реальность, отдаться на волю этой ночи, забыв о том, кто я и кто ты, — она поцеловала меня в ключицу. Ее горячее дыхание опаляло, будоражило, напоминая о том, что было недавно между нами. Мы оторвались друг от друга только рано утром, когда свежий рассвет озарил город, и летнее солнце начало легко сиять на прозрачно-голубом небе. Приняв душ, наспех позавтракав кофе с булочками и быстро одевшись, мы собрались уходить из отеля, где началось нечто совершенно новое для нас. — У всего этого могут быть последствия, — напомнил ей я, когда она расчесывала мокрые волосы. — Ты ведь понимаешь… — Об этом можешь не беспокоиться, — отмахнулась она. — Я не огорошу тебя подобной новостью. Если бы я знал причину, то никогда бы не начал этот разговор. В глазах Веспер возникла боль, будто я напомнил ей о самом страшном для нее. Это причинило ей боль. Легкий укол в сторону ее прегрешений. Напоминание о том, чего никогда не будет в ее тленной жизни. — Шерлок… — Мм-м… — промычал я, останавливаясь на пороге номера. — Знай, что ничего не изменилось. Я все так же испытываю к тебе те же чувства, — она стояла ко мне спиной, но я знал, что волнение захлестывает ее с невероятной силой, постепенно передаваясь и мне. — Я… — Я знаю, — перебил ее, не дав ей окончить фразу, произнести три избитых банальных слова. — И жаль, что не догадывался, что это жило и во мне. — А я знала. Всегда, — торжественно заявила она. — Пойдем, нам пора в аэропорт. Ты спрашивала, Веспер, о том, что никогда не поздно начать заново дышать, и я отвечу тебе, что никогда не поздно найти того человека, с которым готов пуститься во все авантюры. Я нашел свою сумрачную звезду без крыльев, но на этом история совсем не заканчивалась, наоборот она только начиналась, так ведь, Веспер?