Когда рассеется туман

Его печальная музыка мягко обволакивает нас, наполняя комнату звуками и новыми вибрациями. Шерлок делает вид, будто несколько минут назад я не благодарила его о том, что он сделал для меня. Но мы оба помним об этом, и теперь эти слова всегда будут с нами, как заклинание, спасающее от дьявола и других напастей. Есть вещи, над которыми тьма совсем не властна, и Шерлок доказал: нет ничего непреодолимого для него самого. Со стороны это выглядело, как широкий жест, как акт благодарности и проявления доброй воли. Он никогда не любил изображать из себя героя, но всегда был готов помочь тем, кого любил и уважал. Это я еще поняла в Манчестере — для Шерлока всегда будут важны поступки, а не слова. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я села в кресло Джона. Помню только, как звучала скрипка, как ощущала, что тайны и ложь тянут меня на дно, не позволяя выбраться на свет. Они подавали свои мерзкие голоски, напоминая о своем существовании и зарождении. Есть только один способ заставить их навсегда замолчать — рассказать всю правду. Я не знаю с чего начать? Как рассказать Шерлоку то, что он хотел узнать в Пейсли? Слова путаются в горле, язык немеет, но я должна это сделать, пока моя же ложь не задушила меня саму. Как же сложно говорить правду! Лгать восемь лет тому назад оказалось намного проще. Сейчас просто неизвестно, как все повернется, что я увижу в глазах Шерлока: понимание или презрение? — Нам надо поговорить, — вдруг спустя время произношу я, понимая, что настал тот момент, когда смогу сбросить с себя всю ложь прошлого, которую волоку за собой уже много лет. — Шерлок… Он перестает играть, откладывает скрипку в сторону и садится в кресло напротив меня. Сейчас он старается делать вид, будто ничего не происходит, будто он не сказал мне те самые слова, вытащившие меня из нижнего ада, где я блуждала в последние дни. Но знаю, что это не так. На самом деле внутри Шерлока кипит сейчас настоящая лава: столько вопросов терзают его, что я удивляюсь, как он может себя сдерживать. — Ты слишком слаба для разговоров, — отрезает он, натыкаясь на мой уверенный взгляд. — Я и так уже все знаю. Пришлось помучаться, но многое мне стало известно. Отец Браун просветил меня на твой счет. — Не все, — шепчу я, отрывая голову от подлокотника. — Не все, Шерлок. Я хочу исповедаться тебе. — Почему бы это не сделать с отцом Брауном? — резко звучит его вопрос. — Потому что ты должен знать правду, пусть и не самую красивую, пусть и ужасную. Я так виновата перед тобой… — слезы снова подступают к горлу. — Я должна была сказать тебе все в ту ночь, а не позорно бежать… — А что бы это изменило? — Шерлок слегка поддается ко мне. — Что, Веспер, это смогло бы изменить? Не думаю, что расскажи бы ты мне всю правду в ту ночь или раньше, то все сложилось бы чуть иначе. Возможно, я бы смог найти ответ на твою загадку, но наш с тобой друг снова бы напал на тебя. Ты просто могла бы за эти восемь лет дать о себе знать, а не гробить свою жизнь в одиночестве. Почему ты не нашла меня? Почему ты решила, что я, узнав правду, захочу назвать тебя лживой тварью? — взрывается он, я не отвечаю на его справедливые вопросы, и это выводит его из себя еще больше. Он резко поднимается с кресла, начиная метаться по комнате из угла в угол, как тигр запертый в клетке. — Отвечай, слышишь? Я хочу знать, какого черта ты убила Адриана МакКензи? И ударила меня по голове? Потому что я хотел тебя спасти, а не насильно вести домой к твоей паршивой семье. Что ты молчишь? Отвечай, Веспер! — Не все сразу, — выдыхаю я. — Давай я тебе помогу начать, — Шерлок складывает ладони «домиком», отводя от меня взгляд. — Начнем сначала. Я знаю, почему ты взяла другое имя. Это имя твоей матери. Знаю, что тебя забрал отец в семью, и что у тебя есть брат и сестра. — Беа мне не сестра, — Шерлок хмурится, до него явно не сразу доходит смысл сказанного. Он сел в кресло. В воздухе больше не витает ярость. — Каролина родила ее не от Арчибальда. Так что она не имеет никакого отношения к Ринтонам. Элис рассказала мне, как дела обстоят на самом деле. Четыре года я не видела правды. Убедила себя в том, что и она продала душу Дьяволу. Каролина призналась Грейхему в этом, и он пошел за ней на кладбище. Дьявол не захотел брать ее душу, она не представляла для него никакого интереса, так что сделка не совершилась. В ту ночь Беа стала его любовницей. — Они сводные брат и сестра, — отметил Шерлок, откидываясь в кресле. — Какая разница! — немного вспылила я. — Он душу дьяволу продал. Ему можно все. Беа еще можно спасти, но она словно заколдована, и нельзя ничего поделать с этим, — мои руки дрожат от волнения. Столько лет я жила в заблуждении, думала, что моя любимая младшая сестра стала такой же паршивой овцой, но вместо этого все эти годы она была шлюхой моего сводного брата. Меня поразило то, как рассказывала Элис об этом, словно ее это забавляло, будто ей нравилось то, что ее муж спит со своей сестрой. Однако, мне было вовсе не весело. Мой похотливый брат всегда любил молоденьких девушек, но я никогда не думала, что она опустится до такого греха. Оказывается, я была всегда лучшего мнения о своей семье, пытаясь найти хоть какие-то оправдания моим родственникам. — Тогда зачем он женился на Элис? — приглушенно спрашивает Шерлок. — Это Элис убедила его жениться на ней. Она спасает себя, прежде всего, — я поджимаю губы и сама до сих пор не понимаю, как так случилось. — Ты знаешь многое обо мне и моей семье, о том, что я искала книги, принадлежащие моему настоящему деду, но я так и не нашла их. Адриан МакКензи уничтожил их, превратив в пепел. Мой дед умер, он не смог сказать мне, что нужно делать, чтобы избавить себя от злой кары. Но я знаю, что нужно сделать, чтобы узнать правду. — Что? — без нот ярости в голове спрашивает Шерлок. — Это черная практика, тебе лучше совсем не знать всех подробностей, потому что ты будешь против, да и я не готова к этому, мне не хватает уверенности, что я смогу проделать эти обряды, — я сглатываю, гадая, понимает ли Шерлок, о чем сейчас говорю. — Я могу с этим жить и дальше, ведь у меня получалось. — Знаю, как это у тебя получалось, — отмахнулся он. — Не очень-то и хорошо, Веспер, вернее, просто отвратительно. Но я знаю, что сделал хотя бы одну действительно полезную вещь для тебя, может быть, поэтому ты сейчас здесь. — Лучше бы я уехала от тебя, но я не могла… — губы дрожат. Мне так трудно говорить об этом. Так непросто признаться в том, что только после той ночи в Эдинбурге я смогла от него сбежать. — Не смогла, пока не оказалась с тобой в постели, — я закрыла ладонями лицо. — Я простил тебе этот обман, — хрипло говорит Шерлок. — Ты говорила, что однажды я пойму тебя, так оно и случилось. В поезде на Эдинбург, пока я читал твои письма, пока я слушал твою боль. Я понял все то, что предоставлялось мне тайной все эти годы. Но я до сих пор не понимаю лишь только одного — почему ты сбежала из Эдинбурга? — Я сбежала, потому что Элис сказала, что так будет лучше. Грейхем меня нашел… — снова вздох, пытаюсь унять волнение. Мне плохо, я знаю, что нездоровится, но я должна сказать все сейчас. Должна сказать Шерлоку все, даже если мне будет очень больно, но я не могу больше носить это в себе. Не могу больше позволять этой тьме забирать у меня силы и волю. — Книги были у МакКензи все это время, он только временно менял места хранения, ты бы все равно не нашел ответ на мой вопрос. Он рассказал мне это еще в Мэндерли. Я знала правду, но позволила нам зайти в тупик. — Так ты из мести его убила? — усмехается он. — Я ознакомился с делом. Весьма живописно. — Перестань иронизировать. Мне и так трудно, и стыдно, — обиженно ответила я на его выпад. — Ты понимаешь, что я виню себя за то, что ушла, ничего не сказав, за то, что переспала с тобой и кинула тебя одного в незнакомом городе. Я знаю, где ты был после того, как я бросила тебя. В притоне. С этими вонючими наркоманами. Но Господь наказал меня за это. Меня нашли в Лионе через два месяца и поместили в больницу. — Я знаю, — он еще ближе приблизился ко мне. — Я знаю, потому что там был. В одно и то же время. В соседней палате. Знаю, что делал с тобой этот ублюдок - доктор Мэттью. Я был в бешенстве, когда понял это, понимаешь? Мне казалось, что весь мир замер в тот миг, когда представил, как его руки касались тебя, как он марал твою душу, и я избил его. Наверняка, он еще даст о себе знать. Нет, Веспер, это ты безгрешна, в отличии от меня. Я убийца… — Я знаю, — киваю я. — Я лжец, — продолжает он. — Это я замарал твою душу, когда усомнился в тебе в Колме. — Я сама ее замарала, — печально произношу я и удивляюсь услышанному. Так мне не показалось то, что Шерлок был в той проклятой тюрьме. Не показалось, что он был рядом со мной, и Дьявол говорил правду, что, заполучив его, будет легко сломить и меня. Выходит, он являлся ко мне, так же пытаясь очернить то светлое и незримое, что связывало нас всегда. Он искушал нас, заставляя усомниться друг в друге, желая вытащить, как кирпичик из каменной кладки — уважение друг к другу. Предлагал власть, но хотел забрать — любовь. Но я бы никогда ее не отдала никому, не позволила вырвать из своего мятежного сердца. Мне стоило больших усилий прогнать хозяина всей тьмы. Но какой ценой? Я заплатила собственной свободой и душевным равновесием. — Знаешь, что я делала, когда была в Голландии? — мне нужно набрать воздуха в легкие, иначе не смогу вымолвить ни одного слова. Вдох-выдох. Вот так. Спокойно. Без спешки я начинаю говорить: — Я предавалась оргиям. Спала с разными мужчинами, думая, что так смогу достичь чего-то в своем мастерстве. Мне было безумно плохо и одиноко тогда, потому что все потерялось в один миг, и даже чувства к тебе притупились, перестав иметь значение. Я отчаялась, понимая, что вряд ли ты захочешь видеть меня. Чувствовала любовь к тебе и отдавалась всем подряд, разве это любовь? Конечно, я многому научилась, но какая была цена? Слишком высокая. После этого я потеряла интерес к сексу совсем, будто во мне умерла женщина. Я марала себя в грязи, как могла: убивая или предаваясь животному совокуплению с неизвестными мужчинами. Только поэтому я стала отшельницей, решив, что вдали от людей смогу вытравить из души всю эту мерзость. Но если бы не мои духовные поиски, я бы никогда не стала собой. Наверное, эта грязь — часть меня, то, что я никогда не смогу отбросить в сторону. — Веспер… — тихо произносит он, беря меня за руку. У меня все сжимается внутри от его пронзительного понимающего взгляда. Лучше бы ударил меня в ту минуту, и я б не ощущала гнетущее чувство вины от того, что бросила в грязь то невинное и светлое, что тлело между нами. — Все в порядке, — его голос предательски дрожит, я улавливаю тревожную вибрацию, еще минута молчания, и с его языка сорвется ужасный вопрос: «Так сколько их было на самом деле?». — Это не все… У меня был ребенок, — я впервые это произношу вслух. Мне так больно осознавать, что эта фраза звучит в прошедшем времени. Сердце ударяется о грудную клетку, когда в глазах Шерлока мелькает некий оттенок злости, смешанной с растерянностью. Он не ожидал услышать подобное от меня. — Что ты с ним сделала? — он отпускает мою руку, встает с кресла и подходит к окну. — Принесла в жертву? Или отдала в другую семью? — Он не родился. У меня выскребли его из чрева, — слезы бегут по щекам, Шерлок оборачивается ко мне, пристально смотря в глаза. — Я даже не знаю, кто был его отец… — Конечно, при такой активной половой жизни немудрено не знать папашу, — его слова сейчас звучат жестоко, будто еще несколько ночей назад это не он меня прижимал к себе ночью, не его губы касались моей кожи. — Нет ничего удивительного. — Это произошло в той первой психушке, — выдавливая слова, произношу я. В его голубых глазах появляется понимание, с губ готова сорваться очередная фраза, но я не даю ей прозвучать в гостиной на Бейкер-стрит. — Я не знаю, кто был его отец. Ты или Адриан МакКензи, а может быть, тот парень, с которым я переспала в Кале, после того, как уехала из Эдинбурга. Мне нужно было хоть как-то вытравить тебя из сердца, но я не смогла. У меня больше никогда не будет детей… — Медицина меняется, — Шерлок снова возвращается ко мне. — Многое сейчас лечится. Ты молода… Ты еще можешь осчастливить кого-нибудь. — Нет. Я консультировалась у многих врачей, — он дотрагивается до моей щеки, стирая слезу. — Два лучших врача Европы сказали мне, что я никогда не стану матерью. Вот и все. — Я видел сон: держал ребенка на руках… В тот день мою соседку везли, кажется, с операции, — вдруг почему-то сказал он. — Это было в той проклятой больнице «Castle Graig Hospital». — Это я отправила тебе это видение, как и то, что ты видел недавно, наверняка, погнавшись за мной по улицам Лондона, — его рука замирает, он продолжает смотреть на меня сверху вниз, скользя взглядом по лицу, вглядываясь в мои глаза, словно пытаясь найти в них все ответы на все вопросы. — Прости меня… Но я была на грани нервного срыва… — Веспер, — Шерлок осторожно берет меня за плечи, поднимая с кресла. — Ох, Веспер… Это неважно. Все неважно. В итоге многие заводят детей, а потом разводятся, потому что даже это не может их удержать вместе. Они несчастны, потому что продолжение рода это не самое важное, что может делать человек. И для меня это не имеет никакого значения. Я был бы ужасным отцом. Ты бы возненавидела меня, Веспер, проклиная всеми возможными словами. — Это ведь мог быть и не твой ребенок, — качаю я головой. — Это не имеет никакого значения, потому что если бы ты пришла ко мне босая, потерянная и напуганная с чужим ребенком под сердцем, я бы все равно не прогнал тебя. Какое имеет значение, чье семя соединилось с яйцеклеткой? Что от этого изменится? Только идиот будет делить детей на чужих и своих, — я слышала, как стучит его сердце, понимая, как взволнован он на самом деле. — Ты изменился, — я провела ладонью по его волосам. — Случилось то, что должно было случиться: Джон, Мориарти и я. Твои три столпа. Твои три перемены. Еще в Колме я поняла это. Ощутила, что Шерлок давно не тот пылкий мужчина, способный все отрицать и ни во что не верить. Все это лишь было масками, за которыми прятался настоящий Шерлок, способный чувствовать и сострадать. Как много оказывается в нем. Как много в нем дремало чувств и эмоций. Это не его поражение, это его сила. — Ты тоже, — вздыхая, отметил он. — Мы смотрим в прошлое и видим тех, кем мы не были на самом деле. Никогда, — это звучит горько, но это чистая правда. Мы никогда не были возлюбленными, любовниками, супругами, родителями. Все это в наших головах, в наших планах. Нельзя жить иллюзиями, но мы всегда словно воскрешали их, стоило только очередному событию подтолкнуть друг к другу. Мы оба лгали сами себе, когда говорили, что скоро расстанемся и никогда не увидимся; лгали себе, когда думали, будто сможем быть такими как все: пожениться, растить общих детей. Стоило только этой мысли проскользнуть в клетках головного мозга, как мы давали повод судьбе посмеяться над нами. Нужно признать ее правоту: тогда, восемь лет тому назад, мы не могли быть вместе. Слишком много лжи было между нами. И вот сейчас, сказав ему почти все, я будто освободила себя от многовековых цепей, крепко державших в темноте, а с души словно упал камень. — Это можно исправить, — тихо говорит он, прижимаясь лбом к моей макушке. — Все можно исправить. — Я сделаю тебя чудовищем, — напоминаю ему. — Потому что я сама монстр. — Нет, Веспер, ты не чудовище, но вот ведьма точно, но не чудовище, — мы смеемся, хотя на душе очень грустно. — Я боюсь, — слезы снова текут по щекам, падая на рукав белой рубашки Шерлока. — Я знаю, чем больше судьба дает шансов, тем больше придется потом платить. — Тсс, — Шерлок приложил палец к моим губам. — Успокойся. Не будем думать об этом сейчас. Только не в эту минуту. Только не сейчас. — Ты меня не простишь? — еще одна глупая фраза срывается у меня с языка. — Я себя никогда не прощу, что не видел ничего дальше своего носа, — он сжимает мое запястье, где совсем стерся с кожи шрам. — Я был настоящим идиотом. Шерлок касается губами белой полоски кожи, где бьется голубоватый узор вен. Я вздрагиваю от этого, словно от удара, но Шерлок не отпускает меня, сильнее прижимая к себе, не позволяя шелохнуться. Его дыхание сбито, а сердце гулко стучит в груди, сливаясь с моим собственным сердцебиением. И я вдруг чувствую — мы одно тело, одна душа; если сейчас он исчезнет, от меня останется лишь только половина. Как бы судьба не заигрывала с нами, но мы все равно принадлежим друг другу, и только время сможет разметать крепкие стежки, скрепляющие наши жизни. Нам страшно сейчас говорить, мы так боимся все испортить одной нелепой глупой фразой. Бывают мгновения, которые обладают столь сильным воздействием на душу, что и подумать страшно о том, что когда-нибудь им наступит предел. Но у всего есть свой конец, и, когда наступит наш, никто не знает. Шерлок сажает меня обратно в кресло, вновь берется за скрипку. Некоторое время я слушаю его скрипку в ночи, но слабость и сон берут надо мной вверх. Утром я распахиваю глаза в спальне Шерлока, ощущая, как все тревоги и печали ненадолго отпустили меня. Мне так хотелось верить в сказку. Так хотелось верить в то, что у нас все будет хорошо. Я была так слепа тогда, что не увидела, как беда начала медленно запускать свои руки в наши жизни. Это было лишь только начало всего.