Когда рассеется туман

Я снова разбудил ее, сжимая до боли ее плечи, смотря в ее глаза, полные слез и боли. Веспер устало опустилась на подушку, отворачиваясь от меня, будто боялась чего-то, скрывала от меня, и думала: я все пойму, взглянув в ее глаза. С ее лица схлынули все краски в последнее время. Из цветущей девушки, какой она была всего лишь неделю назад, она превратилась в жалкую тень себя самой. — Что происходит? — вдруг спросил я, понимая, что возможно она ничего не объяснит. — Что творится с тобой в последние недели? С тех пор, как уехала Мэри, ты вообще стала странно себя вести. — Я не могу тебе этого сказать, — вдруг тихо произнесла она, вставая с постели. — Всему свое время, Шерлок. — Дело все в тех бюстах, — сделал простой вывод. — Отчасти, да, — согласилась она, надевая шелковый халат. — Я предупреждала тебя, что ты ищешь не то, что хотел найти. Ты выпустил змея наружу. — Он бы все равно ее нашел, — спокойно заметил я, смотря в ее пылающие гневом и страхом глаза. — Откуда ты знаешь? — зло бросила она и вышла из комнаты. Я не последовал за ней, решив оставить ее в покое. В последнее время она стала такой нервной, что разговаривать с ней стало просто невозможно. Она могла подолгу ходить по комнате, мечась, как тигр в клетке, или же часами сидеть в кресле Джона, не произнося ни единого слова. Порой ее потряхивало, как будто у нее начиналась ломка, но я знал, что это означает: Веспер снова касалась мира мертвых, и это даром для нее не проходило. Стоило мне начать ее расспрашивать, она с раздражением кидала взгляд в мою сторону, и начинала говорить: «Мне плохо! Слышишь, мне плохо!» Разговорить ее совсем не получалось, потому что она упорно не хотела делиться со мной каким-то знанием. Что-то стало портиться в нас самих. Мы стали жить каждый своей жизнью: Веспер очень часто пропадала в своем так называемом салоне, а меня заботило лишь одно — безопасность Мэри и Джона. Все остальное, похоже, перестало иметь для меня всякое значение. Даже Майкрофт едко отметил: — Тебе уже наскучила эта сумасшедшая. Это было ожидаемо. Или все же это ты ей наскучил. — Тебя не касаются мои отношения с Веспер Ринтон, — отрезал я. — Вот опять в тебе говорят сантименты, — продолжил свои нравоучения брат. — Я не удивлен этому, но ты должен понимать, к чему все это может тебя привести. — Не понимаю, о чем ты, — и я ушел из его кабинета в «Диогене», давая брату понять — со всем я разберусь сам. Вот только стоило быть таким уверенным? Наверное, нет. Все же стоило прислушаться к Веспер и брату. Но я был слеп в своих стремлениях, ничего не видел дальше своего носа, не замечал в странном поведении Веспер ответы на все мои вопросы, напрочь забыв о том, что она видит, как смерть тянет свои руки к людям, которых она хочет забрать. Стоило бы призадуматься, не отдаляться от нее, стараться и дальше стучаться в ее закрытые двери, чтобы понять, почему она так беспокоится. Однако, я был полным дураком. Слышишь, Веспер, я был глух и слеп, и ты была, как и всегда, права. Ты сказала, что я выпустил змея, так оно и было, но я был одержим. Одержим желанием защитить дорогих мне людей, сдержать данное обещание. Странно, вернувшись домой, после встречи с прошлым Мэри, Веспер не стала кидаться ко мне, с беспокойством смотреть мне в глаза, как она это делала в Плимуте. Веспер просто смерила меня тяжелым взглядом и ушла в спальню, не сказав ни слова. Я хотел найти некое спасение в ее руках, ощутить тот хорошо знакомый вкус дикой страсти, что она давала мне каждый раз, как я находился с ней. Но она отвернулась от меня, уткнувшись в подушку, пряча все свои эмоции глубоко внутри себя, делая вид, будто ей все равно, что происходит со мной. С ней я всегда жил, как на острие ножа, не зная, что ожидать от нее. Не знал, в какую минуту она превратится в дикого зверя или беспомощное скулящее существо. Не знал, накинется она на меня, как дикая кошка, или же просто нежно поцелует в губы, предлагая тающее на губах наслаждение. С ней никогда нельзя быть уверенным хоть в чем-то. С ней нельзя строить планов, но почему-то очень сильно хотелось впервые в жизни. И стоило всего лишь один раз заговорить об этом, как она нервно рассмеялась, откидываясь на подушку: — Однажды я превращу тебя в чудовище, — спокойно произнесла она. — Тьма, живущая во мне, затянет нас двоих, и мы не сможем от этого избавиться. Знаешь, чем оканчивалась женитьба на девушках из рода Ринтон? — я просто смотрел на нее, зная ответ, помня, что рассказывал об этом Грейхем. — Их мужья сходили с ума, разорялись и плохо кончали свои дни. Так что задумайся перед тем, как связываться с девушкой из рода Ринтон. — Это не про нас, — отмахнулся я, прижимаясь губами к ее животу, словно хотел, чтобы все было иначе и у нее под сердцем появилась жизнь. С другой стороны, я был рад тому факту, что судьба обделила нас этим шансом, не дала возможность стать теми, кем были многие другие пары. — Все можно изменить. — Но не нас, — ответила она, беря с прикроватной тумбочки колоду карт. — Вот даже сейчас я вытяну это проклятие, разделяющее нас, не позволяющее мечтать хоть о чем-то. Нас — нет. И никогда не будет. — Но мы здесь, — откладывая ее карты в сторону, сказал я. — Все в наших руках. Мы можем и дальше продолжать поиски, чтобы спасти тебя. — Мы не будем этого делать, — она покачала головой. — Это могу сделать только я одна, и больше никто не может помочь мне. Вот и все. Вот и все. Почему-то это звучит вновь и вновь у меня в голове. Как приговор. Последний вердикт. И почему-то я решил, раз мне не дозволено сделать нечто хорошее для Веспер, то смогу стереть тень смерти, находящуюся рядом с Мэри. Как же я был глуп в те дни. Думал, что если установлю маячок на флешку Мэри, смогу предотвратить опасность, уберечь ее ото всех бурь и невзгод. И я был уверен в этом, особенно, в тот день, когда улетал в Марокко, чтобы забрать миссис Ватсон домой, убедив ее, что нельзя так скрываться от прошлого, нужно бросить ему вызов, попытаться докопаться до корня всей проблемы, и срубить это гнилое дерево, мешавшее ей жить. Я так думал, и Джон тоже… Только Веспер думала иначе. — Я не поеду с тобой, — в последний момент произнесла она, когда мы должны были выйти из дома и сесть в кэб. — Веспер… Перестань… — Ты что, не слышишь? Я не поеду с тобой! — прокричала она. — Почему? — тихо спрашиваю, совсем не понимая причину ее отказа. — В чем дело? Мы же все решили. — Ты поймешь это позже, — она легко дотронулась до моей щеки, потом поцеловала в уголок губ, и я ощутил вкус слез. — Ты все поймешь.  — Почему ты плачешь? — снова вырывается на выдохе вопрос. — Я не знаю, — растерянно отвечает она. — Прости… Конечно, она знала. Все понимала и ощущала, но совсем не хотела мне говорить, чтобы я не пытался изменить будущее, желая остановить приближение теней к нашим жизням. Но лучше бы я знал правду, лучше бы ты все мне сказала, и тогда не было всего того, что случилось после той встречи в Лондонском аквариуме. Но ты все оставила на откуп судьбе, позволив ей вершить правосудие и становиться палачом. Думал ли я о тебе в Марокко? Нет. Только один раз я вспомнил о тебе, когда понадобились безупречные знания латыни. И я набрал твой номер, желая услышать подсказку, твой хрипловатый голос, но ты не ответила, словно забыла меня или же просто вычеркнула из жизни, но это было отнюдь не так. Я писал тебе множество раз и стирал сообщения, будто боялся не увидеть на экране твой ответ. Ты молчала, и я тоже. Наверное, это и было одной из ошибок, приведших ко всему, что свершилось после смерти Мэри. Когда я вернулся в Лондон, мы отчаянно искали друг друга, накидываясь друг на друга, как голодные путники, давно не видевшие еды. Быстро сбрасывали с себя одежды по дороге из гостиной в спальню, вели себя так раскованно, как никогда до этого, позволяя себе грубость и резкость. Ни щелочки меж нами, запрокинутое лицо, сомкнутые веки, вздох, слетающий с ее приоткрытых губ. Большими глотками утоляли жажду, ощущая, как все насущное остается позади нас, отбросив на время все в сторону. Веспер вздрагивала, всхлипывала подо мной, отдавая все, что могла принести в дар, а я принимал это, понимая, что именно так всегда и происходило. — Все же я скучал по своей одержимой бесами женщине, — проговорил я, убирая волосы с лица Веспер. — Почему ты не отвечала мне? — Потому что не ощущала себя нужной, — выдыхая, ответила она. — Не ищи глубинных причин. Со мной все намного проще, чем тебе кажется. Порой все ответы лежат на поверхности. — Он мертв, а значит, прошлое похоронено, и совсем скоро Мэри будет полностью в безопасности, — мои пальцы легко пробежались по ее обнаженной худой спине: в последние дни Веспер опять плохо ела и спала. — Будем надеяться, что все будет так, как ты задумал, — тяжело вздыхая, прошептала она. — Скоро все решится, — Веспер не ответила на это ничего. Все действительно решилось. Со знаком минус. Какого черта я не вспомнил о Плимуте? Почему не смог остановиться? Ведь в моей жизни был яркий пример. Это была смерть Роберта Винтера и его дочери. Но я не смог. Злость кипела во мне, как и желание покрасоваться, продемонстрировать свою правоту. Вместо того, чтобы спасти Мэри, я выпустил змея наружу. Она умерла. Умерла у меня на глазах, в руках Джона. Погибла от моей глупости, спасая меня, решая, что мне стоит жить дальше. И в этом виноват я один. Не знаю, что меня больше удивило — смерть Мэри или злость Джона, или и то, и другое. Я и раньше видел смерть, видел, но никогда не понимал значение странного вопроса Веспер, вспоминая наш давний разговор о смерти: — Вы когда-нибудь ощущали ее дыхание? Как прикосновение к сонной артерии? Как холод, пробегающийся по коже? Да, теперь я ощущал этот холод, пробегающий по коже, этот ужас, забравшийся в душу, сжигающий все внутри, оставляя после себя только пустоту. Почему только сейчас я понял тебя, Веспер? Только почувствовав приближение моего личного ада, осознал, о чем ты так давно мне говорила, пророча приход этих времен. Не знаю, сколько времени я бродил по городу. Меня душила боль и отчаяние. Желание все исправить, но разве можно было вернуть Мэри? Нет. Смерть необратима, и ее последствия всегда страшнее всего на свете. Когда чья-то жизнь была частью твоей жизни — если это действительно так, без преувеличений, — то и смерть такого человека тоже часть твоей смерти. Ты ещё жив, но что-то в тебе самом уже умерло, и не воскреснет. Можно только делать вид, что ты по-прежнему цел. Потому что оторванный кусок души — это не рука и не нога, и то, что он оторван — никому не видно. Я вернулся домой только под утро, когда первые лучи коснулись высоток Лондона. Чуть заметная позолота, еле ощутимая розоватость — в море утренней белизны, нежно и светло, внушает радость и надежду, просто прогоняет тьму, и всё, без всякого пафоса, нажима и напряжения, но это не так. Не сегодня. Не в это раннее утро. Солнце хоть и развеяло ночные тени, но не заполнила пустоту в душе. Веспер стояла на лестничной площадке, ожидая меня. Она стирала тыльной стороной ладони крупные слезы. Конечно, ей уже все рассказали, или… Или она все знала. — Теперь постоянно проходя по улицам, вижу, как мелькает ее тень. Наверное, поэтому мне тяжело быть среди обычных людей и проще находиться среди мертвых. Конечно, она все знала. Видела, понимала, но молчала, будто выбора у нее никогда не было. Во мне вскипал гнев. Я быстро поднялся по лестнице, резко хватая ее за плечи, впечатывая в стену. — Ты ведь все знала! Отвечай, не отпирайся! — кричал я на нее. — Да, — выдавила она. — Не думай, что только тебе плохо от этого факта. Не считай себя страдальцем. Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. — Она умерла, спасая меня. Слышишь, Веспер?! Умерла, принимая пулю, предназначенную мне, и не считай, будто ты знаешь, о чем сейчас говоришь, — мои пальцы все сильнее и сильнее впивались в мягкую плоть ее предплечий. — Я понимаю тебя. Понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Не думай, что мне нет никакого дела до смерти, будто я настолько черствая, и все спокойно принимаю, — горячо ответила она, морщась от боли, но я не хотел ее отпускать, не собирался этого делать. — От судьбы не уйдешь. От нее не сбежишь и не скроешься. Понимаешь? Мне вспомнился ужин у Ватсонов, как Мэри живо рассказала о том, как Веспер гадала ей. Все мелкие детали стали складываться в единую картину: угрюмое лицо Веспер, то, как она накинулась на меня, когда мы вернулись на Бейкер-стрит, ее ночные кошмары и странное поведение. Все стало ясным. Она видела будущее. Видела и ничего не сказала, решив, что Мэри было не избежать встречи со смертью. — К черту тебя, Веспер! — я грубо тряхнул ее, отчего она ударилась головой об стену. — Слышишь, к черту тебя, Веспер Ринтон, и твое ясновидение. К дьяволу твои игры! — Тогда какого черта ты привез меня сюда, вытащил из Дуглас-Хауса? Лучше бы ты оставил меня гнить там или позволил принять Дьявола. Для чего все, скажи? — по ее щекам стекали слезы, но я ощущал, как в ней клокочет такой же гнев, как и во мне. — Скажи? — К черту тебя! — крикнул я. Моя рука в перчатке скользнула вверх с ее плеча на горло, смыкаясь на ее тонкой шее, сдавливая сонную артерию, тем самым перекрывая кровоток в мозг, слегка приподнимая ее вверх, от чего ее туфля упала на пол. Она не сопротивлялась, просто со страхом смотрела мне в глаза, задыхаясь от боли и нехватки воздуха. — Давай, переломи мне шею, и мы покончим со всем раз и навсегда, — прохрипела Веспер. Господи, я легко мог переломить ей шею. Задушить ее в порыве гнева и ярости. Мог убить женщину, которая столько значила для меня, ради которой отправился в Ларгс, чтобы спасти ее от худшей участи. И все ради чего? Чтобы задушить ее там, где обещал защитить? Я резко отпустил ее и отправился в свою спальню. Прислонившись к закрытой двери, я услышал, как Веспер шумно сползла по стене, и громко заплакала. Я не вышел к ней. Не стал просить прощения. Искать у нее утешения, слушая ее голос. Я ничего не хотел делить с ней. Чуть позже я услышал шаги на лестнице, как хлопнула внизу дверь. Веспер ушла. И впервые за восемь лет я не последовал за ней. Впервые мне было все равно, что будет с ней дальше.