***
Это была снова неприметная квартирка на Среднем Уровне. Похоже, у Палпатина таких много. Оби-Ван невольно напрягся, вспоминая прошлую встречу. Тогда он встретил Асажж Вентресс, и это тоже изменило его жизнь совсем неожиданным образом. А что будет сегодня? Он толкнул дверь, помня объяснения Энакина. Та поддалась легко — его здесь уже ждали. Мужчина замер на пару секунд, колеблясь, но все же вошел внутрь. — Рад видеть вас, мастер Кеноби. Снова. — Негромкий голос с очень знакомыми интонациями прозвучал неожиданно. Оби-Ван вдруг понял, что не так: он не чувствовал канцлера через Силу! Будто его здесь и не было. А это значит… Глаза привыкли к полумраку комнаты, и Оби-Ван окончательно уверился в догадках. На Палпатине, стоящем у небольшого столика, красовался глухой плащ с капюшоном. Не хватало только горящих желтых глаз, чтобы увериться в принадлежности этого разумного к подвиду «ситх обыкновенный». Или необыкновенный — бывший джедай почувствовал, что ему трудно дышать, когда светлеющие глаза Палпатина впились в него, будто желая вывернуть наизнанку. — Это правда. Вы — ситх… — он чувствовал себя обманутым. Почему? Ведь подозрения появились сразу, как Энакин открылся перед ним. Но иррациональное чувство не желало отпускать. И это тоже было странно. — Но и ты не джедай, — Сидиус откровенно усмехнулся. Эмоции Кеноби не были для него тайной. Впрочем, сегодня он не собирался выяснять отношения. Или мстить за прошлое. Будущее было важнее. — Поговорим? — Да. — Оби-Ван опомнился от первоначального шока и прошел в комнату. Действительно, он же не просто так пришел сюда. А ясность в вопросе принадлежности… даже хорошо, что все так сложилось. Не будет иллюзий. Бывший джедай прямо посмотрел на собеседника. — Что будет с выжившими джедаями? Слово «выжившие» жгло язык. Он до сих пор не мог понять причины произошедшего. Хотя и был уверен в том, что Палпатин в этом не виноват. Как ни странно. — Их не так уж мало. Особенно детей, — ситх не удивился вопросу. Что-то подобное он и предполагал. И даже догадывался о причинах интереса Кеноби. — Завтра официальные представители Ордена выступят перед Сенатом. Скорее всего, для объявления о реорганизации. — Реорганизации? — он напряженно думал. Осведомленность канцлера не удивляла. Но сами новости… что же происходит с Орденом? — В теперешнем состоянии джедаи не способны служить Республике, — спокойно пояснил Сидиус. — Около ста взрослых и почти в два раза больше детей. В основном, юнлингов. И большинство совсем не воины. — Как будто вас волнует Республика! — вырвалось у Оби-Вана. Мужчина крепко сжал кулаки, переживая приступ бессильной ярости. Только сейчас он окончательно осознал — Ордена больше нет. Да, не все было хорошо и он был рад его покинуть — но уничтожения точно не желал. А ситх желал, и это было слишком явно. Он увидел торжествующую улыбку Палпатина и замер. — Ты прав, я рад, что этого гнилого Ордена больше нет. Джедаи давно деградировали, — голос упал, напоминая шипение. Но торжествующий блеск в глазах никуда не делся. Он выпрямился и стал казаться выше. — Но не прав в другом. Эта галактика — моя. И я хочу навести в ней порядок. Любой ценой. Кеноби замер, слыша, как колотится сердце. Осознание медленно накрывало его, лишая желания сопротивляться. Да, канцлер оказался ситхом — и ситхом у власти. Но разве государство от этого не выиграет? Кеноби припомнил последние реформы и понял, что прав. Палпатин был не самым плохим правителем. А теперь, когда джедаев нет, все может поменяться. Почему-то вспомнилась та самая ночь на Набу после смерти Квай-Гона. Он понял — Палпатин стоял у той шахты не просто так. Наверное, этот забрак был его учеником. И он мог отомстить за него, просто убив Оби-Вана еще тогда. Но не стал этого делать. А он?.. Столько лет ненавидеть — да, именно ненавидеть! — ситха, виновного в смерти Учителя и мечтать убить… «Хватит». Оби-Ван обуздал эмоции, принимая трудное решение. Пора разорвать порочный круг ненависти и мести. И строить новое будущее. — Тогда я хочу быть рядом и увидеть этот порядок, — он наклонил голову в подобии почтительного поклона. На большее он пока пойти не мог. — Я прошу вас об этом, Владыка Сидиус. Палпатин довольно прищурил глаза, глядя на молодого мужчину. Все же он был прав — Кеноби пришел к нему сам. А это значило многое. И требовало поощрения. — Хорошо, мастер Кеноби. Завтра вы увидите нечто интересное. — Он с улыбкой качнул головой, увидев заинтересованный взгляд. — Но пусть это будет сюрпризом. … После ухода Кеноби Сидиус еще некоторое время сидел в кресле, обдумывая прошедшую встречу. Все получилось почти так, как он и хотел. Завтрашний день закрепит окончательный успех и его планам уже ничто не помешает. Даже своенравный ученик… улыбка скользнула по тонким губам.***
Он поднес ладонь к сенсору и знакомая белая дверь скользнула в сторону. Энакин непроизвольно вздохнул глубже, улавливая специфический аромат больничной палаты. Вроде и абсолютная стерильность, но все же что-то еще. Взгляд зацепился за маленький букет набуанских цветов на столике. «Учитель». Он гораздо медленнее, чем хотел, подошел к кровати, где лежала Падме. Лицо молодой женщины было спокойным, но в этом спокойствии было нечто неестественное. Энакин присел на стул рядом и осторожно сжал тонкие пальцы. Сила растеклась по палате, позволяя видеть и чувствовать глубже. Он видел маленький огонек жизни внутри неподвижного тела. И видел тонкую сеть Силы, накрывающую набуанку с ног до головы. Падме была жива — и только. Энакин почувствовал зарождающийся гнев внутри. Учитель был здесь и что-то сделал. Что-то, что мешало ему просто вернуть Падме в прежнее состояние. Теперь это мог сделать только Палпатин лично. Вопрос «зачем?» родился и умер. Не надо было быть гением, чтобы увидеть истину. Мастер никогда не скрывался своего отношения к привязанностям ученика. Да, именно привязанности — и слабости для ситха. В последнее время Энакин понял очень многое. Путь ситха не был только стремлением к власти и самоутверждением. Он включал в себя самую суть того, что является смыслом жизни. И слабость в эмоциях по отношению к женщине могла погубить его. Даже если он и не хотел признавать этого до конца. — Прости меня, Падме, — юноша напоследок ласково погладил пальцы любимой и встал со стула. Он еще вернется к ней. Но теперь все будет по-другому.