Хрупкое равновесие

      Он бежал так быстро, как только мог. Во время пожара лифты и подъёмники автоматически отключались, поэтому дорога до инкубатора заняла в два раза больше времени, чем обычно. Открыв самую первую массивную дверь, Мэйзи понял — код здесь не был изменён системой, а значит, внутри точно побывал чужак, и пожар наверняка вызвало не короткое замыкание. Войдя, он на всякий случай облил себя водой, но никакого бушующего пламени или чего-то подобного в отсеке не было, один только дым — густой, едкий и удушливый. Стало ясно, что по-настоящему горели всё-таки склады с припасами, а здесь просто было нечем дышать.       Он быстро огляделся, но под плотной серой завесой, словно размазанной в воздухе, почти ничего не было видно. Вдруг до него донёсся плач — в какой-то отдалённой комнате заходился криком младенец, и по этому звуку парень сразу понял, где её искать.       — Мама! — он резко сорвал респиратор. От дыма, попавшего в лёгкие, Мэйзи тяжело закашлялся, а из глаз, рта и носа мгновенно начало течь. — Мама, ответь мне!       С трудом открыв очередную дверь, Мэйзи надел маску и рванул по узкому коридору на слабеющий голос ребёнка. Его безногая мать могла быть в любой из этих чёртовых комнат, поэтому надо было быстро проверить каждую.       Мать сидела на шатком родовом столе и трясущимися, вытянутыми над головой руками из последних сил держала своего чудом уцелевшего младенца прямо напротив вентиляционного окна. Она сидела так уже довольно давно, малыш хрипел от криков, но так он хотя бы имел шанс не задохнуться до прихода помощи. Родовая была последней комнатой, более-менее свободной от дыма, дышать тут было немногим легче, но дальше Матери отступать было уже некуда. Своего маленького сына она тащила, уцепившись зубами за пелёнки, пока тяжело и неповоротливо, как большая каракатица, отползала на руках из детского отсека в более безопасное место. После того, как ей из последних сил удалось вскарабкаться на стол, появилась и надежда, что, возможно, с ребёнком всё еще будет хорошо.       Она прекрасно понимала, почему осталась совсем одна, и никого не винила в этом. Когда склад только-только загорелся, помощница сбежала, прихватив с собой её двухгодовалых тройняшек. Мать была даже благодарна этой женщине — тройняшки росли настоящими крепышами, и ещё одного ребёнка старая больная нянька просто не смогла бы поднять на руки. Без материнского молока младенец обречен, а значит, на него даже не было смысла тратить силы.       Всё, что ей теперь оставалось — ждать помощи, молясь «тому, кто услышит».       — Мама! Мама, я иду к тебе!       Мать сразу узнала его голос. Мэйзи был её любимым ребёнком, гордостью и сокровищем, самым здоровым и красивым из всех детей, первым и последним, кто появился из её утробы один, без братьев или сестёр.       — Сыночек! Сыночек мой! — она начала беззвучно рыдать, хотя слёзы от едкого дыма и без того уже очень давно бежали по её измождённому лицу. Мать вдруг поняла, как смертельно она устала, и впервые за время пожара вновь ощутила близнецов, всё еще воюющих между собой в её животе. — Мы здесь! Пожалуйста, забери малыша, спаси его!       — Я тебя не оставлю.       Он вбежал в комнату и, едва взглянув на Мать, резко стянул с себя респиратор.       — Не нужно, любовь моя, — она отрицательно покачала головой, — если ты задохнёшься, маленький тоже умрёт. В шкафу на верхней полке есть детская маска, я просто не смогла дотянуться, а у тебя получится. Возьми своего братика, а меня оставь тут. Всё хорошо, сынок, потом за мной кто-нибудь вернётся.       Глядя на него с нежностью, Мать попробовала улыбнуться.       — Сказал же, я тебя не брошу!       Теперь они плакали оба. Мэйзи всегда был таким — никогда её не слушал. Насильно натягивая свой респиратор на лицо Матери, он не хотел ничего понимать, а у неё не было ни сил, ни возможности сопротивляться — в поднятых руках всё ещё бился хрипящий младенец.       Открыв шкаф, парень быстро нашёл детскую маску и, бросив её Матери, продолжил судорожно перерывать содержимое металлических ящиков. Он знал, что где-то здесь должна быть складная инвалидная коляска, которой почти не пользовались, но и не выбрасывали, а значит, у его мамы оставался шанс на спасение. Мать действительно была очень тяжелой, но по роду своей службы этот парень умел перетаскивать тяжести.       Когда вниз с грохотом полетела последняя выдвижная секция, удача ему всё-таки улыбнулась. Чувствуя, что комната начала плыть перед глазами, Мэйзи с трудом усадил в инвалидное кресло Мать с ребёнком на руках. Затем он наспех обмотал свою голову сырой тряпкой и, толкая коляску перед собой, из последних сил рванул к выходу по длинному задымлённому коридору.