— Я этого не хотела. — Совершенно безэмоциональные слова услышал Леви. Следом за ними стук бутылки о стакан — Элизабет налила себе ещё. И всё это на фоне пьяных разговоров других посетителей кабака. Угораздило же ему встретить здесь свою подчинённую. Откуда она вообще знает о таких местах? — Ахах, но видеть выражение отчаяния на её лице было бесценно. — Тут же лишенный красок голос явно повеселел. — Никто не заслуживает такого обращения к себе, не важно, что она мешала мне спать и постоянно надоедала. — И снова голос пуст и не выражает ничего. Таким тоном обычно разговаривает капрал. — Не, она пыталась узнать то, чего не должна знать. Получила по заслугам, любопытная Варвара. Я её предупреждала, идиотка. Так ей и надо. — Она локтями облокотилась на столешницу, сцепила ладони в замок над головой. — Как думаете, капрал, я поступила правильно?
Он задумался. Вспомнил себя в этом возрасте. Сделал глоток.
— Разговор может решать проблемы гораздо лучше, чем ты считаешь.
Лиззи приосанилась и вонзила взгляд в собеседника, не забыв натянуть улыбку.
— Да вы себе-то верите? Сколько раз вы решали проблемы «разговором»? — Она постаралась передразнить его. — А знаете что? Не отвечайте. Мне всё равно. Что сделано, то сделано, и не стоит придавать этому такое значение. Это всего лишь волосы, отрастут. Если она не умрет на предстоящей вылазке, конечно. Тогда ей уже будет всё равно. Хотя волосы продолжают расти даже после смерти из-за трупного окоченения. Ну, то есть так только кажется, потому что мышцы деревенеют от молочной кислоты, содержащейся в них, и давят на волосяные фолликулы. Зато её труп будет чуть красивее её самой при жизни, правда? — Она захохотала, зажмурив глаза. Казалось, из них сейчас слезы потекут счастья. Молодой мужчина напротив неё, подававший напитки, посмотрел искоса. Наверняка устроился на эту работу недавно, раз не видел пьяных в дрова людей. А судя по взгляду, не видел ни разу за всю жизнь. — Ох, мне нужен горох. Я знаю, как можно попытаться решить этот ребус. — Девушка навела указательный палец на повязку. — Да, я сделаю это. Нужно выпить и за это. Красавчик, будь добр, налей мне что-нибудь покре…
Леви перехватил руку, держащую пустой стакан.
— На сегодня хватит, Элизабет.
— Ещё чего? Да я ещё целую реку вина могу выхлебать. Ну и холодные же у вас руки, как у мертвеца. Знаете, говорят «руки холодные, значит, сердце горячее». Так вот. К вам это не относится. — Ей всё же налили немного алкоголя. — У вас даже когда руки холодные, сердце не начинает биться быстрее, чтобы согреть тело. Горохом я могу решить свою загадку, а что же понадобится, чтобы решить вашу душу…
Лиззи вывалила на стол кучу монет.
— Я не знаю сколько здесь, но должно хватить за всё, что я выпила, так что держите. А мне хватит тогда на покупку жёлтых и зеленых зёрен гороха? А вдруг не…
Она не смогла договорить. Физически. Последний стакан был явно лишним. Леви выругался. К ночи она должна вернуться в Разведкорпус в нормальном состоянии — наказание никто не отменял. Не его вина, что Элизабет не послушалась. Он мог бы уйти, оставить её спать в полулежащем положении за столешницей, а там пусть сама добирается, но чувствовал ответственность. И ценил порядок. Если Лиззи должна вымыть всю посуду в столовой и просидеть трое суток в темнице, она сделает. Не важно, пьяна она или нет. Нужно только привести её в себя, что не является трудной задачей. Поблизости было озеро с ледяной водой. Этого достаточно, чтобы девушка протрезвела. Не стесняясь, капрал закинул её тело на плечо и двинулся к выходу.
Улицы пустели. Продавцы на рынке уже собирали свои товары. По обочинам зажгли факелы. Дорога превратилась в реку с пылающими берегами. Отовсюду стали слышаться призывные голоса певиц и их музыка. Городок начинает ночную жизнь. А подозрительный мужчина несёт тело девушки. Всё равно никому нет дела. Он сворачивает в другую сторону, отделяясь от общего потока людей. Шесть минут ходьбы, и они на месте. В воде отражается темно-серое небо. Кое-где ветер рисует рябью на глади. Здесь гораздо тише и спокойнее. Даже кажется, что рыбы спят. Но ненадолго.
Вода скользнула в приоткрытый рот, заполнила легкие, добралась до каждой ниточки. Элизабет барахталась на мелководье, пока не удалось выбраться. Перед глазами стоял капрал, уверенным шагом уходящий прочь.
— П-под-дождите, п-пожалуйста, ах… — Голову словно прострелили. Она пыталась говорить и прокашливаться одновременно. Получалось плохо. — Чт-то случил-лось? — Элизабет встала, вода оказалась ей по колено, но сделав шаг, потеряла равновесие.
— Наказание придётся отбывать, даже не пытайся хитрить.
— Хот-тя бы помо… помогите подняться.
Леви обернулся и посмотрел на неё сверху вниз. Мокрая блузка прилипла к телу. Грудь поднималась и опускалась. Он судорожно втянул носом воздух.
— Меня не должны были наказать. Вы же тоже понимаете, что я бы никому никогда не подожгла волосы просто так. В том смысле, что… Да, она доставляла мне неудобства, но церковь научила меня терпеть. Я могла бы спокойно и дальше делать вид, что ничего не происходит подобного. Разве вам не кажется, что я совершенно справедливо попробовала откосить? И бросать меня сюда было лишним шагом? Хватит, пожалуйста, хватит, прошу вас, — она глубоко вздохнула, — вести себя со мной так, будто я кусок мяса без эмоций и чувств. Моё неадекватное состояние отсрочило бы неизбежное, не более. Я понимаю. Но уж лучше так. А теперь мне придётся потратить последние силы на то, чтобы дойти до корпуса, не упав по пути раз десять и не растеряв в результате этих падений остатки разума.
Говорить было трудно, собрать мысли и одеть их в слова было ещё труднее, но желание донести до капрала свои ощущения взяло верх. Пусть она и останавливалась после каждой фразы, чтобы набрать воздух. Пусть язык не слушался, и она заговаривалась. Пусть приходилось долго подбирать слова. Дойти до финиша — уже маленькая победа.
Элизабет заметила движение. Капрал Леви зашёл в воду, чем вызвал сильное удивление у Лиззи. Вместе с тем она не смогла скрыть радости — на лице появилась облегчённая улыбка. Значит, не зря.
Он подаёт ей руку. Этот жест… Как несколько лет назад. Секунда на размышление и внутренние ликования, и она кладёт свою ладонь. Выдернув Элизу из воды, капрал притянул её к себе. Капли воды сбегали с кожаной куртки. С кончиков волос на предплечья мужчины. С красных щёк по подбородку. С шеи, устремляясь к груди. Леви не прячет свой вожделенный взгляд от неё. Да, она знает этот огонь в глазах. Не дышит. Пока он так пристально смотрит, она просто не может сделать вдох. Напуганная, оцепеневшая, смотрит куда-то сквозь, боясь сделать лишнее движение. Он стягивает с неё повязку, как это делал Элтерн. Теперь Леви видит полную картину. Это лицо будто просило не делать того, о чем думает капрал. Элизабет не хватало сил и храбрости произнести и слова, фразы застревали в горле, оставляя после себя неразборчивые стоны, но в глазах чётко прослеживалась мысль. И капрал понимал всё. Только у него тоже не было сил. Держаться.
Губы Леви накрыли её приоткрытый рот. Сильные руки переместились на талию. Чтобы не упасть, Элизабет вцепилась ладонями в его плечи, сжимая до побеления пальцев, пока он кусал её губы, проводил по ним языком, сминал. Дрожащие ноги грозились не выдержать девушку, но Леви держал крепко, прижимая её мокрое тело к себе, будто боялся, что она может убежать. Через открытые глаза капрал наблюдал за ней, стремясь забрать каждую частичку эмоций. Глаза напротив молили его. Едва её хватка ослабла, он смог стянуть куртку. Элизабет не могла найти в себе хоть немного смелости, чтобы противиться. Этот контраст холодного ветра и горячих прикосновений под блузкой… Ледяных серых глаз и огненных губ… Все это вводило в ступор, сковывало. Она пыталась послать мозгу какие-то сигналы, оттолкнуть Леви, когда он спустился к шее, оставляя на ней лиловые засосы, но всё бестолку. Её голова раскалывалась на куски. Невыносимо. Смотреть, как человек, которого ты считаешь своим отцом, рушит этот образ таким бессовестным и грязным путём. Невыносимо.
— Нет… Пожалуйста… — услышал он шёпот. Но не остановился. — Прошу вас, не надо…
В уголках глаз собрались слёзы.
— Я же сказала: нет, — уже в голос прошипела она, толкая. — Леви! — Крик разрезал ночную тишину.
Тот обратил наконец на её сопротивление внимание. Капрал прислонился своим лбом к её. Схватив Лиззи за дрожащие запястья, он посмотрел в её чистые глаза:
— Дрянная девчонка… Что ты творишь?! — прошипел он, встряхнув Элизабет, отчего та зажмурилась.
— Что творю я? Лучше вы объясните своё поведение. Что произошло с вами? Где тот Леви, который был несколько лет назад? Я задаюсь этими вопросами с самого поступления в разведку! Вам нужна помощь? Что-то случилось? Может, я могу чем-то помочь? Я забуду этот инцидент и сделаю что угодно для вас! Я ведь обязана вам жизнью! — Она больше не могла смотреть на него, поэтому опустила мокрые ресницы. Он слышал её рваное дыхание. — Вы только скажите… Что угодно… В разумных пределах… Только скажите… Только попросите…
Элизабет повторяла эту фразу, казалось, сотни раз, пока Леви не отпустил её руки, отнимая последнюю опору, позволяя её телу рухнуть в воду. Он незамедлительно направился в корпус.
— Идиотка. Ты никогда мне не сможешь помочь с этим. Только делаешь хуже… — Плеск воды перебивал его ругань. — Последнее, с чем ты могла мне помочь…
— Простите меня! — Она разрыдалась. Дала волю эмоциям наконец. — Простите! Не сейчас, не могу сейчас и не знаю, смогу ли вообще. Это слишком. Простите! — Элизабет грызла ногти на одной руке, другой рукой держалась за голову, оттягивала волосы. Она чувствовала, как напряжена каждая клеточка её тела, как ноют её мышцы, как воспаленный мозг пытается найти выход из комнаты без дверей. В ушах звенели тысячи колоколов. Она так отчаянно хотела избежать наказания, что не заметила, как наткнулась на другое. Теперь же ей хотелось только исчезнуть без следа. Стать пустотой. Как раньше.
***
Темнота с каждой секундой начинала давить на голову, отчего даже, казалось, становилось тяжело дышать. Элизабет делала глубокие вдохи и выдохи, пытаясь успокоить сердцебиение. Капельки пота скатывались по вискам, шее, скрываясь где-то за воротом блузки. Пребывание в темнице за совершённое преступление настойчиво напоминало о былых деньках, когда её пытала Военная Полиция. И когда она стремилась быть рядом с капралом, помогать ему.
Элизабет поднялась с холодного каменного пола, подходя к решетке. Руки скрещены за спиной. Один единственный факел освещал коридор. Пламя трепетало от сквозняка, отчего на стене плясали причудливые тени. А теплые оттенки света ложились на щёки и рыжеватые локоны. Огоньки плясали в голубом глазе. Дверь где-то наверху скрипнула, тяжело отворяясь. Элиза словно очнулась ото сна, жадно всматриваясь в темноту, откуда должен был появиться посетитель. Это оказался какой-то молодой парниша, рядовой. Элизабет видела его раньше. Он остановился в нескольких шагах от её камеры, видимо, решаясь подойти и передать ей тарелку с едой.
— Я не кусаюсь, — облокотившись о прутья решётки, хмыкнула Элизабет.
Парнишка сглотнул, продолжая стоять на месте.
— Э-это правда? — вдруг спросил он. — Что ты подожгла той девушке волосы.
— Ты… — Лиззи слегка прищурилась, пытаясь отыскать в памяти его имя.
— Салем, — быстро ответил тот.
— Прекрасно, Салем. — Девушка отошла от решётки, углубляясь в темноту камеры. — А ты сам как считаешь? Хрупкая девушка с тяжелым детством может совершить такой поступок? — Она озадачила парня. Он не нашёл слов, чтобы ответить. — Что молчишь? Боишься меня?
— Н-нет…
— Врёшь! — Элизабет так резко появилась у решётки, вцепившись в неё пальцами до побеления, что Салем, не ожидавший этого, выронил поднос с тарелкой, убегая прочь. — Беги, лжец!
Когда дверь снова закрылась, Элиза не пожалела сил и рассмеялась. Разыгрывать спектакль и наблюдать за реакцией зрителя — лучшее развлечение на ближайшие три дня. Здесь всё равно нет книг, нет бумаги и чернил, чтобы начеркать план её опыта, нет ничего. Наедине со своими мыслями, в которых тоже пустота. Лучше бы она вечность отмывала посуду в столовой, чем сидела без дела, отбивала тихую дробь пальцами о камень, трогала косу, ощущая ровные переплетенные прядки и вспоминая Элтерна. Она решила не тянуть за собой больше этот груз. Теперь волнистые волосы собраны в высокий хвост. «Надеюсь, я больше никогда не вспомню его.»
Дверь снова открылась. Только голоса на это раз были другие. Из них Элизабет смогла различить голос Ханджи. Должно быть, она вернулась из Каранеса.
— Стоило отлучиться на денёк, как одну из моих лучших солдат запихнули в темницу!
Точно очкастая. То, каким образом возмущается она, не возмущается никто. Даже глухой узнал бы.
— Одна из твоих лучших солдат лишила волос девушку. Просто так Элизабет Аккерман никто бы не посадил сюда. — И Эрвин здесь. Их голоса эхом отлетали от стен, смешивались со стуком сапог. Элиза подошла к прутьям решетки, готовая встретить гостей. Её руки скрещены в замок за спиной.
— Как и Аккерман не подожгла бы никому волосы без определённой причины. — Они появились перед объектом своей дискуссии. — Да, Эрвин, это не оправдание, но она мне действительно нужна.
Смит вздохнул. Ему не хотелось соглашаться.
— Солдат, не уважающий солдата, с которым он сражается бок о бок, рано или поздно может совершить необдуманный поступок. Серьезнее, чем поджечь волосы…
— Я прослежу за ней. Даю слово, она больше не сделает ничего в этом роде. Да, Элизабет?
Они перевели взгляд на девушку. Та стояла одеревеневшая, смотря в никуда, перестав дышать. Она не ожидала такого поворота. Насколько известно, никого раньше срока не отпускали отсюда.
— Клянусь, такого не повторится. Можете мне доверять.
Сама она верила в свои слова с трудом.
***
Пришлось поговорить с Ханджи на эту тему. Отказывать майору после того, что она сделала, не в духе Элизабет, да и хотелось узнать, что она думает по поводу всего этого, по поводу изменений в характере, о которых с таким упорством упоминал капрал… Элиза рассказала всё: про свои догадки о психологах, про их разговор с Леви. Наверное, ей Элиза доверяла даже больше, чем Владимиру, с которым общалась чуть меньше, чем находилась рядом с Коулом.
— Итак, ты считаешь, что смерть Грейс не случайна… — задумчиво пробормотала Ханджи, на что Элизабет кивнула.
— Но я могу и ошибаться. Нет, не так. Скорее всего, я ошибаюсь. Я хочу знать, что думаете об этом вы. Если их команда замешана в этом, то какую цель они преследуют? В чём суть, каков мотив? — Аккерман скрестила руки на груди. Правая нога лежала на левой.
— Ты разве не говорила, что Грейс задолго до самоубийства перестала встречаться с Коулом? Это единственное, что не сходится в твоём предположении. — Ханджи поправила очки.
— Да. Я и сама об этом думала.
— В остальном… Да, такая версия имеет место быть. Но даже если так, слишком мало доказательств. Точнее их просто нет. Это беспочвенное обвинение. И мы не можем утверждать, что Грейс покончила с собой именно из-за них. Пока нет жертв, смерть которых можно было бы связать с виной психологов, ничего нельзя сделать. А теперь расскажи мне, зачем ты подожгла волосы Мие?
Лиззи помялась. Боялась, что Ханджи не поверит, но взяла себя в руки и постаралась сказать всё как можно быстрее:
— Мия почти каждую ночь пыталась узнать, что у меня под повязкой. Я психанула и направила спичку на её волосы. Капрал Леви думает, что я стала более вспыльчивой и агрессивной из-за эксперимента. — Элизабет потупила взгляд вниз. Эта тема не доставляла особого удовольствия.
— Что насчёт других? Если эксперимент — причина смены поведения, то и у других должны быть какие-то изменения. Ты общаешься с кем-то из участников?
Элизабет порылась в своей памяти несколько долгих секунд.
— Лукас… без изменений. Грейс тоже. Была. Остальных я не знаю.
Она занервничала. Понимала, что означали её слова. Придавать странностям какое-либо значение, когда достоверно неизвестна их природа, довольно глупо и поспешно. Элизабет впала в короткий ступор. Пока не случится что-то действительно серьезное, её слова будут считаться необоснованными. Странное ощущение надвигающейся бури держало слишком крепко, чтобы игнорировать его.
Когда случится что-то серьезное, может стать слишком поздно.
Сразу после беседы с Ханджи, Элизабет направилась уверенным шагом искать Мию. Нужно срочно перед ней извиниться, иначе совесть съест Элизу, не оставит даже костей. Она смутно представляла реакцию Мии, основываясь на её характере. Но девушка не ожидала от неё абсолютной апатии. Она сидела в столовой и читала что-то, пока вокруг солдаты шумели ложками, разговаривали, спорили.
— Мия, мне очень неловко перед тобой. Не знаю, что на меня нашло. Я хочу извиниться перед тобой. — Элизабет присела напротив. Она нервно грызла ногти, ожидая ответа от собеседника. Хотя с каждой пройденной секундой приходило понимание того, что монолог не перерастёт в беседу. Да и какая тут может быть беседа? Лиззи принесла извинения. Если Мия их не принимает, как тут быть? — Послушай, со мной в последнее время происходят непонятные вещи. И я не могу это контролировать. Под «этим» я имею в виду… — Она растерялась, пытаясь найти подходящее слово. Тем временем взгляд её забрался глубоко в деревянную стену, в узоры древесины и пятна. — В общем, иногда я становлюсь чокнутой и жестокой. Не знаю, как это объяснить. Я словно начинаю наблюдать за собой со стороны. Извини.
Мия не проронила ни слова.
— Ладно, не буду мешать тебе…
— Лукас тоже.
Сердце Элизабет пропустило удар, когда сосредоточенный взгляд пронзил её глаза. Пару раз так было только, когда капрал смотрел на неё. Лиззи села обратно.
— То есть? Что «тоже»? Он тоже чувствовал что-то такое?
Мия перелистнула страницу.
— Отвечай, чтоб тебя!!! Что ты хотела сказать?! — крикнула Элизабет, привлекая чужое внимание.
Она почувствовала на себе несколько пар любопытных глаз, но даже и не собиралась успокаиваться. Кулаки самопроизвольно сжались до побеления кожи. Знакомое чувство наступающего гнева надавило на грудную клетку, заставляя участиться пульс. Она ведь знает что-то, черт подери, почему молчит?! Мия подняла безразличный взгляд на девушку. Это подействовало мгновенно. Элизабет сожгла ей почти все волосы. С чего бы ей теперь помогать? Аккерман вдруг почувствовала себя очень неловко и поспешила удалиться.
Уверенные руки потянулись на самую верхнюю полку — она знала, что за книга тут лежала. Достать удалось только при помощи стула. Не слезая с него, Элизабет дыханием сдула с обложки тонкий слой пыли. Показались неброские буквы «Психические заболевания и их классификация». Она судорожно стала листать страницы, читать симптоматику всего, что попадалось на глаза. В мыслях метались названия болезней. Раздвоение личности? Не подходит. Шизофрения? Нет. Тёмная триада? Близко, но всё ещё не то. Что же это…
— Аккерман, если не хочешь выполнять пятьдесят приседаний, слезай со стула и протри его. Быстро. — Послышался знакомый голос. — А вообще-то, за чуть не начавшийся дебош в столовой, ты должна все шестьдесят.
Черт подери, почему именно сейчас?
— Я так близка к разгадке, капрал Леви, позвольте мне закончить, всего несколько минуток… — Страницы зашуршали в её руках.
— Аккерман, немедленно. Вспомни, что ты сказала на озере.
Я сделаю всё, что угодно для вас. Только попросите.
Элизабет закусила губу.
— Вы ведь не попросили, вы приказали.
— Тем более.
Сейчас он раздражал её больше, чем когда-либо.
— Я скоро вернусь, нам нужно поговорить. Семьдесят приседаний за потраченное время. И не смей халтурить.
Один только Бог знает, скольких трудов Элизе стоило не закричать от ярости.
