Небо и земля

— Почему? — Рука сжала стакан. — Я… Элиза, милая, пойми меня… — Почему ты, зная, что я сижу перед тобой, молчала? Ты хоть знаешь, что мне пришлось испытать? Кэтрин поставила перед собой еще один стакан и наполнила его чем-то алкогольным. — Вот поэтому и молчала. Знала, что ты зла на меня, и вряд ли желаешь меня видеть. — Ошибаешься. Я хотела. Но не обольщайся, это не из любви, а из интереса. Ты обязана ответить на мои вопросы.       Готовясь услышать ответы, Элизабет сделала глоток. Женщина последовала её примеру. — Можешь задавать. — Она сложила руки на столешнице, смотря дочери в глаза. — Пастор говорил, что ты перестала платить за моё проживание в приюте. Почему? Женщина тяжело вздохнула. — Ты знаешь, что твой недопапаша работал в военной полиции? Он приносил домой неплохие деньги. Я тогда была прачкой, и мне не всегда хватало расплатиться за тебя, поэтому я брала у него. Ох, этот зануда долго ругался. Позже его отдали под трибунал за продажу снаряжения посторонним. Мне пришлось искать более прибыльную работу, а ты знаешь, как трудно её найти. Деньги передавала через торговцев, эти мужики вечно туда-сюда мотаются, и в тот день не успела сказать никому из них, что придётся повременить. Так они и уехали, а придурок пастор решил, что я померла. Ты бы его глаза видела, когда я в церковь заявилась. Не могу назвать себя конфликтным человеком, но я чуть не превратила это место в груду обломков, речь же шла о тебе. Оказалось, Ник отпустил тебя, ребенка, поди угадай куда. Чокнутый, не иначе. Я так ему и сказала. Ушла, хлопнув дверьми. Меня больше ничего не держало в Каранесе. Работы там не было, родственников тоже, поэтому я обосновалась здесь. Вполне себе удачно.       Элизабет переваривала услышанное. Похоже, мама говорила правду. — Тогда последний вопрос. Какая у меня фамилия? Она так долго ждала этого, так долго жила в неведении, что сейчас даже самое уродливое буквосочетание будет звучать для неё сладко. — Мэй. — Женщина улыбнулась, наблюдая за выражением лица дочери. Та блаженно закрыла глаза, наслаждаясь лаконичностью теперь известной фамилии, то и дело повторяющейся в ушах. — Элизабет, мне жаль, что так получилось с тобой. Тот самый случай, когда я завишу от обстоятельств, а не они от меня. — Она взяла дочь за руку. — Клянусь, я любила, люблю и буду любить тебя всем сердцем.       Глаза смотрят на неё с такой нежностью и добротой, что хочется взять в руки ладонь мамы, разрыдаться в голос, наплевав на косые взгляды людей, высказать всё накопившееся за эти года, но… Скоро путешествие. Скорее всего в один конец. Оставить что-то здесь значит питать надежду на возвращение, а слова «надежда» в лексиконе больше нет. Элизабет поняла, усвоила наконец этот урок. — Не чувствую того же. Её рука отстраняется от тёплой ладони и хватается за холодный стакан, словно в попытке найти опору. — Имеешь право… — Мама опустила глаза. — Прости меня за всё.       Весь вид Кэтрин так и говорил о том, как ей тяжело от выбора Элизабет. И видя это, девушка не могла не чувствовать себя неудобно. Но с проблемой проще совладать, пока она не разрослась, иначе потом станет нестерпимо больно. Самообладание приведет душу к покою. — Что ж, если захочешь найти меня… Ну, если передумаешь… Ты знаешь, где искать. Я всегда могу подождать. — Она посмотрела в сторону, где только что сели двое незнакомцев. — Меня ждут люди. — Хорошо, — коротко отозвалась девушка и поспешила покинуть место, в котором теперь неловко находиться. Вино осталось недопитым.       Надо признать: стало чуть теплее. Всё же одним вопросом меньше. Жаль только, что это лишь один шаг вперёд. За ним последовало два шага назад: гложет вина за то, что так обошлась с собственной мамой. Осадок незавершённости заставил Элизу обернуться на родное лицо, такое похожее на её собственное. Взгляды встретились. Звяканье столовых приборов и разговоры исчезли на мгновение. Ускользали драгоценные секунды времени. «Чем раньше уйду — тем менее неприятно будет!» — пересилила она себя, ступая за порог. Впредь она постарается не пересекаться с мамой, каким бы сильным это желание не было.       Улица встретила едким запахом табака — рядом курили двое мужчин. Их разговор сливался с шумом топота копыт, но Элиза смогла выхватить пару фраз. «Слышал, что с разведкой стало?» — спросил сиплый голос. Нигде не скрыться от прошлого. Фыркнув, девушка продолжила идти. На этот раз она держит путь куда-нибудь подальше отсюда. Когда она оставалась наедине с природой, всегда успокаивалась. Мысли в голове переставали быстро сменять друг друга. Сейчас ей это нужно, как никогда раньше. Пыль, поднявшаяся от лошадей, витала совсем близко в воздухе. «Да уж. Вляпались они в самое говно. Зато, если мне не изменяет память, виновников торжества скоро казнят!»       Глаза моментально распахнулись. — Вы не знаете, когда именно? — неожиданно громко обратилась девушка. — Да вот, завтра, миледи. С утреца пораньше, — с тоской ответили ей, но чужое настроение не интересовало её. Лишь бы успеть. Она сорвалась с места, чуть не выскочив на дорогу, по которой уж очень медленно тянулись повозки.       Алый диск солнца уже скрылся за крышами домов. Последние лучи ласкали небо. Непривычно и даже жаль, но сейчас прекрасный вид заката вовсе не радовал взор Элизабет. Проще говоря, девушке вообще было плевать на то, что происходит вокруг. Перед ней стояла определённая и непростая задача, которую необходимо было выполнить. Уж очень настойчиво что-то подталкивало Элизу к этой авантюре.       Старое серое строение, служившее сейчас местом, где держали смертников, находилось недалеко от площади. Отсюда, по прямой дороге, через живую стену граждан вели самых мерзких и небывалых негодяев, чтобы они встретили смерть на потеху городского люда. Элизабет знала, что на рассвете Людмил и другие доктора пройдут свой последний позорный путь. Ещё Элиза знала, что это место довольно неплохо охраняют. Двое полицейских стерегли единственный выход, а сколько было внутри — только гадай. На ум приходили самые несуразные варианты проникновения.       Понимая, что времени всё меньше и меньше, она решила положиться на две вещи: свою удачу и волю случая. Все ненужные чувства, мешавшие настроиться на дело, были загнаны далеко и надолго. Уверенность придавала сил, заставляла делать шаги всё больше и чаще. — Гражданским вход воспрещён, — выступив на шаг вперёд, тем самым преграждая путь, строго произнёс полицейский.       На несколько секунд голова Элизы полностью опустела. По коже пробежали холодные мурашки, знаменующие страх бездействия. Внутри живота что-то сжалось, скрутилось в тугой узел. Девушка только и смогла, что раскрыть рот, но вот тело само начало действовать. Ноги подкосились, и она упала на колени. Цепкие руки схватились за одежду полицейского, из горла вырвался мученический вздох, на глазах навернулись слёзы. — Прошу вас! — неожиданно взвыла Элиза. — Там мой отец! Прошу вас, пустите меня! — Мисс, я не… — Умоляю!!! — Она начала ползти на коленях, не жалея ткань юбки. — Дайте мне с ним увидеться! Крупные капли сбегали по щекам. Капли, несущие в себе всё то, что случилось за пару дней, или, быть может, даже за всю жизнь. Второй охранник, всё это время лениво облокачивавшийся на стену, подошёл и хлопнул по спине своего напарника. — Не будь сволочью, дружище, — усмехнулся он. — Гля, бедолагу и так жизнь потрепала… — Ты что, хочешь отправиться под трибунал?! — взревел первый полицейский. — П-прошу вас…       В какой-то момент ей показалось, что ничего не выйдет. Что она зря испортила юбку и показала чужим свои слёзы, пусть они и были в какой-то степени фальшивые. Игра, вероятно, не стоила свеч. Она уже была уверена, что не осуществит своей задумки и завтра увидит бездыханное тело Людмила. Тело, которое уже не даст ей желанных ответов. Разум начал метаться в голове, как дикий зверь по клетке, пытаясь выдать здравую идею. — Что тут… мать вашу… происходит? — раздалось позади пьяное бормотание. — А, засранцы? Я вас, чёрт возьми, спрашиваю!       Все разом обернулись и увидели пошатывающуюся фигуру человека в форме Военной полиции. Только этот был намного старше двух охранников. Мужчина не заметил девушку на коленях и продолжал фокусировать взгляд разбегающихся глаз на своих подчинённых. Элизабет не понимала, что происходит. Сведя брови к переносице и не поднимая головы, она разглядывала появившегося старика. Рот непроизвольно приоткрылся. Хорошо, что с этого ракурса никому не было видно выражение её лица. Хотя, если бы и было, полицейским сейчас явно не до какой-то девчонки. — Сэр, это всё… — Здравия желаю, капитан! — бодро и с нотками веселья отозвался второй, не забыв отдать честь. — Ты мне з-зубы не заговаривай, шваль… — рычал пьяный капитан, странно посмеиваясь. — Отвечай на вопрос, живо! — Сэр, тут гражданская просится к отцу, — быстро и чётко, но с видимым волнением, доложил первый. — Кто-о? Кто, чёрт возьми?       Элиза забыла, как дышать. Набежавшее волнение сковало горло, крепкими путами сжало лёгкие. Как только пьяница нашёл её взглядом, в ней снова включилась актриса. Слёзы потекли с новой силой, губы начали бормотать прошение и милости. Она даже осмелилась подползти к его плохо стоящей на ногах фигуре. — Прошу вас… — заикаясь от продолжительного плача, причитала Элиза. — У меня кроме него больше никого нет… Позвольте мне поговорить с ним на прощание! — А, чёрт бы тебя побрал! — грозно выдал капитан. — Вы, два сучьих сына, пропустите девчонку! — Но, сэр!.. — Молчать, жук навозный! Их, отбросов, завтра вздёрнут. Пусть попрощаются. — Он вопросительно опустил взгляд на Элизу. — Ну, чёрт тебя возьми? Иди, пока я добрый! — Спасибо вам! — Девушка резво подскочила на ноги и быстро влетела в открывшиеся перед ней двери.       Удивительно, но второсортный театр сработал. Вряд ли ей удалось бы пройти, если бы не слёзы. В свою очередь слёз бы не было, если бы не случилось то, что случилось. Вытирая кулаками мокрые дорожки с щёк, Элиза прошла по грязному коридору. Каменные стены сопровождали её с обеих сторон, пока не вывели в просторную темницу. Здесь пахло пылью. На секунду вспомнился Леви, который сюда и ногой бы не ступил, пока не убедился, что здесь чисто. Здесь не было. Как минимум, по ощущениям. Словно стоишь посреди камер, а грязь так и липнет к телу. Девушка на мгновение зажмурилась, отгоняя неприятные воспоминания о капрале, и переключила всё внимание на цель.       Услышав шаги со стороны входа, некоторые заключенные припали к решеткам, вглядываясь в полумрак. Послышались разговорчики вперемешку с сальными шутками. То были преступники, очевидно, не раскаивавшиеся за совершенное. Психологи к ним не относились.       Элизабет тоже приходилось вглядываться внутрь камер, чтобы найти нужную. В процессе она встретилась глазами с Коулом. Выглядел он невозмутимым несмотря на то, где находился. — Людмил здесь? — решила перестраховаться девушка. Доктор показал пальцем в сторону дальних камер. Спустя мгновение, взору Коула остался лишь шлейф юбки.       Звуки шагов разлетались по помещению, переплетаясь с поутихшими разговорами. В глазах быстро сменялись картинки людей: одни стояли, уткнувшись лицом в угол, другие сидели, притянув ноги к себе. Людмил же облокачивался спиной о стену. Локти были на разведённых коленях, ладони висели, отягченные цепями. Его лицо накрыла тень, когда девушка встала напротив решетки и заслонила свет. — А, Элиза… — повернув голову, сказал он. Казалось, он вообще не был удивлён. — Пришла полюбоваться своим убийцей? — с грустной улыбкой отметил мужчина. На мгновение Элизе стало даже жаль его, настолько прискорбно тот выглядел. Но, взяв себя в руки, девушка чётко сказала: — Мне нужна информация. Она стояла твёрдо. Сжимала запястье за спиной. Расставила ноги чуть шире уровня плеч, всем телом показывая, что не уйдёт отсюда без того, за чем пришла. Людмил усмехнулся от увиденного, поднимаясь с пола. — Этим вы и похожи с Мией. — Мужчина встал напротив неё. Услышав знакомое имя, с которым связаны не самые приятные воспоминания, Элиза начала смотреть на собеседника с настороженностью. — Обе гонитесь за информацией. Хотите знать всё. Я ни в коем случае не осуждаю, не подумай неправильно. Это ваша жизнь, только вам решать, какой она будет. Я тоже решил, какой будет моя, как видишь… — Цепи на его руках кротко звякнули. — Хочешь знать на кого кроме Ларссон ты похожа? — Я не за этим здесь. Перейдём к делу, — поторопила девушка. — Это оно и есть. Видишь ли… Ты похожа на мою дочь. Она тоже не может жить нормально из-за того, какой родилась. У неё ещё есть шанс выздороветь. Это и есть причина, почему я здесь. — Людмил нервно сглотнул. — Жизнь без отца нормальной назвать сложно. Поверьте мне на слово. — Жизнь без дочери тоже не легка. Если её отец не умрёт, то умрёт она, — сказал он. Сдержать глубокий вздох не смог, да и не хотел. В голосе сквозил воздух. — Не понимаю вас. Почему так? Его холодные руки обхватили прутья. — Элизабет, скажи мне: если бы твоя проблема с глазом была решаема, ты бы делала всё, чтобы решить её? — Что за вопрос? Само собой. — Тогда, ты должна меня понять. Мне предложили эту работу взамен на всё, что пожелаю. К тому же, они пообещали большую сумму. Мертвому мне она не пригодится, но дочери… Ей пригодится ещё как. Я пожелал лечение для неё в лучшей больницы за Синой. — То есть, вы согласились обменять жизни полутора сотен людей, в том числе и свою, в обмен на жизнь одного человека? — Элиза наклонила голову, не веря своим ушам. Людмил кивнул, опуская взгляд на пол. — Я люблю её. Сильнее, чем кого-либо когда-либо. У всех нас свои тараканы в голове. Видишь ли, мы все немного безумны. Просто некоторые не осознают это, пока их не подтолкнёшь. Этим команда и занималась. Я узнавал людей, чтобы Коул мог их подталкивать. Элизабет стиснула зубы. — Чудовища. Все вы — сборище монстров! — Крик эхом раздался по темнице. — Мы не чудовища и не монстры. Мы безумцы, — поправил он мягко, понимая негодование девушки. — Это не то, чего нужно стыдиться. Идеальных людей нет. Я убедился в этом сам… И ты, Элизабет, такая же. Возможно, ты никогда себе не признаешься, но результат эксперимента показал спрятанную в тебе натуру. Иными словами, мы не совсем гипнотизировали солдатов, заставляя их делать несуразные вещи — это можно было сделать, но такой подход применялся не ко всем. На самом деле мы искали в вас ту самую каплю безумия, чтобы сделать из неё озеро, если красиво выражаться. Так что… То, кем ты стала после сеансов, не кто иной, как ты сама где-то глубоко вот здесь. — Он показал указательным пальцем в область сердца. — В глубине души ты… — Это неправда, — встряла растерянно она. — …Тоже готова лишить жизни полторы сотни людей. Не для любимого человека, но для прогресса. Научного. Элизабет не знала, как ответить. Он был прав — она никогда не признается. — Я… — Ты потрясена, знаю, но рано. Я не закончил, — прохрипел Людмил, садясь на холодный пол и, видимо, ожидая того же от девушки. Она и сама собиралась сесть — ноги не держали. Сложив руки на коленях, Элиза уставилась на психолога. — Мы отказались от обычного гипноза, потому что тогда всё смотрелось бы ещё неестественней, чем это было, и план провалился бы раньше. Когда усиливаешь уже существующие у человека черты… Выглядит немного правдоподобнее. Как я и говорил, некоторых мы просто гипнотизировали. Не потому что они святые ангелы, ни в коем случае. Психология — тонкая вещь, и все люди разные, нужен разный подход. Работа не из простых, явно стоит своей оплаты — денег и смерти. — Получается, вы с самого начала знали, что закончится всё казнью? — Именно. Всё было подстроено, чтобы численность легиона снизилась. Тогда, согласно контракту, разведку распускают. Деньги, откладываемые на финансирование организации, теперь принадлежат королю. Никогда не видела его вживую? — На заданный вопрос Элиза отрицательно покачала головой. — Он тот тип людей, которые жаждут власти и денег настолько сильно, что готовы заплатить за них чем угодно. В том числе человеческой жизнью. Ему вполне комфортно за стенами. Ещё бы… Он окружён защитой от титанов со всех сторон. Если б я так жил… Ладно, не буду сходить с темы. Чтобы на него не пали подозрения, он отправил нас на казнь. Теперь это выглядит так, будто он хотел помочь разведке с нашей помощью, а мы всё испортили, претворили свой план в жизнь в тайне от него. Поэтому нас казнят. Для вида. Мы — козлы отпущения. Проблема якобы будет компенсирована, если мы умрем, но тех солдат не вернуть, все понимают. — Он развёл руками в воздухе. — И я ещё кое-что не сказал. Несколько солдат совершили самоубийство до вылазки, потому что… Как я и сказал, все разные. И реагирует каждый организм по-разному. Конечно, мы гипнотизировали каждого таким образом, чтобы солдаты погибли на той вылазке, на которой мы им внушали погибнуть. Но видишь, не со всеми это сработало. Такова психология. Не всегда знаешь наперёд, какой будет эффект от слов, что говоришь. Поэтому, Элизабет, — перешёл почти на шёпот Людмил, коснувшись её руки, — позволь дать тебе совет: думай о том, что произносишь. Словом действительно… можно убить.       Она не сможет забыть этот момент. Даже если захочет. Людмил сделал его печатью на душе, поставил клеймо раскалённым железом. Понадобится время, чтобы следовать совету, но она научится, обязательно. От бессилия Элиза глубоко выдохнула и лбом коснулась прутьев решётки, закрывая глаза. — Мне жаль, что я убил их. Жаль, что чуть не убил тебя. Я понимаю — они не единственные жертвы. Я убил их близких, их друзей, окружение, я принял участие в убийстве бессчетного количества людей! — Мужчина сжал ладонь сильнее, и в этом жесте было столько горечи, что внутри всё надрывалось. — Но если бы мне предоставили возможность вернуться назад и не делать этого всего, я бы отказался. Это моя тёмная сторона. И ты видишь, я готов понести ответственность за неё. Таким меня сделала жизнь.       Тот факт, что из-за этого человека погибли друзья, незаметно отошёл на второй план. Стало жаль его, захотелось обнять его, посочувствовать, но Элизабет вовремя одернула руку от его ладони. — Почему я должна поверить вам? — спросила она, внимательно следя за его телодвижениями, чтобы выявить ложь. — Потому что последние часы жизни я хочу прожить по-настоящему, как человек, не как психолог, лжец или убийца. Согласен, ко мне потеряно доверие, но прошу тебя, сейчас… верь мне. Не знаю как ты проникла, но жена с дочерью не станут навещать меня: не за чем им видеть в таком состоянии. Так что… Ты единственная, с кем я могу поговорить по душам. Те ребята молчат, как рыбы… — Людмил кивнул в сторону остальных камер. — Что скажешь? Останешься со мной чуть дольше?       Мужчина говорил убедительно. Даже если он и проконтролировал своё тело, чтобы не выдать ложь, Элизе уже было всё равно. Она кивнула. — Спасибо. Если захочешь, можешь рассказать мне о своих проблемах, поделиться секретом… Завтра я умру, так что заберу их в могилу, можешь не переживать. Могу выслушать тебя, предложить решение, дать совет. Не стесняйся сказать, если тебя что-то тревожит. Девушка укусила губу. Она бы не стала доверять ему снова, но с другой стороны… Он и вправду умрёт завтра. Может, страх не оправдывает себя?       Элиза попробовала начать разговор, но только она открыла рот, как вместо слов из горла вырвалось непонятное мычание. Взгляд вовсе был направлен куда-то сквозь пол. Понимание происходящего куда-то испарилось. — Всё в порядке. — Он коснулся её руки чуть выше локтя, ободряюще сжимая. — Сегодня можешь не сомневаться во мне. Если всё равно не хочешь — я пойму. — Н-ну… Просто это очень… д-деликатная тема… — Элиза загрызла ногти. «Тебе что, рот занять нечем? — брезгливо заметил Леви. — Помощь нужна?»       Быстро возвращая руку на колени, девушка отвернула голову. Выдох получился судорожным. Воспоминания, что она хранила под замком долгое время, проявились отчётливо и обжигающе-ярко. — Я правда бы хотела рассказать вам, но я не хочу вспоминать, потому что начинаю испытывать всё заново… — Что бы это ни было, оно закончилось и, я уверен, больше никогда с тобой не повторится. Жаль, что здесь нельзя заварить чай. Он успокаивает… От сказанного Элиза ещё больше поёжилась. — Л-Леви… Кхм, Леви любит чай… Рот психолога приоткрылся. — Капрал Леви? Что он сделал тебе? — обеспокоено начал расспрашивать Людмил. — Всё началось с вас. Моё поведение стало меняться… Поэтому… Ну, я его… Я не хотела, но я не могла контролировать себя. И вот… А я считала его… — Ты считала его отцом, помню, — помог закончить мужчина. — Да. В общем, я спровоцировала его на секс, но я на самом деле не хотела, потому что там была не я. Это же почти изнасилование… Ну и я не говорила вам, что как-то раз сильно напилась и чуть не позволила ему сделать это со мной на озере. Благо, он тогда вовремя остановился. Когда я стала вести себя по-другому, я ощущала всё, что со мной происходит, но не ощущала ни обиды, ни зла, нет, ничего подобного не было. Но при этом я, именно я, а не то, кем была снаружи, чувствовала дискомфорт… Не могу объяснить. Сложно это всё. А сейчас… Сейчас я не понимаю, что происходит со мной. Мне то плохо, то наплевать, и я не знаю, нормально ли это… Хочу научиться скрывать, что чувствую. По-моему, у меня всегда на лице всё написано. Не хочу, чтобы меня было легко прочитать! — закончила Элиза. Хотелось сказать ещё что-то, но нужные слова трудно было подобрать. Махнув рукой, она поставила точку в своей речи.       Людмил втянул носом побольше воздуха, прежде чем выдать свои мысли по этому поводу:   — У меня есть предполагаемое объяснение тому, почему ты чувствуешь себя так, а не иначе. После изнасилования жертвы ведут себя неоднозначно. Многое зависит от человека и особенностей психики. Есть несколько типов реакции женщины на изнасилование. Две из них — экспрессивная и контролируемая. Во время первой девушки могут рыдать, злиться, кричать, впадать в истерику, иногда даже смеяться — всё это нормально. Во время второй всё с точностью наоборот: жертва будет скрывать своё негодование. Она будет спокойно сидеть, отстраненно и логически отвечать на вопросы. Будет делать вид, что ничего не случилось. Это всё, конечно, обобщенно. Психология — наука неоднозначная. Возвращаясь к разговору о тебе: ты не делаешь вид, что ничего не случилось, но ты стараешься скрывать своё внутреннее состояние. Хотя, если я правильно понял, иногда у тебя «всё на лице написано». Я бы сказал, у тебя смесь экспрессивной и контролируемой реакции, при чем с перевесом в контролируемую. Учитывая особенность случая, твоя реакция нормальна, Элизабет. Уж об этом тебе точно не стоит беспокоиться. — Я не понимаю, зачем вам нужно было, чтобы я вела себя так?! Ваша задача — убить меня, а не… — Девушка смяла рукой край надорвавшейся юбки, показывая этим, что продолжать не собирается. — Видишь ли, Элиза, я говорил, что мы не делали из вас тех, кем вы не являетесь. Старались не делать. Вероятно, ты подсознательно… воспринимала Леви как своего мужчину.       Лицо долго ничего не выражало. Людмил даже сначала подумал, что девушка не расслышала, но вскоре понял по её отстраненному взгляду — это ступор. Поэтому терпеливо ждал. — А-ха-ха-х, да не-е, быть не может, — засмеялась она, прикрывая ладонями лицо. Мужчина уже слышал этот смех. Много раз, но ещё никогда этот смех не был таким… нервным. Воздух в лёгких быстро закончился. Глубоко вдыхая, Элиза упала плечом на пол и рассмеялась ещё сильнее. Людмил наблюдал за ней с нескрываемой тоской. Это его рук дело. В том, какой девушка стала, виноват он. Тешит мысль, что завтра его это уже не будет волновать. Завтра ничего не будет волновать. — Повторюсь: нельзя говорить точно, потому что мы говорим о психологии. Ты просто имей в виду. Возможно, ты не хочешь допускать эту версию из-за разницы в возрасте. Или из-за боязни осуждения окружающими. Или боишься быть отвергнутой. Вариантов много, как видишь. Выбери свой. Тут я тебе не помощник, увы. Ты должна разобраться в себе сама. С осознанием придёт и спокойствие.       Пол холодил щёку, под кожей чувствовались крупицы засохшей грязи и пыли. — Что мне сделать, чтобы было не так неприятно? — вновь садясь на полу, устало спросила Элиза. — Одной переживать я бы тебе не советовал. Найди человека, которому ты сможешь время от времени выговариваться. Сначала будет тяжело открыться, но оно того стоит. Главное, выбери того, в ком ты уверена. Как говорится доверяй, но проверяй. Хотя я обычно называю это доверием с открытыми глазами: ты доверяешь, но знаешь, что в любой момент может случиться… Что-то из ряда вон выходящее. Я бы хотел быть этим человеком, но сама понимаешь. Главное тут изливать эмоции. Не держи в себе. Только переживая это снова и снова ты перестанешь смотреть на эту ситуацию как на трагедию. На худой конец можешь вести дневник. Пиши обо всём, что чувствуешь. Снова и снова описывай случившееся, выкладывай на бумагу всё, пиши как можно больше. Ставь себе минимум — например, две страницы.       Идея с дневником показалась хорошей. Кусок бумажки не предаст, в отличие от реального человека. Да и кому бы Элиза могла довериться? Маме, к которой нельзя привыкать из-за вылазки? Леви? Да никогда. Грустно вздохнув, девушка опустила голову на решётку. — Повторюсь: это непросто. Придётся реорганизовать себя. Но это необходимо. Обещаю… — Людмил осторожно заправил прядь её волос за ухо, звеня цепью и касаясь горячей щеки. — Слышишь меня? Обещаю, ты сможешь отпустить. Я знаю тебя достаточно, чтобы утверждать так. Ты сможешь простить Леви и сможешь зажить нормально. — Элизабет подняла глаза на него, будто спрашивая «Правда?», и получила одобрительный кивок в ответ. — Сидя за решёткой перед казнью начинаешь многое осмысливать, поэтому запоминай мои слова. Если ты всё ещё дышишь, если в тебе ещё течёт кровь, если есть кто-то, кого ты любишь, то ты счастливица. Только посмей когда-нибудь засомневаться в этом…       Так хочется всего на секунду стать слабой девушкой и упасть в объятия. Невыносимо больно смотреть на человека и понимать, что его нельзя обнять. Вот он, совсем рядом, но прутья преграждают путь, впиваясь в потолок, в пол, и будто бы в самое сердце. — Позволишь задать вопрос? — тихо пробормотал мужчина. — Задавайте. — Как ты вернулась к своему нормальному состоянию? Точно. Он до сих пор не знал. — Моё кольцо, — Элизабет протянула руку внутрь камеры. — Оно мамино. Я отдала его Леви перед вступлением в кадетское училище несколько лет назад, а когда случайно нашла его… ко мне вернулся рассудок. — Кольцо помогло тебе вспомнить то время, когда ты была не под гипнозом, а эмоциональная привязка усилила эффект. Что ж, теперь ясно. Видимо, ты тоже что-то значишь для Леви, раз он оставил кольцо. Подумай над этим. Элиза думала. Ей теперь многое предстоит обдумать, и она знает, когда займётся этим. — Ты же прощаешь меня? — спросил Людмил.       В коридоре темницы стало тише. Казалось, тише стало и на душе. Медленно отступала невесомыми шагами ярость. В конце концов, Элиза получила то, что хотела. Жаждущий информации монстр внутри насытился и замолк. Кроме того Людмил утешил её. Теперь у неё есть силы просуществовать ещё какое-то время. — Да, — прозвучал девичий голос. Мужчина проследил за тем, как она поправила волосы. Он сказал, что хочет остаток жизни прожить не как психолог, но на самом деле невозможно в один миг перестать быть тем, кем был так долго. Ему остаётся только грустно хмыкнуть и произнести на выдохе одно слово: — Врёшь…       Оно не раз пронеслось в голове Элизы, когда под восторженные крики толпы синело опухшее лицо Людмила. Не только вся разведка пришла посмотреть на зрелище. Люди вокруг раздирали глотки в попытках достучаться до убийц. Что именно кричали, Элиза не слышала. Даже если бы захотела, не смогла бы: голоса мешались, перебивали друг друга. Но в ушах громче всего отражался голос психолога, повторявший… Врёшь, врёшь, врёшь. А дальше было вино. Много вина, остатки которого разлились по протертым простыням. Потом попытки прочесть хоть какую-нибудь книжку из тех, что были куплены на рынке. Чтиво казалось бессмысленным. И наконец озеро. Единственное, что помогло.       Три дня растянулись на до безумия долгий срок. Элиза была рада, что пережила их. До почти настоящей улыбки рада.       Коридоры штаба встретили пустотой и тоской по минувшим дням. Сердце ускорило ритм, когда за дверью кабинета Эрвина, Элиза сумела различить не только его голос, но и голос Леви. Споткнувшись на ровном месте, девушка замерла. Разговоры тоже утихли. Должно быть, прислушивались. Развернувшись назад, Лиззи решила придти чуть позже, когда Смит будет в одиночестве, но пройдя пару шагов, девушка поняла: Леви здесь может остаться надолго. Отменять свои планы из-за него — глупо. Потому она робко постучала в дверь и после разрешения переступила порог. — Доброе утро, — взглянув на Леви, подпиравшего стену спиной, и на сидевшего за столом Эрвина, поприветствовала девушка. С последнего визита кабинет заметно изменился. Теперь он и правда выглядел так, будто им не будут пользоваться ещё долго. Книжный шкаф пуст, на вешалке нет плащей. Даже ковёр куда-то исчез. — Доброе. Присаживайся, хорошие новости для тебя. Я привлёк нужных людей, они помогут пересечь стены… Смит говорил бы и дальше, но тут недовольно встрял Леви: — Что?