Оставь свое имя

Поединок Той же ночью дон Хосе, старина Судья (к тому же действительно «судья» по занимаемой должности), предавался мечтаниям. Активным мечтаниям, если можно так выразиться, подкрепляемым употреблением особого средства. Вначале оно использовалось доном Хосе как снотворное, но затем приобрело статус лекарства, надежно уводящего слабого духом Хосе туда, где от его взгляда, его слова зависела судьба целой страны, а может, даже и мира. Дона Хосе, в общем, нельзя было назвать плохим человеком. Романтик, мечтатель, он всего лишь не был способен к самостоятельным действиям – не смел даже писать стихи, считая себя недостойным литературных упражнений, особенно по сравнению с тем же Философом, у которого все – и поэмы, и судебные жалобы – изливалось на бумагу как-то само собой. Судьба и общественное положение семьи сделали его судьей – человеком, от которого и вправду зависело многое – но реальная ответственность настолько тяготила дона Хосе, что вместо того, чтобы властвовать, он сам еще с детства охотно подпал под влияние своих друзей. Он отказался даже от должности коррехидора, лишь бы не обладать властью большей, чем та, к какой привык. Когда сколько-то лет назад друзья посвятили его в схему получения денег из ничего, «из того, что представляет собой каждый из нас», как буквально выразился Философ, дон Хосе, не очень нуждавшийся в средствах, лишь поморщился и спросил, что требуется от него лично и какие бумаги ему придется подписывать. Постоянные разрушения, которые исполнение этой схемы приносило городу, отзывались легкой болью в сердце дона Хосе и радостью в его душе, потому что схема работала и деньги довольно регулярно поступали самому Хосе, а затем распределялись им между друзьями. Со временем, правда, Философ перебрался во Францию, а рыжий Бык прекратил показываться в городе, так что эту распределительную функцию как-то незаметно взял на себя Монах, за что Судья дон Хосе был ему искренне благодарен. На долю Хосе остались формальности и мечты. Свои функции управленца он естественным образом переложил на помощника и весь ушел в облака. Иногда город, логику жизни которого он никогда не понимал и по отношению к которому испытывал необъяснимый и даже благоговейный страх, представлялся ему отдельным разумным существом. Он представал перед доном Хосе могучим, белокаменным и богатым… одним из тех идеальных объектов, о которых ему рассказывал в свое время Философ, достигший, как говорят, уже довольно высоких степеней посвящения. Как же там было, вспоминал размякший Хосе. Ах, да… «И тогда воздвиглись перед ними высокие стены белого города, испещренные искусной резьбой и украшенные драгоценными изразцами»… Что касается реальности, то она лишь изредка врывалась в жизнь дона Хосе в виде прошений, предписаний и жалоб, а также писем, одно из которых – как раз от Монаха – доставил накануне его слуга. - Ну вот опять… - бормотал недовольный судья. – Помоги, предоставь… зачем, спрошу я вас, ему понадобились мои люди? А впрочем, какая разница… Ему даже в голову не пришло, что, предоставляя в распоряжение Монаха один из своих отрядов, он подписывает смертный приговор кому-то из тех самых старых друзей, о которых только что вспоминал с такой ностальгической остротой. Неведение – привилегия слабых. *** По дороге, отделявшей лес от деревянных ворот лагеря, они промчались за пару минут. Дон Хуан эффектно осадил коня, Кристобаль легко, почти по-мальчишески спешился и что есть силы загрохотал по воротам рукоятью меча. - Кто идет? – лениво откликнулись с той стороны. - Дон Хуан Сальвахе к дону Мигелю, - прокричал Кристобаль. - Дон Хуан?! После короткого разговора, услышать который не представлялось возможным, ворота распахнулись. Дон Хуан, не спешиваясь, в сопровождении Кристобаля въехал в укрепленный лагерь. Неприбранные, взъерошенные, но до зубов вооруженные люди дона Мигеля побросали свои утренние дела, чтобы поглазеть на прибывших. Лагерь выглядел весьма живописно: дымящиеся костры, цветные тряпки, расторопные женщины. Дон Хуан невольно задержал взгляд на крупном, сохранившем остатки старинной резьбы белом камне, бог знает зачем выломанном недавно откуда-то и брошенном недалеко от въезда в лагерь. - Езжайте прямо, - сказал привратник, оглядывая гостей и тщательно запирая ворота. – Хозяин у себя. В это время рыжий гигант дон Мигель, встретив дочь в большом дворе перед домом, обстоятельно расспрашивал ее о поездке. Его речь, обычно отрывистая и грубая, смягчалась, как только он обращался к девушке. Любуясь ею, он даже принудил себя проявить некоторый интерес к приобретенным ею накануне тканям и безделушкам. Он зашел так далеко, что хотел было приобнять дочь за талию, но невольно закусил губу и опустил руку. Возвращаясь из Пуэбло, он так неловко и нелепо упал с лошади… - Отец! - Девушка поправила его плащ и протянула ему украшенную серебром уздечку. - Смотри, какая красивая! Однако сцена была неожиданно прервана одним из людей дона Мигеля – растрепанный, запыхавшийся, он подлетел к хозяину: - Дон Хуан! - Что – дон Хуан? – нахмурился дон Мигель и всем корпусом повернулся к посыльному. - Он самый. Дон Хуан Сальвахе, - гонец еще не отдышался и говорил довольно бессвязно. – Сейчас будет здесь. Дон Мигель явно ничего не понимал и оттого начинал сердиться. - Что ты несешь? Почему здесь? – он выпустил дочь, и девушка отошла от него, ничуть, впрочем, не расстроившись из-за его нарастающего гнева. - Только что приехал… - Кто приехал? Куда приехал?! – встретившись с непонятным, дон Мигель привычно свирепел и повышал голос. – Вы что, впустили их в лагерь?! Сколько с ним человек?! - Их всего двое, мой господин… - Двое? Двое?! Он что, с ума сошел, этот ваш дон Хуан?! - Еще нет, - ответил ему чей-то голос, спокойный и ясный. – У вас отличный лагерь, дон Мигель. Вы где-то обучались военному делу? При звуках этого голоса произошло много интересного. Рыжая донья, бросив взор на приезжих, залилась краской и поспешно отодвинулась в сторону, не покинув, впрочем, места предстоящих действий. Люди дона Мигеля, слонявшиеся до этого по двору, – уже не полусонная рванина, а вполне себе вооруженная гвардия, - придвинулись ближе к прибывшим, кое-кто обнажил оружие. Кристобаль нервно вздрогнул, стараясь сохранить при этом ту легкую и почти беспечную позу, которую так тщательно скопировал со своего командира, а дон Мигель… едва взглянув на дона Хуана, он побледнел и замер, как будто увидел не человека, а какого-нибудь кентавра или оборотня. - Я не вовремя, дон Мигель? – спросил дон Хуан, сдерживая танцующего коня. От него, разумеется, не укрылась столь странная реакция хозяина лагеря. Человек более тщеславный приписал бы ее исключительно своему эффектному появлению (отчасти, конечно, так оно и было, ибо по плану дона Мигеля его противник еще даже не должен был догадаться, что он, дон Мигель, ищет с ним встречи), но дону Хуану это изумление показалось все-таки чрезмерным. - Откуда ты… - начал было Мигель… Слова прозвучали так хрипло и глухо, что ему пришлось торопливо прокашляться, краска вернулась в лицо. – Прошу… дон Хуан, - громко сказал он, как бы отменяя этим свою предыдущую фразу. – Что привело вас ко мне… - он хотел сказать «ко мне в дом», но вовремя вернулся к хорошим манерам. – Ко мне… в столь ранний час. - Вы искали встречи со мной, дон Мигель, - сказал дон Хуан, спрыгивая с коня. Кристобаль, тревожно оглянувшись, последовал его примеру. - Экх, - дон Мигель, очевидно, опять пришел в некоторое изумление. – Да… Но тут он наконец-то взял себя в руки. - То есть, нет. Вы ошиблись, мой молодой друг, - твердо сказал Мигель. - Я не покидал своего жилища… долго. Выражение лица дона Мигеля быстро приняло непроницаемо-хамское выражение. Дон Хуан, который успел оглядеть и дом, и двор, и лагерь, и прекрасную донью (об этом не думать, не думать!), мысленно вздохнул с облегчением: иметь дело с растерянным, изумленным врагом ему было неинтересно и как-то не очень радостно. - Но это же замечательно, дон Мигель! – сказал он. – Это почти полностью решает наш спор, который еще даже не успел начаться. - Какой такой спор?! - Ах, сущие пустяки, - ответил Хуан со светской непринужденностью. – Вопрос о десятке болванов, называющих себя вашими людьми и утверждающими, что вчера вы были с ними в Пуэбло Рико… Дон Мигель набычился, по рядам набежавших зрителей пронесся ропот. - Но поскольку, - не меняя тона, продолжал дон Хуан, - они очевидно лгут, с вашего позволения я сочту возможным поступить с этой рваниной по своему усмотрению. Я думаю их повесить… Люди Мигеля разразились проклятиями. Кто-то схватил коня Кристобаля под уздцы, кто-то едва не толкнул дона Хуана. - Назад! – рявкнул Мигель. - Как зовут этих ваших… людей? – спросил он. - Не моих, дон Мигель, не моих, – покачал головой Хуан. – Насколько я помню, эти несчастные носят какие-то варварские имена. Полшкуры, Араб… простите мою забывчивость, дон Мигель... Ему буквально не дали договорить. - Убить их! Пристукнуть! Повесить! – раздавалось со всех сторон. Гвардия, осклабившись, обнажила оружие и шагнула к гостям, ожидая лишь кивка своего рыжеволосого господина. - Чего с ними разговаривать?!.. Кристобаль положил ладонь на рукоять меча, дон Хуан чуть развернулся, освобождая пространство для маневра. - Назад! – проревел дон Мигель своим людям. Он обвел глазами толпу и только сейчас заметил, что дочь его упорно стоит на месте, стараясь не пропустить ни единого слова. - Чего вы хотите? – обратился он к дону Хуану. - Я вызываю вас, дон Мигель, – просто сказал Хуан. – Это лишит вас необходимости разорять нищие поселения и ждать, пока наша встреча произойдет сама собой. - Все назад! – снова зарычал дон Мигель: еще секунда – и он потерял бы над людьми всякий контроль… - Я принимаю бой, - ответил он громко. Задние ряды зрителей напирали на передние, все толкались и кричали свое. Двое или трое «офицеров» дона Мигеля, внимательно следившие за событиями, кинулись расчищать площадку для боя: под их криками и ударами люди быстро отхлынули назад, так что спорящие стороны оказались как бы на разных концах небольшой арены. - Подержи, - дон Хуан, скинув плащ, оглянулся в поисках Кристобаля. - Что ты делаешь?! – яростно шептал тот. – Посмотри на этих макак! Ну, убьешь ты Мигеля, куда нам потом деваться?! - Я его не убью, - ответил Хуан. - Но… - Подожди. Тем временем несколько людей дона Мигеля подбежали к своему командиру, помогая ему освободиться от толстого, подбитого мехом жилета. - Смотри, у него что-то с левой рукой. Дон Хуан хотел было сказать что-то вслух, но тут… - Отец! Прошу тебя, остановись! Полная, как спелая луна. Мягкая, как… Карамельная лебедь подбежала к отцу: - Что ты делаешь, ты же ранен! Она обняла его, но сразу и отвернулась, бросив на дона Хуана из-под ресниц быстрый взгляд, какой-то глубокий и жадный, словно стараясь навсегда запомнить его таким, как сейчас. Хуан чуть медлил и тоже глядел на нее, и тоже алчно – как гончая на оленя. Ее близость производила на него очень волнительное действие; она была хороша как сзади, так и спереди – даже не решить, где лучше, и сдерживаться ему было… непросто ему было сдерживаться! От девушки исходил какой-то притягательный аромат влечения, а фигура… просто в голове мутится. Дон Мигель бесцеремонно отпихнул дочь: - Прочь отсюда! Немедленно ступай в дом! Дон Хуан сделал шаг вперед: - Что с вашей рукой, дон Мигель? – спросил он. - Неважно! – зарычал Мигель. – К бою! Однако на арене предстоящих боевых действий показалось новое действующее лицо: один из «офицеров» хозяина отделился от группы оживленно жестикулирующих товарищей и встал между доном Мигелем и его оппонентом. - Мы против, дон Мигель, - громко и насмешливо сказал он, и толпа сразу притихла. - Этот мальчишка, - он кивнул на дона Хуана, который едва ли подходил под определение «мальчишки», ибо на вид ему было не меньше двадцати пяти лет, - дерется не так, как ты или я. Он известен необычной манерой боя, если ты позабыл. Я не помню противников, которые не ушли бы от него на тот свет... А ты ранен, и это против правил. - Не вмешивайся! – заорал было дон Мигель, но у говорившего неожиданно появился сторонник – сам дон Хуан. - Все верно, дон Мигель. Мы не в равных условиях. В то же время я не вижу возможности отложить поединок… - Он будет драться с завязанными глазами, - так же насмешливо продолжал «офицер», обводя слушателей выразительным острым взглядом. Из толпы раздавались одобрительные выкрики: очевидно, правила предстоящего поединка, выработанные группой его друзей, уже распространились в недрах скопления зрителей. - И не своим оружием. Толпа снова отозвалась криками одобрения. Карамельная лебедь зажала руками рот и отступила на пару шагов, поддерживаемая старой дуэньей, которая непрерывно что-то шептала ей в ухо. Кристобаль бросился вперед: - Я против! Это неслыханно! - Я согласен! – сказал дон Хуан. На площадке снова воцарилась тишина. - Однако, дон Мигель, в случае вашего поражения я потребую от вас… некоторой контрибуции. - Моего поражения?! – захохотал дон Мигель. Мысль потешиться над противником явно пришлась ему по душе. – Ты будешь драться вслепую и уже считаешь мою контрибуцию? - Да, - так же спокойно ответил Хуан. – Вы будете кое-что мне должны. - Что угодно! – беспечно перебил его рыжий. – Эй, парни! Освободите место и завяжите ему глаза. И принесите меч, в оружейной справа от входа. Под напором офицеров-распорядителей зрители вновь отхлынули от спорящих, несколько человек бросилось за оружием. Дон Хуан медленно, словно раздумывая о чем-то, отступил на пару шагов, снял пояс с мечами и протянул его Кристобалю. - Где ж это видано, - бубнил старый солдат, – с завязанными глазами? А ты тоже хорош! Или это все из-за пышной красотки? - Кристобаль… Я хочу, чтобы ты все время был здесь, на этом самом месте, и держал мечи наготове, вот так… Договорились? Думаю, это не понадобится, но все же… я точно должен знать, где ты стоишь. - Сейчас тебе еще и меч подсунут дрянной, сломается при первом ударе. - Ты меня понял? - Да-да, командир, я буду стоять вот тут. - Отлично. Я готов! – объявил дон Хуан и сделал шаг вперед. К нему тут же подошли двое и грубо завязали ему глаза длинным белым платком. Дон Хуан хотел было поправить повязку, но «ассистенты» не позволили ему это сделать и еще туже затянули платок. Толпа загоготала. Дону Хуану ничего не оставалось, кроме как помотать головой, привыкая к новому положению. На другом конце площадки, шагах в семи, дон Мигель безмолвно наблюдал за происходящим. Кристобаль, продолжая проклинать все и вся, впился взглядом в дона Хуана. - Негодяи… - повторял он. Карамельная лебедь, едва дыша, стояла поодаль, но с поля битвы все же не удалилась. Зрители заключали пари, и пока неясно было, получат ли победители прибыль: все ставили на дона Мигеля. Наконец посыльные принесли меч и с бранью и хохотом сунули его в руки дону Хуану. Он сделал им знак отойти, покрутил меч в руках, проверяя баланс, и вдруг швырнул его наземь. - Прикажите подать боевое оружие, дон Мигель. Я не буду драться этой палкой. Те, кто принес меч, взвыли и принялись осыпать дона Хуана проклятиями, но их остановил дон Мигель: - Справа от входа в мою оружейную, - приказал он голосом, не терпящим возражений. - Следующий же шутник подохнет от моей руки. Наконец все было сделано. Дон Хуан, получив меч, сделал несколько финтов и взмахов, кивнул и отсалютовал своему невидимому противнику. - К бою! Дон Мигель не стал медлить и начал обходить соперника справа. Дон Хуан, не опуская оружия, повернулся следом… Внезапно рыжий кинулся на врага, намереваясь нанести сокрушительный удар сверху вниз и быстро покончить со всем этим делом. - Негодяй, негодяй, - шептал Кристобаль, – негодяй… В последний миг, когда меч рыжего почти коснулся его волос, дон Хуан словно проснулся. Молниеносно отступив, он подставил свой меч, отклоняя влево направление удара дона Мигеля и погасив тем самым атаку, и тут же отступил еще на шаг, снова оказавшись к дону Мигелю лицом. Толпа притихла, кто-то громко присвистнул. - Ох, - выдохнул Кристобаль, - негодяй. Дон Мигель издал рычание, поднимая оружие и обрушивая его на дона Хуана целой серией убийственных, тяжелых ударов: в пылу боя он позабыл про больное плечо и держал меч обеими руками. Дон Хуан едва не пропустил атаку, но быстро уловил характер движений противника и, отступая шаг за шагом вправо, в центр площадки для боя, отбивал удары с таким хладнокровием, словно находился в тренировочной зале. Он не видел дона Мигеля, но безошибочно чувствовал его движения. Тяжело дыша, дон Мигель опустил меч и сделал для передышки два шага назад. Хуан замер, как изваяние, словно прислушиваясь к тому, что может сейчас произойти. Дон Мигель, еще не остыв, с диким воплем снова кинулся в бой, - череда нападений сверху и слева, - вложив в это все свои немалые силы. Однако второй натиск, при всей его ярости, технически точно повторял первый, и дон Хуан без видимого напряжения отбил все выпады один за другим. - Вы злитесь, дон Мигель, - произнес он, когда гигант вновь взял передышку. В притихшей толпе зрителей раздавались редкие хлопки и возгласы одобрения. Карамельная лебедь и Кристобаль, не глядя друг на друга, стояли, прижав руки к груди, заломив пальцы, почти в одинаковых позах. Противники вновь разошлись в разные стороны, и снова нападение начал дон Мигель. На этот раз он слегка поменял тактику, проведя одну за другой две стандартных атаки, которые дон Хуан отбил с присущей ему нечеловеческой точностью. Но внезапно, опустив меч и совершая крутой разворот, рыжий гигант бросился на Хуана, намереваясь снизу вверх вспороть ему бок. Дон Хуан, лишенный возможности видеть, не сразу разгадал этот маневр и погасил удар лишь в последнюю долю мгновения. Острие противника скользнуло по его ребрам, разрезав кожаный жилет, служивший Хуану чем-то вроде доспеха. Дон Хуан быстро отступил, также разворачиваясь, и, не расцепляя мечей, обвел свой клинок вокруг клинка соперника, при этом сразу оказавшись вне зоны досягаемости дона Мигеля. Он тут же пошел в наступление, нанося Мигелю удары – один за другим, с разных сторон, так что рыжий едва успевал их отбивать, не понимая их логики и не имея возможности предугадать, где будет нанесен следующий. Не меняя темпа, не давая противнику опомниться или сосредоточиться, дон Хуан шаг за шагом методично оттеснял дона Мигеля в угол, где стоял Кристобаль. Звон мечей задавал жесткий ритм: один, два, три… - Ох, ох, ох, - продолжал стонать Кристобаль. Четыре, пять, шесть… На седьмом ударе дон Хуан отбил вооруженную руку дона Мигеля далеко в сторону и коснулся острием меча его незащищенной груди. Выждав долю секунды – ровно столько, чтобы дон не успел среагировать – он отступил и замер. Казалось, победа была за ним – академично, но несомненно… Однако дон Мигель отнюдь не собирался сдаваться. Ставки дона Хуана возросли, что верно, то верно, но и дон Мигель не зря стяжал славу отличного фехтовальщика. Он взревел, как дикарь, и кинулся на дона Хуана, разозлившись на этот раз не на шутку. Сталь пронзительно зазвенела, и искры полетели с клинков: дон Мигель наносил удары оглушительной, сокрушающей силы, сообразив наконец, что тактика непредсказуемости дона Хуана идеально применима для победы над ним же самим – поскольку дон Хуан ничего не мог видеть. Дон Мигель обрушивался то слева, то справа, то сверху, то снизу и сбоку, заставляя противника отступать, и вот уже какой-то особенно удачный удар окрасил руку его врага в алый цвет крови. - Крови! Крови! – вопила толпа. Дон Мигель снова атаковал, скупо и верно, и клинки сошлись в поцелуе ненависти. Громкий скрежет, визг стали и крики людей, еще немного – и все будет кончено. Кристобаль вытянулся в струну, стараясь не упустить ни единого движения своего командира. Поражение дона Хуана означало их общую и не очень приятную смерть… Дон Хуан заставил клинок соперника опуститься почти до самой земли. Незаметным движением он ушел назад и влево и в тот момент, когда дон Мигель только начал поднимать меч для новой страшной атаки, вдруг точно и безжалостно пошел в наступление. Удары следовали так часто, что звон от них слился в один протяжный гул. Дон Хуан избрал мишенью правую, здоровую руку дона Мигеля: не выдержав натиска, дон Мигель отступил, дон Хуан резко сменил направление атаки, один выпад, другой… дон Хуан позволил своему клинку скользнуть по руке противника вниз и мощным ударом выбил оружие у дона Мигеля. Длинный меч отлетел в сторону. Дон Хуан, не останавливаясь, сделал полный поворот, на мгновение оказался лицом к лицу с доном Мигелем, взмахнул мечом перед самыми его глазами, заставив его отпрянуть, и завершил поединок, отступив на пару шагов. - Вы проиграли, дон Мигель, - сказал дон Хуан. Он раскрыл ладонь левой руки и позволил чему-то легкому и невидимому упасть на землю. – Я победил. Он сорвал с головы повязку и потер лоб рукой. Толпа взвыла. Дон Мигель инстинктивно поднял руку к лицу, огладил скулы и подбородок, свел пальцы щепоткой. «Офицеры» обсуждали подробности боя, Кристобаль едва не пританцовывал от счастья... Рыжий дон непонимающе глядел то на свою руку, то на победителя. Своим последним движением дон Хуан срезал часть его бороды! Ошеломленный, дон Мигель потер подбородок. Это немыслимо… Такого просто не может быть. Сказать сейчас одно только слово – и банда преданных ему людей сотрет этого Хуана с лица земли… Какое-то движение привлекло его внимание. Карамельная лебедь, закрывая лицо руками, бросилась в дом. Да, одно только слово… Как бы ни был хорош противник, с сотней-другой человек ему все же не справиться. Дон Хуан воткнул меч в землю и оперся о него рукой. Времени, на самом деле, было в обрез: толпа головорезов, разогретая зрелищем и подсчетом ставок, уже разделилась на части. Кто-то выражал восхищение поединком, кто-то обвинял Хуана в жульничестве. Человек не может так биться вслепую! Кристобаль, воспользовавшись суматохой, взял под уздцы коней. Он незаметно приблизился к дону Хуану, встав позади него и держа наготове пояс с мечами. - У нас мало времени, дон Мигель, - сказал Хуан устало. - Ты победил, - медленно кивнул дон Мигель и обвел глазами толпу своих людей, уже готовых кинуться друг на друга. Похоже, никто из них не понял, что именно сделал дон Хуан для победы. «Мальчишка» имел твердые представления о рыцарской чести… - Я позволю тебе убраться отсюда живым. Езжай к другим воротам. - Контрибуция, - напомнил Хуан, засовывая за пояс мечи. - Эй, ты! – крикнул дон Мигель одному из «офицеров», всегда бывших неподалеку. – Возьми коня и проводи гостей к западным воротам. Офицер умчался исполнять приказание. Дон Хуан, которого никак нельзя было обвинить в медлительности, уже поставил ногу в стремя. - Год за годом ты нападаешь на город, разоряя один и тот же район. Почему? – спросил он. На мгновение лицо дона Мигеля приняло точно то же выражение изумления, почти граничащего с ужасом, как в самом начале встречи с доном Хуаном… Из-за угла дома показался офицер верхом на коне. Потасовка в толпе уже началась. Кристобаль, который, как показалось Хуану, минуту назад говорил с кем-то, кивнул и уже развернул коня. - Не могу… – начал было Мигель, но времени, действительно, не было, и дон Хуан легко вскочил в седло. - Мы увидимся, - бросил он на прощание. – Ты мне должен. Втроем они проскакали буквально сквозь толпу, выехали к распахнутым воротам. На выезде офицер резко осадил коня, а дон Хуан и Кристобаль во весь опор помчались к серому зимнему лесу.