Оставь свое имя

Игры Бескрайняя равнина под бездонным небом, боги и ракшасы… Зачем вы прогневали бессмертных богов, Странствующие в ночи? Зачем, Равана, ты послушался тайного шепота и похитил прекрасную Ситу? Колесницы Индры разметут в прах твою армию, и десять твоих синекожих голов вознесутся, истекая кровью, над стенами родного города, который ненадолго переживет тебя. Великая Ланка, легко парящая над землей, падет в ее темные глубины, чтобы никогда уже не воскреснуть, и чтобы сама память о ней вечногорящей раной запечатлелась в самом сердце твоего народа, источая неизбывную тоску и боль… Седой человек привычно встал в центр фигуры и хорошо поставленным голосом запел заклинание, над текстом которого корпел весь последний месяц. Сегодня ему должен был попасться «иноземный» демон, демон-охранник, вечно бродящий по берегам первородных вод, омывающих любой из миров. Истинный адепт должен иметь сердце из камня и быть готов ко всему – нищете, безвестности, смерти… Алхимия – опасная гордыня... Но все прошло как по маслу. В стоящем на столе алембике с восковым гомункулюсом вскипел и сгустился воздух. В комнате повисла глухая тишина, а затем эту тишину раздвинул нечеловеческий стон и вполне человеческие проклятия. Душа адепта билась о грудную клетку так, что даже заныли зубы. Гений, гений, думал он о себе с восторженной гордостью, вот ведь добился же своего! Как Бог-отец – Вселенная в руках… Кожа гомункулюса стала синего цвета, он задергался, замигал и наконец открыл свои круглые страшные глаза. - Человечье отродье, чего тебе надо? - Взгляни сюда, демон. Я покажу тебе ровно столько, сколько требуется мне самому. Ты видишь? Ты понимаешь? - Отпусти меня, грязный, пропащий человек! Зачем мне тебе помогать? - Я верну тебе свободу. В ответ демон издал серию непристойных звуков. Философу повезло, что алембик был качественно запаян, а не то к непристойным звукам присоединился бы еще и соответствующий запах. - Я не обману тебя, - ничуть не смутившись, добавил человек. Гомункулюс замер. Ответить на непроизнесенный вопрос ему ничего не стоило, ибо ответа он не знал. - Я не знаю, - помолчав, по-простому сказал он. - Не знаешь?! - в голосе алхимика прозвучали сладостные нотки отчаяния, но тут он взял себя в руки и снова запел какое-то заклинание, одновременно вычерчивая мечом в воздухе сложные фигуры. Гомункулюс заорал и кинулся на стенки алембика, но тот был не только отлично запаян, но также и очень хорошо закреплен. Человек умолк. Отдышавшись, синекожий демон вновь разразился проклятиями: - Ничтожная отрыжка! Это ты не знаешь, что хочешь! Я не вижу, потому что не видишь ты! Философ выглядел озадаченным: - Я ищу своего… - Нет! Он не нужен тебе, как не нужны ни деньги, ни золото. Вы, люди, никогда не можете ясно выразить свои мысли!.. «А ведь он прав, - с некоторой досадой признал алхимик. – Как же трудно иногда бывает признаться… что ты не знаешь, что ищешь. Мне просто»… - Мне скучно, - сказал он вслух. Демон молчал, прикрыв восковые глаза. Стоило человеку хоть в чем-то с ним согласиться, как он почувствовал себя гораздо бодрее. Не дождавшись ответа, человек снова поднял свой легкий и блестящий, словно игрушечный, магический меч. Синекожий встрепенулся и быстро заговорил: - Услуга обойдется тебе в одну жизнь. - Перебьешься, - ответил человек, но на самом деле его душа не находила себе места. Он знал – сегодня что-то выйдет, что-то получится, а за это «что-то» можно было заплатить чем угодно. - Я уже потерял одну жизнь в объятиях Трисмегиста… - Только не надо об этом, - нагло перебил его демон. - Это волнует тебя лишь на словах. И потом, у тебя ж больше нет детей! Мне всего лишь нужна девушка. - Кровь девственницы? – деловито спросил адепт. - Нет, не кровь. Я же не некрофил, человек! А девственницы, как правило, неискусны в любви… Подойдет любая, только не очень страшная и старая. - А что я получу? - Того, кто точно знает, что хочет. И, возможно, что-то еще. - Это как? - А где девушка? Алхимик снова помолчал. От яблока сомненья половина - И снова ты у гибели греха. Что он знал о тех, один из которых попался сегодня в его искусный пентакль? Вечные изгнанники, пораженные в великой борьбе и осужденные непрерывно скитаться по берегам той бесконечности, что могла бы сравнять в могуществе людей и богов… Однако, что бы ни думал алхимик, демон его не обманывает. В его положении обманывать невозможно. - Девушка будет. Философ уже убивал. Правда, убивал как солдат и как дуэлянт… Но он же сказал – девушка будет. Значит, будет! По сравнению с первой жертвой, вторая – ничтожна. - Иди и выполни свое обещание, демон! Твоя тень останется у меня заложником. Демон зашевелился. - Даю тебе двенадцать часов нашего времени, - продолжал человек. - Не вернешься – сам знаешь, что будет. Не пощажу. Алхимик поднял меч. Демон-охранник невольно сжался в теле гомункулюса, но на этот раз движения магического заговоренного оружия принесли ему не боль, а свободу… свободу ручного беркута. Гнетущая тишина рассеялась, и философ тяжело вздохнул, оглядывая свою тайную комнату, тайную жизнь. Алхимия… Печали мира – сердце черной ртути, Огонь и сера – это соль земли… Еще не поздно было отречься от прошлого, обратиться к Богу, аннулировать нелепый договор и никогда больше не возвращаться к проклятому искусству Гермеса Трисмегиста. Денег можно достать у Монаха и жить как душа пожелает! Путешествовать, забыть обо всем на свете… И небеса раскрылись на распутье Где семь дорог над пропастью легли. Двенадцать часов… В ожидании срока алхимик не находил себе места. За обедом он почти ничего не ел, потом наугад достал толстую книгу… «Чтобы изготовить эликсир мудрецов, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай»… Сын мой! Что было бы, если бы он никогда не ступал на эти дороги?! *** - Кто-то едет за нами, - сказал Кристобаль, прислушиваясь, - шагах в двадцати. Дон Хуан согласно кивнул: - Подождем. Прошло не больше часа с того момента, как они выехали из гостеприимной резиденции дона Мигеля. Дон Хуан спешил и придержал коня лишь потому, что тропинка здесь шла по очень узкому месту. Слева – густые заросли, справа – нагроможденье камней. - Я хотел кое-что тебе сказать, - начал было старик солдат, когда они снова выехали на удобную дорогу и остановились в ожидании. - Очень срочно? – дон Хуан поднял бровь. - Наверное, нет, но… - Тогда потом, - поморщился дон. – Я устал. Они стояли, почти не шевелясь, лишь переступали изредка кони: цок- цок… «Цок-цок», - эхом отозвалось из-за поворота дорожки. Тот, кто ехал за ними, был осторожен, но при этом не очень старался скрыться: он был, как будто, не уверен в том, что следует туда, куда надо. Минута, две – и на открытом пространстве пред очи дона Хуана и его друга предстал молодой, очень широкий и крепкий всадник с открытым лицом и светло-рыжими волосами, которые сразу выдавали его родство с доном Мигелем. - Ты кто и почему сюда едешь? – спросил дон Хуан. Всадник остановился. Его лошадь топталась на месте, выражая нерешительность хозяина. - Я… - начал парень гудящим тяжелым басом, - Фернандо… такое у меня имя. Молодой человек смущенно замолк. - Очень хорошо, - ответил дон Хуан, желавший закончить беседу как можно скорее. – Это Кристобаль, а это я. Чего ты хотел? - Я… - снова замялся всадник, - хотел бы… Повисла пауза. Дон Хуан нетерпеливо передернул плечами. Кристобаль смерил Фернандо выразительно-уничижительным взглядом, под которым тот наконец-то закончил: - Я хочу ехать с вами. Дон Хуан и Кристобаль обменялись взглядами. - Зачем? – спросил дон Хуан. - Не люблю дядю… Из-за него погибли родители… Снова пауза. - Вероятно, на твоем месте я б тоже его не любил. А кто твой дядя? - Дон Мигель. Кристобаль крякнул, дон Хуан и бровью не повел. - Сколько с тобой человек? - Я один. - Так чего тебе надо? - Я… я слышал о вас, - вдруг воодушевился Фернандо, - дядя Мигель много носился с планами, как вызвать тебя, то есть вас, дон Хуан, на встречу. – Тут дон Хуан и Кристобаль снова переглянулись. – Мне кажется, кхм, что то, что ты делаешь… делаете… вы делаете… Я имею в виду, защищаете от таких, как мой дядя, обычных, простых людей – это благородно и правильно… - Я всего лишь осуществляю план мести, - довольно прохладно ответил Хуан. – То, что кажется тебе исполненным высокого смысла – на самом деле не больше, чем семейное дело. Кристобаль сердито взглянул на дона: он терпеть не мог, когда дон Хуан говорил о себе в таком тоне. - Все равно, - Фернандо упрямо наклонил голову и стал похож на молодого бычка. – Я еду с вами. Если, конечно, вы позволите, дон Хуан. - А если нет? - Все равно поеду. Увидите, я вам пригожусь… - Не знаю, - в свою очередь помолчав, сказал дон Хуан. – Не уверен, что ты хорошо обдумал свое решение. А если тебе придется столкнуться со своими бывшими родичами? Рыжий пожал широченными плечами: - Я и без того каждый день с ними сталкиваюсь. - А дон Мигель, стало быть, твой родной дядя? - Нет, не родной. У моего отца и дяди Мигеля – общий троюродный дед. То есть у моего прапрадеда была сестра… Дон Хуан потер рукой висок. - Хорошо, - наконец, сказал он. Его конь, уставший стоять, танцевал и вскидывал голову. – Убивать тебя мне не хочется, а что делать с тобой, еще не решил. Езжай, но имей в виду, я не очень тебе доверяю. Поговорим позже… Выкинешь хоть одно коленце, тебе конец. И не мешкай, я тороплюсь. Он резко поднял коня на дыбы, развернулся и сразу скрылся из виду – времени на разговоры не было совершенно. Кристобаль, смерив Фернандо подозрительным взглядом, пропустил его вперед, оглянулся и направился следом. Они остановились на короткий отдых только тогда, когда Кристобаль уже в сотый раз признался себе, что сейчас свалится с коня от усталости. - Часа в три надо быть в лагере, - сказал дон Хуан, посмотрев на небо. – Надеюсь, наши молодцы хорошо отдохнули за эти дни. Кристобаль, кряхтя, слез с коня и потянулся. Могучий Фернандо тоже спешился. Он быстро привязал к дереву своего жеребца, обтер его и теперь неловко переминался с ноги на ногу, не зная, что еще сказать или сделать. - Ты что-то хотел, Кристобаль? – спросил дон Хуан у своего солдата. - Да-а, - Кристобаль исподлобья взглянул на Фернандо, - хотел. Дон Хуан поднял брови. - Да нет, - сказал старик, - ничего особого. Он залез в недра своего одеяния и достал что-то маленькое, завернутое в пергамент. - Старая кошка тебе передала, - сказал он и, отвернувшись, занялся лошадьми. - Старая кошка?! – переспросил Хуан. Рыжий Фернандо слегка хмыкнул. - Да, - невозмутимо ответил солдат. – Она. Я имею в виду… - А это зачем? – продолжал дон. На его ладони лежал медальон на шнурке – ладанка из цветного венецианского стекла, внутри которой блестела светлая капля жидкости. - Кхм, - произнес Кристобаль. – Она сказала, что меч, которым дрался Мигель, был отравлен и что это отличное противоядие… Фернандо хихикнул. Ветеран сверкнул на него глазами, и он снова принял суровый вид. - Бред какой, - искренне сказал дон Хуан. По правде сказать, от карамельной госпожи «старой кошки» он предпочел бы получить нечто более романтическое, чем склянку, хотя и понимал, что на романтику у девушки просто не было времени. Он поднял кулон за шнурок, еще раз поглядел на него и спрятал где-то на поясе. - Ты же знаешь, я не ношу украшений… Но все равно спасибо, мой старый друг. - Леонора вечно выдумывает, - вдруг добродушно прогудел Фернандо. – Не обращайте внимания, и меч не отравлен. Считайте, что просто, знак внимания… - Без тебя догадались, - ядовито прошипел Кристобаль. - Леонора… - с удовольствием произнес дон Хуан. – Прекрасная Леонора. Ты знаешь ее? Молодой человек кивнул: - Сестренка… Четвероюродная. Она хорошая, ее все любят. - Хм, – дон Хуан тем временем смотрел на пергамент, в который был завернут флакон. – Четвероюродная, вот как… - он повертел пергамент в руках. - Тут, кажется, что-то написано. Встав так, чтобы на послание не падало тени, он с трудом разобрал полустертые слова: «…надеешься победить…? неуязвим для… невиданного оружия богов?… забыл о предательстве, неукротимый. Настоящий удар придет оттуда, откуда не ждешь… Ланка изойдет кровью, захлебнется… сгорит… и необъятны будут скорбь и гнев Ночного народа, навек потерявшего и свой дом, и свою свободу»... Кристобаль невольно поежился – ассоциации не из приятных. - Что это? – спросил Хуан. – Стихи? Что скажешь, Фернандо? Рыжий морщил лоб, усиленно соображая. - Кажется… я слышал похожее… от дяди… случайно. Он бормотал под нос что-то… из этой поэмы, да, точно… «великая Ланка, легко парящая над землей»… еще о каких-то варварских демонах и дурацких причудах Философа… А! Верно. Стихи написал Философ... Да. Но только больше я ничего про это не знаю, дядя не любитель поэзии. Наверное, старая ведьма просто случайно схватила кусок. - А кто такой этот Философ? – полюбопытствовал дон Хуан, убирая пергамент. Фернандо снова пожал плечами: - Какой-то старинный друг дона Мигеля. Я, вообще, мало что знаю о его жизни. Я с ним недавно, и я его… он меня… - тут снова повисла пауза. - Да-да, - произнес Хуан, - вы с ним друг друга не любите. Он посмотрел на Ферднандо в упор. - Знаешь, что произойдет этой ночью? - Н-нет. Но дон Мигель мечтал с тобой повстречаться, и раз ты спрашиваешь… Вы спрашиваете… наверное, вы будете драться? Да? - Да, - ответил Хуан. – Возможно, ты знаешь, где? Фернандо отрицательно покачал головой: - Нет… Правда, нет. Я еще ни разу не участвовал в делах дона Мигеля и… не хотел в них участвовать. Одна из причин, почему я тут… я… - он опять замолчал. Ему вообще нелегко давались длинные предложения. – Не знаю. Дон Хуан больше ничего ему не сказал. Подозвав Кристобаля, он несколько минут о чем-то с ним говорил, потом вскочил на коня и, не прощаясь, скрылся среди пустых деревьев. «Старею, - думал старина Кристобаль, провожая его глазами. Что-то сильное и костлявое, непривычное и страшное сжимало его сердце, когда он глядел сегодня на своего командира. – Старею». Без дона Хуана Фернандо почувствовал себя неуютно, однако долго скучать ему не пришлось. Кристобаль осмотрел копыта лошадей, поправил седельные сумки, хлебнул из фляги и скомандовал: - Поехали… Фернандо. *** Горничная не удивилась, когда хозяин почти в полночь попросил ее прибрать в своей лаборатории. Опять наалхимичил, старый чудак… да не такой уж и старый, скорее мудреный. Однако она все же не ожидала, что дверь с треском захлопнется у нее за спиной и что ее будет невозможно открыть. Девушка не испугалась. Мало ли что хозяин там наколдовал. Она повернулась, отыскивая взглядом адепта великих тайн. Тот стоял в центре комнаты, бледный и сосредоточенный, и разговаривал с пустотой. Девушка покачала головой, не решаясь громким словом нарушить транс своего господина. Она огляделась, отыскивая место, где можно было бы присесть и переждать мистерию, и увидела, что прямо у ее ног стоит массивный золотой кубок. Дорогой вещи не место на полу. Девушка нагнулась, подняла его с пола… Глухая тишина забила собой все пространство. Из пустого кубка повалил густой синий дым, складываясь человекоподобными очертаниями, и с тусклым хохотом охватил ее всю. Ей стало нестерпимо страшно… Она отчаянно завизжала… но, даже проваливаясь в пустоту, не подумала о том, что хозяин всего лишь продал ее, как котенка. Философ, бледный как лунный свет, опустил голову. Подумаешь… Всего лишь одна из семи дорог над пропастью. Да, мир жесток – за все своя расплата… Дым пропал. Демон забрал свою награду. За каждое движение во тьме… Восковой гомункулюс внезапно крупно задрожал и пронзительно вскрикнул: - Что ты сде-лал?! Философ хотел было что-то спросить, или что-то строго ответить… но почему-то сдержался. Демон казался жалким, как мокрый щенок. Мрак истины безумьем опечатан… - Я же был совсем чис-тый! – голосил восковой эмбрион. - Я же чистый, я всегда выметаю грязь! Свет лжи как будто боговдохновен. Его причитания сбивали адепта с толку: и вот за это он только что отдал человеческую жизнь?! Сделки с демонами всегда глумливы. - О! Я уже вижу, – вдруг зашептал гомункулюс, прижавшись к стенкам колбы. - Черные тучи! Они синие, как печаль, и черные, как безумие… Медленно человек поднял свой магический меч: - Помолчи, демон. Горящий взор фанатика-пророка Откроет душу мира наугад… Гомункулюс затравленно огляделся. Алхимик стал речитативом читать заклинание… Хлоп! Колба едва не разлетелась на части. Стол, на котором она стояла, содрогнулся, будто в его недрах взорвался порох, колба почернела и начала покрываться трещинами. - Ошибся, - произнес голос индийского демона. – Сейчас. Изумленный, Философ опустил меч. Магические ли словесные формулы произвели эти странные перемены, или ракшаса просто вернулся, потому что решил исправить ошибку?! Доверчивым - окольная дорога… Однако долго удивляться ему не пришлось: кто-то уже энергично протирал стекло алембика изнутри. К окошку, сплюснув губы и нос, прильнуло любопытное, уродливое, перемазанное копотью лицо гомункулюса. На том пути не повернуть назад. В алхимика полетела такая отборная брань, какую он слышал разве что очень давно, на войне, во вшивых обозах, переполненных ранеными и умирающими. - Хам, плебей! – разорялся демон (ибо мы, конечно, не станем приводить здесь его оригинальных высказываний). – Чтоб тебя скорчило! Философ снова взялся за меч. - Но нет, ты не подойдешь, - вдруг решительно заявила восковая харя. – Ты негодяй и отступник. Таких, как ты, и у нас пруд пруди… Не обращая внимания на эти слова, Философ взмахнул мечом и завел свою песню – сейчас демона так скрутит, что он… Но снова все пошло не так. Раздался чудовищный визг, как будто металлом скребли стекло, алембик треснул и со звоном развалился на части. Комнату заволокло едким дымом, от которого философ закашлялся подобно чахоточному на последней стадии. Царапая горло, не способное нормально дышать, он все же увидел, как из остатков алхимической банки поднялось под потолок что-то черное, крылатое и, помедлив, втянулось в стопку дорогих древних книг. - Скотина, ничтожество! – гремел голос демона. – Невежа! Зашелестели страницы, одна из книг внезапно взлетела в воздух. - А ведь придется выполнить твое пожелание, - раскидав еще несколько фолиантов, демон неожиданно сменил тон и добавил: - ну что же, ты повстречаешь его… и я заодно. Бывает, что и у такого хамья, как ты, родится что-то приличное. А если мне повезет… Дым постепенно рассеивался. Философ, скрючившись, задыхаясь, ожидал продолжения – что демон еще что-то скажет, или что-то произойдет – но все было тихо. Комната, загаженная жирной копотью, была все той же алхимической лабораторией. Стол, закопченный и развороченный, стоял на своем месте. Из столешницы, как сломанные зубья дракона, торчали осколки алембика, и среди этих зубьев валялся восковой труп гомункулюса. Больше ничего. Алхимик дополз до сложенных на полу книг. Он выставил перед собой магический меч и принялся вынимать и вытряхивать книги одну за другой. - Ты где?! – истерично вскричал он, уже окончательно потеряв над собой контроль, но ответом была тишина. Философ только сейчас осознал, что не только не знает имени демона, но даже не имеет понятия, к какому классу нечисти он принадлежит. Сделки с демонами всегда глумливы. Опустошенный и словно бы хорошенько выбитый от пыли вселенских троп, алхимик уселся на пол. Вызванная тварь застряла где-то поблизости – достаточно сильная, чтобы преследовать свои цели, но недостаточно свободная, чтобы вернуться, откуда взялась – а это значило, что теперь за жизнь и свободу алхимика никто не даст и половину гнилого сухаря… ибо он даже не представлял себе, куда завела его сегодня седьмая дорога над пропастью.